Междуглавие 2. Укус бестселлера

— Это было обязательно? — спросил Ильф-и-Петров у растрепанной книжки в мрачной обложке.

Книжка ехидно пошелестела полуоторванной страницей — получилось что-то вроде высунутого языка.

— Да ладно, — хмыкнула книжка, — она же сама хотела со своим Илюшей потанцевать. Вот и потанцевала!

— Можно было обойтись без переломов…

— Слушай, ты такой интересный! Можно подумать, это от меня зависело! Что хотела, то и получила.

— Но из сотни возможностей ты выбрала эту…

— Стоп! Это она из сотни желаний выбрала это! И не спорь. А то укушу, и ты станешь бестселлером, как я…

«Сумерки» рассмеялись, серийные книжки с готовностью поддержали их осторожным хихиканьем.

Глава 3. «Если идти все прямо и прямо…»

Ник брел, куда глаза глядят.

Хотя нет, глаза глядели строго вниз, в придорожную пыль. Он бы с удовольствием провалился сквозь эту пыль — не от стыда, а просто от тоски. Скоро каникулы, а толку, если все разъедутся, а у мамы опять нет денег. Придется сидеть в этом убитом школьном летнем лагере…

Ник сердито пнул какую-то коробку, попавшуюся под ногу.

«Коробка» оказалась на удивление легкой и полетела далеко, раскрывшись на ходу и суетливо шелестя сотней крылышек. Ник заинтересовался и пошел поднимать.

Это оказалась книжка с простеньким рисунком на обложке — какой-то анимешного вида пацан в длинном плаще и шпагой в руке. Причем на шпагу он опирался, как на трость, а плащ расширялся книзу, как ласточкин хвост.

Ник пролистнул несколько страниц и застрял на строчке:

«— Если идти все прямо да прямо, далеко не уйдешь...[5]»

«Точно, — подумал Ник, — прям как я».

Он подул на страницы, выдувая застрявший между ними песок, похлопал по обложке — и заметил под ней картонку. На секунду ему представилось, что там лежит забытый кем-то конверт с деньгами, но это была всего лишь библиотечная бумажка, на которой отмечают срок выдачи и возврата книги. А на титульном листе красовался полустертый штамп библиотеки…

Заметив у входа всклоченного мальчишку в невероятно пыльных футболке и джинсах, Елена Степановна сразу насторожилась.

— Вот, — сказал мальчишка, не размениваясь на «здрасьте». — Это ваше.

Он сунул книжку ей в руки и развернулся, чтобы уйти.

— Погодите! — остановил его удивленный голос. — Не хотите холодного чаю?

Елена Степановна и сама не понимала, зачем вдруг обратилась к этому неумытому пришельцу на вы, но это сработало. Ник покосился на нее, медленно кивнул и повернулся. Не до конца, вполоборота, словно собирался сбежать при первой возможности.

Они пили чай довольно долго и разговаривали. То есть говорила только Елена Степановна — про то, что в библиотеку никто не ходит, кроме пенсионерок; что по штату положен хотя бы еще один библиотекарь, а никого все не присылают; про внучку, которая хоть как-то веселила бабушку, но теперь бывает редко из-за перелома ноги. Ник только кивал и глотал пирожки. Правда, имя свое назвал.

Когда он уходил, Елена Степановна попросила:

— Ты еще приходи, ладно? Ты мне очень понравился!

Ник покраснел и молча шмыгнул за дверь.

Бабушка осторожно протерла мягкой, чуть-чуть влажной тряпочкой «Маленького принца», которого считала давно и безнадежно потерянным, и спросила его по старой привычке библиотекаря:

— Ну что, придет Никита сюда еще раз?

Книга раскрылась на словах:

«И снова он покраснел. Он не ответил ни на один мой вопрос, но ведь когда краснеешь, это значит "да", не так ли? [6]»

Междуглавие 3. Дома

— Кого я вижу! Неужели это вы, дорогой Принц! Вы вернулись! А мы были уверены, что вы застряли где-то в домашней библиотеке.

— Трудно это было назвать библиотекой, но, да, я застрял. Жаль, никто меня так и не открыл за все это время. Честно говоря, я сбежал. Совершенно невыносимо находится в доме, где кроме тебя, только рекламные газеты и учебники.

— Но учебники, это уже немало.

