Отдел пятый персидская эпоха 3 страница

Итак, XXVI династия нашла себе конец, и фараоном, «сыном Ра», стал перс. Это было тяжким испытанием для национального и религиозного чувства египтян. Уджагорресент старался, сколько мог, притти на помощь, сочинив Камбизу египетское, отвечавшее требованиям и соответствовавшее обстоятельствам, царское имя «Месут-Ра» — «Порождение Ра». Народная молва, однако, пошла ещё дальше: Хотя она и сложила легенды, в которых Камбиз выводится сумасбродным деспотом, но факта начатой им XXVII династии, нашедшей себе место на памятниках и официальных документах, не могла замолчать и изобрела легенду, по которой персидский царский дом является не менее, если не более законным в качестве фараонов, чем последние саисские цари. Кирде имел в женах дочь Априса, Нитетис; сын его от последней, Камбиз, покорил Египет, как законный наследник, исторгший свою отчину из рук узурпатора — Амасиса. Еще Геродоту египтяне рассказывали эту легенду; впоследствии аналогичное повествовалось об Александре Македонском и Птолемеях. Таким образом, вавилонские жрецы выставляли своего последнего царя виновником гнева Мардука, Кира — его угодником, а египетский народ утешал себя, стараясь убедить в династической непрерывности своей истории. В этом наиболее рельефно отразились отличительные стороны государственных представлений этих двух народов.

Надпись Уджагорресента в последний раз издана с воспроизведением y Marucchi, II maseo Egizio Vaticano, 1899, стр. 79—102. Здесь указана и литература. Памятник этот найден в вилле Адриана в Тиволи, где он составлял часть египетской коллекции императора. К сожалению, неподходящая женская голова приставлена неумелыми реставраторами. Надпись Настесена: Sсhafеr, Die athiopische Konigsinschrift d. Konig Mastasen. Надписи Аписов изд. Вrugsсh, Thesaurus inscriptionum Aegyptiacarum, V. Ленинградские саркофаги: Golenissheff, Inventaire de la collectionEgyptienne (Ermitageimperial). Перечень других поврежденных памятников в связи с другим материалом (между прочим демотической хроникой) см. у Griffith, Catalogue of the Demotic papyri in the S. Rylands library. III. 1909. Статья Prаseka, Kambyses (Der alte Orient XIV) дает мало нового по сравнению с историей Персии того же автора. О смерти Псаметиха III медицинское исследование Apostolides, Le suicide Psametique, Bullet. Soc. Medicine Caire, V, 976. Роман о Камбизе: Sсhafer, Bruchsttik eines Koptischen Romans u. d. Eroberung Aegyptens. Sitzungsber. Preus. Akad., 1899. XXXVIII. Cp. V Lemm в Изв. Акад. наук, 1900, XIII, 1. На конгрессе археол. в Каире в 1909 г. Radet высказал предположение, что Египет уже при Кире был в вассальных отношениях к Персии (Comptes rendus du Congres, p. 278).

САМОЗВАНЦЫ И БУНТЫ

О событиях, последовавших за покорением Египта, сообщает нам уже не только Геродот, но и современный официальный источник первого ранга — Бехистунская надпись Дария I, огромный памятник в 420 строк, начертанный на трех языках. Приводим повествование этого текста, или, вернее, рассказ главного деятеля событий:

