Психология осмотра места происшествия

Осмотр места происшествия, следственный (судебный) осмотр вещественных доказательств, обнаруженных на месте совершения преступления, является одним из распространенных и в то же время наиболее ответственным следственным действием прежде всего ввиду своей неповторимости.

Под каким бы углом зрения мы ни рассматривали проблему повышения качества осмотра места происшествия, перед нами неизбежно возникают по крайней мере два основных, связанных между собой вопросов, на которые необходимо получить ответы.

Во-первых, почему преступники, какими бы, казалось, изощренными и предусмотрительными они ни были, тем не менее нередко оставляют на месте происшествия следы, которые могут изобличить их? И во-вторых, почему, несмотря на это, следователи порой не могут обнаружить эти следы, не видят на месте происшествия тех признаков, которые со всей очевидностью указывают на определенные индивидуально-психологические особенности личности совершившего преступление? Можно ли это объяснить только недобросовестным отношением следователя к своим обязанностям, низким уровнем его профессионализма или здесь имеются еще и какие-то другие причины чисто психологического характера, которые влияют на его поведение во время осмотра?

В ответах на эти вопросы кроется проблема предупреждения ошибок в деятельности следователя на месте происшествия, повышения эффективности и качества следствия в целом. Попытаемся ответить на поставленные вопросы, подойдя к ним с психологической точки зрения, рассматривая место совершения преступления прежде всего как источник информации об индивидуально-психологических особенностях личности преступника, которые отражаются на объектах места происшествия, материализуются в виде различных следов, которые далеко не всегда, к сожалению, замечает следователь.

Место происшествия — источник информации о психологических особенностях личности преступника. Место происшествия — это прежде всего пространство, на котором разворачивается предметная деятельность лица, совершившего преступление, а также потерпевшего, свидетелей, в последующем — следователя, понятых. специалистов.

Различная направленность действий этих лиц по-разному отражается на материальных объектах, которые, в свою очередь, воздействуют на их психику, оставляя у них в сознании следы психического отражения в виде различных образов, вызывая определенные эмоции, чувства, внося в их поведение непредвиденные «помехи», к воздействию которых они не всегда бывают готовы.

Таким образом, имеет место взаимное влияние друг на друга субъектов уголовно-процессуальной деятельности и материальной обстановки места происшествия. Вот почему изучение обстановки места происшествия «позволяет с большей или меньшей степенью вероятности судить о психических особенностях преступника»¹.

В действиях преступника на месте происшествия проявляются:

• особенности его психических процессов (восприятия, памяти, мышления),
• психическое состояние, которое у него было при совершении преступления,
• различные психические свойства его личности: темперамент, характер, его способности, навыки, умения, установки, особенности мотивации.

Особенно наглядно в обстановке места происшествия отражаются потребности преступника, направленность его личности на их удовлетворение, мотивы, побудившие его совершить преступление. Например. следы хищения со склада, из аптеки медикаментов, содержащих некоторые лекарственные препараты, дают основание делать предположение о причастности к хищению лиц, употребляющих наркотические вещества либо занимающихся их сбытом. Характерные признаки содержит, например, место происшествия, связанное с изнасилованием и убийством потерпевшей. Об определенных сексуальных извращениях преступника могут свидетельствовать повреждения на трупе его жертвы и т.д.

Довольно наглядно проявляются в способах совершения и сокрытия преступления навыки, способности, психомоторика, интеллект преступника, т.е. тот индивидуальный стиль деятельности, основанный на типологических свойствах нервной системы, который позволяет судить о привычках, занятиях, профессиональной принадлежности разыскиваемого субъекта. Несмотря на разное предметное содержание, привычный способ совершения усвоенных действий (по И.П. Павлову — динамический стереотип), или, как еще говорят, «модус реагирования», у человека не изменяется.

Нередко по оставленным на месте происшествия следам с помощью метода составления психологического портрета преступника удается составить представление об особенностях его характера, поведения. эмоциональном состоянии в момент совершения преступления и даже о его некоторых внешних, физических данных².

