Производственные отношения и распределительные отношения людей в мелко-буржуазном обществе.

а) Неорганизованные связи между хозяйствами.

Так как для мелко-буржуазного общества наиболее важными и характерными являются неорганизованные (меновые) связи между отдельными предприятиями, то, изучая его строение, удобнее начать именно с этих связей, а не с внутренних отношений предприятия.

Меновые отношения между хозяйствами существовали, как было выяснено, уже в довольно ранние эпохи жизни натуральных обществ. Но господствующая роль принадлежала тогда не меновым связям: они охватывали только незначительную часть производства, – главным образом, производство излишков; производство же основных, необходимых средств к жизни, т. е. наиболее существенная часть производства, было организованно почти целиком в пределах отдельной группы. Группа могла продолжать своё существование даже в том случае, если бы оборвались её меновые сношения с другими группами; она обладала действительной независимостью в производственной жизни. Поэтому каждая такая группа являлась сама по себе настоящим «обществом».

По мере развития общественного разделения труда материальная независимость группы утрачивается: в сферу обмена всё более втягивается, вслед за излишками производства, и остальная его часть; группа мало-по-малу перестаёт непосредственно производить для себя всё необходимое и начинает даже наиболее насущные свои потребности удовлетворять при помощи обмена. Отдельное хозяйство чем дальше, тем в большей степени перестаёт производить именно для себя. Ремесленник, порывая прежнюю связь с земледелием, лишь самую ничтожную долю продуктов своего труда может предназначить для своей семьи: сапожник, например, одну сотую, а шёлковый ткач – и совсем ничего. Точно также, вовлечённое в меновую жизнь феодальное хозяйство потребляет всё меньшую часть того хлеба, мяса и т. д., которые в нём произведены.

Таким образом, материальная зависимость каждого хозяйства от всех других непрерывно возрастает. Между тем, формально оно независимо, т. е. организует его отдельная личная воля, особая для каждого предприятия. Его внутренние отношения вполне организованы этой волей, а его внешние отношения не организованы, на зависят ни от чьей воли. Таково строение всякого менового общества, и прежде всего – мелко-буржуазного.

История не знает чистого, законченного типа мелко-буржуазного общества, как и, вообще, никакой вполне однородной систем отношений. Всякое данное общество, кроме своих основных , наиболее характерных элементов, заключает тесно переплетающиеся с ними пережитки прошлых общественных формаций и зародыши будущих. К мелко-буржуазному обществу всё это относится в особенно сильной степени: оно оказалось весьма кратковременной переходной стадией от общества феодального к капиталистическом. Поэтому, некоторые черты общественных отношений, которые оно само по себе стремится развить, стали выступать с достаточной ясностью лишь в последующие эпохи; но так как тогда черты эти осложняются и видоизменяются различными новыми влияниями, то для простоты анализа они должны изучаться именно в связи с экономикой мелко-буржуазного общества. Таким образом, в некоторых случаях нам придётся прибегать к очень отвлечённому, так сказать, идеализированному изображению мелко-буржуазных общественных отношений, чтобы от него постепенно переходить к исторической действительности, какой она была.

Итак, в меновом обществе производство разделено между многочисленными хозяйствами, и нет единой организующей воли, которая целесообразно распределяла бы общественный труд между различными отраслями производства. Связь между хозяйствами выражается в переходе продуктов и средстве производства из одного хозяйства в другое; этот переход совершается при посредстве обмена, т. е. неограниченного распределения общественно-полезных вещей. Только в организованном производстве возможно вполне целесообразное распределение труда; только в организованном производстве возможно вполне целесообразное распределение труда; только в организованном производстве труд может в точности удовлетворять потребностям общества: раз хорошо известны размеры этих потребностей и количество труда, которым общество располагает для их удовлетворения, организующая воля может распределить труд в соответствии с потребностями. При меновых отношениях потребности каждого хозяйства удовлетворяются трудом, который не оно организовало, а его организованный труд служит для удовлетворения потребностей других хозяйств, которые не имеют прямого влияния на организацию труда в этом хозяйстве.