«Говорит царь Дарий: некто, именем Камбиз, сын Кира, из нашего рода, был здесь царем. Этот Камбиз имел брата, по имени Бардию, от одного отца и одной матери. Камбиз убил этого Бардию. Когда Камбиз умертвил Бардию, народу было неизвестно, что Бардия убит. Затем Камбиз пошел в Египет. Когда Камбиз пошел в Египет, народ возмутился, ложь распространилась в стране, как в Персии, так и в Мидии, равно как и в прочих странах. Был человек, маг, по имени Гаумата, возмутившийся в Пишиявада, у горы Аракадриш; оттуда он начал бунт. В месяце виякне, 14 числа (11 марта 522) он возмутился. Народу он лгал, говоря: «я — Бардия, сын Кира, брат Камбиза». Тогда весь народ отпал от Камбиза к нему, и Персия, и Мидия, и прочие страны. Он захватил власть; это было 9 гармапада (2 апр.). Тогда Камбиз умер, умертвив себя... Эта власть, которую маг Гаумата исторг у Камбиза, издревле принадлежала нашему роду. Затем Гаумата отнял у Камбиза и Персию, и Мидию, и прочие страны; он присвоил их себе и стал царем. Не было ни одного человека, ни перса, ни мидянина, ни из нашего рода, который бы отнял власть у этого мага Гауматы. Люди весьма боялись его: он мог казнить многих людей, которые некогда знали Бардию, «чтобы они не узнали, что я не Бардия, сын Кира». Никто не осмеливался, что-либо сказать о Гаумате-маге, пока я не прибыл. Тогда я помолился Аурамазде о помощи. Аурамазда послал мне помощь. В месяце багаядише 10 числа (29.сентября 522) я, с немногими людьми, погубил этого Гаумату и его знатнейших приверженцев. Есть крепость Сикаяуватиш, в области, именуемой Нисая, в Мидии, — там погубил я его и исторг у него власть. Волей Аурамазды я стал царем; Аурамазда вручил мне царство. Власть, отнятую у нашего рода, я вернул и поставил ее на надлежащее место, как было раньше. Храмы, разрушенные магом, я возобновил, народу выгоны, стада и жилища — дома, отнятые Гауматой, я возвратил. Я вернул народу его прежнее положение, как в Персии, так и в Мидии, так и в прочих странах. Я вернул, что было отнято. Волею Аурамазды я все это совершил. Я трудился, чтобы вернуть нашему дому его прежнее положение, как было древле, я старался (продолжать) по воле Аурамазды, как если бы Гаумата не устранял нашего дома».

Таков рассказ официального документа. Приблизительно 70 лет спустя, Геродот записал известие об этом перевороте в том виде, в каком оно ходило тогда по Азии, а может быть и согласно передаче Зопира, правнука участника события — одного из семи вельмож, сподвижников Дария. Впоследствии Ктесий сообщил еще одну версию, еще более далекую. Геродот (III, 61—87) самозванцем называет тоже мага, одного из двух братьев, оставленных Камбизом для управления дворцом и бывших в числе весьма немногих, знавших об убиении Бардии. Самозванец также назывался Бардией (Смердис) и был похож на него лицом; брат его Патизиф был главным виновником бунта, — он посадил лже-Бардию на престол и разослал повсюду глашатаев, особенно к войскам, с приказом присягать самозванцу. Слухи уже дошли до Камбиза («видел вещий сон»), который двинулся назад и находился в каких-то сирийских Экбатанах (может быть, Хамате), где ему было якобы предсказано найти себе смерть. И сюда явились глашатаи от имени самозванца. Камбиз допытывается у Прексаспа, которому было поручено убить Бардию, затем ловит глашатая, и у него узнает, что он самого Бардии не видал, а послан Патизифом. Прексасп и Камбиз догадываются, в чем дело. Камбиз яростно вскакивает на коня, чтобы ехать в Сузы, но при этом ранит себя в бедро и через 20 дней умирает.

В этом рассказе многое вполне совпадает с документальными данными. И в Бехистунской надписи и у Геродота лже-Бардия назван магом; и там и здесь дело начинается во время египетского похода Камбиза, который по обоим источникам «сам убивает себя» (по Геродоту нечаянно, но и надпись не дает более точных указаний). Убийство Бардии оба источника считают тайным. Дарий вполне мог назвать себя главным виновником гибели самозванца, так как и у Геродота он настоял на решительных действиях «после того, как прибыл». Слова «с немногими людьми» могут указывать на заговор, а даты Бехистунской надписи дают почти ровно 7 месяцев царствования лже-Бардии. Наконец, подчеркивание индийского происхождения мага и характеристика смуты, как индийской реакции против персидского владычества, противоречащие данным надписи, которая говорит о появлении его в Персиде и признании со стороны персов, может находить себе объяснение как в том, что сам Геродот называет магов в числе индийских племен, так и в том, что, согласно надписи, самозванец имел резиденцию и нашел себе смерть в крепости индийской области Нисайя. Заметим еще, что у Юстина событие передается согласно Геродоту, но кроме того, из какого-то хорошего источника сообщается имя самозванца в форме Коматис, близкой к персидской Гаумата. Имена семи участников заговора приводятся в конце Бехистунской надписи те же, что и у Геродота.

