Лондон и Копенгаген. Признаки близкого дома
Шестидесяти километровый Ла-Манш, наш океанский корабль преодолел всего в несколько часов. И вот он проходит узким устьем реки Темзы, направляясь в порт Тильбери. Вдоль бортов нескончаемо тянутся всевозможные плавающие средства: от бота до океанского лайнера самых различных стран и окрасок. Берега застроены приземистыми домами под зеленеющей от времени черепицей. Исполинский по площади и населению город невозможно охватить в те несколько дней, отведенные нам программой путешествия. В глаза бросаются ярко красные двух этажные автобусы, медлительно проплывающие в различных направлениях городских маршрутов
Сразу, не отвлекаясь на мелкие экскурсии, совершаем привычную обзорную поездку. Сегодня она совмещена с посещением Хайгетского кладбища, известного разве тем, что на нем покоится прах Карла Маркса. На взгляд туристов, место, где расположен монумент Карла Маркса, единственное ухоженное место гигантского кладбищенского могильника.
Обед предложен в огромном зале роскошного ресторана.
- Принеси-ка меню! – заявляет жена, едва лишь устроившись на стуле. Я послушно иду, за мной трогаются многие.
Жена деловито прячет меню с обложкой в дамскую сумку. Тоже совершают остальные женщины. Официанты представленные всеми национальностями колониальной страны, весело улыбаются и оживленно переговариваются. Становится ужасно неловко.
- Дай-ка я лучше верну меню! – пытаюсь я проявить элементарную порядочность, куда там. Лишь нарываюсь на нарекания:
- Все берут, а я вдруг отнесу! …Сиди уж!
В гигантском городе мест для осмотра более чем достаточно, но пресыщенные многими десятками осмотренных сокровищниц мира, туристы становятся чуточку инертными. Посетили мы лишь то, что предлагается в обязательной программе: Вестминстерское аббатство и собор святого Павла, национальную картинную галерею и музей Чарльза Диккенса. Посмотрели дом проживания премьер министра Маргарит Тетчер и здание парламента. Вполне естественно, что собор святого Павла самый вместительный, национальная галерея самая богатая коллекция, а Бейкер стрит самая обожаемая улица мира. Вне сомнения размеры ошеломляют. Чуточку приотстав от группы в национальной галерее, я заблудился и несколько раз прошел сквозь один из залов. Ошибку обнаружил лишь когда охраняющий зал служащий негритянского происхождения начал вежливо здороваться. Изумленный нежданной вежливостью, я понял в конце то концов, что давно блуждаю по тому же месту.
Деловой центр города – «Сити» переполнен самой разношерстной публикой.
- Сэр Журавлев!.. Вы обратили внимание на молодых художниц в национальной галерее? – обращается Миша. По одному и группами мимо нас проходят панки, их выделяет самая непризентабельная, в некоторых случаях вызывающе рваная одежда и крашенные в яркие желто-зеленые цвета волосы, стоящие высокими гребнями.
- Это те, которые с оборванными штанинами? – уточняю я.
- Эти самые и в клетчатых рубашках навыпуск, - добавляет Миша.
- Необъяснимо, Миша. …С одной стороны творческая интеллигенция, художники, с другой – панки какие-то! – удивляюсь я, вспоминая группу оборванных живописиц вполне грамотно копирующих полотна известных мастеров.
Чуть только рассвело, экскурсовод везет группу в древний замок Тауэр. Расположенный по иную сторону реки от пользующегося популярностью Бик-Бена, он занимает обширную площадь и выглядит дьявольски мрачно. Выложенные потемневшими от времени известняковым кирпичом стены, острые кованные колья на металлических решетках и сырые подземные казематы переплетаясь с нескончаемыми былинами гидов о жестоких нравах древности приводят в трепет самых закаленных туристов. Украшают повествование стайки одетых в красные балдахины потомственных тауэрских мясоедов. Существовала согласно преданию профессия испробователей королевских блюд на их пригодность и отравленность. Так и бродят они, пользуясь благосклонными подачками нескончаемого туристкого племени.
