Политико-правовая идеология феодальных защитников абсолютизма. Ф.

Прокопович. В. Н. Татищев

С идеологической защитой и обоснованием петровских реформ выступала группа дворян и священников, образно названная одним из них "ученая дружина Петра". Эти теоретики использовали для обоснования абсолютизма теорию естественного права.

Попытки использовать антифеодальную по своей направленности, антитеологическую по идейной основе, реалистическую по постановке и решению проблем политики и права теорию, чтобы обосновать деспотизм и крепостничество, сопровождались существенными деформациями ряда коренных положений этой теории, выборочным использованием ее категорий, столь же осторожным подбором ссылок на авторитеты. Так, концепция общественного договора хотя и применялась для обоснования абсолютизма, однако ссылки на Гоббса были нежелательны из-за его материализма. Часто ссылались на Гроция и Пуфендорфа; книга последнего "О должностях человека и гражданина" была издана при Петре в русском переводе.

Одним из первых теоретиков абсолютизма в России был священнослужитель Феофан Прокопович (1681—1736). Прокопович получил широкое богословское образование в Киеве, затем в Польше и Италии. Он преподавал в Киевской духовной академии риторику, философию, богословие, математику и другие науки. Посетив Киев, Петр нашел в Прокоповиче ярого приверженца своих реформ и проектов. По приглашению Петра Прокопович переехал в Петербург; он принимал активное участие в подготовке и проведении церковной реформы. В обоснование петровских реформ и законов Прокопович писал трактаты, проповеди, другие произведения.

Он призывал сочетать "два земные пособия — природу и науку; и два свыше даруемые: катехизисное знание веры христианской и серьезное убеждение в божественности Священного писания". Он считал необходимым сочетать доводы от "естественного разума", от "законов народных", от примеров исторических, от "неложного слова божьего".

Прокопович резко критиковал католическую церковь за обскурантизм, за отрицание и преследование научных открытий, которые потом все равно приходится признавать (Коперник, Галилей). Критика католицизма имела многоаспектный характер — проблема соотношения католичества и православия остро стояла на Украине, где католицизм порой был знаменем антирусских настроений. Осуждая папство за преследование науки, за ложные чудеса, бесчисленные мощи святых, Прокопович критиковал обскурантизм вообще, в том числе мракобесие старого православного духовенства. Наконец, непосредственно политико-правовой характер имели обвинения в "папежском духе", адресованные противникам церковной реформы. Реформа, суть которой сводилась к подчинению православной церкви царю, встречала




противодействие духовенства. Местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский, например, не без намека на петровские указы рассуждал: "Закон Господень непорочен, а человеческие бывают порочны".

Прокопович осуждал самую мысль о превосходстве духовной власти над светской или о неподчиненности государству духовенства и монашества: "Жало се змиино, папежский се дух".

В государстве, рассуждал Прокопович, существуют разные "чины", каждый из которых занят полезным для общества делом (ссылка на общественное разделение труда в обоснование сословного деления в эпоху Петра была распространенной); то же и "священство" — оно "иной чин есть в народе, а не иное государство". Составляя часть народа, духовенство подчинено государству так же, как и другие части. Упразднение патриаршества, учреждение Духовной коллегии, а затем Синода Прокопович обосновывал ссылками на преимущества коллегиального управления перед единоличным: "В единой персоне не без страсти бывает", "известнее взыскуется истина соборным правлением, нежели единым лицом". Он ссылался также на примеры исторические — римские и византийские императоры имели и светскую, и духовную власть; конфликты царя и патриарха в России сопровождались широкими волнениями.

Таким же сочетанием богословских и рационалистических идей Прокопович обосновывал неограниченную монархию. С одной стороны, "монархи бози суть", государь "самому токмо богу ответ дает". С другой стороны, неограниченность власти самодержца проистекает из соглашения, по которому народ отказывается от всех своих прав и свободы и, наделяя властью правителя, говорит: "Ты владеешь нами к общей пользе нашей". Следуя Гроцию и Пуфендорфу (не исключено влияние Гоббса), Прокопович писал, что в безвластном состоянии царили хаос, произвол, кровопролитие. Для обеспечения мира, безопасности, общего блага народ "не без смотрения божия" заключает соглашение об отказе от всех прав и свободы, о создании государства. Впервые в истории русской политической мысли Прокопович поставил проблему происхождения государства; то обстоятельство, что эта проблема решалась им со ссылками и на божий промысел, в значительной мере предопределялась необходимостью считаться с официальным обоснованием абсолютизма, содержащим богословские доводы, а также официальным положением самого Прокоповича как одного из церковных иерархов.

