Пилигрим, вверх и вниз

Её звали Лорел. Она совсем не походила на Джози, за одним-единственным исключением — Трейджер её любил.

Хорошенькая? Трейджер так не считал — во всяком случае, поначалу. Она была слишком высокой, на полфута выше, чем он, слишком пухленькой и неловкой. Но у этой девушки были удивительные волосы, красно-коричневые зимой и яркие, искрящиеся и светлые — летом. Они прямыми прядями спадали ей на плечи, и ветер так замечательно играл с ними.

Нет, её нельзя было даже сравнить с Джози. Однако как ни странно, со временем Лорел становилась все более красивой, возможно, из-за того, что худела, или причина крылась в том, что Трейджер в неё влюбился и стал смотреть на неё другими глазами.

Однако иногда ему казалось, что это произошло после того, как он сказал Лорел, что она хорошенькая, — и она изменилась. Точно так же девушка говорила ему, что он мудрый человек, и её вера в это давала ему мудрость. Так или иначе, но Лорел стала очень красивой после того, как он некоторое время провёл с ней.

Она была на пять лет моложе Трейджера, чистая, невинная, робкая, тогда как Джози никогда не страдала от застенчивости. Лорел была умной, романтичной и мечтательной, удивительно живой и страстной, а ещё — незащищённой и открытой.

Лорел недавно попала на Гидион из малонаселённых районов Вендалии, где обучалась на лесника. Во время очередного отпуска Трейджер зашёл в колледж лесников, чтобы навестить одного из преподавателей, с которым вместе работал, и случайно встретил её там. Ему предстоял двухнедельный отпуск в городе, полном незнакомцев и мясных фабрик. Трейджер показал девушке блистательный упадок Гидиона, чувствуя себя умудрённым жизнью, и произвёл на неё впечатление.

Две недели пролетели быстро. Наступил последний вечер. Трейджера неожиданно охватил страх, и он повёл Лорел в парк, расположенный на берегу реки, которая делила город пополам. Они уселись на низкую каменную стену возле кромки воды — рядом, но не касаясь друг друга.

— Время течёт слишком быстро, — сказал он, сжимая камень. Затем Трейджер швырнул его над поверхностью воды, проследил за узкой полоской пены и поднял взгляд на Лорел. — Мне как-то не по себе, — со смехом произнёс он. — Я… Лорел, мне не хочется уезжать.

Её лицо оставалось непроницаемым. Устала?

— В городе очень мило, — согласилась она.

Трейджер яростно встряхнул головой.

— Нет. Нет! Дело вовсе не в городе, а в тебе, Лорел. Я думаю, я… ну…

Девушка улыбнулась ему. Её глаза блестели.

— Я знаю, — сказала она.

Трейджер не мог поверить. Он протянул руку и коснулся её щеки. Она повернула голову и поцеловала его ладонь. Они улыбнулись друг другу.

Он поспешил обратно в лагерь, чтобы уволиться.

— Дон, ты должен с ней встретиться! — закричал он. — Вот видишь, все возможно, я это сделал! Нужно лишь продолжать верить и не сдаваться. Мне так хорошо, что это кажется… непристойным!

Донелли, все такой же неловкий и логичный, улыбнулся ему, не зная как реагировать на такой восторг.

— И что ты будешь делать? — смущённо спросил он. — Работать на арене?

Трейджер рассмеялся.

— Едва ли, ты же знаешь, как я к этому отношусь. Рядом с космопортом есть театр, где разыгрывают пантомимы мёртвые актёры. Я получил там работу. Платят паршиво, но я буду рядом с Лорел. А остальное не имеет значения.

Той ночью они почти не спали — разговаривали, обнимались и занимались любовью. Любовь была радостью, игрой, восхитительным откровением, конечно, не такой технически совершенной, как на мясной фабрике, но Трейджера это не волновало. Он учил Лорел быть открытой. Он поведал ей все свои тайны и жалел, что у него их больше не осталось.

— Бедная Джози! — часто восклицала Лорел по ночам, когда её тёплое тело прижималось к Трейджеру. — Она не знает, что потеряла. Мне повезло. Таких, как ты, больше нет.

— Нет, — возражал Трейджер, — это мне повезло.

Они смеялись и спорили о том, кому повезло больше.