- Англия - последняя страна, где можно рационально вложить обменную валюту! – поясняет нам гид.
Остается лишь Дания, на которую надежд возлагать не приходится. Меняем так приглянувшиеся доллары на английские фунты. Получаем их значительно меньше. На нас с женой вышло всего сорок фунтов. Беспокоимся хватит ли на приобретение магнитолы.
- Я свезу желающих приобрести радио и магнитофоны, здесь вам необходимо присмотреться внимательнее, здешняя техника вполне приемлимая, - обещает наша московская переводчица Валентина.
Мы восхищенно любуемся на блестящие корпуса роскошной аппаратуры. Цены вполне приемлимы, но лично у меня фунтов до стоимости приглянувшегося радиоаппарата не достает. Я смотрю с завистью и унынием. Стоимость средней марки аппарата сорок пять фунтов, у меня в кармане сорок! Валентина тем временем беседует с продавцом.
- Сколько брать будем? – обращается она к группе, – …если более восьми продаст по сорок!
Радости моей нет предела, я тут же пересчитываю своих коллег и краем глаза вижу: входят еще несколько туристов с Гомельской группы. Моментально сориентировавшись в ситуации, они присоединяются к нашей Валентине.
- Все, с учетом соседей продает по тридцать восемь фунтов! – победно извещает Валентина, я готов расцеловать её от избытка радости.
Дубленка жене приобретена, магнитола тоже. На оставшиеся два фунта в попутном магазинчике уцененных вещей мы умудрились набрать сыну: прекрасный шерстяной джемпер, брюки с ткани вельветона и плащевую куртку ветровку! Поистине смешные цены! Не могу без содрогания вспомнить, как плакала от счастья немолодая педагог, которой посчастливилось приобрести за шесть! Фунтов скромную цигейковую шубу.
Тем временем круиз наш неизбежно подходил к завершению. Стали проявляться всевозможные приметы близости далекой еще Родины. Копенгаген уже покрыт слоем снега и сбросил листву деревьев, в порту красуется советский теплоход «Константин Симонов». Изнеженные теплом и очаровательной красотой буйной растительности в южных странах, в Копенгагене наш брат уже ленится лишний раз выйти с автобуса. Осенняя слякоть и за границей нагнетает тоску и уныние.
- Это местная ратуша, …это фонтан Гефион, …это знаменитая Русалка! – надрывается местный гид экскурсовод, кутаясь в теплый шарф.
Туристы, хмуро поглядывая в окна, на давно отключенный и бездействующий фонтан вспоминают виданные голубые фонтаны Рима, освещенные ослепительной рекламой улицы Парижа и красные реликтовые автобусы Лондона.
- Этот исторический замок отстроен в шестнадцатом веке!.. – пытается увлечь нас экскурсовод, - к сожалению, внутрь его мы попасть не сможем, в семнадцатом веке в замке случился пожар, и он еще не восстановлен!
- «У нас какая война прошла, тысячу двести городов разрушено до основания - все восстановлены!» - думаем про себя. Нам на чужбине становится радостно и гордо за свою могучую, хотя и столь многострадальную родину.
Завершил наше пребывание на гостеприимном лайнере «Азербайджан» концерт столичных групп. Удачно переплетая впечатлительные моменты всех стран, они выдали достойное представителей столицы представление. Знакомый пижонистый любитель гаванских сигар, восторженно прочитал экзальтированное стихотворение «плац Пигаля», мысли вновь возвратились в такой заманчивый Париж. В конце вечера танцы и последний завершающий аккорд музыкантов: «Живи моя Одесса, живи и процветай!»
Закончился круиз в мутновато серых водах красивейшего города нашей страны Ленинграде.
- Что приобрели в круизе? – вежливо осведомляется служащий.
