Критерии законодательного установления пределов прав человека

Существует общий формальный прин­цип не­об­хо­ди­мо­го ог­ра­ни­че­ния прав и сво­бод: осу­ще­ст­в­ле­ние прав и сво­бод не долж­но на­ру­шать пра­ва и сво­бо­ды дру­гих лиц (ч.3 ст.17 Конституции). По существу этого принципа достаточно для того, чтобы законодательно устанавливать меру свободы в сфере каждого из основных прав и свобод. Любые частные содержательные критерии законодательного установления пределов конкретных прав и свобод действительны лишь постольку, поскольку они конкретизируют общий принцип и позволяют исключать из сферы действия соответствующих прав такую социальную активность, которая нарушает права и свободы других лиц, т.е. правонарушающие деяния.

Со­дер­жа­тель­ные ог­ра­ни­че­ния прав и сво­бод сфор­му­ли­ро­ва­ны в Конституции лишь при­ме­ни­тель­но к сво­бо­де объ­е­ди­не­ний (ч.5 ст.13) и сво­бо­де вы­ра­же­ния мне­ний (ч.2 ст.29). Это запреты антиконституционной, антидемократической деятельности, а также деятельности, противоречащей идеологии правового равенства (см. 2.3.2.2.; 2.3.3.1.).

Наконец, в ч.3 ст.55 Конституции го­во­рит­ся, что пра­ва и сво­бо­ды че­ло­ве­ка и гра­ж­да­ни­на мо­гут быть ог­ра­ни­че­ны фе­де­раль­ным за­ко­ном только в той ме­ре, в какой это не­об­хо­ди­мо в целях защиты далее перечисляемых социальных ценностей. Следует подчеркнуть, что ч.3 ст.55 содержит общую норму по отношению к иным случаям упоминания в Конституции о законодательном установлении пределов прав человека. Поэтому очевидно, что ограничение прав и свобод человека и гражданина в смысле ч.3 ст.55 относится к исключительной компетенции федерального законодателя. Законодательные полномочия по этому вопросу не могут быть делегированы законодательным органам субъектов Федерации, ибо иначе в разных субъектах РФ будет установлен разный общий правовой статус человека и не будет общего правового статуса гражданина России.

В большинстве статей главы 2 Конституции, формулировки которых специально указывают на законодательное регулирование соответствующих прав и свобод, упоминается именно федеральный закон. Пункт “в” ст.71 Конституции относит регулирование и защиту прав и свобод человека и гражданина к ведению Федерации, в то время как к совместному ведению Российской Федерации и субъектов РФ относятся только вопросы защиты прав и свобод (п.”б” ч.1 ст.72 Конституции). Вместе с тем, формулировки некоторых статей главы 2 вызывают впечатление о допустимости регулирования соответствующих прав и свобод законом, т.е. федеральными законами и законами субъектов РФ. Например, органы государственной власти обязаны обеспечить каждому возможность ознакомления с документами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом (ч.2 ст.24). Каждый имеет право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской не запрещенной законом экономической деятельности (ч.1 ст.34). Право частной собственности охраняется законом (ч.1 ст.35). Следует полагать, что во всех этих случаях речь идет о защите прав и свобод законом и об их регулировании в смысле ограничения федеральным законом. Иначе говоря, свобода экономической деятельности не может быть ограничена (в смысле ч.3 ст.55) законами субъектов РФ; и т.д.

Часть 3 ст.55 позволяет законодательно ограничивать права человека не толь­ко в це­лях за­щи­ты прав дру­гих лиц, но и в це­лях защиты других конституционно значимых ценностей. Здесь следует предположить, что эти конституционно значимые ценности так или иначе представляют собой объекты основных прав и свобод человека; в противном случае положения ч.3 ст.55 следовало бы считать недействительными по причине их противоречия ст.2 Конституции, устанавливающей высшую ценность прав и свобод человека. Таким образом, положения ч.3 ст.55 следует рассматривать как частные формулировки, конкретизацию общего принципа ограничения прав человека и толковать их только в контексте этого принципа. С этой точки зрения критерии, исчерпывающий перечень которых дан в ч.3 ст.55 выглядят следующим образом.

1. Защита Основ конституционного строя. Принципы, составляющие Основы конституционного строя, за исключением того, что принято называть “народным суверенитетом”, и принципа социальной государственности, не противоречат принципу приоритета прав человека. Это означает, что права человека нельзя использовать для насильственного изменения Основ конституционного строя и, в частности для нарушения целостности Российской Федерации, для деятельности, направленной на отказ от правового (формального) равенства и демократического правового государства, исключительно в котором возможно осуществление самих прав человека.

Что касается принципа “на­род­ного су­ве­ре­ни­тета” (ч.1 ст.3 Конституции), то идео­ло­гия прав че­ло­ве­ка ­по­ла­га­ет, что ис­точ­ни­ком го­су­дар­ст­вен­ной вла­сти яв­ля­ет­ся не на­род, а ин­ди­вид, от­чу­ж­даю­щий часть сво­ей ес­те­ст­вен­ной сво­бо­ды в поль­зу вла­сти, что пра­ва и сво­бо­ды за­щи­ща­ют че­ло­ве­ка не толь­ко от про­из­во­ла вла­сти, но и от “на­род­но­го су­ве­ре­ни­те­та”, как и от лю­бо­го абсолютизма[7]. Следовательно, принцип приоритета прав человека запрещает рос­сий­скому мно­го­на­цио­наль­ному на­роду, например, пу­тем ре­фе­рен­ду­ма отказаться от каких-либо пра­в и сво­бо­д че­ло­ве­ка и гра­ж­да­ни­на или путем выборов привести к власти партию, выступающую за “диктатуру пролетариата”.