Так, при расследовании известного уголовного дела А. Чикатило по характеру повреждений, оставляемых им на трупах, было составлено описание убийцы, которое впоследствии во многом подтвердилось. Разыскивая преступника, следователи еще до того, как был задержан А. Чикатило, пришли к выводу, что убийцей мог быть мужчина в возрасте от 25 до 55 лет, высокого роста, мускулистый, имеющий группу крови АВ, размер обуви 44 или больше. Преступник, вероятнее всего, ходит с «дипломатом» или с какой-либо сумкой, в которой носит остро заточенные ножи. Вероятно, судим за преступления, совершенные на сексуальной почве. Страдает нарушениями психики в форме половых извращений (онанизм, педофилия, некрофилия, гомосексуализм, садизм), возможно, импотенцией. Знаком с анатомией человека. Его род работы предполагает свободу передвижения. На основании этого были выдвинуты версии о лицах, возможно, причастных к совершенным убийствам³.

Нельзя также не учитывать и такой важной особенности в поведении преступников, когда они, готовясь к совершению преступления, обдумывая, казалось бы, в деталях свой замысел, тем не менее нередко недооценивают дезорганизующее влияние на их сознание, целенаправленную преступную деятельность своего психического состояния, что, в свою очередь, не может не отражаться на обстановке места происшествия.

Поскольку преступления совершаются в условиях воздействия на психику различных помех субъективного и объективного характера, таких, например, как страх оказаться застигнутым на месте совершения преступления, дефицит времени, усилия, необходимые для преодоления неожиданно возникшего сопротивления потерпевшего, и т.п., — все это вызывает непрогнозируемое по своей интенсивности состояние избыточной нервно-психической, эмоциональной напряженности. Вследствие этого нарушается гибкость мыслительных процессов, частично сужается поле восприятия, ослабляется внимание к своим действиям и сопутствующим им изменениям в материальной обстановке.

По этой причине резко возрастает вероятность совершения так называемых ошибочных действий, которые не входили в заранее продуманный преступником сценарий своего поведения. Еще 3. Фрейд в начале нашего века в своих лекциях по психоанализу, рассматривая природу бессознательного, говорил о так называемых ошибочных действиях (всевозможных оговорках, описках, иных не контролируемых сознанием отклонениях в поведении), которые должен, как полагал он, замечать опытный криминалист, расследующий преступление⁴.

Существенные различия в условиях, когда намечалась последовательность совершения преступных действий, и в реальных условиях их выполнения нередко снижают остроту мыслительных процессов преступника, сужают его возможности использования приобретенных знаний и опыта. И это важно помнить следователю, который не должен терять уверенности найти следы на месте происшествия, а также в последующем следы с места происшествия на разыскиваемом преступнике. Данное обстоятельство должно стать доминантой, прочной основой убежденности в успехе своего дела, целевой установкой следователя, направленной на раскрытие преступления.

Связь преступника с местом происшествия имеет далеко не однозначный характер. Не только преступник видоизменяет обстановку на месте происшествия, но и сами обстоятельства преступления (в том числе и место преступления) в последующем длительное время влияют на его психику, оказывая сильное воздействие на сознание и поведение, нарушая адекватные формы реагирования на различные, порой даже нейтральные раздражители, вызывая в сознании стойкие очаги возбуждения, своеобразные аффективно окрашенные комплексы, которые нарушают привычное течение психических процессов, поведение человека.

Периодически возникающие воспоминания, связанные с совершенным преступлением, с тем, что ему сопутствовало, нередко вызывают так называемые вторичные (следовые) аффекты. Данное явление было исследовано еще в конце 20-х гг. А.Р. Лурия, который выявлял в психике лиц, совершивших убийство, чрезвычайно сильные аффективно окрашенные следы не только от самого преступления, но и от обстановки, в которой оно происходило. Эти следы нарушают ассоциативные связи, физиологические процессы, координацию действий, двигательные реакции, что не может не отражаться на материальных объектах места происшествия, на поведении самого преступника.