- Магнитофон, дубленку…, - добросовестно перечисляю, пытаясь услужливо вскрыть чемодан. Он едва взглянул и махнул рукой, показав в проход.
Добирались домой через столицу, поездом. Верных приобретенным еще в начале путешествия билетам осталось не более двадцати пассажиров. Разместив в общей куче камеры хранения вместительные чемоданы, прокатились по злачным местам Москвы, невольно сравнивая её с чужими столицами. Сравнение явственно оказалось не в пользу родной. У наших многодневных соседей где-то срезали дамскую сумочку. А разместившись в вагоне и приготовившись к длительным приятным воспоминаниям, узнаем неприятно поразившую новость. У одной из туристок на привокзальной площади украли чемодан с приобретенными в круизе вещами!
- Вот тебе капитализм… Семь стран проехали, ничего не случилось, а тут за один день два досадных приключения! – раздумчиво произнес мудрый мужчина Будаев.
Прошло время. Стерлись с памяти многие воспоминания и впечатления. Осталось лишь то, что особо потрясло наше воображение и чего забыть неисполнимо. Ведь путешествие оказалось довольно грандиозным и внушительным.
За двадцать шесть дней пути пройдено в плавании по различным морям вокруг Европы 5182 морских мили или 9597 километров! Пройдено и осмотрено восемь главных городов семи стран. За время путешествия четыре раза разительно менялось поясное время.
Туристами съедено и выпито: 7,0 т картофеля, 0,9 т лука, 0,7 т моркови, 0,2 т свеклы, 0,6 т капусты, 0,6 т сахара, 0,1 т кофе, 0,09 т чая, 2,0 т свежих овощей, 2,3 т мяса, 1,9 т свежих фруктов и 1.8 т выпито соков на пресловутые коктейли!
Насыщенные впечатлениями заграничной экзотики, веселые и загорелые вернулись мы домой с полным чемоданом импортных вещей. Причем предприимчивый Валерка наменял полных два вместительных чемодана, которые еле-еле донес! Шуба дубленка – непременный атрибут современной женщины восьмидесятых годов, японская магнитола, кроссовки и джемпер маленькому Алешке, часы электронные тестю и свояку. Странные витиеватые бутылки с невиданной Кока-Колой. Трехсот граммовые бутылочки с пивом. Все такое непривычное и недоступное ранее, вынималось с наших чемоданов и с любопытством рассматривалось родственниками. Конечно, ко всему прилагался альбом фотографий.
Интерес к загранице со стороны населения был настолько велик, что мне пришлось делиться впечатлениями о круизе даже на цеховом собрании и перед школьным классом шестиклассника Алешки. И взрослые и дети слушали мои воспоминания с одинаковой непосредственностью.
Мне часто задают вопрос: а что же поразило особенно выразительно в столь завлекательном и разнообразном путешествии.
Поразило наличие на каждой урне пластикового пакета, который впоследствии меняется лишь мусорщиками.
Поразило наличие на каждом находящемся в ремонте здании зеленоватой маскировочной сетки.
Поразил порядок во всем: начиная от организации ремонта дороги, до Эйфелевой башни.
Поразила организация торговли, когда с увеличением покупателей цены не повышают, а снижают! Когда рядовой гражданин всегда прав и все доподлинно для него.
Юдаев
Взятый Горбачевым курс на крутой перелом начал давать почему-то только лишь сбои и отрицательные плоды. Наш цех почувствовал это снижением поставок сырья. Меня вновь направили в круиз, теперь внутри страны. Я должен проехать поставщиков и выяснить их потенциальные возможности на будущий год. Маршрут наметился большой и сложный.
Декабрь выдался морозным и утеплился я перед поездкой основательно. Минус двадцать семь градусов все же!
Решил начать с самого дальнего поставщика – с Надворной. Погода меняется в зависимости от расстояния: в Киеве – в Броварах уже плюс шесть градусов, в Ивано-Франковском аэропорту: - за бортом плюс двенадцать! «Вот это так перепады!» - думаю. На ходу раздеваюсь. Снимаю теплый шарф, шапку.