Принцип социальной государственности означает перераспределение национального дохода в пользу социально слабых и в ущерб правовому (формальному) равенству, т.е. естественным и неотчуждаемым правам и свободам человека и гражданина. Их приоритет означает, например, что социальные программы нельзя осуществлять за счет чрезмерных налогов, т.е. нарушения основного содержания права собственности (status negativus), или недостаточного финансирования судебной системы, обеспечивающей право на судебную защиту (status positivus).

2. За­щи­та нрав­ст­вен­но­сти и здоровья других лиц. Не следует понимать это ограничением так, что законодатель может подменять правовые пределы свободы своими нравами. Каждый человек обладает правом на духовную и физическую неприкосновенность (ч.1 ст.22, ст.29 Конституции), в частности, на то, чтобы государство защищало его от навязывания ему того, что ему не нравится, противоречит его убеждениям и тем более вредит его здоровью.

В этом контексте следует подчеркнуть, что только не­ко­то­рые от­дель­ные пра­ва и сво­бо­ды мо­гут за­клю­чать в се­бе им­ма­нент­ные ог­ра­ни­че­ния, направленные на защиту нравственности и здоровья. Например, сво­бо­да вы­ра­же­ния мне­ний реа­ли­зу­ет­ся в ак­те до­ве­де­ния мне­ния до све­де­ния дру­гих лю­дей, у ко­то­рых есть ес­те­ст­вен­ное пра­во на за­щи­ту их нра­вов от ос­корб­ле­ния. По­это­му, Ме­ж­ду­на­род­ный пакт о гра­ж­дан­ских и по­ли­ти­че­ских пра­вах (ч.3 ст.19) пре­ду­смат­ри­ва­ет за­кон­ные ог­ра­ни­че­ния сво­бо­ды вы­ра­же­ния мне­ний (но не прав во­об­ще!), не­об­хо­ди­мые (а) для ува­же­ния прав и ре­пу­та­ции дру­гих лиц; (б) для ох­ра­ны го­су­дар­ст­вен­ной безо­пас­но­сти и нрав­ст­вен­но­сти на­се­ле­ния. Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод также упоминает об охране здоровья или нравственности в контексте критериев вмешательства публичной власти в сферу частной жизни (ч.2 ст.8), ограничения свободы исповедовать свою религию или убеждения (ч.2 ст.9), свободы выражения мнений (ч.2 ст.10), свободы собраний и манифестаций (ч.2 ст.11 Конвенции).

Таким образом, следует полагать, что в ч.3 ст.55 Конституции допускается ог­ра­ни­че­ние лишь некоторых прав и сво­бод че­ло­ве­ка и гра­ж­да­ни­на по мотивам защиты нравственности и здоровья.

3. Обес­пе­че­ние обо­ро­ны стра­ны и безо­пас­но­сти го­су­дар­ст­ва. Оборону страны следует понимать исключительно как состояние войны или военное положение[8]. Что касается обеспечения безопасности государства, в частности, обороноспособности страны, то здесь можно считать допустимыми запреты только такого осуществления прав и свобод, которое нарушает права всех остальных граждан государства, а не интересы государственного аппарата, которые обычно выдаются за государственные интересы. Если, например, государственную тайну составляют сведения об экологически вредном воздействии оружия, используемого Вооруженными Силами, то разглашение такой “государственной” тайны является правомерным использованием свободы информации. Тем более, что ст.42 Конституции гарантирует право каждого на достоверную информацию о состоянии окружающей среды.

4. Защита прав и законных интересов других лиц. Законодательный запрет нарушать права каких бы то ни было лиц является само собой разумеющимся. В то же время приоритет прав человека исключает любое ограничение естественных и неотчуждаемых прав и свобод законными интересами любых лиц, даже очень важных.

С точ­ки зре­ния идео­ло­гии прав че­ло­ве­ка ес­те­ст­вен­ные и неотчуждаемые пра­ва и свободы и так на­зы­вае­мые “за­кон­ные ин­те­ре­сы” суть ка­те­го­рии не рядоположенные. Первые составляют общий правовой статус человека и гражданина (основы правового статуса личности в смысле ст.64 Конституции), куда “законные интересы” не входят[9]. В ча­ст­но­сти, это оз­на­ча­ет, что ин­те­рес не должен быть за­кон­ным, ес­ли он про­ти­во­ре­чит пра­вам и сво­бо­дам че­ло­ве­ка и гра­ж­да­ни­на. И на­обо­рот: осу­ще­ст­в­ле­ние прав и сво­бод не мо­жет быть ог­ра­ни­че­но ни­ка­ки­ми за­кон­ны­ми ин­те­ре­са­ми дру­гих лиц. Международные документы в области прав человека не упоминают ни о каких законных интересах.

Од­на­ко текст Кон­сти­ту­ции допуска­ет воз­мож­ность ог­ра­ни­че­ния прав и сво­бод имен­но пра­ва­ми и за­кон­ны­ми ин­те­ре­са­мидру­гих лиц (ч.2 ст.36, ч.3 ст.55). До­пус­кать воз­мож­ность та­ко­го ог­ра­ни­че­ния прав и сво­бод мож­но лишь в том слу­чае, ес­ли счи­тать их ок­трои­ро­ван­ны­ми. Поэтому следует полагать, что текст ч.2 ст.36 и ч.3 ст.55 Конституции содержит ненадлежащие формулировки, по ошибке попавшие в Конституцию из текстов советских времен, когда допускались только октроированные права.