Донелли приехал в Гидион и поступил на работу в театр. Без Трейджера работа в лесу потеряла своё очарование, сказал он. Они много времени проводили вместе, и Трейджер сиял от счастья. Он хотел разделить своих друзей с Лорел и не раз рассказывал о Донелли. Пусть Дон знает, каким счастливым он стал, пусть видит, как важно сохранить веру.

— Она мне нравится, — с улыбкой сказал Донелли в первый же вечер, когда Лорел ушла.

— Замечательно! — кивнул Трейджер.

— Нет, Грэг, она действительно мне нравится.

Они много времени проводили вместе.

— Грэг, — сказала однажды ночью Лорел, когда они лежали в постели, — мне кажется, что Дон… ну, он мной увлёкся.

Трейджер повернулся на бок и посмотрел на Лорел.

— Господи… — с тревогой пробормотал он.

— Я не знаю, как мне вести себя с ним.

— Осторожно, — ответил Трейджер. — Он очень уязвим. Возможно, ты первая женщина, которой он заинтересовался. Не будь с ним слишком холодна. Он не должен испытать те муки, которые выпали мне.

Секс никогда не получался таким же замечательным, как на мясной фабрике. И спустя некоторое время Лорел стала закрываться. Все чаще и чаще она засыпала после того, как они занимались любовью, а времена, когда они говорили до рассвета, остались далеко позади. Быть может, им больше нечего было сказать друг другу. Трейджер заметил, что она стала заканчивать истории, которые рассказывал он.

— Он это сказал? — Трейджер вылез из постели, зажёг свет и, нахмурившись, сел в кресло.

Лорел натянула одеяло до подбородка.

— Ну и что ответила ты?

Девушка колебалась.

— Я не могу тебе сказать. Это только между Доном и мной. Он сказал, что так нечестно — я всякий раз рассказываю тебе о том, что происходит между нами. И он прав.

— Прав? Но я рассказываю тебе все. Разве ты не помнишь, что мы…

— Я знаю, но…

Трейджер покачал головой. Его голос стал спокойнее.

— Что происходит, Лорел? Мне вдруг стало страшно. Я люблю тебя, ты помнишь? Как все могло так быстро перемениться?

Её лицо смягчилось. Она села и протянула к нему руки, одеяло упало, обнажив её полную мягкую грудь.

— О Грэг! Не тревожься! Я люблю тебя и всегда буду любить, но так получилось, что теперь я и его люблю. Ты понимаешь?

Успокоенный Трейджер обнял Лорел и страстно поцеловал в губы. Потом он оторвался от неё.

— Послушай, — сказал он, пытаясь суровостью скрыть дрожь в голосе, — кого ты любишь больше?

— Тебя, конечно, всегда тебя.

Он улыбнулся и снова поцеловал Лорел.

— Тебе все известно, — начал Донелли. — Наверное, нам нужно об этом поговорить.

Трейджер кивнул. Они сидели за кулисами театра, трое его трупов стояли у него за спиной, словно стража.

— Хорошо. — Он посмотрел на Донелли, и его улыбающееся лицо стало суровым. — Лорел просила меня, чтобы я делал вид, что ничего не знаю. Она сказала, что ты чувствуешь себя виноватым. Но трудно притворяться, что ничего не происходит, Дон. Пришло время поговорить начистоту.

Донелли опустил глаза и засунул руки в карманы.

— Я не хочу причинять тебе боль, — сказал он.

— Тогда не делай этого.

— Но я не могу притвориться, что я мёртв. Я живой. Я тоже её люблю.

— Предполагается, что ты мой друг, Дон. А любовь — это нечто другое. Так ты только причинишь себе боль.

— У меня больше общего с Лорел, чем у тебя.

Трейджер молча смотрел на него. Наконец Донелли поднял взгляд и тут же вновь опустил глаза.

— Я не знаю… О Грэг! Лорел все равно любит тебя больше — так она сама сказала. И я не могу рассчитывать… У меня такое ощущение, будто я нанёс удар тебе в спину. Я…

— Послушай, Дон, перестань, ты не наносил мне удара в спину, не говори так. И если ты её любишь, что ж, тут ничего не поделаешь. Надеюсь, все закончится хорошо.

А ночью, когда они лежали в постели, он сказал Лорел:

— Я беспокоюсь за него.

Его лицо, прежде такое загорелое, стало пепельно-серым.

— Лорел? — прошептал он, не веря.