Попав в такую сложную командировку, поработал я жутко добросовестно и кропотливо. Переговорил с руководителями и главными инженерами всех заводов, посетил цеха. Переговорил с начальниками цехов и установок. Познакомился с ними лично и ознакомился с производствами, с организацией труда на них. Последним пунктом означен Волгоград. По слухам, там директорствует наш бывший «генерал» - Александр Иванович Юдаев. В город прибыл перед обедом и сразу двинулся на завод.
Из окна бешено мчащейся электрички насквозь просматриваются узкой полоской протянувшиеся по высокому берегу Волги промышленные окраины Волгограда. При их лицезрении напрашивается наивный вопрос: «Кому выгодно строить города такой протяженности»? «– Волгоград растянут вдоль Волги на расстояние от семидесяти до девяноста километров (по различным источникам)»! – так гласит реклама, броско настроченная на приобретенной мной план карте города. Из окна вагона здорово бросается в глаза, что расстояние между жилыми кварталами окраин иной раз составляет не менее, как три остановки на трамвае! Ведь по большому счету это удлинение коммуникаций связи, трубопроводов отопления, дорог – времени на проезд, наконец!
Вот мебельная фабрика, Биокомбинат и, вскоре, появляются классические колонны в стиле сталинской эпохи величественного классицизма, беседок построенных на набережной Волгодонского канала.
«- Заканальная»!.. – бесстрастно объявляет голос динамика.
Мне здесь выходить. Пять остановок на трамвае и слева от широкой аллейки показывается величественная колоннада высокого портала здания управления Волгоградского нефтеперерабатывающего завода. Приторный запах нефтепродуктов ясно показывает на профессиональную принадлежность этого здания.
В просторном коридоре, несколько мужчин оживленно беседуя, раскуривают сигареты.
- Мужики! Анализ на горючее отобрали?.. - беспечно бросаю, проходя мимо.
- Какой еще анализ?.. – оборачивается кавказского вида мужчина и заразительно смеется, сверкая белыми зубами! «Коллега! - подумал я беззаботно, - сразу сообразил»!
Покрашенное серой масляной краской помещение приемной директора показалось мрачноватым. Мягкий диван и громоздкий полированный стол секретарши вовсе не украшали приемную. Сидя на диване, о чем-то непринужденно разговаривали трое мужчин и женщина.
- Запишите меня на прием к директору, заодно отметьте прибытие в командировочном удостоверении, - обращаюсь я к суровой секретарше в темно зеленом платье и подаю свое командировочное удостоверение.
Поставив гербовую печать, секретарша вносит сведения в журнал регистрации. Дойдя до строки города отбытия, лицо её оживляется. Она одаривает более внимательным взглядом.
- Сейчас я доложу, - бросает она и быстро скрывается за высокой старинной дверью.
Сидящие на диване мужчины поглядывают на меня с легким недовольством. «Знать шеф еще уважает земляков» – подумалось мне, и я прижался к стене, ожидая вызова.
- Кто из Салавата – зайдите! – тут же объявляет вышедшая секретарша, и я вхожу в громадный кабинет директора.
Из глубины кабинета, сидя за большим полированным столом, заваленным бумагами, через толстые линзы очков на меня пристально смотрит близоруким взглядом Александр Иванович Юдаев! Это наш бывший генеральный директор волею судьбы заброшенный в Волгоград. Спустя несколько секунд на его полноватом припухшем лице проявляется заметное разочарование. Нет, не знакомый!
- Вы где работали в мою бытность? – спрашивает Александр Иванович, продолжая разглядывать меня, даже забыв предложить стул.
- Тогда я трудился в сорок втором цехе, …аппаратчиком!
- Ну и что, я в сорок втором цехе …мало бывал что ли?
- Я имел в виду, что вы меня не могли знать!.. Я то вас, известное дело, знаю.
