Антинигилистический роман в русской литературе последней трети 19 века
В последней трети 19 века появилось критическое отношение к нигилистам, которые изменились. Нигилисты не только подменяли истинные понятия внешними показателями, но и увлекались до бреда.
Черты антинигилистического романа можно выделить в романе "Бесы", который Достоевский начал писать как остро современную вещь, в прямой связи с событиями "нечаевского процесса". В ноябре 1869 г. в Москве было совершено преступление, о котором сообщили все русские газеты: группой заговорщиков во главе с Сергеем Нечаевым был убит студент Петровской земледельческой академии И. Иванов. Преступление было совершено в глухой части парка академии, в гроте, тело было брошено в пруд. Вскоре участники убийства были арестованы, Нечаев же скрылся за границу. Оказалось, что студент Иванов решил порвать с тайным революционным кружком в силу изменившихся взглядов. Нечаев уговорил других членов этого кружка на убийство с тем, чтобы избежать доноса со стороны Иванова, но втайне он хотел всех этих людей окончательно поработить, "связать кровью". Достоевский пристально следил за перипетиями этого процесса. Он внимательно прочел "Катехизис революционера", сочиненный Нечаевым, в котором были обозначены принципы революционной деятельности этой радикальной тайной организации. Революционер, по Нечаеву, не имеет ни семьи, ни друзей, ни Отечества. Все его существо направлено на достижение главной цели: революция, бунт. Эта цель оправдывает любые средства для ее достижения, в том числе и преступные. Так эта страшная идеология привела Нечаева и его сотоварищей к убийству.
Достоевский увидел в этом преступлении симптом жестокого общественного недуга с непредсказуемыми разрушительными последствиями. Он решил написать произведение, в котором хотел показать, насколько опасно это отрицание религии, морали, семейных, человеческих связей. Так родился замысел "Бесов".
В "Бесах" показан маленький кружок заговорщиков, действиями которых заправляет ""верховодит") главный "нигилист" Петр Верховенский, циник, провокатор, человек вне нравственности и морали. Он организует убийство Шатова, который, как и студент Иванов, решился порвать с кружком. Шатов обрел иные ценности: уверовал в особую миссию России и русского народа. Впоследствии Достоевский писал, что ни Нечаева, ни других заговорщиков он не знал. Его Верховенский - это не портрет реального человека, а художественный образ, призванный обощить то явление, которое автор увидел в "нечаевщине". Нигилисты в романе - это жалкая горстка "бесов", заваривших смуту, несущую страдания и гибель людям, порой даже не знающим об их существовании.
Достоевский показал и истоки этого явления. Они в беззверии, в ложных, чужеродных идеях, воспринятых незрелыми умами. (Нигилисты читают философские сочинения "вульгарных" немецких материалистов Бюхнера, Молешотта и др. Один из молодых людей даже соорудил аналой, поставил на него эти книги и молился им как новым богам.)
Роман "Бесы" в процессе работы над ним далеко перерос границы тенденциозного произведения "на злобу дня". Достоевский изобразил не только самих заговорщиков-нигилистов, но и показал, что их появление не случайно, он дети своих отцов, прекраснодушных идеалистов 40-х годов. В романе к этому поколению принадлежит Степан Трофимович Верховенский - родной отец Петра Верховенского и воспитатель Николая Ставрогина. Прототипом Степана Верховенского стал известный деятель 40-х гг., историк, профессор Московского университета Т.Н. Грановский. Достоевский изучал историю интеллектуальной жизни людей той эпохи. В "Бесах" Достоевский нарисовал художественный образ человека, принадлежавшего этому поколению. Степан Трофимович - либерал-западник, наивный и беспомощный в житейских, практических делах человек. Однако абстрактное и как будто невинное вольнодумство Верховенского-отца обратилось в личности его сына грубым нигилизмом, тотальной аморальностью. Отец не узнает себя в сыне, но это не отменяет их тайной связи.
Центральным персонажем романа, его главным героем является Николай Ставрогин. Это красавец, аристократ, барин, к нему невольно притягиваются все персонажи романа, в него влюблены все женщины, все подозревают какую-то тайну в его биографии. Главной тайной Старогина оказывается все же не его брак с убогой Хромоножкой, Марьей Тимофеевной Лебядкиной, и даже не насилие над ребенком, девочкой Матрешей - преступление, о котором он рассказывает в своей исповеди отцу Тихону. Тайна Ставрогина в глубоком внутреннем опустошении и безверии, которые приводят его к самоубийству в конце романа. Обаятельная и одновременно отталкивающая личность Ставрогина тоже отчасти имеет своего прототипа - это Николай Спешнев, петрашевец, имевший когда-то сильное влияние на Достоевского.
В "Бесах" читатель погружается в зыбкую атмосферу всеобщей охваченности тщеславием, гордостью, утратой твердых нравственных ориентиров, безверием. Именно в такой атмосфере кристаллизуются преступные идеи, не встречающие никакого общественного сопротивления.
