Теории рационального поведения избирателей

Основоположником данной группы теорий поведения избира­телей считается Энтони Дауне, который в 1957 г. опубликовал кни­гу под названием «Экономическая теория демократии». Как явствует уже из названия, это был теоретический труд, и некоторые из поло­жений Даунса в гораздо большей степени соотносятся с традицион­ной политической философией, чем с современными ему выводами ученых-эмпириков. Действительно, избиратель у Даунса — это ра­ционально мыслящий индивид, делающий свой политический вы­бор вовсе не под давлением среды, а вполне сознательно, повинуясь только собственным интересам. Следя за избирательной кампанией, избиратель оценивает, во-первых, достижения, а во-вторых, про­граммные позиции конкурирующих партий с точки зрения тех вы­год, которые ему лично принесет победа той или иной из них. При этом избиратель способен определить, насколько один из возмож­ных исходов голосования выгоднее, чем другой, т. е., по определе­нию Даунса, вычислить «дифференциал выборов». Этот-то диффе­ренциал и ложится в основу выбора при голосовании, которое приобретает, таким образом, не экспрессивный, а инструменталь­ныйхарактер. В общем, как пишут Джеймс Энелоу и Мельвин Хи-нич, «эта теория допускает, что избиратель сознает собственные интересы, оценивает соперничающих кандидатов на основании того, кто из них лучше послужит этим интересам, и голосует за заслужив­шего наивысшую оценку кандидата». На первый взгляд позиция Даунса возвращает нас к оптимистическому образу информирован­ного и заинтересованного избирателя, характерному для некоторых теорий демократии, но, казалось бы, окончательно похороненному классическими теориями электорального поведения. Но не все так просто.

Дауне излагает свои представления о поведении избирателей в рамках теории рационального выбора. Согласно этой теории, важ­нейшим критерием рациональности является такое соответствие между целями и средствами, при котором максимальный результат достигается ценой минимальных затрат. Между тем вычисление

236 Электоральное поведение

«дифференциала выборов» может быть довольно трудоемким де­лом. В идеале оно требует сбора огромного количества информа­ции по поводу того, какую именно политику в той или иной сфере будут проводить партии после прихода к власти. Вся информация должна быть проанализирована, взвешена и соотнесена с интереса­ми данного индивида. И это притом, что один голос, за кого бы он ни был подан, редко оказывает серьезное воздействие на оконча­тельные итоги выборов. Овчинка может просто не стоить выделки. Значит ли это, что рациональное голосование невозможно? Нет, отвечает Дауне, ибо в распоряжении избирателя находится превос­ходное средство сократить затраты, связанные со сбором и обра­боткой информации, но при этом сделать вполне рациональный выбор. Такое средство — идеология. Под идеологией Дауне пони­мал имеющееся в голове у каждого избирателя (а стало быть, не тре­бующее дополнительных затрат на разработку) представление о наилучшем устройстве общества. Для того чтобы сделать рациональ­ный выбор при голосовании, не нужно днями и ночами изучать партийные программы в поисках ответа на тот или иной вопрос. Достаточно, получив некое самое общее представление о предвы­борной платформе партии, соотнести его с личными идеологичес­кими убеждениями. «Дифференциал выборов» становится положи­тельным, если партийная платформа и личная идеология более или менее совпадают по содержанию.

Естественно, теорию Даунса можно отвергать как недостаточно реалистическую на том основании, что, как показали классики элек­торальных исследований, число «идеологов» среди избирателей срав­нительно невелико. Такая позиция действительно представлена в литературе. Но необходимо учитывать, что в классических теориях «идеологами» считались индивиды, которые не только легко ори­ентировались в широком круге политических вопросов, но и при­держивались по всем этим вопросам идеологически последователь­ных позиций. Думается, именно такие индивиды мало соответствуют даунсовскому критерию рациональности, ибо если вся их полити­ческая активность сводится к периодическим появлениям на изби­рательном участке, то объем накопленных политических знаний надо признать неадекватным масштабу и эффективности их практичес­кого применения. Для самого Даунса обладать идеологией — зна­чит иметь некое самое общее представление о том, что в политичес-




Теории рационального поведения избирателей 237

ком мире хорошо, а что — плохо, какова должна быть система рас­пределения общественных благ, и кто должен править. Это вовсе не предполагает ни глубины, ни последовательности идеологических взглядов. Сравнивая политический рынок с супермаркетом (а такая аналогия была очень близка Даунсу), можно сказать, что идеоло­гия — это фирменный ярлык. Увидев его на товаре, который на пер­вый взгляд не отличается от десятка других, избиратель уже знает, на какое качество он может рассчитывать. Основными ярлыками, применяемыми на современных политических рынках, являются «правая» и «левая» идеологии. При таком уточнении теория Даун-са может оцениваться как вполне реалистическая. Но чтобы обо­сновать такую оценку, нужно доказать, что избиратели способны распознавать ярлыки, т. е. что они различают «правых» и «левых» и что это различие влияет на выбор при голосовании. Этим вопросам был посвящен целый ряд эмпирических исследований электораль­ного поведения.