- Как там наши ребята, расскажи немного. Как Павлычев, …Тюгаев!
- Извините, я всего лишь начальник установки, о генералах могу сообщить лишь в общих чертах. Работают, здоровы. Объединение на хорошем счету.
- Эх, ты!.. Земляк тоже!.. Да садись ты, - наконец вспоминает Юдаев и переходит к делу. – Производственные вопросы решишь в производственном отделе, я позвоню. В личном плане вопросы будут?
- Да, мне бы место… в гостинице, - сразу вспомнив свои прошлые скитания, робко прошу.
Он нажимает кнопку звонка:
- Устройте земляка в заводскую гостиницу! …Извини парень, дела! – я, попрощавшись, вышел. В приемной уже стоял заместитель директора по производству.
- Идем ко мне, я уже в курсе, – пригласил он.
- Вы у нас в первый раз? – спросил меня заместитель, когда мы познакомились.
Нет, я уже бывал. Возможно, вспомните! …Я приезжал с письмом в партком и меня, важной персоной, возили по заводу.
Такое было в действительности. Кривая поставок сырья неуклонно падала. По инициативе Казакова мы настрочили сразу несколько писем - обращений в разные структуры заводов поставщиков: директору, в партком, трудовому коллективу. А я развозил и лично вручал перечисленные корреспонденции. Парткомы еще обладали властью, и прием мне оказывался достаточно высокий. Но даже партия не могла обеспечить поставки все убывающего сырья.
- На ваш официальный запрос производственники готовят ответ. Я поведаю вам тоже самое, но в двух словах. - И заместитель директора пространно разъясняет мне снижение содержания парафинов в астраханской нефти и уменьшение поставок кавказской нефти.
- Могу я еще раз осмотреть производство?
- Да, оформляйте пропуск в бюро пропусков и походите по заводу.
Устав от хождений по кабинетам, я спрашиваю, взглянув на часы:
- Кто мне покажет обещанное жилье
- Сейчас найдем!.. Рабочий день все равно подходит к концу!.. – набрав на телефонном аппарате четырехзначный внутренний номер, он с кем-то долго переговаривается по телефону. Вскоре в кабинет входит моложавая женщина. - Вот эта дама проживает невдалеке от гостиницы, она вас и проводит.
Заводской район, где помещена ведомственная гостиница, отчасти напомнил мне Салават. Постройки пятидесятых годов, гладко заштукатуренные двух этажные домики, так же перемежались с хрущевскими пятиэтажками. Непривычно тонкий для февраля слой снега слегка закрывал просторные газоны и немноголюдные улицы. Спать не хотелось, и я выехал в центральную часть города. Универмаг, где был пленен фельдмаршал Паульс, дом Павлова, музей боевой славы с диорамой обороны Волгограда. Мамаев курган. Каждая улица и переулок в деталях или названиях – все напоминает героическое прошлое города – героя!
Наутро же запланировано посещение производства. Уже за проходной выставленная доска показателей дает первоначальное нелицеприятное сообщение о работе производства: цех пятнадцать – невыполнение плана!
Нефтеперерабатывающий заводы все схожи друг с другом как две капли воды! Те же АВТ, крегинг, каталитический крекинг. Этот отличается разве только тем, что занимает огромную территорию. Цеха и производства удалены друг от друга на столь значительные расстояния, что, проходя между цехами, не видишь соседнего. Обращаю внимание на заросли высокого камыша, который, по всей видимости, никто не косит. Заросли скрывают удаленные установки и на заводе тяжко ориентироваться. Скрывают они и застарелые нефтяные пятна. Но нужный цех я нахожу одним махом, я в нем уже бывал. Вот он свистит многочисленными паровыми утечками и пропусками воды в перекрестьях потемневших от ржавчины эстакад. Да и характерный горьковатый запах подтверждает - тот самый!