Хорошая осведомленность Геродота, дающая нам право, при известной осторожности, пользоваться его живым рассказом, как дополнением к официальной летописи, нашла себе в недавнее время оценку и объяснение в статье Wells, который доказывает, что своими сведениями греческий историк обязан перебежчику (3опиру, правнуку Мегабиза) участника заговора. Этот Зопир, поселившись в Афинах, делился с Геродотом сведениями из преданий своего рода, принадлежавшего к числу наиболее знатных и близких ко двору, а потому мог сообщить и многие интимные придворные подробности. Вполне возможно, что имя брата самозванца и его вдохновителя Πατιζειδης, сообщаемое Геродотом, является косвенным доказательством этому, — это не имя, а титул первого министра («пати-кшаятия», регент; отсюда - турецкое падишах). Зопир назвал титул, а Геродот принял его за собственное имя. С другой стороны, семейные предания всегда тенденциозны, а у перебежавшего обиженного вельможи должны были быть и свои личные мотивы для окраски событий; наконец, Зопир хотел пощеголять западничеством. Все это отразилось на геродотовом рассказе. Прежде всего обращает на себя внимание представление его о личности Дария: он не говорит ни слова об его родстве с династией — Дарий только наместник Персиды и получил престол, сначала благодаря своему политическому исповеданию, отклонившему республиканские стремления Отана, потом вследствие хитрости конюха. Здесь Зопир дал волю своей тенденциозности. Он для греков рисует своих соотечественников настоящими эллинами, заставляет своих персов рассуждать об устройстве государства и влагает в их уста политические речи — что-либо более невероятное трудно было представить. Его предок Мегабиз советует ввести управление лучших людей, т.е., другими словами, коллегию из семи вельмож, как раз именно то, о чем мечтали некогда равноправные царю персидские магнаты времен конца царствования Дария и Ксеркса, когда персидская власть перешла в деспотизм и заставила с сожалением вспоминать патриархальные времена Кира. Это недовольство Ахеменидами было причиной и того, что в данном рассказе Дарию отказывается в царском происхождении, и с этой стороны Геродот главным образом противоречит Бехистунской надписи. Мы уже видели в приведенной выдержке, что Дарий старательно подчеркивает свержение мага, как династическую заслугу своему роду. В первых строках надписи, до рассказа о Гаумате, он выражается еще определеннее: «Я — Дарий, великий царь, царь царей, царь стран, сын Вистаспа, внук Арсама, Ахеменид; мой отец — Вистасп; его отец — Арсам; отец Арсама — Ариарамн; отец Ариарамна — Теисп; отец Теиспа — Ахемен. Поэтому мы и названы Ахеменидами. Издревле мы испытаны, издревле род наш был царским. Восемь из моего рода были раньше, — я девятый. В двух линиях у нас девять царей». Это противоречие заставило некоторых ученых, особенно Винклера и Роста, отрицать единство ахеменидовской династии и считать Дария узурпатором, который для укрепления себя на престоле придумал и историю свержения самозванца и свою генеалогию, возводящую его к предкам Кира и Камбиза. Но с этим нельзя согласиться. Бехистунская надпись — первый персидский важный официальный текст — как бы нарочно составлен на трех языках для всеобщего ознакомления, на самой людной дороге царства, между двумя столицами, где он был помещен на высоте, доступной для чтения; кроме того, на папирусе он был разослан по всему государству на арамейском языке; это произошло чрез какой-нибудь десяток лет после рассказываемого события, когда все еще, как современники и очевидцы, помнили его. Едва ли узурпатор мог так бравировать сознательной ложью. Кроме того, в свите Дария мы видим таких заслуженных сподвижников Кира, как Гобрий его главной женой, имевшей на него огромное влияние, была дочь Кира — Атрсса, сначала бывшая за своим братом Камбизом. Мы не находим оснований сомневаться в принадлежности Дария к Ахеменстдам, равно как и в других показаниях Бехистунской надписи.