— Я больше не люблю тебя. Мне очень жаль, но это так! Иногда наша любовь казалась мне настоящей, но сейчас она развеялась, как сон. Даже не знаю, любила ли я тебя когда-нибудь.

— Дон, — деревянным голосом произнёс Трейджер.

Девушка покраснела.

— Не говори ничего плохого о Доне. Я устала слушать, как ты все время его унижаешь. Он ни разу не сказал о тебе ничего дурного.

— О, Лорел! Неужели ты не помнишь? Слова, которые мы говорили, наши чувства? Я тот же человек, которому ты говорила эти слова.

— Но я выросла, — жёстко возразила Лорел, откинув назад свои красно-золотые волосы. — Я все прекрасно помню, но теперь мои чувства изменились.

— Не надо, — сказал он и потянулся к ней.

Она отодвинулась.

— Не трогай меня. Я сказала тебе, Грэг, все кончено. Ты должен уйти. Скоро придёт Дон.

Это было хуже, чем с Джози. В тысячу раз хуже.

III. Скитания

Трейджер пытался сосредоточиться на театре; ему нравилась работа, у него оставались здесь друзья. Но это было невозможно. Каждый день он видел Донелли, улыбающегося и доброжелательного, иногда в театр приходила Лорел, чтобы встретить его после дневного представления, и они уходили вместе, держась за руки. Трейджер стоял и смотрел, стараясь делать вид, что ему все равно. Однако отвратительное существо у него внутри кричало и рвало его тело. Он уволился. Он больше никогда их не увидит. Нужно сохранить гордость.

Свет Гидиона озарял небо, люди на улицах смеялись, но в парке было темно и тихо.

Трейджер стоял, прислонившись к дереву, не сводя глаз с реки и сложив руки на груди. Он был статуей. Казалось, он не дышит. Даже его глаза не двигались. Труп, стоя на коленях рядом с каменной стеной, колотил руками по кладке, которая стала влажной от крови. Ладони трупа превратились в кровавое месиво, изредка кость скрежетала по камню.

Его заставили заплатить прежде, чем он вошёл в будку. Потом ему пришлось ждать целый час, пока они искали её и налаживали связь. Наконец он смог сказать:

— Джози.

— Грэг, — ответила она, улыбаясь своей особенной улыбкой. — Я могла бы и сама догадаться. Кто ещё мог связаться со мной с Вендалии? Как ты?

Он рассказал ей. Её улыбка исчезла.

— О Грэг! Мне так жаль. Но ты не должен падать духом. Продолжай двигаться дальше. В следующий раз у тебя получится лучше. Так бывает всегда.

Однако её слова не успокоили Трейджера.

— Джози, а как твои дела? Ты меня вспоминаешь?

— О, конечно. У меня все хорошо. Впрочем, это Скрэкки. Тебе лучше держаться отсюда подальше. — Она отвела взгляд от экрана, а потом вновь посмотрела на Трейджера. — Я должна идти, пока счёт не стал огромным. Рада, что ты меня нашёл, милый.

— Джози!

Экран померк.

Иногда, по ночам, Трейджер ничего не мог с собой поделать. И тогда он подходил к домашнему экрану и звонил Лорел. И всякий раз её глаза сужались, когда она видела, кто её вызывает. А потом экран темнел.

Трейджер долго сидел в своей одинокой комнате и вспоминал, как когда-то звук её голоса делал его таким счастливым.

Улицы Гидиона — не лучшее место для ночных прогулок. Даже в самые тёмные часы они ярко освещены, на них полно людей и мертвецов. И ещё здесь, на бульварах и проспектах, множество мясных фабрик.

Слова Джози потеряли свою силу. На мясных фабриках Трейджер забывал о своих мечтах и находил дешёвое утешение.

Чувственные ночи с Лорел и неловкий секс юности остались в прошлом; Трейджер брал своих партнёрш из мясных фабрик быстро, почти жестоко и занимался с ними сексом с дикой животной энергией, которая вела к неизбежному идеальному оргазму. Иногда, вспоминая театр, он заставлял труп сыграть короткую эротическую пьеску для создания подходящего настроения.

А потом наступала ночь. Агония.

Трейджер вновь бродил по коридорам, низким темным коридорам дрессировщиков Скрэкки, но теперь коридоры превратились в лабиринт, где он давно заблудился. Воздух был наполнен стремительно сгущавшимся гниющим туманом. Скоро наступит слепота.

