Тема 8. теория международных отношений

Теория баланса сил

Старейшим концептуальным подходом к анализу системы межгосударственных отношений является теория баланса сил, которую английский философ XVIII века Д. Юм назвал «неизменным правилом для благоразумной политики». На протяжении нескольких веков понятие силового равновесия является отправной точкой для реалистических дискуссий по внешнеполитическим проблемам.

Теория баланса сил представляет собой предсказание относительно того, как будут вести себя государства на международной арене. Она предполагает, что государства будут группироваться таким образом, чтобы не допустить преобладания в силе какой-либо одной страны. Эта теория базируется на двух посылках:

· государства сосуществуют в неупорядоченной (анархической) системе взаимодействий без всякого высшего руководства;

· политические лидеры будут действовать с целью уменьшения риска для независимости своих стран.

Теория баланса сил объясняет, почему в настоящее время крупные государства не могут навсегда перерасти в мировую империю. В случае чрезмерного усиления какой-либо одной страны, другие страны объединяются против нее с целью избежать угрозы своей независимости. Такое поведение сохраняет структуру международного порядка.

С точки зрения «политического реализма» (направления в политологии, использующего в качестве основного аналитического инструмента силовую модель власти), базовым законом международной политики является закон неравномерного развития государств. В соответствии с ним одни государства должны усилиться, другие - ослабнуть. Поэтому равномерное распределение власти между основными державами встречается крайне редко. Эти постоянные изменения в распределении властных ресурсов заставляют государственных деятелей заключать альянсы, укреплять армии, вести сложную дипломатическую игру – словом, использовать весь арсенал средств с целью сбалансировать или сдержать усиливающуюся державу. Но политика баланса сил не всегда предотвращает появления доминирующего государства. В этом случае политики и исследователи используют понятие «гегемонии».

Гегемония - это способность диктовать или оказывать решающее влияние на правила и условия, которыми регулируются международные политические и экономические отношения. Экономическая гегемония подразумевает способность сосредоточить вокруг себя мировую экономику. Политическая гегемония означает способность влиять на мир военным образом.

Согласно традиционной точке зрения на мировую политику, военная сила – это главный инструмент могущества. Она остается последней формой осуществления власти в межгосударственной системе, где все государства отвечают только за себя и над ними нет мирового правительства. Но в век ядерного оружия и подъема национализма среди населения слабых стран военная сила стала для современных держав средством, использование которого обходится дороже, чем в прошлые века.

Современная международная политика демонстрирует изменение характера силы: она стала менее применяемой, менее осязаемой и менее принудительной. «Жесткая» власть, основанная на известном принципе «кнута и пряника», уступает место «мягкой» власти (см. п. 3.2.). При всем очевидном изменении характера международных отношений, они, тем не менее, продолжают оставаться полем силовых взаимодействий. Власть не исчезла, изменились лишь формы ее проявления. Поэтому теория баланса сил сохраняет свою актуальность – и как исследовательская концепция, и как инструмент практической политики.

Понятие геополитики

Другим, наряду с теорией баланса сил, важнейшим инструментом исследования логики международных отношений, является геополитика. Геополитику можно определить как политологическую концепцию, согласно которой политика государств, в первую очередь внешняя, детерминирована различными географическими факторами: пространственным расположением, наличием либо отсутствием определенных природных ресурсов, климатом, типом природных ландшафтов и т. д.

Понимание связи между географией и политикой было присуще уже античным авторам. Аристотель, предвосхищая многие положения геополитики XX века, писал о решающей стратегической роли островов. Он указывал, в частности, что Крит по своему географическому положению предназначен для господствующего влияния на Грецию. В средние века и Новое время идея взаимообусловленности географии и политики получила свое развитие в творчестве Ж. Бодена, Ш. Л. Монтескье, А. Токвиля, И. Гердера и других европейских мыслителей. Что касается современной геополитической традиции, то ее родоначальником принято считать немецкого географа Ф. Ратцеля (1844–1901), опубликовавшего в 1897 году работу «Политическая география», а сам термин «геополитика» обязан свои появлением в 1916 году шведскому политологу и государствоведу Р. Челлену.

В современном словоупотреблении понятие «геополитическое» часто выступает синонимом «внешнеполитического» или «межгосударственного», что не совсем точно. Геополитика - это особый, специфический взгляд на природу внешнеполитических взаимодействий, который базируется на определенном наборе принципиальных положений.

В основе геополитического мышления лежит силовая модель политики.Это предполагает видение международных отношений как непрекращающейся борьбы держав за власть в мире или регионе. «Дух» геополитических стратегий хорошо выражают два изречения: «Борьба – начало всего» и «Хочешь мира – готовься к войне». С этой точки зрения геополитическими являются только те явления или процессы, которые связаны с межгосударственным соперничеством, особенно в глобальном масштабе.

