Добро пожаловать в дом, который
Добро пожаловать в дом, который
Построил Жак
Перевод с английского Демида Васильева
Московская школа политических исследований
Москва 2002
Мышь зарычала
Испания и Португалия добивались вступления в Сообщество с 1970-х годов. Переговоры об их приеме стали для нового председателя Комиссии первым крупным вызовом и позволили раскрыться как лучшим, так и худшим его качествам. В феврале 1985 года по завершении
-112-
очередного заседания Делор предстал перед группой испанских тележурналистов. Он подверг испанцев критике за их притязания и недостаточно широкий взгляд на вещи. «C'est аи pied du mur qu 'on rencontre les masons», — объявил он с презрительным видом. Эта французская пословица (буквально: каменщиков надо искать у основания стены) означала, что мы, мол, еще посмотрим, хватит ли им прочности, когда пойдут трещины. Однако в Испании многие телезрители посчитали, что Делор их оскорбил, назвав не более чем строительными рабочими. «Похоже, он пропустил стаканчик-другой, — вспоминает один испанский дипломат. — Как бы там ни было с вином, но его вспышка гнева была расчетливо разыграна, чтобы смягчить нашу позицию на переговорах».
Испанцы вскоре простили Делору его вину, поскольку он проявил свою бесподобную способность отыскивать почву для компромиссов там, где другим это не удавалось никак. В марте Делор выступил с пакетом предложений, включавшим «Сводную средиземноморскую программу» (региональной помощи странам оливкового пояса), предусматривающую скидки на взносы в общий бюджет и ряд хитроумных форм отчетности по рыболовным квотам, что в совокупности снимало разногласия между странами Иберийского полуострова и десятью государствами Сообщества.
Обнародованный в том же месяце доклад Дуджа разжег межправительственную битву по поводу будущего Сообщества. Предстоявшее в июне на саммите в Милане завершение срока своего председательства в ЕЭС Италия рассчитывала отметить созывом конференции для пересмотра Римского договора. Поддерживали Италию только страны Бенилюкса. Джеффри Хау, британский министр иностранных дел, возглавил контрнаступление, ставящее целью усовершенствовать правила принятия решений без изменения договора. Он предлагал, чтобы правительства заключили джентльменское соглашение, по которому в случае своего несогласия с законами о внутриевропеиском
-113-
рынке они воздерживались бы от голосования, а не пускали в ход люксембургский компромисс. Предложил он также заключить новый договор о Европейском политическом сотрудничестве, который бы нормативно закрепил существующую практику и вобрал в себя некоторые рекомендации доклада Дуджа. В начале июня на встрече министров иностранных дел в итальянском городе Стреза большинство высказалось в поддержку Хау.
За день до начала встречи в Милане Франция и Германия обнародовали проект договора о Европейском союзе, предусматривающий введение должности генерального секретаря, облеченного расширенными полномочиями для руководства внешней политикой союза. Этот план привел Делора в бешенство, поскольку положенный в его основу «межправительственный» подход к делу естественным образом подрывал значение Комиссии. «Я это прочитал и, разъяренный, помчался к Миттерану и сказал ему: "налицо план Фуше". Это было равносильно оскорблению, и он проект отозвал». Большинство правительств отвергло затею по тем же основаниям.
Когда итальянский премьер-министр Беттино Кракси открыл 28 июня встречу в верхах, британский план джентльменских соглашений оказался в центре дебатов и, по всем признакам, его должны были принять. Тэтчер, однако, без околичностей заявила, что, поскольку пересмотр договора возможен лишь на основе единогласия, а Британия выступает против, ничего подобного произойти не может. После этих резких слов поддержка британских предложений стала угасать. К великому неудовольствию Гэррет Фицджеральд, премьер-министра Ирландии, Тэтчер неоднократно повторяла: «мы с ирландцами полагаем...». Хау вспоминает:
Ее тон понравился Андреасу Папандреу, премьер-министру Греции, как понравился он и датчанам. Мы стали частью кровожадного меньшинства вместо того, чтобы сотрудничать с нашими партнерами в поисках общих решений. Так что мы спровоцировали Кракси.