Он ходил и ходил бесконечными кругами, двери темнели мрачными прямоугольниками, навсегда запертыми для него; мимо большинства из них он проходил, даже не замедляя шага. Один или два раза Трейджер останавливался перед дверью, из-за которой сочился свет, и прислушивался. Изнутри доносились какие-то звуки, и он начинал отчаянно стучать. Но никто ему не отвечал.

Он двигался дальше сквозь туман, становившийся все более темным и густым, пока усталые ноги не начинали кровоточить, а лицо не заливали слезы. И тогда в конце длинного, длинного прямого коридора Трейджер видел распахнутую дверь. Из неё лился яркий, обжигавший глаза свет, раздавалась весёлая радостная музыка, слышался смех. Трейджер переходил на бег, хотя его ноги были разбиты в кровь, а лёгкие горели от тяжёлого тумана, которым ему приходилось дышать. Он бежал до тех пор, пока не влетал в комнату с распахнутой дверью. И комната неизменно оказывалась пустой.

Однажды, в тот короткий период, когда они с Лорел жили вместе, им довелось заниматься любовью под открытым небом. Потом, когда все закончилось, девушка прижалась к нему, и он нежно гладил её плечи.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— О нас, — ответила Лорел и вздрогнула. Ветер был холодным. — Иногда мне становится страшно, Грэг. А вдруг с нами что-нибудь случится, и наша любовь погибнет. Я не хочу, чтобы ты меня покинул.

— Не бойся, — сказал он ей. — Я останусь с тобой.

Теперь каждую ночь, перед тем как заснуть, он мучил себя её словами. Хорошие воспоминания оставили ему пепел и слезы; плохие наполняли невыразимой яростью.

Трейджер спал с призраком — сверхъестественно прекрасным. И каждое утро просыпался с мёртвой мечтой.

Он ненавидел их. И себя — за эту ненависть.

Мечта Дювалье.

Её имя не имело значения, внешность тоже ничего не значила. Важно лишь то, что она была, что Трейджер попытался ещё раз, что он заставил себя поверить и что не сдался. Он пытался.

Но чего-то не хватало. Магии?

Слова были теми же самыми. Сколько раз ты можешь их говорить, размышлял Трейджер, повторять их и верить, как в тот, первый раз? Однажды? Дважды? Быть может, трижды? Или сотню раз? А люди, повторяющие их сто раз, становятся ли они более умелыми в любви? Или лишь обманывают себя? Или они давно позабыли о мечте и используют слова совсем в другом смысле?

Он произносил слова, обнимал её и целовал. Он произносил слова, абсолютно убеждённый в том, что они мертвы. Он произносил слова и пытался, но за словами скрывалась пустота.

Она отвечала ему, и Трейджер понимал, что и это ничего для него не значит.

Снова и снова они повторяли то, что каждый из них хотел услышать, и оба понимали, что лгут. Они очень старались. Но когда он протянул руку, как актёр, затвердивший свою роль, обречённый играть её снова и снова, и коснулся её щеки — кожа оказалась чудесно мягкой, гладкой и влажной от слез.

IV. Эхо

— Я не хочу делать тебе больно, — сказал Донелли, виновато глядя в сторону, и Трейджеру стало стыдно, что он огорчает друга. Он коснулся её щеки, и она отвернулась от него.

— Я никогда не хотела сделать тебе больно, — сказала Джози, и Трейджера охватила печаль.

Она дала ему так много, а он заставил её чувствовать себя виноватой. Да, ему больно, но сильный мужчина никогда не покажет свою боль. Трейджер коснулся её щеки, и она поцеловала его ладонь.

— Я сожалею, но больше не люблю тебя, — сказала Лорел. Что он такого сделал, в чем его вина, как умудрился все испортить? Он коснулся её щеки, и она заплакала.

«Сколько раз ты можешь их произносить, — эхом звучал его голос, — повторять их и верить, как в тот, первый раз?»

Ветер был темным, пыль тяжёлой, небо болезненно пульсировало мерцающим алым пламенем. А в карьере, в темноте, стояла юная девушка в защитных очках и маске с фильтрами, с короткими каштановыми волосами и готовыми ответами.