Итак, Дарий сел на престол не по какому-либо избранию или хитрости, а по праву ближайшего родственника прекратившейся старшей линии, и его надпись составлена с целью, между прочим, сообщать подданным истинное положение дела и доказать, что сверженный Гаумата — не Бардия, убийство которого было известно лишь немногим. Дальнейшим его шагом было уничтожение мероприятий самозванца.

Здесь данные надписи, не бесспорные со стороны филологического понимания, дают повод к разнообразным толкованиям и с реальной стороны. Прашек полагает, что уничтожение магом «мест поклонения» и стеснения людей означает гонение на господствующую религию и персидскую нацию и характеризует самозванца как представителя не арийского туземного населения. Как согласить с этим его принадлежность к «магам» — непонятно. Винклер, видя во всех фактах восточной истории проявление классовой борьбы, считает Гаумату приверженцем строго проведенных иерархических начал, уничтожившим местные культы по требованию иерархии, возвысившейся над светскими стремлениями. Юсти считает его чистым фанатиком зороастризма, противного храмам, занесенным извне или удержавшимся, как пережиток, в виде алтарей огня, или вообще алтарей на высотах, в честь богов племен и т. п. Наконец, Масперо и пр. думают, что дело идет о домашних святилищах знати, напр., семи вельмож, не подчинившихся самозванцу и за это подвергнутых всякого рода стеснениям вместе со своими кланами. Можно высказать еще неопределенное количество предположений, но все они не могут быть доказаны как в виду малой обстоятельности текста, так и потому, что религия времени Ахеменидов нам малоизвестна.

Династический кризис был для молодого, еще не сорганизовавшегося «Царства Стран» большим бедствием и повлек за собою целый ряд мятежей и смут во всех областях. Он оживил надежды народов, потерявших политическую самостоятельность и даже сошедших с исторической сцены; для многих из них это был последний проблеск жизнеспособности. Всюду мы встречаем потомков древних династий или самозванцев, выдававших себя за таковых; все пространство огромного государства было охвачено одновременно бунтами и волнениями. Дарию пришлось завоевывать свое царство, и мы не можем не удивляться его успеху; были моменты, когда его родная область, Персида, ему изменяла, когда бунты происходили одновременно во всех концах Азии, и только одно войско оставалось ему верно. Кроме личной энергии и талантов царя, успех был обусловлен его сподвижниками, а главное тем, что персидская нация была еще здорова и могла выдерживать такие испытания. Перечень всех этих бунтов, самозванцев и усмирений их Дарий поместил в той же Бехистунской надписи, над которой велел изобразить пред своей фигурой, под эмблемой Ормузда, одного поверженного и девять связанных самозванцев. Этот текст является для нас чрезвычайно важным и почти единственным свидетельством о народах, вошедших в состав персидской державы за это время. Все события рассказаны в хронологическом порядке, с датами по персидским месяцам, но без обозначения годов. Теперь, благодаря сличению Кинга и Томпсона, окончательно выяснилось, что персидский календарь совершенно соответствует вавилонскому и что все описываемые события произошли «в одном и том же году», т.е. в следующем после воцарения Дария, вернее, в течение полутора года — с 29 сентября 522 по 10 марта 520 г.