Как установил Лурия, попытки преступника полностью скрыть аффективно окрашенные переживания обычно не удаются. Напротив, эти попытки обостряют аффективно окрашенные симптомы, делают их еще более заметными для окружающих. «Многое, — писал он, — убеждает нас в том, что психические следы после каждого преступления остаются в весьма заметной форме. Поэтому, задаваясь целью вскрыть причастность к преступлению, мы должны не только пытаться найти внешние следы и вещественные доказательства (отпечатки пальцев, пятна крови, вещи преступника на месте преступления), но и обратить серьезное внимание на те следы от преступления, которые сохранились в самом преступнике, в его психике. Эти следы столь же ощутимы и объективны, как и любые следы внешней среды»⁵.

Данную мысль можно проиллюстрировать показаниями одного обвиняемого в убийстве и покушении на изнасилование. Как он пояснил, «совершенное убийство очень сильно угнетало, давило страшным грузом. Мне хотелось уйти куда-нибудь забыться. Все валилось из рук, не хотелось работать. Я был в каком-то смятении, перед глазами стояла женщина, которую я убил. Мне было страшно...».

Подобные примеры сильного эмоционального расстройства психических, прежде всего мыслительных, процессов, разрушающего воздействия эмоционально окрашенных образов, связанных с обстановкой места совершения преступления, далеко не единичны и встречаются у людей даже с сильным типом нервной системы. В подобных случаях возникают не управляемые сознанием эмоциональные срывы, внешне выглядящие совершенно неадекватными тем словесным раздражителям, которые воздействуют на совершившего преступление как в повседневном общении с ним окружающих, так и в его общении со следователем. И здесь по аналогии со следами материального происхождения можно также говорить о различных негативных обстоятельствах, но психологического характера, которые хотя и не являются доказательствами по делу, но при определенных условиях могут рассматриваться как улики поведения и побудить следователя обратить больше внимания на изучение жизни человека, проявляющего неадекватные формы эмоционального реагирования на происходящие вокруг него события.

Совершая преступление, преступники нередко на месте происшествия прибегают к различного рода инсценировкам, чтобы направить следователя по ложному пути. Например, инсценируется совершение одного преступления для сокрытия другого или непреступное событие — для сокрытия преступления.

Как правило, инсценировка сопровождается умышленным искажением действительной картины события, уничтожением определенных вещественных доказательств. Поскольку инсценировка на месте происшествия является одной из форм проявления ложного поведения лица, независимо от его желания создаются внутренние противоречия, которые при внимательном к ним отношении должны привлечь внимание следователя.

Показателями инсценировок на месте происшествия являются:

признаки сокрытия, уничтожения отдельных следов преступления; демонстративный характер признаков менее опасного преступления; признаки совершения несовместимых преступных действий; негативные обстоятельства, противоречащие наблюдаемой картине на месте происшествия.

Особенности психической деятельности следователя при осмотре места происшествия. Осмотр места происшествия представляет собой особую разновидность познавательной деятельности следователя, которая протекает в сложных условиях воздействия на его психику, сознание различных неблагоприятных факторов, и прежде всего таких, как: внезапность вовлечения его в эту деятельность, дефицит информации, неопределенность следственной ситуации, непривычность обстановки, воздействие отрицательных раздражителей, отвлекающих его внимание, наконец, осознание зависимости своей последующей деятельности, направленной на раскрытие преступления, от результатов осмотра.

Наиболее активную роль в познавательной деятельности следователя на месте происшествия играют закономерности восприятия, мышления. направляющего перцептивные процессы, с помощью которого анализируется поступающая информация, а также особенности воображения, помогающие мысленно реконструировать обстановку, создавать возможные модели происшедшего события, выдвигать версии. Эти закономерности были подробно рассмотрены в главе 4 нашего учебника.

Основным методом изучения обстановки места происшествия является наблюдение, в котором ведущую роль играют восприятие и мышление. В процессе восприятия участвуют, как правило, почти все виды анализаторов. При этом наиболее активную роль играют зрительные, осязательные рецепторы, через которые воспринимается наибольшая часть информации. На повышение порога чувствительности анализаторов положительное влияние оказывают использование следователем НТС криминалистики, его умение нейтрализовать воздействие на психику отрицательных факторов с помощью приемов аутогенной тренировки.