Другим основанием геополитики является упоминавшийся выше принцип географического детерминизма. Его суть в лаконичной форме выразили американский геополитик Н. Дж. Спайкмен: «География представляет собой наиболее фундаментальный фактор во внешней политике государств, потому что она наиболее неизменна. Министры приходят и уходят, даже диктаторы умирают, а горные цепи остаются непоколебимыми».

Феномен геополитики всегда связан с тем обстоятельствам, что определенная часть правящей элиты в той или иной стране мыслит геополитически. Классическим примером в этом отношении может служить Германия до конца Второй мировой войны. В наше время большую популярность геополитические идеи получили в Латинской Америке, где к ним причастна значительная часть национальных элит, формирующаяся из военных, ученых и правительственных чиновников. По мнению ряда исследователей, степень влияния геополитического мышления находится в прямой зависимости от того, насколько важна роль военных в управлении государством.

Давая определение геополитике, необходимо учитывать, что она не является теорией в строгом смысле этого слова. Геополитика - это стиль политического мышления, для которого характерна откровенная ориентация на превращение в руководство к действию. Другими словами, геополитика – это не столько академическая теория, сколько политическая стратегия.

8.3. Концепции классической геополитики (конец XIX–первая половина XX в.)

Основоположник современной геополитики Ф. Ратцель сформулировал ряд базовых идей, которые задали перспективу геополитическому стилю мышления. Он постулировал, что государства – это организмы, которые рождаются, живут, стареют и умирают. Из этой органицистской посылки прямо вытекала важнейшая для геополитики идея «жизненного пространства»: если государство хочет сохраниться в условиях жестокой борьбы за выживание, оно должно проявить «жизненную энергию» и «чувство пространства», осуществляя – если того требует рост государственного организма – территориальную экспансию. «Пространство» для Ф. Ратцеля является не просто территорией государства и одним из атрибутов его силы; пространство само есть политическая сила. Именно оно определяет как физическую эволюцию народа, так и его психологическое отношение к окружающему миру. Следует отметить, что идея «жизненного пространства» составила сердцевину геополитической стратегии Третьего Рейха. Очевидно ее влияние и на концепцию «жизненных интересов», которая является важнейшей составляющей внешнеполитической доктрины США.

Другим ключевым положением Ф. Ратцеля стал вывод о существовании естественного антагонизма между морскими и континентальными державами. Согласно этой идее, борьба талассократии (в переводе с греч. – «власть моря») и теллурократии («власть суши»)составляет основную интригу мировой политики. Если для талассократических держав характерны торговый дух, высокая интенсивность социальных связей и демократическое устройство, то теллурократиям присущи авторитаризм, консервативность социальных отношений и примат воинского духа над торговым. Эта идея Ф. Ратцеля оказала большое влияние на последующие геополитические построения, в частности, на концепцию английского географа Х. Дж. Макиндера, которого можно назвать автором первой глобальной геополитической модели.

Х. Дж. Макиндер (1861–1947) изложил свои взгляды в 1904 году в статье, озаглавленной «Географическая ось истории». Согласно Х. Дж. Макиндеру, драматургия мировой истории определяется диалектической борьбой между сушей и морем. Две доминирующие фигуры – моряк и всадник, викинг и монгол – метафорически иллюстрируют вполне осязаемую геополитическую реальность: противостояние между сплошной континентальной массой, образованной Европой, Азией и Африкой (в терминах Макиндера – это Мировой остров), и Мировым океаном, где господствуют морские англосаксонские державы.

В центре Мирового острова Х. Дж. Макиндер располагает Хартленд (в переводе с англ. – «сердцевинная земля»), являющийся «Географической Осью Истории». Пространство Хартленда, которое составляют Европейская Россия, Урал, Западная Сибирь, Казахстан, Синьцзян и Монголия, неуязвимо в военном отношении и защищено от истории, которая сотрясает остальной мир. Вокруг этой Оси расположен «Внутренний Полумесяц» – евразийский пояс прибрежных территорий, охватывающий морские страны Европы, Ближний и Средний Восток, Индию, Юго-Восточную Азию и Китай. Это мир подвижной истории и родина культур. Мировой океан и «островной комплекс» – Великобритания, Америка, Австралия и Океания - представляют собой «Внешний Полумесяц» – пространство колониальных талласократий и родину торгового либерализма. Судьба народов «Внутреннего полумесяца» заключается в том, чтобы утверждать свою культурную самобытность вопреки давлению народов Хартленда («разбойников суши») и народов «Внешнего полумесяца» («разбойников моря»).

Х. Дж. Макиндер полагал, что любая континентальная держава, будь то Россия, Германия или Китай, которая захватит господствующее положение в Хартленде, будет в состоянии доминировать над всем Мировым островом и угрожать из своей евразийской цитадели талассократиям «Внешнего полумесяца». Поэтому он особо предостерегал от возможности русско-германского сближения, которое объединило бы два наиболее крупных и динамичных «осевых» народа. Свою геополитическую концепцию Х. Дж.Макиндер резюмировал в трех известных максимах: кто правит Восточной Европой – господствует над Хартлендом; кто правит Хартлендом – господствует над Мировым островом; кто правит Мировым островом – господствует над миром.