Только в самой ранней стадии менового хозяйства, когда господствует производство на заказ, производитель обладает, хотя приблизительным представлением о величине той общественной потребности, которой должно удовлетворять его хозяйство. По мере того, как развивается общественное разделение труда и расширяются рамки меновых связей, работа на заказ сменяется работой на рынок; другими словами, на место узкого, определённого заранее известного производителю круга покупателей выступает всё более неопределённы, изменчивый, безличный рыночный спрос. Производитель лишается возможности судить о том, в каких пределах понадобятся обществу его продукты. Из этого вытекают важные последствия. Чтобы ясно их себе представить, воспользуемся следующим грубым примером.

Тысяча сапожников данного общества произвели 200.000 пар сапог, а рыночный спрос, выражающий собой общественную потребность, сводится к 150.000 пар; труд 250 сапожников не удовлетворяет никакой общественной потребности, он оказался общественно-бесполезным. Наоборот, пятьдесят тысяч землевладельцев произвели десять миллионов пудов хлеба; между тем, общественная потребность простирается на 10½ миллионов пудов, и для её полного удовлетворения понадобилась бы работа ещё 2.500 земледельцев. Часть общественно-трудовой энергии рассеялась без пользы, потому что оказалась излишне потраченной; другая часть – потому, что не были полностью удовлетворены потребности трудящихся. И основная причина всего этого та, что каждый работал независимо от других, что не было единой организующей воли – личной или групповой, это всё равно, – которая распределила бы работников целесообразно, уменьшила бы количество труда в ремеслах и перенесла бы часть его в земледелие, – словом, которая организовала бы взаимные отношения хозяйств.

Часть труда ремесленников оказалась общественно-бесполезной, за неё они ничего не получают от общества, т.е. от рынка. Благодаря этому, их потребности удовлетворяются не вполне; отсюда возникает целый ряд страданий. В земледелии затрачено недостаточно труда, хлеба хватило не всем, – отсюда опять-таки возникают страдания. Люди оказались неприспособленными к собственным взаимным отношениям, как первобытный человек оказывается неприспособленным к отношениям внешней природы.

В действительности такая резкая неприспособленность, как в данном примере, вряд ли когда-нибудь наблюдалась в исторической жизни мелко-буржуазных обществ. Да и вообще она имеет свои пределы, зависящие от тех же общественных отношений. Чтобы выяснить, где лежат эти пределы, следует перейти к вопросу о рынке и конкуренции.

Производитель обменивает свой продукт – свой товар – на чужие товары: сначала на деньги – также товар, и пока об них нет надобности говорить особо. Какое же количество чужих товаров производитель получит за свои? Другими словами: как велика окажется меновая ценность его товаров?

Допустим, что общество вполне однородно, что различные хозяйства сходны между собой по величине потребностей и по количеству трудовой энергии, которое в каждом из них затрачивается на производство. Если таких хозяйств имеется миллион, то потребности каждого из них составляют одну миллионную потребностей общества, и труд каждого из них составляет одну миллионную общественных затрат трудовой энергии. Если при этом всё общественное производство вполне удовлетворяет всю сумму общественный потребностей, то каждому хозяйству для полного удовлетворения его потребностей необходимо получить за свои товары одну миллионную всего общественного продукта. Если отдельные хозяйства получат меньше этого, они начнут слабеть и разрушаться, не будут в силах выполнять прежней общественной роли, доставлять обществу по одной миллионной доле всей его трудовой энергии в борьбе с природой. Если некоторые хозяйства получат больше, чем по одной миллионной доле всего продукта общественного труда, то пострадают и начнут слабеть другие хозяйства, которым достанется меньше.

В однородном обществе с разделённым трудом для полного поддержания производственной жизни в прежнем виде необходимо, чтобы каждое хозяйство при обмене получало за свои товары равное им по стоимости количество этих продуктов для своего потребления. В приведённом примере стоимость товаров данного хозяйства равна одной миллионной всей стоимости общественного продукта, и стоимость необходимых для хозяйства предметов потребления равна также одной миллионной всё общественно-трудовой энергии.