Начальника на месте не оказалось, принял меня заместитель, покои коего я с трудом отыскал между переходами лестницы. Просторный и обитый полированным деревом кабинет его показался, несмотря на видимый простор, довольно мрачноватым. Полировка стен и дверные косяки изрядно запачканы и почернели от долгого хватания грязными рукавицами. Мебель, почудилось мне, не первой свежести. В глаза отчетливо бросилось то, что крышка письменного стола по левую руку от хозяина, держится только лишь на стопке обшарпанных папок с бумагами. Металлическая пепельница полна окурков.
Некоторое время пообщавшись с заместителем, я уяснил, что необходимых сведений от этого человека не добьюсь. Меня, интересовали вопросы оплаты, организации работ повышенной опасности, экономика и штатная расстановка. Заместители такими вопросами не владеют. Прошу его проводить на установки. В отличие от отделения, территорию которого мы пересекли по замазученному, выстеленному кислотоупорной плиткой полу первого этажа, в помещении котельной достаточно чисто, светло и уютно. Полы покрыты хорошо промытой метлахской плиткой, обмуровка котлов серебрится металлическим блеском. Из шести установленных беспрерывно работают всего четыре. Я позавидовал невиданной роскоши и, переговорив несколько минут с начальником установки, направился в сторону вокзала.
- Как у вас прижился Юдаев? – заинтересованно спрашиваю на прощанье у своего сопровождающего. – У нас он был фигурой высокого полета.
- Да как слон в посудной лавке. …Пришел, все расшвырял да и только. …Не любят его у нас.
Присланный подтянуть завод вместо старого слабохарактерного и без инициативного директора, Юдаев, по всей вероятности, перешел чью-то дорогу, сломал надежду и судьбу одного или нескольких претендентов, за это и не любят.
После Волгограда со всеми собранными сведениями, посещаю наше родное министерство. Вновь не обходится без досадного недоразумения.
Сдал я свою коричневую куртку и портфель в раздевалку и терпеливо жду в приемной назначенной встречи. Долго ждал. До двадцати часов вечера. Ждал встречи с заместителем министра Гермаш. Пока сидел, меня переадресовали к начальнику ВПО «Союзнефтеоргсинтез» Н.М. Дюрику. Тот кстати только лишь возвратился из Салавата, был доволен оказанным приемом и много обещал:
- Езжай домой и докладывай руководству, я все сделаю, чтобы им помочь!
Я не шел, а летел как на крыльях после такой важной и результативной встречи. Отрезвило то, что раздевалку закрыли и портфель с личными вещами тоже. Хорошо предусмотрительная гардеробщица куртку на вахте оставила. Портфель забрал только лишь на утро следующего дня
Чтобы доставить сыну удовольствие, находясь в поездках я выработал правило, каковым впоследствии часто пользовался: с каждого города направлять домой и на квартиру маме открытки с видами этого города.
Приехал домой, сын перечисляет:
- Пап!.. А я от тебя открытки получил! …Из Волгограда, из Киева, Ивана-Франковска, Львова, – и показывает небольшой пакет. Я согласно киваю головой:
- Правильно!.. Посылал!.. – сам одеваюсь и выхожу из подъезда. Спешу к руководству.
- Пап! Пап! - кричит Алешка, высунув голову в форточку.
- Чего тебе? – высоко задрав голову в мохнатой заячьей шапке, спрашиваю недовольно.
- От тебя из Харькова открытка пришла! – звонко кричит радостный Алешка.
- Из Харькова?.. – переспрашиваю. – Еще из Белгорода, …из Москвы жди!
Впечатлений хоть отбавляй, круиз по Европе, круиз по Союзу! Легкий пушистый снежок падает на синюю нейлоновую куртку и скатывается с её складок, струясь отраженным светом тусклого солнца. Я, весело шагая, направляюсь на трамвайную остановку.
Подходил к исходу когда-то так весело встреченный нами 1985 год!
Холодная зима 1986 года
Зима начала 1986 года, на беду выдалась морозная и много снежная. На нашей установке с обводненными процессами и высокомолекулярными продуктами холодная зима чревата большими неприятностями.