Эти идеи получили дальнейшее развитие у американского политолога Н. Спайкмена. В отличие от пробританской модели Х. Дж. Макиндера, его модель сконструирована с позиций геополитических интересов США. Ключом к контролю над миром он считал не Хартленд, а то, что Х. Дж. Макиндер называл «окраинными землями» или «Внутренним Полумесяцем» – прибрежные территории Евразийского континента. Эти территории Н. Спайкмен назвал Римлендом (от англ. rim – «край», «ободок»). Отбросив идею преобладания континентальных держав Хартленда, он выдвинул свою формулу: кто контролирует Римленд – господствует над Евразией; кто господствует над Евразией – контролирует судьбы мира.

Н. Спайкмен считал, что по отношению к обеим геополитическим составляющим Евразии Соединенные Штаты занимают выгодное центральное положение. Атлантическим и Тихоокеанским побережьями они обращены к обеим частям евразийского Римленда, а через Северный полюс – к Хартленду. Соединенные Штаты поэтому должны иметь трансатлантические и транстихоокеанские базы на ударной позиции от Евразии, чтобы контролировать баланс сил вдоль всего Римленда. Опубликованные в 1940-е гг. работы Н.Спайкмена во многом предвосхитили внешнеполитическую стратегию США периода «холодной войны». В терминах геополитики ее можно представить следующим образом: сдерживание сил Хартленда (СССР и его союзников по Варшавскому договору) через установление контроля над странами «Внутреннего полумесяца». Наряду с ядерным оружием основными инструментами сдерживания выступали расположенные по всему периметру границ СССР американские военные базы и контролируемые США региональные блоки – НАТО, СЕНТО, АСЕАН, АНЗЮС.

В 1920–30-е годы появляется ряд геополитических теорий, разработанных немецкой школой геополитики. Ее крупнейшим представителем стал кадровый военный и географ К. Хаусхофер (1869–1945), автор концепции «Большого пространства». Согласно К. Хаусхоферу, ограниченные пространства обычных национальных государств слишком малы для нужд современной экономики. Поэтому народы должны ориентировать свое развитие в направлении новой формы политической организации – «Большого пространства». Их четыре: 1) Евроафрика, в которой господствует франко-германский тандем; 2) Россия, которая распространит свое влияние на Персию, Афганистан и Индийский субконтинент; 3) Восточная Азия, перегруппированная вокруг Японии – движущей силы региона; 4) Северная и Южная Америка под руководством США. Этот поворот ведущих народов Больших пространств от ориентации вдоль параллелей к экспансии на Юг, в тропические регионы, знаменует собой радикальный перелом во всей мировой истории. На этом заканчивается тысячелетнее движение народов по оси Запад-Восток.

Обзор идей классической геополитики дает представление о ее проблематике и о круге понятий, которым она оперирует. Последние стали неотъемлемой частью категориального аппарата, которым пользуются современные исследователи международных отношений. Вместе с тем, многие конструкции геополитиков первой половины XX века в значительной степени устарели, а от некоторых приходится отказаться ввиду их чрезмерной идеологической перегруженности.

В послевоенное время ревизии было подвергнуто ключевое для геополитики понятие пространства. Главным объектом критики стал механический перенос биологических схем (прежде всего, дарвинистских) на область межгосударственных отношений. Органицизм был характерен преимущественно для немецкой геополитической школы (Ф. Ратцель, К. Хаусхофер, Ф. Науманн), которая рассматривала политическое пространство как среду обитания государственных организмов, борющихся за выживание. В свете этого подхода государство обладало всеми признаками живого существа. В духе традиций германского мистицизма и романтизма немецкие геополитики, возвышаясь до поэтического пафоса, наделяли пространство мистическими чертами, что, однако, шло вразрез с научными требованиями ясности, строгости и точности.

Наряду с отказом от органицистских схем для современной геополитики характерен и более осторожный подход к принципу географического детерминизма. Не оспаривая роли географических детерминант, многие исследователи подчеркивают, что они воздействуют на международные отношения опосредованно, через сложную структуру системообразующих факторов (национальная идентичность, уровень развития технологий и т. д.). При таком подходе геополитика лишается своей однозначной детерминированности.

Меняется взгляд и на тип доминирующего пространства. Если в традиционной геополитике борьба за власть в мире рассматривалась в контексте противоборства морских и континентальных держав, то сегодня приоритет отдают аэрокосмическому пространству, которое признается ключевым для национальных интересов государства. Авиационная мощь, ракетно-ядерное оружие и спутники-шпионы делают данную точку зрения труднооспоримой.

Все же, несмотря на значительную трансформацию, геополитическая традиция сохраняет свою преемственность, а ее обновленный понятийный аппарат остается важным инструментом при исследованиях пространственной логики международных отношений.