-114-
Делор говорил, что если ЕЭС всерьез намерено воплощать в жизнь предложения Белой книги по внутриев-ропейскому рынку, в договор необходимо внести изменения. Даже если правительства согласятся не прибегать к люксембургскому компромиссу, для большинства предложений Белой книги, потребуется, согласно Римскому договору, единогласное утверждение. Он напомнил, что закону, позволяющему архитекторам работать в любой стране ЕЭС, потребовалось 15 лет, чтобы пробиться через Совет министров, и что закон о проверке (межфирменных) слияний «торчит там с 1973 года». Он предложил немедленно внести в три статьи Римского договора поправки, которые позволили бы совету принимать большинством голосов решения по всем законам, касающимся единого рынка, и наделили бы Европейский парламент полномочиями вносить дополнительные изменения. Де-лор предложил внести эти поправки в договор о приеме Испании и Португалии, который был подписан 12 июня, но еще подлежал ратификации.
Выступление Делора отвратило собравшихся от поддержки британской политики сохранения договора в неизменном виде. Подводя итоги первого дня встречи, Кракси поддержал план Делора и попросил министров подготовить к завтрашнему заседанию предложение о поправках к договору. Однако Великобритания, Греция и Дания дали ясно понять, что на любые поправки наложат вето. Поэтому ночью Джулио Андреотти, министр иностранных дел Италии, с помощью служащих Делора подготовил альтернативное предложение, для принятия которого единогласие не требовалось.
Открывая заседания второго дня встречи на высшем уровне, Кракси пошел на беспрецедентный шаг. По наущению Андреотти, Кракси поставил на голосование вопрос о созыве межправительственной конференции (МПК). Статья 236 Римского договора гласит, что Совет министров может принять решение о созыве МПК простым большинством голосов. Ошеломленная Тэтчер воз-
-115-
разила, сославшись на то, что Европейский Совет всегда действует на основе консенсуса. Поул Шлютер, датский премьер, заговорил о насилии, а Папандреу — о государственном перевороте. Но семеро, включая Коля и Миттерана, проголосовали за МП К.
В июле подошла очередь Люксембурга быть председателем ЕЭС, и вместе с секретариатом Совета министров он занялся проведением межправительственной конференции. С сентября в рамках МПК состоялось несколько встреч министров иностранных дел и их помощников. Испания и Португалия присутствовали в качестве наблюдателей. Их предстоявшее вступление в ЕЭС подкрепляло доводы в пользу порядка принятия решений большинством голосов: двенадцати государствам добиться единогласия было бы труднее, чем десяти.
Формально Комиссии никакой роли на МПК не отводилось, но Делор присутствовал на заседаниях министров иностранных дел, а Эмиль Ноэль, генеральный секретарь Комиссии участвовал в работе чиновников аппарата. Делор, Ноэль и Ламурё самостоятельно, без консультаций с комиссарами, готовили проекты выступлений от имени Комиссии.
В первые недели конференции набор предложений Комиссии позволил определить повестку дня и удержал многие правительства от выдвижения собственных идей. Первый доклад Делора, проект главы о внутриевропей-ском рынке, понравился англичанам, поскольку в нем подчеркивалась важность Программы-1992. Англичане, начинавшие с возражений против пересмотра договора, теперь стали склоняться к мысли, что из МПК может выйти что-нибудь путное.
Делор представил проекты статей об охране окружающей среды, исследованиях и «сплочении» (содействии развитию отсталых регионов), то есть о сферах деятельности, в которых ЕЭС проявлял активность, хотя в Римском договоре о них не говорилось ни слова, а также проект статьи о Европейском парламенте. Он отстаивал
ту точку зрения, что как только министры введут порядок принятия решений большинством голосов, надо будет расширить полномочия Европейского парламента, потому что у национальных парламентов не останется рычагов воздействия на исход голосования. На этом основании он предложил «процедуру сотрудничества», которая позволяла бы Европарламенту навязывать определенные поправки Совету министров, коль скоро Комиссия их принимает, а совет в своих возражениях не единодушен.
До конца ноября Делор придерживал свой проект главы об Экономическом и валютном союзе (ЭВС). В нем утверждалась сложившаяся практика Европейской валютной системы и содержалось положение, позволявшее правительствам единогласно принять решение об образовании самостоятельного Европейского валютного фонда — зачаточной формы центрального банка. Для немцев, англичан и голландцев это было чересчур — допускать в договоре какие бы то ни было упоминания об ЭВС они не хотели.