«Говорит, царь Дарий: следующее я совершил, сделавшись царем. Когда я умертвил мага Гаумату, некто, по имени Атрина (в эламск. Ашина), сын Упадармы, восстал в Эламе и говорил народу: «я — царь в Эламе». Эламиты восстали и перешли к этому Атрине: он стал царем в Эламе. И некто вавилонянин, по имени Нидинту-Бел, сын Аниры, восстал в Вавилоне и лгал народу: «я — Навуходоносор, сын На-бонида». Весь вавилонский народ перешел к этому Нидинту-Белу, Вавилон возмутился, и он захватил в нем власть. Тогда я послал вестника в Элам. Атрина был связан и приведен ко мне; я казнил его. Затем двинулся я против Вавилона на этого Нидинту-Бела, назвавшего себя Навуходоносором. Его войско охраняло Тигр; там выстроилось оно и было с кораблями. Я переправил своих людей на кожаных мешках; других посадил на верблюдов, иных на коней. Аурамазда послал мне помощь. Волею Аурамазды я переправился через Тигр. Затем я нанес войску Нидинту-Бела жестокое поражение; 26 числа асриядия (13 декабря 522) мы сразились. Затем я двинулся на Вавилон. Когда я еще не дошел до Вавилона, на месте у Евфрата, называемом Зазанну, выступил против меня с войском тот Нидинту-Бел, называвший себя Навуходоносором, чтобы дать мне сражение. Мы сразились. Аурамазда послал мне помощь. Волею Аурамазды я нанес войску Нидинту-Бела жестокое поражение. Неприятель был загнан в воду, вода унесла его, 2 числа месяца анамака (18 декабря 522) произошло сражение. Потом Нидинту-Бел с немногими всадниками убежал в Вавилон. И я двинулся в Вавилон. Волею Аурамазды взял я Вавилон и пленил этого Нидинту-Бела. Затем я казнил этого Нидинту-Бела в Вавилоне».

Вавилоняне раскаялись, разочаровавшись в персидском владычестве. Теперь для них оказался пригоден и мнимый сын неугодного Набонида, из-за которого они некогда передались Киру; можно было теперь назваться его сыном и найти убежденных приверженцев. О восстании вавилонян говорит и Геродот (III, 150—160), но относит его ко времени более позднему и рассказывает такие подробности, которые едва ли совместимы с повествованием надписи. Вавилоняне крайне ожесточенны. Они убивают большинство женщин, как лишние рты; Дарий осаждает бесплодно Вавилон 20 месяцев, испытывая только издевательства осажденных. Не помогает и пример Кира (отведение реки), и Вавилон падает только благодаря самопожертвованию Зопира, изувечившего себя и перебежавшего к врагам, якобы из мести к Дарию, подвергшему его увечью, и затем, в качестве полководца вавилонян, передавшего город Дарию. Последний срывает укрепления Вавилона, садит на кол 3 000 вавилонян и заставляет остальных жениться на иногородных женщинах, так как своих они истребили. Wells и здесь видит рассказ Зопира, внука этого героя, сделанного Дарием затем вавилонским наместником, и относится к рассказу с полным доверием. Попытка Лемана отнести этот рассказ к восстанию яри Ксерксе едва ли убедительна. Трудно приурочить его и к другим восстаниям Вавилона. В самой Бехистунской надписи упоминается дальше еще один бунт, поднятый каким-то армянином Арахой, сыном Халдиты, очевидно, алородийцем, который также выдавал себя за Навуходоносора (IV), сына Набонида. Но этот бунт был усмирен еще скорее, причем даже не потребовалось личного присутствия Дария. «Я послал войско в Вавилон. Перса, по имени Виндафарну, моего слугу, я сделал его командиром и сказал им: «ступайте, вы должны разбить в Вавилоне войско, которое не называет себя моим». Виндафарна (Интаферн) двинулся с войском на Вавилон. Аурамазда даровал мне помощь; по воле Аурамазда Виндафарна разбил вавилонян и пленил их. 22 числа мархешвана (27 ноября 521) был взят в плен Араха, назвавший себя Навуходоносором, и люди, бывшие его наиболее видными приверженцами. Тогда я издал приказ: «этот Араха и люди, бывшие его приверженцами, должны быть в Вавилоне посажены на кол».