Как было указано во введении, за единицу измерения общественно-трудовой энергии следует принимать час простого труда средней интенсивности. Если товар стоит 12 таких «часов», то он должен обмениваться на другой товар, стоящий также 12 «часов», напр., за соответственное количество денежного металла. Если же обмен происходит иначе, то некоторые хозяйства должны расстраиваться и приходить в упадок. На рынке необходимо должны складываться цены товаров, в общем и в среднем соответствующие их стоимостям, в противном случае, существование всего общества становится крайне неустойчивым.

Но действительное меновое общество всё же не лишено некоторой устойчивости. Цены товаров постоянно, в большей или меньшей степени, уклоняются от их стоимостей, потому что никакая организующая воля не управляет обменом; однако, в самом строении общества заключается своеобразный механизм, действие которого управляет колебаниями цен таким образом, что уклонения в одну сторону сменяются уклонениями в другую, а в среднем уравновешиваются. Механизм этот обладает громадной силой, грубой и стихийной; он называется рыночной конкуренцией.

Если производитель соглашается продавать свой товар ниже стоимости, то хозяйство его расстраивается; если другие производители покупают его товар выше стоимости, то ухудшается их материальное положение. Возникает борьба интересов продавца и покупателя; в результате этой борьбы каждый привыкает требовать за свой продукт никак не меньше его стоимости; таким образом, в обществе складывается представление о «ценности» товаров, которая в действительности соответствует (приблизительно) их стоимостям.

Но не всегда производителю удаётся продать свой товар по его стоимости; иногда он вынужден уступать его дешевле. В прежнем примере, когда 1000 сапожников представляли на рынок 200.000 пар сапог, а общество может купить только 150.000, сапожники оказываются в очень трудном положении. Предложение их товара превышает спрос на него; весь товар не может быть продан и каждый из продавцов рискует остаться совсем без покупателя. Тогда начинается ожесточённая борьба между продавцами: каждый из них готов пожертвовать часть стоимости своего товара, лишь бы привлечь покупателей к себе и не возвратиться домой с непроданным товаром. Цена товара понижается: сапоги, стоящие 50 «часов простого труда», продаются за такое количество денег, в котором заключается всего 40,35 подобных единиц трудовой энергии. Хозяйства сапожников слабеют, некоторые даже совсем рушатся; часть сапожников принуждена уменьшить своё производство, потому что недостаточно удовлетворяют потребностям своего хозяйства, т. е. начинают плохо питаться, не могут покупать материала в прежнем количестве и т.под.; другая часть совсем бросает прежнее дело и избирает себе иную роль в производстве или оказывается вообще вне его. В результате, на следующий раз рынок оказывается не только не переполнен, сапожным товаром, но даже наоборот: при спросе на 160.000 пар сапог предложение сводится, напр., к 120.000 п. Тогда возникает борьба уже между покупателями: не желая остаться совсем без сапог, многие покупатели соглашаются платить за пару сапог выше её стоимости, вместо 50-ти – 60,35 единиц трудовой энергии в форме денег. Выгодные цены позволяют хозяйствам продавцов подняться, расширить производство; сапожные предприятия могут даже вновь увеличиться в числе; и опять изменятся отношение спроса к предложения, происходит новое колебание цены товара в другую сторону и т. д.

Таким образом, рыночная конкуренция в форме борьбы – с одной стороны, между покупателем и продавцом, с другой стороны, между продавцами одинаковых товаров, а также между покупателями – стремится в постоянных колебаниях поддерживать цены товаров около уровня их стоимостей, понижая цены чрезмерно повышенные, и повышая цены пониженные. Если производство в данной отрасли идёт дальше размеров общественной потребности, его продукты продаются ниже стоимости, и оно сокращается; если оно не вполне удовлетворяют общественной потребности, его продукты продаются выше стоимости, и оно расширяется. Так, при посредстве рынка, закон стоимости управляет общественным производством, приноравливая его к общественным потребностям.