Своеобразны взгляды Прокоповича на формы правления, которые, как он утверждал, зависят от народного соглашения, но устанавливаются не произвольно, а в соответствии с размерами государства. Республики, писал Прокопович, могут существовать "раз в малом народе" и на небольшой территории. Именно этим объясняется существование республик в Венеции, Генуе, Швейцарии, Бельгии. Мысль о зависимости форм государства от размеров территории, высказанная Прокоповичем еще в 1716 г., задолго до Татищева (см. ниже) была приспособлена для обоснования абсолютизма в России.

Главное политико-философское произведение Прокоповича "Правда воли монаршей во определении наследника державы своей..." написано в обоснование принятого Петром I указа (1722 г.), определившего право императора назначать наследника престола.

Порицая демократию и аристократию, Прокопович правильной формой государства признает только монархию. Основное внимание Прокоповича сосредоточено на сопоставлении "наследной" и избирательной монархий. Сравнивая достоинства той и другой, Прокопович отдает решительное предпочтение наследственной монархии, в которой находит лишь один изъян — наследник царской власти по закону может оказаться недостойным, неспособным царствовать. Этот недостаток может быть устранен только царствующим монархом, который может и должен назначить достойного и способного наследника престола своим завещанием (суть петровского указа о порядке престолонаследия). Этот вывод Прокопович стремится обосновать доводами от Священного писания (право родителей наказывать детей, "отметающих наставления"), ссылками на Гроция, на Устав Юстиниана (применение к публичному праву институтов частного права, регулирующих семейные отношения, наследование). Наконец, в содержание первоначального договора о создании государства и назначении правителя Прокопович включает обращение народа к монарху: "Ты же сам впредь да оставляешь нам наследного правителя".

Права самодержца, по Прокоповичу, неограниченны и абсолютны; он имеет право и должен

регулировать все стороны жизни и быта, в том числе "всякие обряды гражданские и церковные, перемены обычаев, употребление платьев, домов, чины и церемонии в пированиях и погребениях и прочее и прочее". Подданные же должны "без прекословия и роптания все от самодержца повелеваемое творить".

Убежденным сторонником самодержавия Прокопович показал себя в бурные дни и недели воцарения Анны Ивановны (1730 г.), когда в дворянских кругах активно обсуждались проекты хоть какого-то ограничения произвола самодержца и фаворитов, создания условий, "чтобы не персоны управляли законом, но закон управлял бы персонами". Прокопович резко выступал против самой мысли об ограничении монархии, заявляя, что примерами истории доказано, "как отечеству нашему полезно самодержавие".

Василий Никитич Татищев (1686—1750) был государственным деятелем, организатором горного дела на Урале, географом, историком, ученым, внесшим значительный вклад в развитие отечественной науки.

Татищев — сторонник теории естественного права; он ссылался на Гроция, Пуфендорфа, Вольфа. Вместе с тем он отрицательно отзывался о сочинениях Макиавелли, Гоббса, Локка, содержащих мысли, "более вредительные, нежели полезные".

Как и Прокопович, он осуждал папскую власть за преследование Коперника, за инквизицию; Татищев являлся сторонником просвещения, развития науки. Проблемы религии интересуют его более с точки зрения политической: "разность вер" опасна там, где их две, равные по силе — раздоры между протестантами и католиками, разжигаемые попами, порождали великие смуты и кровопролития. "Но ежели где три или более разных вер, там такой опасности нет".

Естественное состояние, по Татищеву, — это состояние "вольности"; по природе человеку нужна и полезна лишь воля, "с разумом и рассуждением употребляемая". Поскольку человек не может обойтись без других людей, он вынужден подчиняться внешним ограничениям: "Воле человека положена узда неволи для его же пользы". Эти ограничения (узда неволи) бывают трех видов: "по природе (власть родителей), по договору (отношения найма между хозяином и слугой), по принуждению (рабство или невольничество). Первые две узды имеют отношение к происхождению и сущности государств: власть монарха подобна родительской (природной), "общенародия или республики" основаны на договоре.

Договор вообще рассматривается Татищевым как основа всякого государства, в том числе и монархического. Ссылаясь на примеры избрания царей в русской истории, он утверждал, что "по закону естественному избрание должно быть согласием всех подданных, некоторых персонально, других через поверенных, как такой порядок во многих государствах утвержден".

Формы правления зависят от ряда объективных условий, к которым относятся местоположение, размер территории и состояние населения.

Демократия — "общенародие" — осуществима только в государстве-городе или в маленькой области, где могут быстрособраться все домохозяева, "а в великой области уже весьма неудобна". "Голландия, Швейцария, Генуя и пр. изрядно правятся демократией и называются республиками".