Таким образом, вавилоняне готовы были итти даже за инородцем, и даже после примерного разгрома. Но и этот бунт не соответствует переданному у Геродота — он не мог длиться долго, и осада шла не под руководством самого Дария. Если мы обратимся к вавилонским источникам, то будем ожидать надписей, оставленных самозванцами. Таковых пока не найдено, но следы восстаний можно усмотреть в нескольких контрактах банкирской конторы Эгиби и Сыновей. Они помечены именем «Навуходоносора, царя Вавилона» и именами свидетелей — сыновей Эгиби, тожественных с теми, которые подписывались на контрактах времени Камбиза, лже-Бардии и Дария, следовательно, не могут относиться ко времени великого Навуходоносора. Годом «начала царствования» Навуходоносора III датированы за подписью Итти-Мардук-балату таблички с 10 числа 7-го месяца до 21 числа 9-го месяца, следовательно, царствование самозванца Нидинта-Бела продолжалось не более 3 месяцев. Кроме того, еще есть две таблички от 1-го года Навуходоносора за подписью уже другого хозяина фирмы, Мардук-Насирпала, сына упомянутого Итти-Мардук-балату, сына Эгиби. Оба хозяина, отец и сын, упоминаются на табличке от первого года Дария, далее идет уже один Мардук-Насирпал. Очевидно, отец его умер в первый год Дария, может быть, даже был убит во время второго бунта, и, следовательно, конкретно с именем его сына могут относиться только ко времени после воцарения Дария в Вавилоне, а потому две таблички с именем Навуходоносора и подписью Мардук-Насирпала имеют в виду Араху-Навуходоносора IV. Они датированы 6 и 7-м месяцем, что уже само указывает на кратковременность бунта: к тому же этими месяцами датированы и некоторые таблички с именем Дария, что еще больше увеличивает путаницу. Во всяком случае, от 20 числа 11-го месяца начинаются контракты, датированные Дарием, а в недавнее время немецкая экспедиция нашла в Вавилоне документ, датированный 6-м числом 10-го месяца «начала царствования Дария». Следовательно, уже через 4 дня после битвы при Зазанну Вавилон был во власти Дария, и о продолжительности осады не может быть и речи. Дарий еще несколько месяцев оставался в Вавилоне, об этом он сам говорит дальше в Бехистунской надписи, повествуя о дальнейших своих подвигах. Он говорит: «Пока я находился в Вавилоне, отпали от меня Персия, Сузиана, Мидия, Ассирия, Армения, Парфия, Маргиана, Саттагидия, Скифия». В Эламе, уже раз усмиренном, снова появился самозванец Мартия, назвавший себя Умманишем, царем Сузианы. Сам он, повидимому, перс, принял древнее эламское имя и возрождал былые эламский традиции. Очевидно, еще не умерло древнее племя, и необходимость для самого Дария считаться с эламским элементом и сопровождать свои официальные тексты эламским переводом, указывает на это. Но восстание не имело успеха, и Мартия был убит самими же эламитами, опасавшимися нового погрома. Хуже дело обстояло в Мидии. Здесь появился самозванец, может быть, действительно потомок древней династии, носивший царское имя Фравартис (Фраорт), объявивший себя потомком Киаксара и принявший имя Кшатрита. Дарий мог послать немногочисленное войско под начальством Видарны, которое не имело большого успеха и долго ждало прихода его самого. В это же время пришлось для усмирения Армении послать другой отряд под начальством армянина Дадаршиша, который, несмотря на троекратную победу, также не мог довести дело до конца и ждал прибытия царя. Третий полководец — Ваумиса дважды разбил инсургентов в Армении, но также не имел полного успеха. Наконец, двинулся Дарий. Фравартис бежал в Раги, где был пойман и казнен. В связи с этим бунтом было восстание у Сагартиев, где появился самозванец, выдававший себя за потомка Киаксара; кроме того, были волнения в Парфии и Гиркании, ставших на сторону лже-Кшатриты. Усмирением последних должен был заняться отец Дария Гистасп (Виштаспа), бывший наместником этих областей. Потом, справившись с Фраортом, Дарий сам прибыл ему на помощь и окончательно усмирил восстание. Далее, был подобный же бунт в Маргиане, в Персии, в области Яутия, где появился новый самозванец лже-Бардия, по имени Вахияздата. Это восстание было особенно упорно; самозванец послал часть своего войска в Арахозию, и потребовалось много усилий со стороны дариевых полководцев, чтобы уничтожить самозванца и его войска в Арахозии. Между тем, сам Дарий был занят в Мидии, и в это время вспыхнуло восстание Арахи в Вавилоне, результат которого нам известен.