Но такое приноравливание совершается лишь путём непрерывных колебаний; во всякий данный момент оно является далеко не полным, а это влечёт за собой страдания производителей, бесплодную растрату общественной энергии. Во всякий данный момент производитель рискует оказаться неприспособленным к своей общественной среде. Плохое утешение для ремесленника, разорившегося от недостатка сбыта и прекратившего производство, знать, что с течением времени равновесие спроса и предложения само собой вновь установится на рынке. Так общественные отношения господствуют над людьми в меновом хозяйстве, хотя, быть может, и менее жёстко, чем отношения внешней природы над людьми натуральных обществ.

Изложенные воззрения на цену и стоимость в меновом обществе господствуют в современном научном мышлении под именем ”теории трудовой стоимости”. В качестве пережитков неразвитого познания, поддерживаемых классовыми интересами известных групп общества, до сих пор сохраняются, однако, если не в науке, то в учёных трактатах, взгляды иного рода, более или менее сложные и запутанные теории, иначе «объясняющие» жизнь менового общества. Рассмотрим поэтому, может ли вообще быть верной какая бы то ни была из этих теорий.

При обмене происходит сравнение самых разнородных товаров: топор, хлеб, книга, украшение и т. п. Для всякого сравнения различных предметов необходимо чтобы в них было что-нибудь общее, поддающееся измерению. И человек и камень обладают весом, который возможно измерить; поэтому, вполне допустимо сравнение человека с камнем по весу.

Что же общего можно найти во всех различных товарах, которые сравниваются между собой в акте обмена? Уже для самого поверхностного взгляда очевидно, что это – не объём, не твёрдость – вообще не «естественные» их свойства. Стало быть, это – их общественное свойство. Но какое именно? Таких свойств, как было раньше указано, всего два: общественная полезность и общественная стоимость. Но есть ли это общественная полезность? Нет; топор полезен в качестве орудия производства, хлеб – в качестве средства поддержания рабочей силы производителя и т. п.; – количественному сравнению не было бы места, а именно оно и выступает в обмене. Очевидно, дело идёт в об общественной стоимости, т. е. о том, количестве общественно-трудовой энергии, которой стоит каждый товар; с этой точки зрения становится вполне понятным количественное равенство самых разнообразных продуктов, даже материальных с нематериальными.

Но допустим, что предыдущее рассуждение ошибочно, что в основе менового процесса лежит не стоимость, а что-нибудь другое, чего мы даже, может быть, ещё не знаем. Пусть в топоре и паре сапог это неизвестное «что-то» заключается в равном количестве, так что оба товара должны продаваться по одинаковой цене. В тоже время трудовая стоимость этих товаров неодинакова: топор стоит 8 «часов простого труда», а сапоги – 12. В таком случае, кто станет заниматься сапожным делом, когда это явно невыгодно? Все предпочтут делать топоры. Развитие общественного разделения труда стало бы невозможным; невозможным стало бы и само местное общество. Таким образом, допущение всякой иной основы обмена, кроме стоимости, проводит к абсурду.

Хотя цена в общем определяется стоимостью, но в каждом частном случае она может не совпадать с ней. Только там, где свободно действует конкуренция, где производство товаров способно расширяться и суживаться под влиянием рыночного спроса – только там цены действительно стремятся к уровню стоимости. Всего больше это относится к обрабатывающей промышленности. Где производство не так эластично, там закон трудовой стоимости проявляется в менее чистом виде.

Таково земледелие и в меньшей степени другие отрасли добывающей промышленности. На данном участке земли трудно увеличить сколько-нибудь значительно производство хлеба, если весь участок уже эксплоатируется земледелием. Поэтому, с возрастанием размеров менового общества, с увеличением спроса на хлеб цена хлеба может упорно держаться выше стоимости, потому что предложение не поспевает за спросом.

Далее, свободному действию конкуренции нередко в сильной степени препятствует различные организованные отношения между людьми; так было и в исторически известных мелко-буржуазных обществах (связи цеховые, феодальные – об их влиянии на обмен и конкуренцию подробнее излагается дальше).

Наконец, в иных случаях, часто в связи с только что указанными условиями, особенно с последним, на сцену выступает монополия. Монополией называется не простой недостаток конкуренции, но и полное её отсутствие. Если производством известного общественно-необходимого продукта занимается только одно предприятие или небольшое число действующих в союзе предприятий, то покупатели могут быть принуждены платить за продукт несоразмерно высокие цены. Тогда оказывается, что отдельная группа, пользуясь своим исключительным положением, эксплоатирует остальное общество.