Существенно повышает эффективность восприятия вербализация увиденного. Считается, что нет лучшего способа увидеть, рассмотреть объект, чем воспроизвести его образ. Именно этим можно объяснить положительную роль, которую играет совместное обсуждение участниками осмотра обстановки на месте происшествия, подробное протоколирование, детальное вычерчивание планов и схем. Как показывает следственная практика, посредственное качество протокола осмотра места происшествия, как правило, свидетельствует о поверхностной перцептивной деятельности следователя во время осмотра и во многих случаях служит причиной низкого качества следствия, ошибочных выводов, к которым приходят органы предварительного следствия, а порой — и суды.

Рис. 12.1. План места происшествия, составленный при первоначальном осмотре

Рис. 12.2. План места происшествия, составленный при повторном осмотре

В качестве примера, иллюстрирующего эту важную мысль, ниже приводятся результаты осмотра по одному уголовному делу, которые наглядно можно сравнить по составленным различными следователями планам места происшествия, приложенным к протоколам осмотра.

В первом случае (рис. 12.1) работники прокуратуры, осматривавшие место происшествия, особо не утруждали себя оформлением результатов поверхностного осмотра дома, где были обнаружены трупы пожилых супругов с огнестрельными ружейными повреждениями головы, поскольку ошибочно исходили из того, что произошло «парное самоубийство» и дело в любом случае «за смертью виновного подлежит прекращению».

Рис. 12.3. План места происшествия (так называемая «развертка» комнаты), составленный при повторном осмотре

Во втором случае (рис. 12.2 и 12.3) после отмены постановления о прекращении данного уголовного дела и возобновления по нему следствия спустя почти 8 месяцев был проведен повторный осмотр. Первое, что сразу же бросается в глаза при сопоставлении приложенных к протоколам осмотра планов одного и того же места происшествия, — гораздо большая детализация предметов, иное расположение многих из них на месте происшествия при повторном осмотре и, что особенно важно, — разная планировка комнаты, в которой были обнаружены трупы. При этом сразу же обращает на себя внимание различное положение (навеска) двери в комнату — весьма немаловажная деталь в этом деле, поскольку мелко-точечные пятна (брызги), похожие на кровь, при повторном осмотре были выявлены именно на наружной стороне этой двери, чего вообще не заметили при первом осмотре места происшествия. Данное обстоятельство говорит о том, что эта дверь во время первого осмотра вообще не осматривалась.

Существенные расхождения в результатах повторного осмотра и в показаниях сына убитых супругов о том, что дверь во время выстрелов была закрыта (и следовательно, в этом случае кровь никак не могла бы попасть на наружную сторону двери), могли сразу привести к тому, что подозреваемый в убийстве был бы установлен тут же на месте совершенного им преступления в самом начале расследования, чего, к сожалению, не случилось, и дело в последующем было прекращено «за смертью виновного».

Лишь благодаря стечению случайных обстоятельств постановление о прекращении дела было отменено, преступник (сын убитых им родителей) был изобличен и понес заслуженное наказание, чему в немалой степени способствовали результаты повторного осмотра места происшествия.

Приступая к осмотру, целесообразно получить максимум информации о происшедшем событии, определить цель, сформулировать задачу предстоящей поисковой детальности, мысленно наметить общий план или схему наблюдения, в то же время не ограничивая себя жесткими рамками этого плана.

В ходе осмотра места происшествия рекомендуется мысленно расчленять объект наблюдения, последовательно изучая различные детали обстановки. При этом не следует доверять однократному наблюдению. Один и тот же предмет лучше всего осматривать под разными углами зрения, подвергая сомнениям свои предварительные выводы относительно тех или иных его свойств, постоянно ставя перед собой вопросы: «почему», «что это означает» и т.д., критически относясь к своим предварительным выводам.

Осматриваемые предметы следует сравнивать с аналогичными объектами, сопоставляя результаты наблюдения с исходной информацией о них, а также с научными данными⁶.

Существенную роль в организации восприятия, мыслительных процессов, в целом всей познавательной деятельности следователя на месте происшествия играет установка. Она направляет познавательную деятельность, либо помогая кратчайшим путем прийти к истине, либо заводя его в тупик. В первом случае установка стабилизирует поисковую деятельность следователя, оказывая ему помощь в преодолении всевозможных побочных отрицательных воздействий. Во втором случае, напротив, она выполняет функцию своеобразного «барьера внутри нас», препятствующего творческому решению познавательных задач на месте происшествия иным, нетрадиционным способом, сковывая порой мышление следователя.