— Дорогая Алиса, если б ты видела их! У них нет фантазии, они шуток не понимают. Я пытался научить их играть в ассоциации, так и не смог объяснить правила игры. Вот с чем у вас ассоциируется слово «труба»?

— Оркестр!

— Нота!

— Конец света!

— Незнайка!

— Водопровод!

— Иерихон!

— Ребята, дорогие! Наконец-то я дома!

Глава 4. Идиллия

— Леночка! — Марья Эдуардовна закатила глаза. — Твой чай — это нечто!

Елена Степановна скромно улыбнулась.

Чай у нее всегда был знатный. Не какие-нибудь пакетики, а настоящие травы, которые бабушка с Валей собирали в экологически чистых оврагах далеко за городом. Заварен дома, охлажден в холодильнике, принесен в термосе. Там были и тихий пустырник, и бодрая мята, еще какие-то растения, которые сама бабушка по науке не знала, как назвать, и использовала термины «желтенькие», «корявые корешки», «растопырки». Так учила ее бабушка, и так она сама учила Валю.

Кроме чая на столе стояли два пирога с яблоками, один с клюквой, огромная ватрушка и маленькие кренделечки с маком. Каждую среду на традиционном чаепитие в библиотеке еды становилось все больше, подружки-пенсионерки пытались поразить друг друга выпечкой.

Вот и сейчас они сидели перед накрытым столом, едва дыша от обжорства, а вкусностей на тарелках вроде как и не убавилось.

В самом начале чаепитий по средам, которые образовались, в общем-то, случайно, Елена Степановна пыталась объявить, что в библиотеке будет работать «литературный салон» и пыталась за столом поддерживать разговор о книгах, но чем дальше, тем реже бабушки вспоминали и литературе.

Говорили о внуках, о рецептах, и погоде. Вязали крючком, вышивали, приносили сухие букеты. Все это потом в огромном количестве стояло и висело по всему библиотечному помещению. Выкидывалось только то, что совсем потеряло вид или запылилось до неузнаваемости.

Если бы не Афанасий, который периодически прореживал коллекцию всех этих ненужных «красивостей», на полках вскоре не осталось бы места для книг.

Вот и сейчас тишину нарушило котиное чавканье.

— Фу! Я тебе говорю «Фу!»!!! — взвилась Мария Эдуардовна.

Елена Степановна боковым зрением увидела метнувшуюся тень и подняла с пола обмусоленную тряпичную куклу.

Мария Эдуардовна возмущенно потрясла седой головой и принялась куклу реанимировать.

— Разбойник!

— Мяу!

— Как ты мог!

— Мяу?

— Это же тончайшая вышивка! Тут же бусинки из этого… как его… Ладно, все равно уже не одной не осталось. На! Ешь!

Кукла полетела на пол и следующие несколько минут бабушки с интересом наблюдали за тем, как Афанасий пытается откусить кукле голову.

— Вот и мы тоже скоро будем совсем никому не нужны… — грустно сказала Елена Степановна и стала убирать со стола,— Эх, сколько вкусного осталось… Пойду Никиту покормлю.

— А он еще здесь? — удивилась Мария Эдуардовна.

— А он всегда здесь, — махнула рукой заведующая, — жалко мальчишку, такой хороший, и такой недосмотренный. Я бы его родителям…

Гневную речь Елены Степановны прервала хлопнувшая входная дверь. Бабушки прислушались.

— Здравствуйте! — разнеслось через минуту по библиотеке. — Есть кто живой?

Елена Степановна вышла в зал и оглядела посетительницу. Она была высокая, рыжая, со смеющимися зелеными глазами.

— Здрасьте, — сказала гостья, чуть кивнув Елене Степановне. — Меня зовут Кира. Я буду проходить у вас практику!

Афанасий вышел из угла, сладко потянулся, и возложил к Кириным ногам останки тряпичной куклы.

— Это мне? Какая прелесть! — обрадовалась Кира и почесала кота за ухом.

«Предатель!» — подумала Елена Степановна.

Междуглавие 4. Не к добру

Книги не сводили с практикантки настороженных глаз — или, вернее, обложек.

— Рыжая… Не к добру… — пробурчала Энциклопедия.

— И бодрая слишком, — согласился с ним Словарь. — Пыль поднимает.

— Слушай, Ильф-и-Петров, ты у нас специалист по разговорам с людьми, поговори с ней так, чтоб к нам не приставала, а? — встряла Энциклопедия.