Монополией объясняется тот факт, что в меновом обществе цену имеют, между прочим, и некоторые из предметов, вовсе не созданных трудом, не имеющих трудовой стоимости, напр., невозделанная земля, сила течения воды (когда река сдаётся в аренду под мельницу), почётное звание, право на труд, отпущение грехов (предмет торговли католических монахов) и т. п.

Это бывает в том случае, когда предметы, не созданные трудом, но обладающие полезностью и в то же время имеющиеся в ограниченном количестве, попадают в частную собственность, захватываются отдельными людьми во владение; тогда владельцы не соглашаются уступать эти предметы за пользование других людей иначе, как за вознаграждение, за известную стоимость, напр., за известную сумму денег. Цена таких предметов не может определяться их стоимостью, которой вовсе нет. Как всякая эксплоатация, цена непосредственно определяется отношением силы общественных классов – в данном случае продавцов и покупателей подобных товаров; само собой разумеется, что и это отношение сил само подлежит объяснению из основных исторических условий, в конечном счёте – из развития отношений человека к природе.

Мелко-буржуазное меновое общество предполагает уже развитую денежную форму обмена. Без денег невозможно широкое обращение товаров, орудием которого они являются. Деньги играют громадную и разнообразную роль в жизни менового общества. Так как меновое общество знает только денежный обмен, так как деньги являются ценой каждого товара, то они же являются и постоянны мерилом стоимости товаров. Благодаря рыночной конкуренции, у производителя складывается стремлении брать за свои товары не меньше равной им стоимости; но эта стоимость представляется ему, конечно, не в виде определённого количества общественно-трудовой энергии, а в виде определённой суммы денег.

Далее, во всех кредитных сделках, которые становятся в меновом обществе обычным явлением,деньги выступают как законное орудие платежа. С товарным рынком неразрывно связан кредитный. В сумме они составляют рынок вообще.

Для нормального хода жизни менового общества совершенно необходимо, чтобы орудие обмена и платежа находилось на рынке в достаточном количестве. Рассмотрим, как велико это достаточное количество.

При одновременной продаже за наличные, денег требуется, очевидно, столько, сколько стоят на рынке продаваемые товары. Но за определённый период времени для целого ряда сделок за наличные, сумма денег может быть меньше суммы цен товаров.

Ремесленник купил у крестьянина хлеба на 10 рублей. За эти 10 рублей крестянин купил сошник у кузнеца; кузнец купил за полученные деньги стол у столяра. Все эти сделки произошли в течение одной недели; для них потребовалось всего 10 руб. денег, хотя сумма этих товаров равна 30 руб.; причина заключается в том, что за эту неделю данная сумма денег сделала три оборота. Вообще, при продаже за наличные, необходимая для товарного рынка сумма денег определяется так: сумму цен продаваемых товаров делят на среднее число оборотов монеты за время продажи этих товаров.

Товары, продаваемые в кредит, непосредственно из рук в руки переходят без помощи денег. Но впоследствии и за эти товары приходится платить. Чтобы выяснить количество денег, необходимое для кредитного рынка, надо принять во внимание не только скорость обращения денег, как в предыдущем случае, но и другое условие.

Столяр купил в долг у крестьянина хлеба на 10 рублей, а тот, в свою очередь, купил у него – также в долг – стол за 9 рублей. Сводя счёты, столяр платит крестьянину только 1 рубль, хотя сумма долгов была целых 19 руб. – А должен В 100 руб., В должен С также 100 руб., наконец, С купил в кредит у А товара также на 100 руб. Сводя счёты, все трое ничего не платят деньгами. Таким образом, при уплате долгов количество необходимых орудий платежа уменьшается на всю сумму платежей, которые взаимно уничтожаются. Остальное выплачивается таким количеством денег, какое потребуется, смотря по скорости обращения денег.

