Объединения поздних предлюдей и отношения между полами

Крайне сложен вопрос о характере объединения у поздних предлюдей. Подавляющее большинство зарубежных исследователей рассматривает элементарную семью как такую форму организации, которая необходима и тем самым исконно присуща человеку. Они даже не допускают мысли, что люди могут жить без элементарной семьи, лишь по‑разному решая вопрос о времени ее появления. Одни из них считают, что группа, состоящая из самца, самки и детенышей, существовала уже у австралопитеков, другие полагают, что элементарная семья возникла вместе с хабилисами, третьи связывают ее появление с переходом к питекантропам (212; 241; 242; 284; 325; 480).

Однако общие положения, из которых исходили эти исследователи, нельзя признать правильными. Вопреки их мнению, элементарная семья существовала не у всех известных этнографии народов (254). Но главное не в этом. Многочисленные данные свидетельствуют, что в обществе сформировавшихся людей индивидуальному браку исторически предшествовал групповой, исключавший существование элементарной семьи. Индивидуальный брак и элементарная семья в самом крайнем случае возникли спустя определенное время после перехода к позднему палеолиту и появления человека современного физического типа (125). Но если элементарной семьи не существовало даже у первых готовых людей, то ее заведомо не могло быть ни у формирующихся людей, ни тем более у предлюдей.

Не ограничиваясь общими рассуждениями, названные исследователи пытаются и более конкретно обосновать положение о возникновении элементарной семьи на столь ранних стадиях эволюции. Они утверждают, что с появлением охоты произошло разделение труда между полами: охота стала исключительным занятием взрослых самцов, а уделом взрослых самок — соответственно собирательство. Следствием было возникновение экономической, как они ее называют, зависимости между взрослыми самцами и обремененными детенышами самками. Самки и детеныши нуждались в мясе, которое могли доставить только самцы. Взрослые самцы, занимавшиеся охотой, нуждались в растительной пище, которой их могли снабдить только самки. Каждый взрослый самец стал снабжать мясом определенную самку и ее детенышей. Данная самка стала взамен обеспечивать его растительной пищей. Так, по их мнению, возникла элементарная семья, ничем по существу не отличающаяся от той, что существовала у известных этнографии народов, находившихся на стадии первобытного общества.

Данная концепция получила столь широкое распространение в зарубежной, а отчасти и в советской науке, что на ней необходимо остановиться.

В первобытном обществе действительно существует разделение или, точнее, распределение труда между полами. В большинстве обществ низших охотников‑собирателей охотой занимались преимущественно мужчины, а собирательством — женщины. Тем самым во всех данных обществах действительно существовала теснейшая хозяйственная связь между мужчинами и женщинами. Циркуляция пищи между мужчинами и женщинами была необходимым условием существования как тех, так и других.

Ничего похожего не наблюдается у современных человекообразных обезьян. Ничего похожего не могло существовать и у антропоидов — предков человека. Описанное выше распределение видов деятельности между полами возникло на какой‑то стадии эволюции, причем в качестве явления универсального.

Отвлекаясь пока от времени возникновения этого явления, поставим вопрос: могло ли его появление даже на человеческой (не говоря уже о предчеловеческой) стадии развития, взятое само по себе, привести к тем результатам, о которых говорят сторонники рассматриваемой концепции, т. е. к сложению элементарной семьи?

С распределением указанных двух видов деятельности между полами возникла настоятельная необходимость циркуляции пищи между мужчинами и женщинами. Но почему, спрашивается, она должна была с необходимостью приобрести форму движения продукта между одним определенным мужчиной, с одной стороны, и одной определенной женщиной — с другой? Никто из сторонников данной концепции даже не пытается ответить на этот вопрос. Они просто не допускают мысли о существовании какой‑либо иной формы обращения пищи между мужчинами и женщинами внутри первобытной группы.