Представительную систему Татищев считал признаком аристократии (правление избранных — по избранию или по положению). Аристократия применима и полезна в областях (странах), состоящих из нескольких городов, защищенных от неприятельских нападений (на островах и пр.), особенно у просвещенного народа, привыкшего к соблюдению законов без принуждения и жестокого страха. Примером аристократии Татищев считал Венецию, называл также Швецию и Англию, государственный строй которых, однако, считал смешением монархии, демократии, аристократии.

Россия, Франция, Дания, Испания и некоторые другие страны, "яко великие государства, не могут иначе правиться, как самовластием".

А что если, рассуждал Татищев, при определении формы правления не учитываются объективные обстоятельства? Произвольно избранная форма правления не будет прочной; неизбежны смуты, нашествия, перевороты, в результате которых государство либо будет разрушено или порабощено, либо примет свою естественную форму. Примеры русской истории используются Татищевым для обоснования такого вывода: "Великие же и от соседей не

безопасные государства без самовластного государя быть и в целости сохраняться не могут". "Особливо, — добавлял Татищев, — где народ не довольно учением просвещен и за страх, а не из благонравия или познания пользы и вреда закон хранит, в таковых не иначе, как само-или единовластие потребно".

Защита и обстоятельное обоснование самодержавия в концепции Татищева соединялись с мечтой о внедрении в систему органов власти чего-то вроде представительных дворянских учреждений, чтобы наладить порядочное законодательство, компетентное решение дел центрального управления, пресекать фаворитизм, казнокрадство, взяточничество в верхних звеньях государственного аппарата. Он активно участвовал в разработке одного из проектов создания при императрице Анне Ивановне дворянских по составу представительных "правительств", участвующих в подготовке законопроектов, назначении высших должностных лиц, в повседневном контроле за деятельностью высших органов управления. Обосновывая необходимость этих учреждений, Татищев ссылался на то, что Анна Ивановна "как есть персона женская, к так многим трудам неудобна, паче же ей знания законов не достает, для того на время, доколе нам всевышний мужеску персону на стол дарует, потребно нечто для помощи ее величеству вновь учредить".

Как и другие представители школы естественного права, Татищев различает естественные и гражданские (положительные) законы.

Законы положительные основаны "на соображениях политической мудрости", устанавливаются "по произволению каждого народа". Если естественные законы определяют, что "право и неправо", то политика судит о том, что полезно или вредно. Естественное право рассуждает об отдельном человеке, политика — об обществе в целом. Естественные законы едины и всеобщи, гражданские законы различны вплоть до того, что по положительным законам разных народов "часто приходится тако, что один за доброту, другой за зло почитает".

Много внимания Татищев уделял обоснованию сословной структуры, положению основных классов-сословий феодальной России. Для Татищева сословное деление обусловлено исторически сложившимся разделением труда, предопределившим правовое положение каждого из сословий.

Возникновение дворянства Татищев описывает следующим образом: когда-то весь народ был обязан оборонять и защищать государство; затем, когда "гражданство, купечество и земледельство" были признаны нужными и полезными государству, "тогда оных в покое оставя, определили особных людей к обороне и защищению государства". Оправдание привилегий дворянства — в государственной службе: "Шляхетство в государствах почитается за природное войско, которых должность от самого возраста до старости государю и государству, не щадя здоровья и живота своего, служить". Татищев — сторонник сохранения порядка (табель о рангах), при котором дворянство пополняется заслуженными выходцами из других сословий: "Чтобы всякий солдат о том мыслил и прилежал, чтоб в обер- и штаб-офицеры дослужиться".

Главными показателями государственной мощи Татищев считал "многолюдство и богатство", "а богатству корень — купечество и рукоделие". Купечество должно быть поставлено в государстве на почетное место: оно подобно сердцу в человеческом теле. "Когда купечество богато, то все государство богато, сильно и почтенно". Торговля умножается, писал Татищев, "наипаче через вольность купечества". Но это суждение Татищева ориентировано более на страны Запада; в России он считал необходимым и полезным административное вмешательство в промышленность и торговлю, государственный контроль за качеством товаров, жесткую регламентацию предпринимательской деятельности.

Камнем преткновения для теории Татищева явилось крепостничество. Рабство или невольничество (третий вид узды неволи) Татищев признавал противоестественным, противоречащим природе человека, естественному праву защищаться и обороняться от насильственного порабощения. "Раб, самим ли его господином покоренный или от покорившего наследством и куплею полученный, имеет право от онаго насилия или покорения искать свободы, как только может способ тому улучить".

Введение крепостного права было ошибкой Бориса Годунова, считал Татищев. "До царства Борисова в Русии крестьянство было все вольное, но он слуг, холопей и крестьян сделал

крепостными". Это нарушение древних обычаев вызвало большие смуты — сначала взволновались крестьяне, а затем, когда цари попытались вернуть крестьянам свободу, возмутились дворяне.