В общем, сумма денег, необходимая для рынка на известный промежуток времени, – спрос на деньги – определяется так: к сумме товаров, кроме тех, которые продаются в кредит, прибавляется сумма срочных платежей, без тех, которые взаимно уничтожаются, и результат сложения делится на среднее число оборотов монеты за это время.

Действительное количество денег в меновом обществе, вообще говоря, не бывает меньше размеров рыночного «спроса на деньги»; наоборот, кроме тех денег, которые обращаются на рынке, имеется ещё некоторый излишек, который в качестве «сокровища», денежного запаса, спокойно лежит в карманах и в подвала его владельцев, чтобы выйти оттуда тогда, когда явится усиленный спрос на деньги для покупки товаров или для платежа долгов.

Громадный общественной роли денег, как орудия обращения товаров, соответствует выделение особого класса людей, для которых обращение товаров становится специальностью, – класса торговцев. Впрочем, их деятельность отнюдь не сводится к одной покупке-продаже товаров, они организуют также перемещение товаров, доставку их с места производства на рынок, иногда также – с рынка на место потребления. Это перемещение товаров, по справедливости, следует рассматривать как последнюю операцию их производства: если продукт в данном месте не может удовлетворить общественной потребности, то он не является пригодным для потребления, где он получает свою общественную полезность.

Денежный кредит вызывает также возникновение особого класса людей, делающих его своей специальностью, – это класс ростовщиков.

Остальная масса товаропроизводителей мелко-буржуазного общества также далеко не вполне однородна; она распадается на классы сообразно с различной ролью отдельных групп общества в его производстве: земледельцы, различные ремесленники – сапожники, кузнецы и т. д.

Здесь уместно выяснить различие между понятиями «сословия» и «класса». Классом называется группа людей, объединённых сходным положением в производстве и, в силу этого, сходными экономическими интересами: торговцы, ремесленники, земледельцы; организаторы, с одной стороны, организуемые – с другой и т. д. Сословием называется группа людей, находящихся в сходном правовом положении: феодалы с одной стороны, зависимые крестьяне – с другой – это два сословия, различающиеся своими правами. Так как правовые различия вытекают из чисто экономических, то и сословия являются обыкновенно в то же время классами; но классы могут совсем не быть сословиями, т.е могут не различаться по правовому положению.

б) Внутренние отношения отдельных хозяйств мелко-буржуазного общества.

Наиболее типичной мелко-буржуазной группой следует считать хозяйство городского ремесленника второй половины средних веков. Оставляя до следующей главы вопрос о том, ка произошло образование городов и освобождение ремесленно-торговых классов, будем пока иметь в виду, что такой ремесленник является свободным товаропроизводителем.

В чистом виде хозяйств ремесленника представляет из себя небольшую семью – результат распадения больших семей раннего феодального периода, представлявших в свою очередь остаток прежних патриархально-родовых организаций. Малый размер семьи ремесленника определяется самим характером первоначального ремесленного производства, орудия которого не требуют соединения труда многих работников, так что один-два человека могут свободно управляться с ними.

Являясь слабым остатком патриархально-родовых отношений, мелко-буржуазная семья в миниатюре воспроизводит их в своём внутреннем устройстве. Отец семьи представляет из себя не только главную рабочую силу хозяйства, но и полновластного организатора его производственных и распределительных отношений. Остальная семья находится в полнейшем подчинении уже в силу того факта, что наибольшая и главная доля работы по добыванию средств к жизни лежит на плечах отца. При помощи сыновей-подростков, нередко также при помощи принятых в ученье посторонних молодых людей, хозяин ведет ремесленное производство и продаёт его продукты. Он же заведует покупкой на вырученные деньги необходимым предметом потребления.

Обыкновенно различные жизненные средства приобретаются не в том законченном виде, в котором они могли бы служить для немедленного употребления. Последние процессы производства проходятся уже в самом потребляющем хозяйстве (приготовление пищи из купленных припасов, шитьё платья из купленных тканей и т. п.). Всё это выполняется главнм образом женской половиной семьи.

