Глава 14. Особенности сообщения плохих новостей

– Босс, у нас проблемы.

Гадкоутенкова полдня ждала аудиенции у любимого шефа и успела отрепетировать все возможные воплощения смертельных недугов, поразивших ее за время напряженной работы в его отсутствие.

– Агриппина, сколько раз говорить, что за манера такая… Нет чтобы что-нибудь жизнеутверждающее такое, радостное. Знаешь, гонцам с плохими новостями головы рубили.

– Пусть лучше мне отрубят голову, – с выражением полнейшей обреченности сказала начальница по кадрам Великой корпорации. – Но я должна предвидеть плохие развороты, чтобы вы могли получать радостные новости в дальнейшем, – дождавшись кивка президента, она продолжила очень озабоченным тоном: – Бейбаклушкина в панике топает ногами, на фабрике ситуация накаляется, опять накаляется. Я, в общем, предупреждала, что ее чутье рано или поздно сыграет против нас.

– А что там конкретно? Не томи.

– Пионерогероева работает.

– Ну, работает, и что? Я с ней встречался, диагностика скоро завершится, пора объявлять о начале проекта. Я ей пообещал, что это будет сделано к первому числу. Как раз она покажет нам результаты, представит план и – вперед!

– Вы не поняли, Джан Франкович, – вкрадчиво произнесла Гад-коутенкова. – Пионерогероева объявила на фабрике кризис, и все в шоке. Бейбаклушкина утверждает, что она свела к нулю все их завоевания, упрекает их в единовластии и называет именно их стиль руководства причиной кризиса. А люди уже ходят в страхах, боятся закрытия и увольнений.

– А разве это не так? – президент, против ожиданий Гадкоутен-ковой, оглушительно захохотал. – Разве не они довели это дело до развала? Не, ну Агриппина, ты сама-то здраво размышляешь? Что с того, что им кто-то правду сказал, не просто кто-то, а квалифицированный человек, консультант по бизнесу.

– Это все так, конечно, но я подозревала, что Пионерогероева действует слишком прямолинейно, без учета ситуации. А что мы будем делать, если фабрика сейчас встанет? Мы не выполним план, вы же понимаете, что останавливать произволство нельзя.

– Да, понимаю, но кто говорит об остановке? Пусть работают, правда, денег они в этом месяце не увидят… Весело будет смотреть, как будут выкручиваться!

– Вы решили затянуть гайки?

– Да, надоело все, милая моя Гадкоутенкова, надоело! Хочется прорыва и прыжка такого, чтобы – бздшщь! – президент изобразил праздничный салют. – Понимаешь, это все дохлое уже: свистульки-шмистульки, кони-шмони… нужен прорыв, чтобы креатив такой!! Мы, такие, понимаешь, выходим… И на утро просыпаемся знаменитыми! Вот так надо. А Бейбаклушкина – все, ее время кончилось. Пусть тянут там свою лямку, а Пионерогероева сделает мощный красивый бизнес!

– Но мы не можем допустить, чтобы произволство остановилось, – промямлила Гадкоутенкова, понимая, что удар никак не достигает цели. Президента унесло в космические дали, а ей в этих мечтах места нет.

– Пусть работают, кто их останавливает? Выставка опять же скоро. О, мы на выставку поедем! Все поедем! Круто там будет, надо, чтобы все прониклись идеями, красотой, понимаешь? Вот сейчас запустим проект сумасшедший, все силы туда!

– Да, кстати, она поставила вас в известность, что идет подбор кандидатов?

– Каких кандидатов?

– Да-да, директора по профурсетингу, директора по бродажам. Ваша Пионерогероева уже собирается вам представлять своих кандидатов.

– Ладно, пусть… А что там эта девица… как ее – Глаша?

– Ну… Пионерогероева ее посмотрела, но говорит, что не знает, что с ней делать, куда ее пристроить. Структуры-то пока нет.

– Ладно! – президент быстро поставил какую-то закорючку на листке. – Придумаем, чем госпожу Остолопнер занять. Пусть будет у Пионерогероевой, там посмотрим. Во, будет офис подбирать и администрировать пока. Офис надо подобрать тщательно. Пока мы их разместим где-нибудь временно, так, на годик-полтора, а потом уже постоянно. Возьмем под них особнячок какой-нибудь. Надо, чтобы красота в красивом месте развивалась. Представляешь, Агриппина, проект будет в особняке, а на фабрике такая совдепия – пьяные работяги, какие-то втулки-предохранители перегорают. А туда приезжаешь, в офис проекта, – там салон, экспозиция, шампанское, икра и красота такая!