— Что я вам ужастик, людей пугать? — Буркнул Ильф-и-Петров. — Это «Сумерки» у нас любят страху напустить. То ногу сломают, то еще что…

— Засохни, а? — лениво отозвалась книга с вампиром на обложке. — Ногу она сама сломала!

— Вот из-за таких вот, иноземных, — подал голос том с рожью на обложке, — и растеряли духовность! А все почему? Сильной руки нет! Сильная рука смогла бы всех к ногтю!..

— К сильному ногтю? — уточнил Маленький Принц, но не дождался ответа.

Энциклопедия глянула на полки классиков, но там царила такая значительная тишина, что сразу стало ясно — думают о вечном.

— Кинг, вы как? — спросил Словарь. — Можете шугануть эту дамочку?

— Могу! — ответил Кинг. — Только она не шуганется. Не тот тип. И мне помощь понадобится. Добровольцы есть?

Глава 5. Новая и рыжая

Валя раньше не видела бабушку такой — с поджатыми губами, сухой и сжатой, как засохший лимон на тарелочке.

Даже голос у нее стал бесцветный. Она никогда не говорила про свою любимую библиотеку таким мертвым голосом.

— Это у нас хранилище, тут читальный зал, там… ох…

Елена Степановна присела на стул.

— Воды? — подскочила Кира.

— Нет! — отрезала Елена Степановна. — Обойдусь я без вашей воды!

Бабушка грубит? Валя так удивилась, что даже не испугалась. А Кира, кажется, не понимала, что происходит что-то невозможное, спокойно шла вдоль стеллажей, рассматривала книги.

Оглянувшись на сердитую бабушку, Валя побежала за практиканткой.

— А вы знаете, что книги умеют разговаривать? — выпалила Валя.

— Конечно! — спокойно ответила Кира и сняла с полки затертый покетбук.

«Вдруг свет погас, выстрел и ее крик!»[7] — громко прочитала она.

Но вместо того, чтоб испугаться, Кира засмеялась:

— Напугать меня решили? Ну-ну? Мы еще посмотрим, кто кого напугает?

— Знаешь, я давно поняла, что книги страшные консерваторы, — сказала Кира Вале, — Ты знаешь, кто такие консерваторы? Те, кто не хочет, чтобы в жизни что-то менялось. Они привыкли жить, как живут, и боятся перемен.

— Сейчас я вам погадаю, товарищи книжки — заявила Кира и пристально оглядела стеллажи, резко развернулась, пошла к дальнему книжному шкафу, наклонилась и вытащила с полки книгу. Вале показалось, что книжка при этом упиралась изо всех сил.

— «Дом предназначен на слом. Извините,

Если господствуют пыль в нем и мрак.

Вы в колокольчик уже не звоните.

Двери распахнуты. Можно и так»[8] — громко прочитала Кира.

— Где вы видите пыль? — голос Валиной бабушки зазвенел, как валдайский колокольчик.

— Елена Степановна, дорогая, вы посмотрите вокруг! — мягко начала разговор Кира.

Они окинули взглядом помещение и уткнулись в кота, который сидел на подоконнике и внимательно изучал бумажную розу в керамической вазочке.

— Зачем вам эти салфеточки и букетики из прошлого века?

— Они создают уют!

— Это для вас уют, а молодежь от такого уюта шарахается.

Афанасий решился и осторожно откусил бумажный лепесток. На него никто не обратил внимания.

— Неправда! У нас есть молодежь! Вот! — бабушка ткнула пальцем в сторону Никиты, который тихо сидел на лесенке.

Он никак не отреагировал ни на появление Киры, ни на крики в библиотеке. Уши его были заткнуты наушниками, а руки заняты телефоном.

— Отличная молодежь! — хмыкнула Кира. — Но его одного маловато. Вы не обижайтесь, Елена Степановна, но теперь, когда я пришла, мы все здесь переделаем. Нужно сделать зону Wi-Fi, поставить побольше компьютеров, купить базу электронных книг…

Перебил Киру страшный грохот, даже Никита вздрогнул и поднял голову, а Афанасий громко икнул, подавившись бумагой.

Бабушка, Валя и Кира выбежали из хранилища. В зале абонемента на полу, раскинув страницы, валялся раскрытый том Большой Советской Энциклопедии. Над ним вилось небольшое облачко пыли.

Больше всего эта солидная книга походила на барышню, которая хлопнулась в обморок. Кира расхохоталась.