Под воздействием установки у него вырабатывается готовность реагировать на ситуацию строго определенным образом. В силу этого мышление при осмотре места происшествия может приобретать избирательный характер, значительно суживающий перцептивные возможности следователя. Именно поэтому установка в ряде случаев является своеобразным психологическим тормозом, источником заблуждений следователя, когда он не только не ищет следы преступления на месте происшествия, но и не замечает их, несмотря на то, что они оказываются в поле его зрения.

Поскольку установка «своя», сформированным под ее воздействием выводам придается личностный смысл. Особенно четко это проявляется при отстаивании собственных взглядов и убеждений, несмотря на их даже ошибочный характер. В подобных случаях имеет место так называемая функциональная фиксированность на тех объектах, которые находятся в общем контексте существующей установки. В силу этого в еще большей степени проявляется ригидность мышления с его односторонне избирательным характером, значительно суживающим перцептивные возможности следователя. В подобных случаях, как пишут об этом психологи, человек не только верит в то, что видит, но и замечает именно то, во что верит⁷.

Данному явлению в значительной мере способствует такое негативное побудительное психическое состояние, которое получило название когнитивного диссонанса (от лат. cognitio — знание, познание), о котором мы уже писали. Состояние когнитивного диссонанса возникает у субъектов познания, в том числе, разумеется, и у следователя, особенно когда в ситуации неопределенности возможны различные варианты (версии), объясняющие происшедшее событие (как это, например, бывает при осмотре места происшествия в случае обнаружения трупа: убийство, самоубийство, несчастный случай и т.д.), а также допускающие возможную причастность к преступлению нескольких заподозренных лиц.

Субъективно состояние когнитивного диссонанса зачастую переживается как своего рода недостаточно осознаваемый конфликт, внутренний дискомфорт, от которого любой человек с нормальной психикой, естественно, всегда стремится избавиться. Как пишет один из известных современных западноевропейских психологов, исследовавших данную проблему, «невозможность согласования порождает мотивацию к уничтожению возникшего диссонанса через изменение поведения, пересмотр одного из пришедших в противоречие представлений или через поиск новой информации, смену убеждений»⁸.

Но как только какая-то альтернатива принята, субъект начинает отдавать предпочтение именно той информации, которая повышает ценность принятого им решения. Причем нередко это происходит на подсознательном уровне. Человек оказывается как бы в плену своих собственных убеждений и вследствие этого старается действовать так, чтобы избежать событий, информации, возвращающих его в прежнее состояние когнитивного диссонанса. Это — объективная реальность, часто влияющая на поведение людей, принимающих важные для себя решения. И неважно, происходит ли это в политике или в какой-либо другой области человеческой практики, в частности при расследовании преступлений. От этой закономерности никуда не денешься. О ней надо просто знать, ее роль надо учитывать.

Поэтому, чтобы вовремя отказаться от своего сомнительного решения, иногда надо самому себе сказать: я могу ошибаться... А для этого, безусловно, нужны и ясное, четкое мышление, и развитые интеллект, воля, и наконец, мужество, чтобы, оказавшись в тупиковом положении, признать ошибочность собственных принятых решений и действий. Однако, к сожалению, люди в подобных ситуациях нередко выбирают ту информацию, которая повышает ценность выбранной линии поведения, противоположная информация ими игнорируется⁹. В этом видится одна из тех причин психологического характера, которая побуждает следователя не только идти по ошибочному пути в расследовании преступления, но и добывать доказательства, подтверждающие правильность собственных ошибочных выводов, которые нередко формируются на стадии осмотра места происшествия.

В этой связи уместно еще раз вернуться к такому явлению, как каузалъная атрибуция. Как уже отмечалось, каузальная атрибуция в современном ее понимании сводится к приписыванию субъектом познания тем или иным явлениям (объектам, людям) различного рода психологических характеристик, в том числе и причин, объясняющих их поведение. Каузальная атрибуция рассматривается в целом как «основной механизм социального восприятия, позволяющий включать воспринимаемые объекты в смысловую систему»¹⁰. Разумеется, к таким объектам можно отнести и место совершения преступления, причинная интерпретация которого начинает существенно влиять на поведение тех, кто его осматривает и по результатам осмотра делает свои выводы о случившемся, о лицах, причастных к исследуемому событию.