Перевязанные платками и широкими поясами промерзшие и злые аппаратчики беспрестанно ругаясь и проклиная судьбу, что-нибудь да грели. Окинув взором безлюдную операторную, замечаю лишь трех женщин. Марьям Привалова, приподняв руку, крутит ручку регулятора, Хисматуллина пишет режимный лист. Навстречу шагает машинист Маренко.
- Где народ? – спрашиваю я Любу.
- Греют в парке линию оборотных спиртов.
- Давно заморозили?
- А кто её знает. Взялись принимать спирт, а проходимости нет. – Люба, поправив противогаз и дерзко блеснув озорным взглядом, берет ведро и выходит в насосную. Там около пятого насоса она заметила лужу продукта. Её необходимо смыть пока я не заметил.
По утоптанным в глубоком снегу валенками аппаратчиков тропам, захожу в парк. Там и сям из-под снега выбивают клубы беловатого пара. Виктор Карякин и Юра Мартынов, как циркачи-эквилибристы, передвигаясь по заснеженной, скользкой трубе, переставляют паровые шланги. «Эти обойдутся без меня!» - думаю я про себя и возвращаюсь в операторную.
Буквально неделю спустя, история повторилась. Грели, повторяюсь часто, но отдавая должное опыту работников, с большой сноровкой!
Трубопровод бутанола отогревали много раз. Меж тем, сегодня его грели тяжело и долго. А он, как назло, очень нужен. Собрал я вокруг него людей по более, сам шланги помогаю присоединять. Бегаю, ругаюсь, нет результата. Людей только поморозил.
- Слышь, паренек!.. Гони ты их всех взашей! – советует прыткий аппаратчик Уваров. - Вот сдам вахту, мы с тобой вдвоем отогреем.
Я поначалу засомневался. Трубопровод не менее четырехсот метров, да без изоляции.
Сдал Уваров вахту, залезли мы с ним на эстакаду и бегом, бегом! Я еле успеваю шланг заносить. Отогрели! За два часа отогрели.
- Ну, что, паренек!.. Сказал ведь, отогрею! …Гони сто грамм для сугрева, – устало молвил Уваров, собирая шланги. Я уважительно пожал руку. Пришлось, конечно, и спирту плеснуть.
Рекомендованный прекрасным специалистом еще работниками пятьдесят второго цеха, Григорий Поворотов, по сути, таковым и оказался. Этой же злополучной зимой, случилась и на него проруха. Несколько дней спустя ранним утром, подходя к установке, издалека замечаю: белые молочные клубы пара над этажеркой ректификации плавают. «Там то, что они сегодня греют?» - думаю обеспокоено, и прибавляю шаг.
- Что случилось? – строго спрашиваю Раю Исмагилову, которая одна за всех ведет режим. Иван Швецов, погромыхивая железом и что-то неразборчиво бормоча, копается в кладовке.
- Вакуумную систему седьмой колонны заморозили, - поясняет Рая.
- Где Поворотов! – кричу на этажерку возмущенно. - Как там-то смогли заморозить?
- На ходу замерзла!.. – оправдывается закоченевший Поворотов. Он слез с эстакады и огорченный стоит передо мной. Человек принципиальный и гордый он сильно переживает срыв.
- Ладно, иди отогревай, - говорю, сам направляюсь в операторную.
Разворачиваю рулон диаграммной бумаги. Точно! …На ходу замерзла.
Много досадных ляпсусов выдал нам один из трубопроводов. По нему транспортировался водный бутанол и выходил из строя он нередко. Сегодня его будто прорвало. Только пропарим и заварим, в другом месте свищь образуется.
Образовался этот злополучный пропуск как назло в субботу. Длина лопины почти тридцать сантиметров, а трубопровод необходим, отключить нельзя. Нужен позарез длинный «хомут», хотя бы временно заткнуть лопину. Перерыл все кладовки на установке – нет подходящего! Пошел по соседним цехам, благо многие меня еще помнили.