А между тем этнографические данные свидетельствуют об ином. У всех известных науке низших охотников‑собирателей была элементарная семья, существовавшая у них по меньшей мере многие тысячелетия. И тем не менее ни в одном из этих обществ циркуляция пищи не замыкалась в рамках элементарной семьи. Охотник, даже в одиночку добывший животное, обязательно должен был делиться мясом, причем нередко в первую очередь с остальными членами коллектива и только потом со своей семьей. Человек, получивший долю мяса, добытого им совместно с другими, тоже должен был делиться с целым рядом членов коллектива, не входящих в состав его элементарной семьи. Последняя не является исключительной ячейкой потребления. Даже в тех случаях, когда каждая семья питается отдельно у особого костра, в ее трапезе, как правило, может принимать участие любой член коллектива. К тому же между раздельно питающимися семьями обычно существует непрерывная циркуляция пищи. Все эти явления наблюдаются и тогда, когда в первобытном коллективе безраздельно господствует довольно поздняя форма первобытных социально‑экономических связей — раздело‑дележные и даче‑дележные отношения (128).

Но особый интерес представляет такое положение, когда в первобытном коллективе хотя бы на время на первый план выступают самые ранние из всех социально‑экономических связей — разборно‑коммуналистические отношения. В таких случаях семья нередко полностью отходит на задний план. Она не выступает даже как потребительская ячейка. Когда дело доходит до распределения, весь коллектив отчетливо делится на две группы: одну из них составляют мужчины, другую — женщины и дети. Мясо, добытое мужчинами, поступает как той, так и другой группе. Так же обстоит дело и с растительной пищей, собранной женщинами. Каждая из этих групп потребляет пищу, поступающую в ее распоряжение, отдельно (127).

К этому следует добавить, что у многих народов, находящихся на самых разных стадиях эволюции первобытного общества, существовал обычай, согласно которому женщины и дети должны были питаться отдельно от мужчин. Столь же широко был распространен среди них порядок, когда совместно ели люди, принадлежащие к разным семьям.

Таким образом, потребность в циркуляции пищи между мужчинами и женщинами, возникшая с разделением форм добывания пищи между полами, не требовала с необходимостью возникновения элементарной семьи. Она вполне могла быть и была удовлетворена установлением циркуляции пищи между всеми мужчинами группы, вместе взятыми, и всеми женщинами, тоже вместе взятыми. Правда, вряд ли было бы правильным считать, что с появлением разделения труда между полами мужчины и женщины сразу стали питаться раздельно. Скорее всего первоначально, когда убивалось крупное животное, все члены группы собирались и совместно ели мясо.

Для сторонников рассматриваемой концепции возникновение охоты и мясоедения при сохранении питания растениями равносильно появлению разделения труда между полами. Именно с этим связано утверждение некоторых из них, что половое разделение труда существовало уже у австралопитеков, не говоря о хабилисах.

С тем, что у предлюдей охотой занимались преимущественно самцы, согласиться можно. Вряд ли, на наш взгляд, можно сомневаться в том, что они обеспечивали мясом детенышей. Часть добытого ими мяса доставалась и самкам. Но разделение труда предполагает, что разные группы не только занимаются различными видами деятельности, но что между ними происходит циркуляция продуктов этих форм деятельности. Однако имеются ли основания полагать, что взрослые самки снабжали самцов растительной пищей? И в связи с этим еще вопрос: можно ли считать, что взрослые самки предлюдей уже занимались собирательством?

На первый взгляд данный вопрос выглядит риторическим. Несомненно, что не только предлюди, но и обезьяны рвут плоды, листья, подбирают съедобные объекты, а затем едят их. Однако является ли эта деятельность собирательством в том смысле, в каком это слово употребляется применительно к первобытному обществу? Ответ может быть только отрицательным.

Никто не назовет собирательством действия коровы, пасущейся на лугу: она просто пасется, кормится. Точно так же кормится обезьяна. Различие между коровой и обезьяной лишь в том, что у первой пища поступает прямо в рот, у второй чаще всего оказывается вначале в руке, а затем попадает в рот. Наличие в пищевой деятельности обезьяны двух звеньев, из которых первое представляет собой функцию такого органа, который не является непосредственной частью пищеварительного аппарата, таит в себе возможность их отрыва друг от друга. Отдельные случаи этого встречаются у обезьян. Так, самка шимпанзе, сорвав плод, может не съесть его, а отдать детенышу.