Министры иностранных дел выводили Делора из себя длинным списком оговорок, которые они вносили в его предложения о едином рынке, и заменой определения конечной цели как «пространства без границ» расхожим выражением «общий рынок». На заседании министров иностранных дел, состоявшемся 25 и 26 ноября, Делор с неудовольствием отметил, что в тексте образовалось «дырок больше, чем в Грюйере [швейцарском сыре]», и пригрозил бойкотировать оставшуюся часть конференции. Делор повидался с Колем и Миттераном — и не безрезультатно. На следующем заседании министров на основе совместной франко-германской инициативы была восстановлена его версия главы о внутриевропейском рынке.
Межправительственная конференция завершилась 2-3 декабря в Люксембурге. Делор помог Миттерану и Колю договориться о неформальной сделке: Германия, изменив Великобритании, согласится на скромное упоминание об ЭВС, а Франция признает принцип свободного дви-
116-
-117-
жения капиталов. Таким образом, новая преамбула договора должна была перекликаться с принятым в 1972 году обязательством о «постепенном образовании Экономического и валютного союза». В главе, названной «Сотрудничество в экономической и денежной политике (Экономический и валютный союз)», всего в 110 словах излагалось, что для любых перемен в денежных институтах Европы потребуются решения МПК.
Глава об ЭВС и многое другое в новом договоре привели в ярость Тэтчер, которая была на грани применения вето. К концу второго и последнего дня конференции, совсем близко к полуночи, собственное министерство иностранных дел убедило ее, что крушение встречи в верхах не послужит интересам Британии. Главы десяти правительств одобрили два документа: пересмотренный Римский договор о Европейском экономическом сообществе и новый межправительственный договор о Европейском политическом сотрудничестве.
После саммита Тэтчер заявила на пресс-конференции, что содержащиеся в договоре слова об ЭВС ровным счетом ничего не значат, а будь, мол, это не так, она бы никогда под ними не подписалась. В глазах Делора, однако, эта крохотная статья смотрелась вехой на пути в будущее. «Это похоже на сказку про то, как потерявшийся в лесу мальчик-с-пальчик бросал белые камешки, чтобы по ним его могли отыскать. По пути я разбрасывал белые камешки, чтобы мы могли снова выйти на дорогу к Валютному союзу».
Несмотря на упоминание об ЭВС, новый договор далеко не отвечал федералистским устремлениям Делора. Наутро после конференции Делор обрушил на собравшихся министров иностранных дел назидательную речь, полную упреков за то, что они не смогли ответить на брошенный им вызов сделать что-нибудь для Европы и произвели на свет «нечто чудовищное». Он пытался возобновить разговор на смутную тему «комитологии», которую он — но никто больше — считал чрезвычайно важной. Де-лору хотелось бы видеть в договоре четкое указание, что
-118-
Комиссия, а не представители национальных бюрократий, должна иметь решающее слово в комитетах, управляющих единым рынком. Министры оставили его слова без внимания.
Тем не менее, когда 19 декабря министры снова собрались, чтобы причесать текст, Делор убедил их, что если межправительственный документ о Европейском политическом сотрудничестве так и будет существовать отдельно от нового договора, это может ослабить институциональные принципы Сообщества. Поэтому они объединили оба документа, связав их общей преамбулой, которая повторяла федералистскую риторику Штутгартской декларации и подчеркивала общность задач ЕПС и Сообщества в строительстве союза. Министры приняли также предложение Делора именовать всю связку документов Единым европейским актом или просто Единым актом, чтобы подчеркнуть неразрывность обеих составляющих его частей.
Единый акт не мог вступить в силу прежде, чем его ратифицируют все 12 государств. В десяти из них это было сделано парламентским голосованием. Датчане провели в 1986 году референдум и одобрили Единый акт 56 процентами голосов. В Ирландии референдум состоялся в марте 1986 года, и 70 процентов его участников тоже сказали «да». Единый европейский акт вступил в силу, 1 июля 1987 года.