«Машина раз за разом ломается, а её продолжают отправлять в карьер, — сказала она. — После такого количества неполадок нельзя рассчитывать, что она будет нормально работать».

Труп был огромным и черным, его могучий торс бугрился от мускулов — результат долгих месяцев тренировок. Трейджеру ещё не доводилось видеть таких громадных существ. Он медленно надвигался, шагая по опилкам, наклонившись вперёд со сверкающим мечом в руке.

Трейджер наблюдал за боем, сидя в кресле, находившемся на верхнем ярусе арены. Другой дрессировщик старался действовать с максимальной осторожностью.

Его собственный труп, жилистый и крепкий, стоял и ждал, опустив Утреннюю Звезду в залитые кровью опилки арены. Трейджер приведёт её в движение достаточно быстро и эффективно, когда наступит подходящий момент. Враг, как и толпа, прекрасно это знали.

Чёрный труп неожиданно поднял свой меч и побежал вперёд, рассчитывая использовать длину клинка и быстроту. Однако трупа Трейджера уже не было там, куда пришёлся хорошо рассчитанный удар вражеского меча.

Удобно сидя над ареной (внизу на арене его ноги были покрыты кровью и опилками), Трейджер (труп) отдаст команду (взмах Утренней Звезды) — и огромный усыпанный стальными шипами шар опишет круг, почти лениво, почти грациозно, затем ударит в затылок врага, когда тот попытается восстановить равновесие и обернуться. Поток крови и мозг брызнут наружу, а толпа взвоет от восторга.

Трейджер уведёт свой труп с арены и поднимется с кресла, чтобы принять аплодисменты. Это его десятая победа. Скоро он станет чемпионом. Результаты таковы, что они больше не смогут откладывать решающий матч.

Она красива, его госпожа, его любовь. У неё короткие светлые волосы и грациозное тело со стройными ногами и маленькой твёрдой грудью. У неё зелёные блестящие глаза, и они всегда его приветствуют. А в её улыбке удивительная возбуждающая невинность. Она ждёт его в постели, ждёт возвращения с арены, ждёт с нетерпением и страстью, игривая и любящая. Когда Трейджер входит, она садится и улыбается ему, простыня сползает вниз, и он вновь с восхищением смотрит на её грудь.

Ощущая на себе его взгляд, она прикрывает грудь и краснеет. Трейджер прекрасно знает, что это фальшивая скромность, что она просто играет с ним. Он подходит к постели, садится и протягивает руку, чтобы погладить её по щеке. У неё удивительно мягкая кожа; она проводит носом по его ладони и прижимается к ней щекой. Трейджер отводит её руки и нежно целует каждую грудь, после чего их губы встречаются в страстном поцелуе. Она отвечает ему; их языки исполняют восхитительный танец.

Они занимаются любовью медленно и чувственно, слившись воедино в тесном объятии, которое длится и длится. Два тела двигаются в безупречном ритме, каждое знает, что нужно партнёру. Трейджер делает едва уловимое движение, и его второе тело устремляется к нему навстречу. Он протягивает руку и их пальцы переплетаются.

Они кончают одновременно (их оргазмы стартуют, повинуясь мозгу дрессировщика), и яркая кровь приливает к её груди и мочкам ушей. Они целуются.

А затем Трейджер разговаривает со своей любовью, своей госпожой. После секса нужно обязательно вести беседу, он узнал об этом много лет назад.

— Тебе повезло, — иногда говорит он ей, и она прижимается к нему, покрывая поцелуями его грудь. — Очень повезло. Там они лгут, любовь моя. Они учат глупой сияющей мечте, и уговаривают верить и следовать за ней, и утверждают, что для тебя, для каждого кто-то есть. Но они ошибаются. Мир несправедлив, в нем никогда не было справедливости, так зачем же они лгут? Ты преследуешь фантомы и проигрываешь, и они говорят, что будет следующий раз, но все это гниль, пустая гниль. Никто никогда не находит мечту, они просто обманывают, убеждают себя, что могут и дальше продолжать верить. Но это лишь прилипчивая ложь, которую отчаявшиеся люди повторяют друг другу.

Но к этому моменту он уже больше не может говорить, поскольку поцелуи опускаются все ниже, а затем она берет его член в рот. И Трейджер улыбается своей любви, нежно поглаживая её волосы.

Самая блестящая и жестокая ложь из всех, которые знают люди, называется любовь.