Таким образом, женщины представляют из себя «натурально-хозяйственную» часть семьи: они ведут домашнее производство для непосредственного потребления, при чём средства для этого производства им доставляет глава семьи. Для женщины очерчивается, следовательно, крайне узкий, замкнутый круг деятельности, вдобавок, деятельности, в высшей степени несамостоятельной, для которой материальные условия даются женщине её господином – мужчиной. Из этого не трудно понять, насколько приниженное положение занимает в семье женщина.

Исторические судьбы женщины за последние века определяются именно тем фактом, что в развивающемся меновом обществе женщине приходилось выполнять почти неизменную натурально-хозяйственную роль, являться остатком низшей производственной формации среди высшей по типу системы отношений. Замкнутое домашнее хозяйство кухни и детской означает подчинение женщины.

Положение постороннего человека, принятого мастером-ремесленником в обучение и называемого учеником, а потом подмастерьем, вначале мало чем отличается от положения членов семьи. Он живёт вместе с хозяйской семьёй, пьёт и ест вместе с нею, вообще пользуется, как член семьи, готовыми средствами к жизни. Кроме того, так как ему предстоит в свое время сделаться самостоятельным ремесленником, он получает от хозяина хотя небольшое денежное жалование, их которого должен скопить средства для обзаведения собственной мастерской. Он работает вместе с хозяином, одновременно с ним начиная и оканчивая работу; хозяин смотрит на него, как на своего помощника в производстве, а не как на предмет эксплоатации. Вообще, в раннюю эпоху менового хозяйств положение учеников и подмастерьев если и отличается от положения хозяйских родных, то скорее в выгодную строну, в смысле большей самостоятельности.

Что касается до крестьянской семьи, то она, насколько её захватывает круговорот менового хозяйства, превращается понемногу из прежней патриархальной «большой семьи» в семью обычного мелко-буржуазного типа. Но в течение средних веков этот переход не успевает ещё завершиться. Впрочем, крестьянскую семью того времени не следует рассматривать как самостоятельную производственную группу: она ещё входит в состав группы феодальной.

Хозяйство феодально-натуральное на первый взгляд мало изменило своё строение, перейдя в хозяйство феодально-меновое – тем более, переход этот совершился очень постепенно, и в мелко-буржуазном обществе, каким дает его нам история, никогда не был закончен вполне. По-прежнему феодал оказывается организатором общественных предприятий в тех случаях, когда этой роли не могут выполнить отдельные члены крестьянско-феодальной группы; по-прежнему он остаётся организатором распределения в том смысле, что под видом барщины и оброка присваивает себе прибавочный труд крестьян; по-прежнему он сохраняет за собой организаторскую деятельность в правовой жизни своей группы. Но размеры и характер его деятельности в каждой из этих трех областей испытывают хотя весьма постепенное, однако и весьма существенное изменение.

Организаторская деятельность феодала в сфере производства быстро уменьшается. Широкие меновые связи вызвали возникновение больших государственных организаций, взявших на себя охрану общественной безопасности. Таким образом, феодал утрачивает свою общественно-полезную роль в деле военной защиты подвластного ему крестьянства. При своих воинственных наклонностях он нередко выступает даже не как охранитель нормального хода производственной жизни, но как его нарушитель.

Если прежде феодал оказывается полезным в том отношении, что устраивал такие общеполезные предприятия, которые были не по силам отдельным крестьянским хозяйствам – сениоральные мельницы, пекарни, виноградные давильни, мосты и т.под., то теперь надобность в этом исчезает. В общем разделении труда отдельные, наиболее крупные крестьянские и ремесленные хозяйства оказались бы способны взять на себя подобные дела; но феодал не допускает этого. Он обращает сениоральные предприятия в свою монополию и, требуя высокую плату за пользование ими, создаёт из них для себя важны и обеспеченный источник дохода, не заботясь нисколько об удобствах населения. Нередко бывало так, что феодал даже не имел собственной мельницы, а заставлял крестьян платить за право отвезти зерно на чужую мельницу, платить на том основании, что перемалыванием зерна на чужой мельнице нарушается сениоральная привилегия.

Далее, он понемногу сокращает свою деятельность как организатора помощи крестьянским хозяйствам в случаях различных стихийных бедствий, находя, что всё это – излишние издержки.