Новый договор привлек к себе мало внимания вне кругов евробюрократии. Тэтчер назвала его «скромным решением». Журнал «The Economist» определил его как «улыбающуюся мышь», имея в виду, что при всех содержавшихся в нем добрых намерениях, сам по себе он был настолько мелким событием, что не мог иметь сколько-нибудь существенного значения. Немногие политики или обозреватели допускали, что договор изменит природу Европейского экономического сообщества, самое название которого новый договор сделал устаревшим, заменив его на Европейское сообщество (ЕС).
-119-
Но мышь была с острыми зубами. Глава о едином рынке обязывала ЕС к концу 1992 года устранить все вну-триевропейские барьеры. Совету министров предстояло решать проблемы единого рынка «квалифицированным большинством голосов», хотя в том, что касается свободного передвижения людей, прав наемных работников или налогообложения, сохранялось правило единогласия. С учетом принятой в совете сложной системы взвешенных голосов квалифицированное большинство означает, что три страны — две крупные и одна небольшая — могут наложить вето на любой закон. Решения по законам об охране здоровья и безопасности работников на производстве должны были отныне приниматься квалифицированным большинством. Новые главы, посвященные охране среды, сплочению, исследованиям и конструкторским разработкам и Парламенту, — с применением ко всему этому «процедуры сотрудничества» — более или менее соответствовали первоначальным предложениям Делора.
По договору о Европейском политическом сотрудничестве (ЕПС) 12 государств брали на себя обязательство «стараться совместно формулировать и осуществлять европейскую внешнюю политику», проводить взаимные консультации и учитывать интересы друг друга, прежде чем совершать какие-либо действия. Они должны были сотрудничать в решении политических и экономических вопросов безопасности. Комиссии надлежало «в полной мере ассоциироваться» с ЕПС, которое будет иметь в Брюсселе свой секретариат.
Будь то мышь или чудовище, но Единый европейский акт оказался приемлемым для правительств с определенно разным видением долговременных целей ЕС. Южные страны, те, что победнее, надеялись — не безосновательно, как оно получилось на деле, — что в статьях о региональной политике появятся конкретные обязательства о выделении денег. Прагматичные британцы и датчане полагали, что Акт предназначен главным образом для выполнения Программы-1992. Более идеалис-
тично настроенные государства-основатели на первый план ставили разделы, посвященные ЭВС и Европейскому парламенту, и смотрели на договор, как на ступеньку лестницы, ведущей в Европу, устроенную на более федеративных началах. Несмотря на свою вспышку после Люксембургского саммита, Делор признавался: «Я знал, что если договор пройдет, это станет важным событием и историки в один прекрасный день обнаружат у мыши высокие достоинства».
Сейчас о Едином европейском акте он говорит с нежностью отца, наблюдающего, как его отпрыск становится звездой. Он говорит, что хотел
сделать договор в стиле того, что лежит в основе Сообщества угля и стали, деловым, то есть без излишеств. [Единый акт] получился четким — в отличие от Маастрихтского договора. Мы ясно сказали, что нам следует и чего не следует делать.
Единый акт отличается, как он говорит, ясностью и четкостью, которых нет в гораздо более пространных Римском и Маастрихтском договорах. Но представление Делора, будто Единый акт на 85 процентов написан им и его сотрудниками, — преувеличение. Другие участники той межправительственной конференции полагают, что правильнее было бы говорить о 60-70 процентах.
Лишь когда Единый акт вступил в силу, политические деятели Европы начали осознавать, как основательно изменил он распределение власти, сместив ее от национальных правительств к учреждениям Сообщества — и к Комиссии от Парламента. Новые статьи договора определили новые «предметы ведения» Комиссии — сферы, в которых она могла предлагать законы. Еще важнее было то, что расширение круга вопросов, решать которые можно было большинством голосов, открыло дорогу к превращению в законы гораздо большему числу предложений Комиссии. Пока действовало правило единогласия, мало кого интересовали проекты Комиссии, ибо они редко могли пройти через Совет министров.
- 120-
-121-
Брюссельский царь
Успехи Программы-1992 и Единого европейского акта были неразрывно связаны между собой. Не было бы Единого акта без Белой книги Кокфилда. Точно так же многие из предложений Белой книги не были бы осуществлены, не будь новых правил голосования, введенных Единым актом.