У предлюдей матери, вероятно, уже не от случая к случаю, а систематически отдавали сорванные растения детенышам. Но и такого рода деятельность вряд ли можно назвать собирательством. И здесь мы имеем дело с кормлением. Отличие только в том, что животное кормится не само, а кормит другое. Однако такого рода систематическое кормление — важный шаг на пути к собирательству.

Само же собирательство начинается лишь тогда, когда сорванные плоды, листья, выкопанные корни и т. п. вначале сосредоточиваются в одном месте и лишь затем потребляются. Конечно, потребление не обязательно должно следовать сразу же за сбором. В период между сбором и потреблением могут иметь место такие моменты, как транспортировка, дальнейшая концентрация собранной пищи, переработка ее, хранение и т. п.

Можно допустить, что у поздних предлюдей матери вначале собирали пищу в кучки и лишь затем отдавали ее детенышам. Часть собранной пищи взрослые самки могли приносить в стойбище с тем, чтобы есть самим и кормить детенышей. Иначе говоря, можно допустить появление зачаточных форм собирательства у поздних предлюдей. Однако никакими фактами, подтверждающими это предположение, наука не располагает. Тем более нет абсолютно никаких данных, которые свидетельствовали бы о том, что взрослые самки собирали пищу специально для взрослых самцов, хотя последние, конечно, могли завладеть частью собранной и принесенной в стойбище самками пищи в случае, если подобного рода практика уже возникла.

Таким образом, никаких материалов, которые свидетельствовали бы о существовании у поздних предлюдей разделения труда между полами в том смысле, в каком оно наблюдается в первобытном обществе, нет.

Что касается концепции о возникновении подлинной элементарной семьи еще на самых ранних стадиях эволюции, может быть, даже у предлюдей, то отметим, что среди ее сторонников существуют по крайней мере два направления. Сторонники первого считают элементарную семью единственной формой объединения у предлюдей. Как полагают некоторые из них, так же обстояло дело у питекантропов (31. С. 107—112). Сторонники второго придерживаются взгляда, что элементарная семья у предлюдей и формирующихся людей входила в состав более крупного объединения. Даже если допустить, что элементарная семья у предлюдей и формирующихся людей существовала, с уверенностью можно сказать, что она не могла представлять самостоятельного объединения. Такое объединение неизбежно было бы нестабильным. Смерть любого взрослого ее члена делала оставшуюся ее часть неспособной к существованию. Группа, в которую входил лишь один взрослый самец, не могла успешно защищаться от хищников. Если учесть, что взрослый самец должен был время от времени оставлять самку с детенышами одних, а сам уходить на охоту, то изолированное существование этой группы представляется совершенно невероятным. При наличии такой группы как единственной формы организации индивиды, достигшие зрелости, должны были покидать ее и жить некоторое время в одиночестве. К этому можно добавить, что взрослый самец вряд ли мог бы в одиночку успешно охотиться на животных даже средних размеров, не говоря уже о крупных.

По этим причинам элементарной семьи как самостоятельной единицы не могло быть у ранних предлюдей. Тем более исключено ее существование у поздних предлюдей, которые не только использовали естественные предметы, но и изготовляли орудия. Совершенствование производственной деятельности возможно было только в рамках сравнительно крупного и стабильного объединения, обеспечивающего передачу опыта от поколения к поколению.

О том, что поздние предлюди жили именно такими объединениями, свидетельствуют данные археологии. Ученые испытывают затруднения, когда пытаются установить, сколько именно индивидов входило в состав групп, обитавших на стойбищах хабилисов. Однако особенности этих стойбищ свидетельствуют о том, что данные группы не могли быть элементарными семьями, что они включали в свой состав несколько взрослых самцов и самок (64. С. 65—66, 87—88).