Как пишет X. Хекхаузен, «каузальная атрибуция, вне сомнения, представляет собой базовую способность человека понимать и прогнозировать причинно-следственные отношения»¹¹. Это одна сторона или функция каузальной атрибуции в процессе познания. Другая ее сторона заключается в том, что каузальная атрибуция входит в процесс мотивации той деятельности, которой активно занят человек, в данном случае следователь, поставивший перед собой цель найти того, кто совершил преступление, с использованием результатов осмотра места происшествия.

С этого момента каузальная атрибуция начинает активно вторгаться в его поисковую деятельность и — что самое главное — направлять и подчинять ее себе. А поскольку область возможных вариантов, объясняющих причины происшедшего события, как и причастность к нему тех или иных лиц, бывает (особенно в условиях неочевидности) достаточно широка, каузальная атрибуция начинает как бы оправдывать собственные выводы следователя, помогая ему избавиться от состояния когнитивного диссонанса и тем самым лишая его возможности усомниться в них, прислушаться к чужому мнению, принять иную точку зрения. Вот почему следователь иной раз не видит тех следов, которые имеются на месте происшествия, либо дает им такую интерпретацию, которая заводит его в тупик, в процессе длительного бесплодного поиска различных фактов, основное назначение которых подтвердить (убедить других!), что его выводы вовсе не ошибочны.

В таком случае возникает вопрос: как поступать в этих обстоятельствах, особенно когда становится очевидно, что следователю не удается справиться с негативным воздействием на его сознание описанных выше психических явлений, когда он оказывается не в состоянии пересмотреть свои взгляды на расследуемое преступление, в основе которых лежит его искаженная оценка обстановки места происшествия, тех следов, которые там были найдены? Представляется, что в такой тупиковой ситуации наиболее разумным может стать решение надзирающего прокурора о передаче уголовного дела другому следователю.

Теперь несколько замечаний о роли эмоционального фактора при осмотре места происшествия. Известно, что место происшествия является средоточием достаточно большого количества различных раздражителей, нередко вызывающих отрицательные эмоциональные состояния, которые влияют на результативность следственного осмотра. Эти объекты, воздействуя на психику следователя через зрительные, обонятельные рецепторы, вызывают эмоции, обусловленные биохимическими факторами. Например, объекты с неприятным запахом вызывают обонятельные ощущения, окрашенные негативными эмоциями, что, в свою очередь, может снижать оптическую чувствительность зрительного анализатора — явление, получившее название сенсибилизации, о котором мы писали в главе 4.

Кроме того, возникающие при этом эмоции имеют еще и определенный социальный подтекст, поскольку уже сам по себе факт преступления вызывает резко отрицательное отношение к нему, сопереживание жертве преступления. Поэтому эмоциям отвращения могут сопутствовать эмоции сострадания, жалости.

Человек, испытывающий эмоции отвращения, подсознательно стремится отстраниться от объекта, вызывающего такие эмоции, либо сократить время контакта с ним. У следователя, других лиц, занятых в осмотре места происшествия, трупов, различных объектов — носителей следов биологического характера, сильные эмоции отвращения могут привести к деструктивному поведению и вследствие этого существенно снизить результативность осмотра.

Весьма наглядно иллюстрируют эту мысль объяснения следователя, не справившегося с расследованием убийства, когда ему пришлось осматривать место происшествия с двумя трупами, результаты осмотра которого приводились выше (см. рис. 12.1). «Казалось бы, — пояснял он потом, — я привык бывать на местах происшествия, не раз видел трупы, но тогда в доме не мог долго находиться: обширные огнестрельные повреждения из ружья на головах потерпевших, частицы мозга, тошнотворный запах крови — все это действовало на меня и приходилось выходить, чтобы отдышаться, успокоиться».