Делору единый рынок и Единый акт представлялись двумя составными частями того, что он называл «триптихом» реформ. Согласованный в феврале 1988 года бюджетный «пакет Делора» он считал не менее важным, чем два другие достижения его первой Комиссии. Под председательством Делора Сообщество продвинулось к федеративному устройству по двум направлениям. На основании институциональных изменений и новых законов государства передавали ряд своих полномочий институтам ЕС. Они также переводили деньги из собственных бюджетов в бюджет Сообщества.
Наиболее трудно улаживаемые споры внутри Сообщества всегда касались денег. Ничто не поглощало столько времени и энергии, не требовало столько доброй воли, сколько ежегодные бюджетные дрязги с участием государств, Комиссии и Европейского парламента. Около двух третей бюджета приходилось на Общую сельскохозяйственную политику (ОСП). Она оказывала поддержку фермерам, обещая покупать их продовольственную продукцию по искусственно завышенным ценам даже при отсутствии спроса. Такое стимулирование перепроизводства вело к тому, что хранилища были забиты зерном, говядиной и маслом. ОСП субсидировала экспорт этих излишков, продававшихся по бросовым ценам на рынках стран третьего мира, что время от времени ударяло по жизненному уровню тамошних крестьян.
На Лондонском саммите 5 и 6 декабря 1986 года Де-лор сделал подробный доклад о состоянии финансов ЕС, сказав в заключение, что в течение года им грозит полный
- 122 -
крах. Тэтчер попросила его разработать план для решения ряда проблем, в том числе растущих затрат на хранение сельскохозяйственных излишков, а также требований бедных стран об увеличении фондов структуризации и общих размеров бюджета.
До этого между Делором и Тэтчер поддерживались вполне хорошие отношения. Она едва ли могла быть противницей той ставки, которую делал Делор на единый рынок. Впервые нелады между ними возникли на совместной пресс-конференции по окончании Лондонского саммита. Тэтчер бралась отвечать на все вопросы и, казалось, забыла о присутствии зло молчащего Делора.
Когда некий журналист спросил, не были ли на саммите обойдены вниманием проблемы финансов, сельского хозяйства и помощи регионам, один из чиновников напомнил Тэтчер, что рядом с ней Делор. Она сказала, что Делора просили заняться этими проблемами в ходе его поездки по странам Сообщества и попросила его ответить на вопрос.
Делор растерялся. «Нет, нет, весьма признателен за оказанную мне честь», — сказал он, загоняя себя в довольно глупое положение.
Она настаивала: «Не будете ли вы так любезны подтвердить, что все сказанное мною абсолютно точно, что вы этим занимаетесь и учитываете, какие в связи с этим возникают проблемы, и что вы надеетесь их разрешить в предстоящие два года вашего председательства в Комиссии?». — «Надеюсь». — «Я представления не имела, что вы такой упорный молчун».
Делор воспринял это так, что им помыкают и смотрят на него сверху вниз, посчитал, что она хочет его унизить, хотя у нее едва ли были такие намерения. Оба они 9 декабря отправились в Страсбург, чтобы рассказать о прошедшем саммите Европейскому парламенту. Тэтчер выступала первой, высказалась и села на место. Делор в своей речи под аплодисменты парламентариев выразил
-123-
крайнее неудовольствие по поводу того, что ЕЭС не смогло согласовать общую политику развития, достичь договоренности о новых программах НИОКР и об Эразмусе, новой программе обмена студентами; это были вопросы, которые Тэтчер ему помешала поднять на саммите.
В нервном возбуждении Тэтчер поднялась, чтобы ответить. «Хорошо бы он сказал все это в Лондоне. Я ему предлагала сделать это, когда он сидел рядом со мной на пресс-конференции. Он был поразительно молчалив». Потом, за обедом в ресторане страсбургского парка Оран-жери Тэтчер говорила с Кокфилдом, соседом по столу. Она поносила Делора, пуская в ход слова, от которых щеки лорда заливала краска.
В феврале 1987 года Делор обнародовал свои предложения Европейскому парламенту, получившие в дальнейшем известность как пакет Делора. Он призывал ЕС заранее, на пять лет вперед, установить постоянный объем средств, выделяемых по каждой крупной статье расходов (ОСП, затраты на управление, финансирование НИОКР и т. д.). В годовых бюджетах будут лишь уточняться подробности, так что Сообщество избавится от ежегодно повторяющихся финансовых распрей. Делор предлагал в течение пяти лет удвоить размеры фондов структуризации, а также оставить для Великобритании предусмотренные в ее случае скидки по бюджетным взносам. Предлагалось также обуздать накопление излишков сельскохозяйственной продукции путем введения схемы автоматического снижения цен, если производство превышает определенный заранее установленный уровень.