– Босс, как мне ни жаль, но именно мне приходится спускать вас с небес на землю. Мне кажется, набирать персонал для проекта Пионерогероевой еще рано. Пусть пока огладит тех, что есть. Они только-только немного расслабились, а тут опять с этим объявленным кризисом – все под откос. Опять же, она говорит, что будет весь отдел бродаж формировать с нуля. Но там же есть менеджеры, пусть сначала с ними поработает.

– Кто там есть, Гадкоутенкова? Три хромых, два одноглазых? Они же не умеют ничего, а те, кто умел – ушли.

– А вот пусть она с них и начнет, их надо сохранить.

– Кстати, что там этот красавец Пустовой?

– Так занимается она с ним… Что-то там рисует – какие-то процессы. Говорит, что пока будет выступать в качестве наставника.

– Лучше бы он бродажи так рисовал, – Безбашнев на минуту задумался. – Ты сама-то веришь, что из него что-то можно выжать?

– Я не знаю, с ним же Пионерогероева работает. Пока результатов нет.

– Все, увольняй его. Спроси только у Пионерогероевой, сколько ему заплатить, учитывая, что он тут на санаторно-курортном лечении находился. И увольняй, поняла? Завтра же.

Вострикова ожидала Пионерогероеву у входа в отдел бродаж.

– Пустового уволили! – сразу сообщила она, как только консультант быстрыми шагами приблизилась к двери.

Пионерогероева по инерции продолжала стремительно двигаться и вдруг остановилась как вкопанная.

– Что значит – уволили?

– Сегодня к нему подошла Бейбаклушкина и велела немедленно покинуть рабочее место. Приказ президента.

В этот момент по коридору медленно проплывала долговязая фигура бывшего руководителя по бродажам.

– А это что – тень отца Гамлета? – бросила Пионерогероева, кивая в сторону бредущего Пустового.

– Так он никуда не торопится. Он сидит, названивает Гадкоутен-ковой, хочет объяснений и денег.

В этот момент у Пионерогероевой зазвонил телефон.

– Это Гадкоутенкова. Слышишь, значит, босс просил тебя определить, сколько заплатить Пустовому. Сегодня мы его уволили. Платить он будет, только не за его курортное пребывание на рабочем месте.

– Агриппина, это что за экстренное решение? Я ведь просила сейчас не трогать Пустового. Он столько времени и денег прожрал, неужели от его показательного увольнения сейчас что-то изменится? Он у меня был определен на рутинную техническую работу, хоть оправдал бы часть зарплаты.

– А ты допускаешь, что руководитель сбыта может заниматься рутинной технической работой? Он ведь топ-менеджер, между прочим.

– Возможно, он нанимался как топ-менеджер и платили вы ему в первые месяцы как топ-менджеру, а в работе он и на офис-менеджера не тянет. Поэтому использовать его надо там, где он реально справляется. Вот именно поэтому я и хотела, чтобы заодно он ранее полученные деньги отработал.

– Ой, знаешь, это уже не мои проблемы. Есть приказ босса. А у меня вообще сейчас другие задачи. У меня елки надвигаются, поэтому прошу меня не трогать. Подумай, сколько денег ему выплатить – и на все четыре стороны!

– Заплатите половину того, что было положено. И занимайтесь своими елками.

Пионерогероева отключила связь и, резко развернувшись, пошла по коридору в обратную сторону.

Пустовой сидел на рабочем месте и тихо перекладывал бумажки. Телефон Гадкоутенковой не отвечал. Бейбаклушкина уже трижды заглядывала в отдел и, красноречиво глядя мимо Пустового, давала распоряжения по оборудованию его рабочего места для нового менеджера, который выходит завтра.

Из диагностического отчета Пионерогероевой. Раздел „Сформированные корпоративные ценности“

В качестве „мифологии“ на фабрике передается из уст в уста: „привычка все ставить с ног на голову“, „исчезновение неугодных людей“, „появление нужных кому-то людей“, „правильная и общеупотребимая формулировка неприятных событий, чтобы не было хуже“ и пр.

Вострикова была готова зарыдать из-за очередного срыва без-башневского заказа. Гойда, как могла, утешала подругу, но та уже утратила всякую надежду на то, что этот заказ когда-нибудь будет исполнен.

Присоединившаяся Пионерогероева тоже участвовала в утешении артикулярного директора и искренне недоумевала, почему эта ситуация срыва должна стать полной неожиданностью для босса.