- Готового нет, …но я тебе живо сварганю! – заявляет знакомый механик.
- Делай, разумеется, обожду, …мне деваться некуда, - и располагаюсь поджидать надолго.
Приготовил Толька лист металла, включил стационарный сварочный агрегат и сварганил мне роскошный большой «хомут», хоть на рынок неси.
Принес я его почти горяченьким на установку, сам проклинаю свои ремонтные службы, «ну почему у нас не все как у людей организовано?»
Наставили «хомутов» столько, что провис наш трубопровод от их тяжести и отошедший от спутника тот час же замерз. Само собой разумеется, его бы неплохо заменить, - ведь трубопровод к тому же из углеродистой стали, а среда коррозионная.
Выдался денек потеплее, и принялись за его замену. Отрезая трубопровод, случайно повредили водоспутник. Горячая вода свищет с него в разные стороны, заливая установку.
- Перекрывай спутник! - громко кричу снизу старшему аппаратчику Тагиру Низамову.
- Не найду никак его запитку! – волнуется Низамов.
- Черт с ней, перекрывай всю гребенку! – даю сердитое указание. Некогда искать.
Перекрыл Тагир всю гребенку, вход и выход. Меняем трубопровод, на новый, из нержавеющей стали. Этот не прокоррозирует. Пока меняли, незаметно ветер сменил направление и подкрался мороз. Крепчая и крепчая час от часу, он к ночи достиг двадцати градусов. Открываем отопительную воду на гребенку, она уже не идет! Вот это фокус! Почти полтора десятка водоспутников посредине зимы вывели из строя. Всю неделю, рассадив аппаратчиков с дрелью и сверлами на трубопроводы, устраняли мы эту досадную неудачу. Грели злополучные водоспутники круглосуточно. Укутанные аппаратчики как пожарные, стоя со стволом на перевес, длинной тонкой трубой прогревают скрытый под изоляцией спутник.
Когда приморозили сырьевой трубопровод, шум большой получился. Он замерз как раз над дорогой. Намерили мы: пятьдесят метров изоляции отсутствует. Подсуетился Олег Владимирович, привез машину изолирующего материала, привел бригаду слесарей.
- Я свое дело сделал, - говорит. – …Изолируй и грей.
- Как я буду изолировать?.. Ведь там же компенсатор!.. Не опереться, не встать.
- Ты начальник установки, ты и думай! Я тебе хвосты заносить не буду. – Он махнул рукой и ушел. Ему также эти постоянные замораживания изрядно надоели.
Принес монтажные пояса, принес лестницу. Никто не лезет! Слесаря народ изнеженный.
- Я не специалист, это не моя работа. Вдруг упаду. – В общем тысяча причин.
- Пошли Гена!.. Возьми с собой Горбунова, без нас никто нам ничего там не сделает! – говорю старшему аппаратчику Иманову.
- За что им только, дармоедам, зарплату платят! – проворчал Иманов, опуская уши меховой шапки и вышел вслед за мной.
Мы с ним лежа на трубопроводе на высоте шести метров умудряемся одевать его пластами стекловаты и закручивать её проволокой.
Заизолировали мы с ребятами участок, трубопровод прогрелся, и пошла к нам живительная влага. Стоим, собираем приспособления. Со стороны управления идет Олег Владимирович. Негнущиеся руки в меховых рукавицах, сутулая спина с головой упершейся в грудь. «Вылитый попугай», - почему-то, не к месту, неприязненно подумал я, взглянув на него.
- Ну, что отогрели? – спрашивает Мороз.
- Отогрели, куда ж мы денемся! - уныло пробурчал я. У меня от пережитого страха еще не отошла дрожь в голенях.
-Я же сказал, раз ты начальник установки, ты и придумаешь как греть! – усмехнулся Мороз и, круто развернувшись, ушел.
Так по ступеням наша техническая зрелость переступала в возмужалость.