На свой пакет Делор приклеил этикетку Reussir I'Acte Unique (Обеспечить успех Единого акта), подчеркивая, что новому договору нужен его бюджетный эквивалент. Он считал, что главы Единого акта, посвященные исследованиям и помощи регионам, лишатся всякого смысла, если не нарастить финансовую плоть на их юридические кости.
-124-
Делор знал, что бедные страны Сообщества тревожатся по поводу последствий, которые может иметь для них Программа-1992. Он рассчитывал успокоить их и привлечь на свою сторону путем увеличения фондов структуризации, которое позволит сгладить пугающие их углы единого рынка.
У предложений Делора не было никаких шансов быть принятыми, если только Германия не согласится взять на себя оплату большей части счета. И он «подкатился» к немцам с кнутом и пряником. Газете «Financial Times» он заявил:
Мы не можем заставить Германию расстаться с чувством вины, которое одолевает ее сорок лет; немцев я стараюсь убедить, что Европа должна стать их родным делом, а не каким-то проектом, случайно подброшенным со стороны. Им это нужно, чтобы выразить волю к обретению своей роли в мире.
Но на французском телевидении он жаловался, что Германия теряет интерес к европейской интеграции:
Мы вам [немцам] говорим, что если вы смотрите на Европу, как на средство увеличить положительное сальдо вашего торгового баланса с другими странами, потому что вы толковые ребята, мы это понять можем. Но если вам невдомек, что вы должны также участвовать в строительстве Европы, тогда не удивляйтесь, если однажды эта Европа развалится, и вы потеряете все свои преимущества и получите больше безработных.
Предполагалось, что собравшийся в декабре 1987 Копенгагенский саммит уладит все вопросы, связанные с пакетом Делора, но завершился он взаимным озлоблением участников. Германия, занявшая в январе 1988 года пост председателя ЕС, в поисках выхода из тупика решила созвать чрезвычайную встречу в верхах.
Комиссары собрались 27 января, чтобы обсудить подготовку к саммиту, предстоявшему на следующей неделе в Брюсселе. После обеденного перерыва Делор вернулся за стол Комиссии с бутылкой темного терпкого на-
-125-
питка, дигестива Фернетп Бранка. Расположение духа у него было не менее темным, не менее терпким. Перспективы соглашения по его пакету представлялись мрачными. Он также подозревал, что за его спиной некоторые комиссары в критическом свете представляли своим правительствам его бюджетные предложения.
Делор объявил коллегам, что, если на Брюссельском саммите бюджетный пакет не пройдет, он подаст в отставку и им следует поступить так же. Никто не выразил желания последовать этому призыву, и Делор обвинил комиссаров в трусости и измене. Пригрозил: всякого, кто будет замешан в грязных играх и нарушит единство рядов, он после саммита, выйдя в отставку, публично назовет по имени. Когда корабль терпит крушение, сказал он, никто не должен покидать его, и каждый спасшийся будет предан позору. Если же они хотят, чтобы на саммите их представлял кто-нибудь другой — пожалуйста.
На беду Делора, два комиссара, которые могли бы его унять, Натали и Кокфилд, отсутствовали. Когда голландец Франс Андриессен, комиссар по сельскому хозяйству, предложил обсудить вопрос о фондах структуризации, Делор обрушился лично на Григориса Варфиса, милого, но не эффективно работавшего грека, который управлял этими фондами. Он обвинил Варфиса в некомпетентности и предательстве, сказал, что он и его генеральный директорат — это «ипе honte» ('позор) и «ипе scandale» (скандал).
Англичанин Стэнли Клинтон-Дэвис, комиссар по проблемам окружающей среды, не к месту спросил Делора, нельзя ли обсудить вопрос об автомобильных выхлопах. Делор набросился и на него, обвинив в попытке потопить дискуссию в мелочах и навязать разговор о введении тех самых стесняющих правил, которые вызывают раздражение государств ЕЭС. Мануэль Марин, управлявший социальным фондом, попросил Делора разъяснить, что он имеет в виду. Председатель ответил испанцу, что устал от царящих в Комиссии «законов джунглей» и
-126-
от «ваших мелких игр». В ходе заседания, длившегося два часа, Делор четырежды предупредил своих коллег, что им следует быть готовыми уйти в отставку вместе с ним. В конце концов Делор с шумом удалился в сопровождении Лами.