– Понимаешь, это его личный заказ на юбилей какого-то „випаря“. Сроки и так были поставлены такие, что ни один здравомыслящий лепульптор за это бы не взялся. Но мой взялся, – Вострикова неизменно гордилась наличием наработанных и проверенных связей с известными лепульторами и незайнерами. – Это, заметь, – объясняла она Пионерогероевой уже в который раз, – при том, что им не выплатили до сих пор деньги за предыдущий заказ, за то, что они сюда приезжали и вручную шлифовали то, что наши мастера запороли при отливке форм.

– Так почему же ты своевременно не информируешь Безбашнева о наличии не только технических, но и временных проблем?

– Да? – Вострикова мигом подобралась. – А наш креативный не любит, когда ему о проблемах сообщают. Может рассердиться – я и так в последнее время выбрана девочкой для битья. Знаешь, как-то не светит все время в опале у президента ходить. Видишь, как с Пустовым получилось?

– Ну, положим, с Пустовым история другая, он никакой, только что же – это было непонятно через пару месяцев? Держали, держали, а тут вдруг раз – и опомнились! Когда его уже буквально вовлекли в систематическую работу…

Пионерогероева была очень раздосадована этим происшествием с Пустовым и все чаще теперь задерживалась в отделе бродаж, чтобы в очередной раз осиротевшие менеджеры не расценивали уход руководителя как фактор нестабильности ситуации. Но, как ни крути, а Пустовой был уже шестым руководителем в бродажах за последние два года.

– Не знаю, что мне делать, – продолжала сокрушаться Востри-кова. – Хоть сама становись к станку.

– А какие на сегодня проблемы с этим изделием?

– Там дыры сквозные, просто брак, а Бейбаклушкина бьет себя пяткой в грудь, что это – испытание их новой технологии воздушно-капельного замеса. Чтоб они провалились все со своими уникальными технологиями!

Вострикова в сердцах махнула рукой и опять пошла на произвол-ство спасать ситуацию.

– У меня тоже уже сил нет, – продолжила менеджер по фигистике Гойда. – Мало того, что Бейбаклушкин все время работу придумывает, так и она не отстает – теперь контролирует меня по времени прибытия-убытия. Чувствую, что следующая за Пустовым – я. Она изживала-изживала и добилась своего. Да и мне кажется, что При-гожева тоже уйдет – нет возможности построить хоть какую-нибудь систему просчета.

– Послушай, странно как-то выходит: вам всем поставили задачи, когда вы сюда пришли, потом воткнули, а потом вроде как и забыли? Разгребаться надо самим, а результаты-то спрашивают?

– Да, – неуверенно ответила Гойда. – Понимаешь, набирали-то с какими-то сроками: вот проект начнется, вот офис откроется, а прошло уже почти десять месяцев, как я пришла, – все на месте. А главное – никому не сдвинуться, потому что Бейбак-лушкина ставит задачи, которые ей удобны. Вот ты спроси При-гожеву, можно здесь когда-нибудь наладить нормальный поток финансовых документов? А ведь здесь работают аж две бухгалтерии – „Нирваны“ и „Джонни“. Еще и пять экономистов. При-гожева – старшая по просчетам – должна была стать в проекте управляющей по бюджету. Ей только „потерпи“ да „потерпи“ говорили, а помощи никакой. Или мне ставили задачи… Ну пусть я только тонюсенькую цепочку „произволство – склад“ слегка наладила. Так ведь на складе сидит невменяемый козел, которого Бейбаклушкина нанимала. А он даже компьютером не владеет. Поэтому как инвентаризация – так Гойда. Я все вручную считаю, а он даже не может в программу внести. А что программа? Работаем на колотой „3Ц“, это разве разговор? По этой системе вообще ничего не узнать, не посмотреть. Где я возьму остатки, реализацию и прочее?

– А почему бы не сформировать требования к системе автоматизации? – наивно спросила Пионерогероева. – И создать заявку, только Безбашневу ее аргументировать. По-моему, он на острие прогресса, особенно если показать, какие последствия таит в себе сохранение сегодняшней кустарщины.

– Да ты что! – с испугом воскликнула опытная Гойда. – Как только заикнешься об этом Бейбаклушкиной, она сразу: „Кто будет платить?“ Денег-то всегда нет.

– Но ведь финансирование идет, и деньги поступают каждый месяц?

– Кто их разберет… Бейбаклушкина утверждает, что она каждые сто долларов вымаливает, миллион заявок составляет, а средства текущие требуются, чтобы произволство не встало. А кто из них правду говорит – не знаю.

– Вот об этом и речь. Бюджетируется-то под определенные планы, а планированием никто не занимается.

– Да, я вот только на месяц могу планировать произволство, – подтвердила Гойда. – Поставщики и сырье – это вообще не моя компетенция, мне это сразу отрезали. Этим Бейбаклушкин занимается лично.