Лесков так же написал антинигилистический роман «Некуда». Роман о социалисте Вильгельме (Василии) Райнере, который долго жил за границей и русской жизни не знает, нигилистке Лизе Бахаревой, оставившей отчий дом, и еще нескольких персонажах, изображённых Лесковым с симпатией. Тем не менее, властолюбивые, безнравственные идеологи и «вожди» революционного движения (Арапов, Белоярцев, Завулонов, Красин) — описаны с нескрываемым отвращением.
При первой публикации роман предварял эпиграф, который был снят писателем во втором издании: «На тихеньких Бог нанесет, а резвенький сам набежит. Пословица».
Сам писатель говорит о своем произведении: «Роман „Некуда“ есть вторая моя беллетристическая работа (прежде его написан один „Овцебык“). Роман этот писан весь наскоро и печатался прямо с клочков, нередко писанных карандашом, в типографии. Успех его был очень большой. Первое издание разошлось в три месяца, и последние экземпляры его продавались по 8 и даже по 10 р. „Некуда“ — вина моей скромной известности и бездны самых тяжких для меня оскорблений. Противники мои писали и до сих пор готовы повторять, что роман этот сочинен по заказу III Отделения. На самом же деле цензура не душила ни одной книги с таким остервенением, как „Некуда“.<…> Красные помогали суровости правительственной цензуры с усердием неслыханным и бесстыдством невероятным. У меня одного есть экземпляр, сплетенный из корректур, по которому я хотел восстановить пропуски хотя в этом втором издании, но издатель мой, поляк Маврикий Вольф, упросил меня не делать этого, ибо во вставках были сцены, обидные для поляков и для красных, перед которыми он чувствует вечный трепет. Теперь я уже охладел к этому, и третье издание будет печататься прямо с этого, второго. Роман этот носит в себе все знаки спешности и неумелости моей. Я его признаю честнейшим делом моей жизни, но успех его отношу не к искусству моему, а к верности понятия времени и людей „комической эпохи“».
«Роман этот носит в себе все знаки спешности и неумелости моей. Я его признаю честнейшим делом моей жизни, но успех его отношу не к искусству моему, а к верности понятия времени и людей "комической эпохи". Покойный Аполлон Григорьев, впрочем, восхищался тремя лицами: 1) игуменьей Агнией, 2) стариком Бахаревым и 3) студентом Помадой. Шелгунов и Цебрикова восхваляют доднесь Лизу, говоря, что я, "желая унизить этот тип, не унизил его и один, написал "новую женщину" лучше друзей этого направления". Поистине я никогда не хотел ее унижать, а писал только правду дня, и если она вышла лучше, чем у других мастеров, то это потому, что я дал в ней место великой силе преданий и традиций христианской или, по крайней мере, доброй семьи.» (Лесков)В романе чувствовались намеки на реальных лиц тех лет, что вызвало скандал. Ходили слухи, что Лесков выполнил заказ полиции. Писарев прямо потребовал закрыть перед Лесковым двери журналов. Многие так и сделали. Избавиться от репутации доносчика Лесков смог нескоро.
Размышляя о революционно-демократическом движении, Лесков хорошо себе представляет, что это не просто суета, но оно имеет национально-исторические корни. Он понимает, что есть истинно верующие нигилисты, а есть «шальные шавки, окричающие себя нигилистами». Поэтому в его романе 2 типа нигилистов: 1 тип – мрачный, «бурый» нигилизма московского кружка; 2 тип – «правоверный, чистые» нигилисты, воплощающие высокие идеалы и трагическую обреченность нигилистического движения (Елена Бертольди. Ирония у Лескова только в том, что она постоянно пытается демонстрировать свой нигилизм, но внутренний мир её чист и неприкаян, поэтому если он лишится нигилизма, то может лишиться смысла).
Трагическая участь участников революционного движения в том, что они не наделены достаточными знаниями о России. Получается, что развивая мотив напрасной жертвы для народа и бесперспективности революционных движений, Лесков ведет полемику со своими персонажами. Но многие из них продолжают быть верными своему выбору, хотя и понимают трагическую обреченность своих убеждений.
Вильгельм Райнер, Юстин Помада, Лиза Бахарева – вот эти чистые нигилисты, объединенные общим порывом к бескорыстной самоотдаче, к служению общему благу. В процессе обретения истины, герои Лескова становятся поборниками социалистического идеала.
Но в изображении Агапова, Пархоменко, Завулонова – московского кружка – совсем другая тональность. Здесь царит атмосфера таинственности, загадочности, опасности, заговора и подполья. С их образами происходит что-то бесовскойе (глаза Пархоменко живут отдельной жизнью, «бурые» превращаются в «куколок», «уродцев», «картинки»). Полная противоположность «праворерным» нигилистам.
«Некуда», сатирически изображавший быт нигилистической коммуны, которому противопоставлялись трудолюбие русского народа и христианские семейные ценности, вызвал неудовольствие радикалов. Было отмечено, что у большинства изображенных Лесковым «нигилистов» были узнаваемые прототипы (в образе главы коммуны Белоярцеве угадывался литератор В. А. Слепцов).