В течение нескольких дней он не разговаривал ни с одним из комиссаров. Клод Шейссон, комиссар по развитию, сказал коллегам, что, может быть, Делору следует пропустить Брюссельский саммит, взять длительный отпуск и лечь в больницу. Один ехидный итальянец, член Европарламента, предложил депутатам рассмотреть вопрос об употреблении алкоголя на заседаниях Комиссии.
В действительности события развивались так, что Делору не понадобилось испытывать своих коллег на верность. На встрече в Брюсселе, по сравнению с тем, что предлагал со своего председательского кресла Коль, бедные страны запросили больше денег для фондов структуризации, а Тэтчер — больше контроля над расходами на сельское хозяйство. Коль, Делор и другие деятели старались найти новый компромисс, который стал бы выходом из тупика. Коль согласился на удвоение средств в фондах структуризации при том, что Германия брала на себя львиную долю дополнительных взносов. Новым источником пополнения бюджета ЕС, в дополнение к существующим таможенным сборам, пошлинам с импорта сельхозпродуктов и поступлениям от НДС, должны были стать взносы, пропорциональные ВВП каждого государства, что служило выгодой бедным странам. Потолок для общих расходов ЕС был установлен с 1,05 процента ВВП Сообщества в 1988 году до 1,2 процента в 1992 (что означало 70 миллиардов экю в ценах 1992 года).
Тэтчер отклонила компромисс Коля-Делора, посчитав суммы, выделяемые в фонды структуризации, слишком большими, а инструменты стабилизации сельского хозяйства слишком слабыми. На второй день, около полуночи, саммит оказался на грани провала. Делор попросил заседание прервать и, вместе с Джеффри Хау, по-
-127-
слом Великобритании в ЕС сэром Дэвидом Ханнэйем и генеральным секретарем Комиссии Дэвидом Уильямсо-ном, стал «уламывать» Тэтчер. В три утра она сдалась, посчитав привлекательными «ориентиры для сельского хозяйства», которые должны были ограничить рост расходов в этом секторе 74 процентами всех прибавок к бюджету.
Делор был на вершине своего мастерства вести переговоры, представал то перед одной, то перед другой делегацией, и каждой показывал, что хорошо понимает ее интересы. Все — за исключением, может быть, Тэтчер — чувствовали, что заключили удачную сделку. За одну неделю со дна отчаяния, от края пропасти и полного крушения Делор выбрался на плато триумфа и славы. Впервые мировые средства массовой информации подавали Дело-ра как звезду. О бюджетных спорах можно было не вспоминать целых пять лет.
Между тем, Программа-1992 из великой идеи стала превращаться в практическую реальность. Даже еще до ратификации Единого акта Совет министров стал утверждать все больше законов, понимая, что к люксембургскому компромиссу прибегать больше не будут (новый договор обошел это средство борьбы молчанием, не отменил и не закрепил его). После вступления в силу новых правил голосования законы, относящиеся к единому рынку, стали быстро проходить через Совет министров. Как таковые, голосования проходили редко, ибо министр, предчувствовавший неудачу, заранее либо сдавал позиции, либо пытался найти компромисс. Как правило, на заседаниях министров, занимавшихся делами единого рынка, верховодил Кокфилд, умевший ясно растолковать, что скрывается за маловразумительной специальной терминологией обсуждаемых текстов. Всех вокруг он то и дело подстегивал регулярными отчетами о проделанной работе: сколько предложений Комиссия представила и сколько прошло через Совет министров и получило его одобрение.
-128-
Делор усиленно добивался более широкой поддержки Программы-1992. В августе 1986 года он говорил на форуме французских социалистов «Демократия-2000»:
Я всегда считал, что рынок, особенно во Франции, развит недостаточно и что государство в силу исторических причин стало вездесущим, часто душит либо подавляет своим господством. Большинство французов не обладают пока мышлением открытого мира, без чего мы не в состоянии будем построить конкурентоспособную экономику, не сможем процветать... Рынок, лучше любой речи, научит нас действовать и производить сообразно нуждам и вкусам потребителей всего мира.