"Вольность крестьян и холопов... во всех европейских государствах узаконена, — писал Татищев, — и многую в себе государствам пользу заключает". Она была бы полезна и в России -— крестьяне не разорялись бы "беспутными отчинниками", не было бы побегов, тяжб, ябед, судов, коварств, государство имело бы больше "добрых, верных и способных служителей".

Осудив крепостное право в теории, в истории и отчасти на практике, Татищев выдвинул против его отмены ряд доводов. Он утверждал, что освобождение крестьян породило бы "смятение, распри, коварства и обиды" и потому опасно, "дабы ища в том пользы, большего вреда не принести". Кроме того, вольность крестьянства, писал Татищев, "с нашею формою правления монаршего не согласуется), и вкоренившийся обычай неволи переменить небезопасно".

Татищев был первым из тех просвещенных российских дворян, которые понимали несоответствие крепостного права и гуманизму, и сколько-нибудь рациональному способу ведения хозяйства, но не желали расстаться с десятками, сотнями, тысячами крепостных и потому печалились бесхозяйственностью "беспутных отчинников", романтически всхлипывали о "жестокосердии" злых помещиков, дерзко рассуждали о противоречиях законов гражданских естественным, природным законам и находили утешение лишь в убеждении, что без опеки и руководства просвещенного и мудрого помещика ленивый и невежественный мужик неизбежно погибнет. "Была бы ему, — писал Татищев, — воля гибелью".

Практически отношение Татищева как идеолога дворянства к крепостному праву наиболее ярко выражено в его "Кратких экономических до деревни следующих записках" (1742 г.). Это нечто вроде инструкции, адресованной помещикам, с практическими рекомендациями по ведению сельского хозяйства и ремесел в деревнях. "Записки" Татищева предусматривают неустанный и тотальный надзор помещика, приказчиков, старост над крестьянином, строгие меры внеэкономического принуждения крестьян. Подробно расписано, что, когда и как солить, вялить, сушить, заготовлять впрок; как сеять, как хранить, сколько скота и птицы должен иметь каждый двор. Помещики должны следить и за тем, как крестьяне работают на себя, "принуждать крестьян" делать свою работу, а то они, пояснял Татищев, "от лености в великую нищету приходят, а после приносят на судьбу жалобу". Летом заставлять работать ночью: "А в сие жаркое время (суток) отнюдь не работать, ибо как людям, так и лошадям оное весьма вредно". Помещик должен зимой проверять, как крестьяне занимаются ремеслом, "понеже от праздности крестьяне не токмо в болезнь приходят, но и вовсе умирают, спят довольно, едят много, а не имеют моциону". "Под жестоким наказанием" запрещались драки, кумовство, продажа излишка продуктов вне деревни без разрешения помещика. В каждом селе должны быть построены богадельни, бани, школы, тюрьмы. В школах принудительно обучаются грамоте дети от 5 до 10 лет, "чрез что оные придут в познание закона", с 10 до 15 лет подростки обучаются ремеслам, чтобы не сидели без дела зимой.

Татищев разделял убеждение своего века о всесилии просвещения, законов, разумного правительства. Он порицал как "махиавелические плевелы" рассуждения, что непросвещенным народом легче управлять, чем просвещенным; именно темнота, невежество народа создают распри и возмущения. Исходя из мысли, что народ недостаточно просвещен, Татищев и предлагал определить законами, инструкциями, предписаниями все, что представляет интерес для государства. Жесткая регламентация труда и быта крепостных, сверх .того, должна была компенсировать внеэкономическим принуждением отсутствие стимула к труду. Строгий режим предпринимательской деятельности, государственный контроль за качеством продукции были направлены против мошеннических проделок предпринимателей и торговцев.

Татищев неоднократно выступал за обновление законодательства, за тщательную подготовку проектов законов — "лучше оное прежде издания рассматривать, нежели издав, переменять, что с честию монарха не согласует".

Закон, писал Татищев, должен соответствовать таким требованиям: 1) изложение содержания закона языком, "которым большая часть общенароден говорит и суще самым просторечием", "чтобы никаких иноязычных слов не было", "всякий закон что короче, то внятнее"; 2)

выполнимость законов; требование включает и недопустимость чрезмерных угроз наказаниями: "неумеренные казни разрушают тем закон, что от сожаления принуждены будут наказание уменьшать"; 3) согласованность законов, непротиворечивость законодательства; 4) своевременное и широкое объявление закона, "ибо кто, не зная закона, преступит, тот по закону оному осужден быть не может"; 5) сохранение обычаев древних, если они не противоречат общей пользе.

Наши рекомендации