– Где берет?

– Да когда где… Поэтому и качество у нас невоспроизводимое получается: когда сырье цельнотянутое, когда вообще ждем непонятно какого. Что ты хочешь, если до сих пор мы не в состоянии посчитать себестоимость продукта? Потому что никогда не знаем ни цены закупки сырья, ни амортизации, ни стоимости произволства детали или комплектующих. Раз на раз ведь не приходится – одно и то же изделие или с первого раза получаем, или с восьмого.

– А все это – тоже плохие новости для президента? Или он все-таки догадывается? – спросила Пионерогероева, изрядно растерявшая свой оптимизм от бесконечных „страшилок“.

– Плохих новостей ему никто не сообщает. Бейбаклушкина только кого-то из нас может сливать. А в остальном – лапшу вешает про уникальные технологии. Ей же надо деньги от него получать под развитие. А то он станет вопросом задаваться: где развитие, если столько ресурсов уже потрачено, а проблемы остаются?

К ним опять вернулась Вострикова, кажется, слегка повеселевшая. Ее терпеливый лепульптор согласился приехать и опять собственноручно спасти изделие.

– Бейбаклушкина уже в цеху – рукава по локоть закатаны, учит формовщиков стратегии замеса. Бейбаклушкин орет – что-то сегодня не в духе. Это они, наверное, все никак не могут пережить, что компания в кризисе. А если про начало проекта догадаются – будет нам тут всем крышка. Только теперь уже точно проекта никакого не будет, здесь и за тысячу лет ничего не изменить.

– Будет проект, – уверенно произнесла Пионерогероева и поймала на себе взгляды, полные надежды. – То, что происходит с компанией, в общем-то, нормальный процесс. Мы же с вами, когда анализировали процессы и процедуры по каждому направлению, видели, что все претерпевает изменения.

– Да, как там… – Вострикова заулыбалась, припоминая их обсуждения. – Фазу творчества мы прошли или думали, что прошли. А на самом деле – в ней и застряли.

– Да, именно так, и кризис лидерства наступил. Все, как положено: организация появляется в результате усилий менеджеров и развивается, как правило, исключительно благодаря реализации креатива ее основателей. Основное внимание в этот период – разработке продукта и (хорошо бы) профурсетингу, но это – как получается, тут все от пристрастий руководителей зависит. Организационная структура при этом чаще всего остается неформализованной. Но деваться некуда – по мере роста организации ее основателям все больше требуется контролировать и направлять развитие. А это требует новых специализированных знаний, которыми они пока не обладают.

Это становится (и стало) причиной первого кризиса, главный вопрос которого состоит в том, куда следует вести организацию и кто способен это сделать. Пока господа младшие партнеры осознали только то, что у них нет тех универсальных менеджерских умений, которые требуются „уже вчера“. А вот вопрос, кто поведет организацию, – очень больной.

– Да, а ведь Бейбаклушкина все время орет, что она тут за всех и за все, – продолжила Гойда. – Что ей хочется все бросить и заниматься только произволством, но разве она кого-нибудь пустит, если и появится профессиональный человек? Любой профессионал все равно не соответствует представлениям Бейбаклушкиных о том, как надо. Раз они „родили“ это предприятие, они лучше все и знают. Так что, спрашивается, упиваться собственным негодованием?

– Но ведь они предполагали, что раз у нас столько сотрудников – увеличение количества более чем в четыре раза за это время, – то они находятся на небывалой высоте в своем развитии. А оказалось, что все на грани развала, – Вострикова опять загрустила. – Я, например, уже никому не верю. Нужны профессионалы – их нет, нужны профурсетинговые стратегии – у нас даже профурсетолога нет. А то, что мы делаем, – это какой-то кооператив, лавка. Мы мечемся, что-то пробуем, на меня вообще водрузили поначалу и бродажи, и профурсетинг, и коллекции, и незайнеров, сейчас еще и выставку. Но она знает только, как ей надо. Ни одной идеи по концепции выставки не пропустила – орет, что они десять лет выставляются, поэтому надо только так, как она сказала. Профессионалам не дают прийти. Пока здесь Бейбаклушкина, во всяком случае.

– Дадут, не отчаивайтесь. Думаю, что скоро у вас появится и руководитель по профурсетингу, и руководитель по бродажам, и будут они профессионалами.

В глазах Востриковой и Гойды заплясали веселые огоньки.

– А руководитель проекта у нас будет? – хором спросили они.

– Поживем – увидим, – обнадежила Пионерогероева, скрывая лукавый блеск в глазах.