Прежде всего, надо было установить, действительно ли избира­тели приписывают себе идеологические предпочтения. Стандартный способ получить ответ на этот вопрос — предложить респондентам отметить свое положение на шкале с предельными значениями «крайне правый» и «крайне левый». Выяснилось, что граждане зре­лых демократий в большинстве своем справляются с этой задачей. Но, может быть, респонденты расставляли свои предпочтения, толь­ко чтобы удовлетворить любопытство социологов, не вкладывая в свой выбор никакого реального содержания? Оказалось, что это не так, ибо выбранное респондентами размещение на «лево-правой шкале» в достаточно большой степени соответствовало их позици­ям по политически значимым вопросам. Более того, исследователи применили еще одну меру контроля: попросили каждого из респон­дентов разместить на той же шкале основные партии. Оказалось, что и с этой задачей избиратели справляются вполне удовлетвори­тельно. Таким образом, идеология действительно может выполнять приписанную ей Даунсом функцию устройства, сокращающего свя­занные со сбором информации трудозатраты.

Каким образом это происходит в условиях многопартийной си­стемы? Один из вариантов ответа на этот вопрос, прямо вытекаю­щий из положений самого Даунса, состоит в том, что, подобно про­исходящему в описанных выше социологических исследованиях,

238 Электоральное поведение

идеология дает в распоряжение избирателя шкалу, на которой он размещает свои собственные предпочтения и предпочтения партий. Вычисление «дифференциала выборов» сводится к тому, что изби­ратель устанавливает, насколько близки его собственные позиции к позициям каждой из партий, и выбирает из их числа самую близ­кую. Таким образом, согласно «теории близости»(ргохтИуЛеогу), и осуществляется выбор при голосовании. Согласно другой теории, разработанной группой ученых при ведущем участии Джорджа Ра-биновица, шкала идеологических предпочтений не играет такой решающей роли. Политические предпочтения по каждому отдель­ному вопросу носят характер простых альтернатив — например высокие налоги или низкие налоги — и избиратель, раз идентифи­цировав себя как «правого», уже не вдается в детальное выяснение того, на сколько именно процентов обещает снизить налоги та или иная правая партия. «Направление» голосования уже установлено, и теперь важно только понять, выбор какой партии позволит шаг­нуть именно в этом направлении. Согласно теории Рабиновича и коллег (которую называют «теорией направлений»,<Нгес1юпа1 (Аеогу), основание для ответа на этот вопрос дает интенсивность, с которой та или иная партия отстаивает предпочтительную для из­бирателя позицию. Можно сказать, что сегодня проверка теорий «близости» и «направлений» стала одним из главных течений в элек­торальных исследованиях. Полученные результаты пока не позво­ляют судить о том, какая из них ближе к истине.

Разумеется, из способности идеологии играть роль устройства, сокращающего затраты на приобретение информации, вовсе не вы­текает, что она действительно выполняет эту роль. Правда ли то, что идеологически мотивированные позиции партий по отдельным проблемам влияют на поведение избирателей, порождая так назы­ваемое проблемное голосование(1'ззие уоИп§)1 В начале 60-х гг. Кэм-пбелл и соавторы показали, что объем «проблемного голосования» в США был очень невелик. Однако уже в вышедшей в 1976 г. книге под красноречивым названием «Меняющийся американский изби­ратель» были приведены данные, свидетельствующие о гораздо боль­шей склонности избирателей принимать во внимание позиции партий по отдельным вопросам. Сходные результаты были получены и в ряде западноевропейских стран. Более того, анализируя резуль­таты эмпирического исследования электорального поведения в семи

Теории рационального поведения избирателей 239

зрелых демократиях, Марк Франклин пришел к выводу, что «если бы все проблемы, важные для избирателей, были должным образом измерены и каждой приписан свой вес, то рост проблемного голо­сования более или менее полно компенсировал бы упадок полити­ческих расколов». Это — очень серьезный тезис, по сути дела, пред­ставляющий теорию рационального поведения избирателей как идущую на смену классическим теориям, которые отступают в про­шлое вместе с адекватной им политической реальностью. К сожале­нию, «измерить» и «взвесить» отдельные проблемы не так-то про­сто ввиду их крайнего разнообразия, особенно в сравнительной перспективе.