При решении вопроса о характере отношений между полами в стаде поздних предлюдей необходимо прежде всего принять во внимание, что начиная еще с предшествующей стадии развитие физиологии размножения предлюдей пошло по линии, которая в конечном счете должна была привести к исчезновению эструса.

Трудно со всей определенностью сказать, исчез ли полностью эструс на стадии поздних предлюдей. Если он все же продолжал в какой‑то степени сохраняться, то так же, как и прежде, в начале эстрального периода доступ к самке возможен был и для подчиненных самцов, а в дальнейшем она монополизировалась одним из доминирующих самцов. Однако даже в случае сохранения на этой стадии эструса развитие по пути к его исчезновению неизбежно должно было привести к удлинению периода сексуальной восприимчивости самки. А это сделало более вероятным нахождение в максимуме эструса нескольких самок, что в определенной степени смягчило конкуренцию между доминирующими самцами и тем самым сделало более редкими конфликты между ними.

Если эструс на стадии поздних предлюдей уже исчез, то об отношениях между полами в их стаде можно лишь догадываться, ибо никаких аналогий такому положению не только среди обезьян, но и млекопитающих вообще нет.

Стадо поздних предлюдей было довольно крупным и сплоченным объединением. Но сплоченным животное стадо может быть только при условии достаточно жесткой системы доминирования. В таких условиях исчезновение у самок эструса могло привести к постоянной монополизации их доминирующими самцами. Взрослых самок в стаде во всяком случае не могло быть меньше, чем доминирующих самцов. Поэтому появление постоянного парования если и не исключило полностью конфликты между доминирующими самцами, то по крайней мере резко сократило их число.

Однако в то же время монополизация самок доминирующими самцами лишила подчиненных самцов возможности удовлетворения полового инстинкта, что не могло в известной степени не обострить отношений внутри объединения. Но в целом конфликтов в стаде поздних предлюдей стало, вероятно, меньше, чем в стаде ранних.

Остатков хабилисов найдено меньше, чем остатков австралопитека африканского, что затрудняет сопоставление. Нельзя, однако, не отметить, что из всех достаточно изученных черепов хабилисов лишь на одном имеется пролом, происхождение которого точно не выяснено (332. С. 229).

В целом парование, если оно имело место у поздних предлюдей, должно было носить своеобразный характер. Оно у них было не временным, а постоянным. Одновременно существовала не одна, а несколько пар. Охота, игравшая у поздних предлюдей все более важную роль, предполагала и требовала отделения самцов от остальной части стада на более или менее длительные промежутки времени. В таких условиях парование не могло предполагать ни пребывания партнеров вместе, ни обособления пары от остальной части стада. Оно не могло носить отчетливо выраженного характера. По существу парование у поздних предлюдей выражалось лишь в том, что доминирующий самец постоянно спаривался с данной самкой и не допускал спаривания с ней любых других самцов.

Распределение мяса

Отношения доминирования с неизбежностью должны были проявляться в стаде поздних предлюдей и при распределении мяса. Это отнюдь не означает, что мясо доставалось исключительно лишь доминирующим животным. Его в любом случае получали детеныши. Если добыча была велика, то доступ к ней был возможен практически для всех членов стада. Когда мясо приносилось в стойбище, то какая‑то его часть доставалась и самкам‑матерям.

Однако ни о каком дележе мяса среди членов стада в том смысле, в котором это слово применяется к человеческому обществу, говорить не приходится. Животному могло достаться мясо, а могло и не достаться. Животное могло получить доступ к добыче, а могло быть отстранено от нее доминирующим индивидом. Чтобы получить кусок мяса, животное должно было приложить усилия, которые не всегда могли привести к желаемому результату.

Таким образом, объединение поздних предлюдей внешне по своим особенностям мало чем отличалось от стад ранних предлюдей. И в то же время именно его развитие подготовило появление качественно нового явления — формирующегося человеческого общества.