Мы видели, что слова Дария: «по воле Аурамазды случилось это в один и тот же год; сделавшись царем, я дал 19 сражений, по воле Аурамазды победил в них и пленил 9 царей», — близки к истине. Это было страшное напряжение сил, удачный выход из которого делает честь Дарию. Нельзя упускать из вида также и того, что и дальний запад государства не всегда был спокоен, — что не все перечисленные мятежи удостоились подробного рассказа (напр., в Ассирии) и что были волнения, не отмеченные в Бехистунской надписи, не находившиеся в связи с историческими и династическими традициями. Из Геродота, напр., мы знаем, что смуты были в греческой Кирене, изгнавшей подчинившегося Камбизу Аркесилая III за его жестокость. Когда он был убит в Барке, мать его Феретима с помощью персидского войска и флота, данного наместником Египта Ариандом, жестоко отомстила за его смерть. Потом сам Арианд был казнен по подозрению в стремлении к самостоятельности. Геродот сообщает также о замыслах сатрапа Лидии Оройта, не успевшего восстать только потому, что Дарий искусно предупредил его (519).

Последние переводы Бехистунской надписи: Weissbасh, Die Keilinschriften der Achameniden. Yorderasiat. Bibliothek. III. Lpz., 1911. Pereira, Inscricao de Dario о Gvande. Coimbra, 1913. Здесь обширные введения со статьями о хронологии, а также указана литература. В Эрмитаже имеется замечательный, происходящий ив Керчи, резной камень с изображением Дария, карающего бунтовщиков. Ивд. в Отчете Археол. комиссии аа 1881 г., табл. 5.

ДАРИЙ I

По умиротворении государства Дарию предстояло заняться его организацией. Его предшественники все время употребили на завоевания и даже редко бывали дома; к тому же они находились под таким сильным влиянием древних, культур, что и не думали о замене того, что нашли. Теперь волей-неволей пришлось убедиться в недостаточности ассиро-вавилонского наследства: государство переросло все бывшие до него монархии, а национализм господствующего племени не мог мириться с преобладанием запада; наконец, новое мировое государство, простираясь от Эллады и Карфагенской области до Индии и Южной России, ставило новые вопросы экономической политики. И вот, реформы. Дария имели задачей сосредоточить управление в руках персов, которые получали должности сатрапов в тех новых областях, на которые было разделено государство и которые были гораздо обширнее ассирийских провинций. Затем были урегулированы подати, заменившие прежние подарки, ставшие в организованной империи анахронизмом; наконец, был санкционирован переход к денежной системе хозяйства введением монетной единицы. Некоторые ученые считают, кроме того, Дария творцом персидской клинописи и проводником зороастрова учения.