В марте 1988 года Комиссия обнародовала результаты исследования, посвященного возможным экономическим последствиям выполнения Программы-1992. В докладе, который подготовила группа, работавшая под руководством итальянского экономиста Паоло Чеккини, говорилось, что устранение пограничных проверок поднимет ВВП Сообщества на 0,2-0,3 процента, ликвидация технических барьеров добавит к этому 2-2,4 процента, а еще от 2,1 до 3,7 процента будут получены за счет расширения масштабов производства и большей конкуренции. В конечном счете это складывалось в прирост ВВП в размере 4,25-6,5 процента или 119-175 миллиардов экю. Авторы доклада предсказывали кратковременное увеличение безработицы, но в долгосрочном плане сулили образование 5 миллионов новых рабочих мест. Доклад Чеккини был широко разрекламирован и, независимо от качества содержавшихся в нем прогнозов, помог убедить деловых людей, что Программу-1992 следует воспринимать серьезно.
В конце 1980-х годов на деловые круги обрушилась лавина конференций, книг, статей и докладов, заполненных советами, как им следует реструктурироваться в преддверии 1992 года. Организованная правительствами пропаганда призывала их мыслить по-европейски. В порядке подготовки к условиям нового рынка многие компании
-129-
увеличили вложения за границей либо шли на поглощение иностранных фирм. Промышленные инвестиции, которые в течение трех лет с 1982 по 1984 год держались на одном уровне, показали среднегодовой рост 3,5 процента в период с 1985 по 1987 и 7,5 процента с 1988 по 1990 годы. В первой половине 1988 года под германским председательством в ЕС был принят ряд законов, направленных на создание единого рынка, включая общее соглашение о введении к 1 июля 1990 года свободы движения капиталов (Испании, Португалии, Ирландии и Греции разрешалось продлить этот срок). До конца года Совет министров утвердил более половины предложений Белой книги. Этот успех изменил представления мира о Комиссии и Сообществе. У стран Европейской ассоциации свободной торговли появилась боязнь остаться за бортом, и они стали подумывать о присоединении к ЕС. Американцы обратили внимание на человека, который символизировал все эти сдвиги: в феврале 1989 года вышел номер «Newsweek» с портретом Делора и подписью к нему: «Царь брюссельский: Строитель Евроимперии-1992».
Париж и Папа
Успехи мер, намеченных пакетом Делора, и образование единого рынка, превратили председателя Комиссии в одну из ярчайших звезд французского политического небосклона. Газеты превозносили его достижения, поговаривали о его возвращении в Париж. На протяжении всего времени, пока он был в Брюсселе, Делор оставался в руководящем совете Социалистической партии и, не отрывая глаз, следил за развитием событий во Франции.
После марта 1986 года, когда правые партии одержали победу на выборах в законодательное собрание, Франция жила в условиях «сосуществования» обосновавшегося в Матиньоне Жака Ширака с находившимся в Елисейском дворце Миттераном. Делор лелеял надежду, что в случае ссоры этих двоих, он мог бы возглавить
коалиционное правительство социалистов и центристов. В сентябре 1986 года Делор говорил, что пожелай Миттеран назвать его своим преемником, он будет готов. Но «морально» он не имел бы ничего против Рокара, своего потенциального соперника-социалиста, поскольку, мол, по политическим вопросам они согласны между собой на 90 процентов.
Годом позже Делор потряс многих социалистов, заявив в телевизионном интервью, что он пошел бы в премьер-министры в случае избрания президентом Раймона Барра, человека правоцентристских взглядов, при условии, что это позволило бы ему располагать поддержкой 65-70 процентов французов. Несмотря на такое открыто амбициозное устремление, Делор в ходе того же интервью трижды повторил, что не захвачен вирусом политики. Вопросом о том, случаются ли у него припадки гнева, Делор воспользовался, чтобы разъяснить, чем он отличается от других политиков:
Да, иногда это всего-навсего притворство, иногда по-настоящему. А что вы хотите?В политической жизни, где все «проложено фетром», и на все есть свои правила, вы ничего не сможете