Дело в том, что меновое хозяйство развивает жажду денег, жажду накопления. В эпоху натурального хозяйства жажда приобретения имела свои границы в устойчивых потребностях феодалов. При неразвитом обмене, даже самый могущественный феодал не может в расширении своих потребностей идти дальше того, что даёт ему производство его собственных поместьев; увеличить повинности своих крестьян, например на 100.000 пудов хлеба для него нет расчёта: хлеба этого он со своей дворней не в состоянии съесть, и хлеб без пользы лежал бы и гнил в амбарах. Совсем не то при широком общественном разделении труда, при денежном хозяйстве. Потребности могут развиваться как будто до бесконечности, лишь бы были деньги для их удовлетворения. Деньги, вообще, всё могут; но каждая данная сумма денег может доставить человеку не всё, а только ограниченную сумму удовольствий. Такая роль денег в жизни порождает в людях стремление к бесконечному увеличению денежных богатств – стремление, захватывающее феодалов всё сильнее по мере того, как их хозяйство становится меновым. (Развитию такого стремления способствует, конечно, и тот факт, что деньги возможно накоплять и сберегать – не так, как другие продукты).

Отсюда значительные перемены в характере распределительной деятельности феодала. Барщина и оброки возрастают до крайних пределов. Феодал старается выжать из крестьянина всё, что только возможно.

Организаторская власть феодала в сфере правовой жизни превращается в стредство вымогательства. Сениоральный суд и администрация для феодала важным источником дохода.

Стремясь увеличить размеры собственного хозяйства, феодал присваивает себе земли, находившиеся у него в общем пользовании с крестьянами, вообще, всячески урезает крестьянское землевладение, чем создаётся страшная земельная теснота в крестьянских хозяйствах.

Подавленные непосильными тягостями, крестьяне всё чаще убегают с земли. Феодалу приходится прикрепить их к земле, что он и выполняет, пользуясь своей политической силой, свои влиянием на законодательство. Из полу-свободного человека, каким в большинстве случаев крестьянин был до сих пор, он становится крепостным, почти рабом.

Так сила меновых отношений вызвала переход феодальных порядков в крепостное право.

Крестьянская земельная община в значительной степени продолжала сохраняться среди всех этих перемен. Правда, феодал постепенно урезал её самостоятельность: на место выборных старост и судей выдвигались ставленники помещика; всякое сколько-нибудь важное решение общинного схода нуждалось в утверждении феодала и назначенных им лиц. Но, в общем, феодалы щадили общинный строй, насколько, по крайней мере, не противоречило их интересам. Особенно в эпоху крайнего угнетения крестьянства крепостными отношениями общинные порядки стали выгодны для феодала, так что он не только старательно поддерживал их, но и иных случаях, можно думать, даже искусственно создавал там, где их уже не было. Для этого стило только связать крестьян круговой порукой, сделать «мир» ответственным за исправное выполнение повинностей каждым из крестьян. Тогда община принуждена заботиться и о том, чтобы поддержать каждое приходящее в упадок хозяйство, потому что его разорение увеличивает тягости других, и о том, чтобы воспрепятствовать бегству крестьян с земли. Словом, хотя новая административная община и напоминает по форме старую, дофеодальную, но роль её по существу совсем иная. Старая община стремилась к равенству отдельных крестьянских хозяйств в благополучии, новая – к уравнительному распределению гнёта.

Таким образом, в противоположность освободившимся от личной зависимости ремесленнику и торговому классу, земледельческое население в первых стадиях развития менового общества попадает в ещё более тяжёлую зависимость, чем прежняя. Основная причина такого различия заключается в большой застойности способов земледельческого производства, в сравнительно более быстром прогрессе техники других областей общественного труда.

в) Организованные между-групповые отношения мелко-буржуазного общества.

Обособление города от деревни, – центров ремесла и обмена – от области сельского хозяйства следует считать исходной точкой развития новых между-групповых организованных связей.

Обособление это, если не считать те города, которые средневековый мир унаследовал от эпохи мирового владычества римлян, шло очень ме<