Кроме внутреннего устройства государства, Дарий обратил внимание и на безопасность его границ, а также на их урегулирование, причем была отдана дань и завоевательным стремлениям. Невозможность покорить Карфаген финикийским флотом заставила войти с республикой в дипломатические сношения, особенно после нового подчинения персам Барки. Границы обеих великих держав соприкасались, так как Барка и Кирена еще раньше размежевались с пунийцами. Юстин сообщает, будто в Карфаген прибыли персидские послы и объявили требование великого царя не приносить в жертву людей, не есть собак и не хоронить покойников в земле. Карфагеняне согласились, но отклонили предложение о союзе против греков. Мы бы ожидали скорее обратного; вероятно рассказ является перенесением на более древнее время религиозной исключительности зороастризма более позднего. Трудно сказать, признал ли Карфаген до известной степени верховенство персов, может быть, желая избавиться от опасности вторжения со стороны Ливии. Во всяком случае его имя в форме «Карка» в накширустамском перечне подвластных народов, поставленное рядом с африканскими Кушем, Пунтом и Максиями, означает Карфаген. Во всяком случае, несомненно, что в программу Дария входили заботы о западной границе. Что касается восточной, то мы знаем, что еще Кир подчинил индийские племена у Гиндукуша и в долине Кабула; Дарий прошел еще дальше и сделал Инд естественной границей своего государства. Несметные сокровища и золото, добываемое в Тибете и долинах рек, с этих пор устремились на запад; различные культурные приобретения последнего (мифы, зодиак, алфавит, арамейский шрифт в Кабуле и Пенджабе, греческая литература у грамматика Панини, монеты) шли ему взамен в Индию, которая теперь была связана с Средиземным морем и вошла в состав его культурной сферы. Морской путь должен был связать Индию непосредственно с Средиземным морем, минуя Вавилон. Скилак посылается в объезд Аравии; сам Дарий едет в Египет и распоряжается устройством канала от Нила к Чермному морю. Об этом повествуют оставленные им на Суэцком перешейке надписи, клинописная версия которых читается так: «Я повелел копать канал от р. Пирава (Нила), текущего по Египту, к морю, идущему из Персии. Он был выкопан, как я и повелел, и корабли поплыли по нему из Египта в Персию, как и была моя воля»... Еще более забот и беспокойств причиняла северная граница. Здесь культурные области (Мерв, Марканда, Хорасмия) были оазисами среди пустыни, по которой кочевали разбойничьи племена, грозившие безопасности государства и не раз делавшие опустошительные набеги на Переднюю Азию (скифы). Желая подчинить их и таким образом обезопасить границы, Кир погиб в Закаспийской области. Дарий продолжал его дело и подчинил Закавказье, образовав из него две сатрапии, уже самый объем которых, по своей незначительности, указывает на позднее происхождение и военную важность. Далее, он называет в своей надгробной надписи в числе подданных «Сака Хумаварка» и «саков с острыми шапками», «саков концов земли» — в суэцком иероглифическом тексте. Наконец, известен его поход на европейских скифов (512), о котором в древности существует столько рассказов и который несомненно имел целью не столько завоевание само по себе, сколько опять-таки устранение набегов. Незнакомство с географическими условиями было причиной его неудачи, но все же главная цель была достигнута — больше мы не слышим о скифских нападениях, и Дарий имел основание считать это победой, о чем он и повествует в своих надписях. Так, помещенный в конце Бехистунской надписи на одном персидском языке рассказ, повидимому, имеет в виду этот поход. К сожалению, именно здесь надпись пострадала; можно прочесть лишь следующее: «...я двинулся на землю Сака... (перешел) Тигр... к морю... переправился... убил; другого взяли в плен и привели ко мне связанным; я убил его... по имени Скупка, которого взял в плен... Другого поставил начальником, как и была моя воля. Страна стала моей». В связи со скифским походом стоят предприятия Дария на европейской северо-западной границе, развившиеся в мировое событие — греко-персидские войны. Возвращаясь после скифского похода домой, Дарий подчинил чрез Мегабиза фракийцев и греческие колонии во Фракии. Македонский царь Аминта сам покорился ему. Еще ранее был присоединен остров Самос (Геродот III, 139—149). Затем Отан подчиняет Византию, Халкидон, Антандр, Лемнос и Имброс с помощью лесбийцев. Таким образом, персидская монархия стала лицом к лицу с развивающейся Элладой, наседая на нее со всех сторон. Восстание ионийских греков, которое первоначально персидский двор едва ли считал событием другого порядка, чем те бунты, которые пришлось усмирять Дарию, доказало, что владеть западным берегом Малой Азии персы могут безопасно только в том случае, если подчинят себе и греческую метрополию, т. е. предпримут туда такой же поход, как на скифов. Но здесь-то и нашла себе предел монархия Ахеменидов. Последствия доказали, что опасения их были основательны, и что они даже не предвидели пока опасности, которая им грозила с запада: объединенная Эллада оказалась в силах разгромить их государство та открыть новый период истории Востока.