Такое эмоциональное состояние также отрицательно повлияло на качество осмотра, который проводился, по свидетельству его участников, всего лишь в течение 20 минут! Поэтому некоторые детали обстановки дома, где произошло убийство, были отражены в протоколе с грубыми искажениями, а на многие вообще не было обращено внимания. Все событие подгонялось под заранее искусственно созданную схему «парного самоубийства», что также отразилось на ходе и результатах осмотра, о чем мы уже писали выше.

Следственная ситуация, связанная с осмотром места происшествия, является ситуацией повышенной ответственности. Поэтому психическое состояние следователя во многом зависит также и от результатов самой поисковой деятельности. Низкая результативность, переоценка следователем возникающих в связи с этим трудностей раскрытия преступления нередко приводят к излишним волнениям, вызывают повышенное беспокойство за судьбу дела и связанного с этим личного профессионального престижа.

Большое влияние на возникновение у следователя тех или иных интеллектуальных, волевых психических состояний (заинтересованности, деловой, познавательной активности и т.п.), на эффективность его перцептивной, мыслительной деятельности на месте происшествия оказывают межличностные отношения в системе следователь — прокурор. Напоминание следователю перед выездом в обостренно негативной, тем более в грубой форме о его прежних упущениях по службе может лишь усугубить отрицательные эмоции, вызвать у него сомнения в своей профессиональной пригодности и в сочетании с другими факторами (например, с тревожно-мнительными чертами характера) ослабить положительное влияние способностей, знаний, затормозить перцептивные процессы, существенно снизить уровень внимания во время осмотра.

Напротив, выражение прокурором убежденности в том, что следователь справится с полученным заданием, проявит знания, раскроет свои творческие способности, демонстрация готовности прийти к нему на помощь будут способствовать повышению у следователя уверенности в своих силах, еще большей сосредоточенности, готовности успешно выполнить поручение. Особенно чувствительны к такому отношению начинающие работать в органах прокуратуры следователи.

Получив сообщение о происшествии, не следует проявлять излишней торопливости, создавать без особой необходимости обстановку дефицита времени, нагнетающей состояние психической напряженности.

Находясь в пути к месту происшествия, следователю целесообразно отключиться от всяких посторонних раздражителей, всевозможных мыслей о каких-либо служебных или семейных неприятностях. Следует еще больше активизировать состояние деловой активности, желание приступить к осмотру, найти следы преступления. Заботясь о своем настроении, в это время необходимо акцентировать мысли на положительных моментах своей прошлой профессиональной деятельности, на своих положительных качествах, которые помогали добиваться успеха.

В сложных случаях при наличии достаточного числа оперативных работников на место происшествия обычно выезжает группа из двух-трех и более прокурорско-следственных работников, один из которых, как правило, из числа наиболее опытных либо старший по своему должностному положению, является руководителем.

В этих случаях, как только формируется группа, неизбежно начинают действовать социально-психологические механизмы ее функционирования. В процессе общения членов группы на месте происшествия и после его смотра формируется групповое мнение, которое иногда бывает довольно трудно оспаривать членам данной микрогруппы, особенно из числа тех. у кого меньший опыт работы, более низкий групповой статус. В подобных случаях начинают проявлять себя известные в социальной психологии феномен группового давления, эффект внушающего воздействия группы, что может приводить к конформному поведению отдельных членов группы, снижающему эффективность совместной поисковой деятельности, препятствующему раскрытию творческих возможностей каждого участника осмотра.

Имея в виду данную закономерность межличностного общения людей в группе, участникам осмотра с более высоким статусным положением не следует делать поспешные выводы о механизме происшедшего события, тем более в категорической форме, навязывать их своим более молодым и менее опытным коллегам.

В целях поддержания высокого уровня делового сотрудничества между членами группы успехи каждого из них следует рассматривать как достижение всей группы, предотвращая возможные конфликты и ненужное соперничество.

Перспективным направлением в работе следователя, особенно по сложным уголовным делам, видится участие в осмотре места происшествия в качестве специалиста судебного психолога, который сможет оказать необходимую помощь участникам осмотра в дешифровке по материальным следам смысловых показателей психологического содержания преступного поведения правонарушителя, в составлении психологического портрета преступника.