Другое важное направление современных электоральных иссле­дований, сохраняя верность главным из сформулированных Даун-сом принципов, не придает идеологическим предпочтениям изби­рателей такой решающей роли. Основным фактором становится то, насколько успешно, с точки зрения избирателя, действующее пра­вительство справляется со своими обязанностями. Собственно го­воря, и сам Дауне, как мы видели, приписывал избирателю способ­ность учитывать этот фактор при вычислении «дифференциала выборов». Но в первоначальной версии теории рационального по­ведения избирателей такие соображения оставались вторичными. Как писал сам Дауне, «оценка деятельности правительства включа­ется в решение избирателя, если он полагает, что обе партии имеют одинаковые платформы». Сначала — идеология. Такой подход уже давно вызывал возражения у многих ученых, вполне разделявших мнение о рациональности избирателей. Вот что писал, например, в 1966 г. В. О. Кей: «Избиратели могут отвергнуть то, что они знают, или принять то, что они знают. Вряд ли многих из них привлекут обещания неизведанного... Основные потоки меняющих свои пред­почтения избирателей наглядно отражают важную и, возможно, главную роль электората — оценивать прошлые события, прошлые успехи и прошлые действия. Электорат судит ретроспективно; он определяет задачи на будущее ровно в той мере, в какой он одобряет или не одобряет прошлые события».

И действительно, не разумнее ли судить по делам, чем по обеща­ниям? Если мы склонны к положительному ответу на этот вопрос, то остается лишь выяснить, какие именно дела правительства при­влекают особое внимание избирателей. Как заметил Моррис Фио-

240 Электоральное поведение

рина, «обычно граждане располагают лишь одним видом сравни­тельно «твердых» данных: они знают, как им жилось при нынешней администрации. Им не надо знать в деталях экономическую или внешнюю политику действующей администрации, чтобы судить о результатах этой политики». Иными словами, существует прямая связь между положением в экономике и результатами выборов. Это не означает, что люди смыслят в экономике больше, чем в полити­ке. Просто при голосовании избиратель исходит из правдоподоб­ного допущения, что именно действующее правительство несет от­ветственность за состояние народного хозяйства. Если жилось хорошо — голосуй за стоящую у власти партию, если нет — за оп­позицию. Таким образом, у Фиорины состояние экономики оказы­вается таким же средством сокращения трудозатрат, связанных с при­обретением информации, каким у Даунса была идеология. Разумеется, можно возразить, что далеко не всегда справедливо воз­лагать на правительство ответственность за провалы, в которых могут быть повинны общемировые или долгосрочные экономичес­кие тенденции. Но, с одной стороны, трудно ждать справедливости от решений, принимаемых по принципу экономии усилий. С другой стороны, как остроумно замечает Бенджамин Пэйдж, «даже если великая депрессия и медленное восстановление не были виной Гуве­ра... возможно, что следовало наказать его для усиления стимулов к поддержанию благосостояния в будущем... Ошибочная снисходи­тельность оставила бы избирателей беззащитными перед лицом лож­ных и мошеннических объяснений; но ошибочная жестокость только побудила бы политиков вкладывать больше энергии и воображе­ния в решение проблем».

Эмпирическая проверка основного положения данной теории не составляет большого труда, поскольку в распоряжении исследова­телей имеются все три вида необходимых для этого данных: эконо­мическая статистика, результаты выборов и сведения, полученные в ходе массовых опросов. Начиная с 70-х гг. вышли десятки книг и статей, так или иначе затрагивавших взаимодействие экономичес­кой политики и электорального поведения в разных странах мира, и сегодня можно считать доказанным, что связь между ними суще­ствует. По поводу интенсивности и природы этой связи продолжа­ются споры. Во-первых, не до конца ясно, основывается ли выбор при голосовании на оценке избирателями собственного экономи-

Теории рационального поведения избира телей 241

ческого положения («эгоцентрическое голосование») или результа­тов работы народного хозяйства в целом («социотропное голосова­ние»). Данные по США и Западной Европе вроде бы свидетельству­ют в пользу второй модели. Во-вторых, некоторые ученые продолжают сомневаться в том, что ретроспективная оценка дея­тельности правительства полностью вытесняет ожидания в качестве мотива поведения избирателей, признавая, таким образом, возмож­ность «перспективного голосования». Однако результаты исследо­ваний не очень согласуются с такой возможностью. Даже наоборот: выяснилось, что успешная экономическая политика делает прави­тельство практически неуязвимым на электоральной арене даже в тех случаях, когда его дальнейшие намерения идут вопреки ожида­ниям большинства избирателей. Иначе трудно было бы объяснить, почему были избраны на второй срок Р. Рейган и М. Тэтчер, изби­рательные платформы которых, как показали социологические ис­следования, вызывали скепсис у большинства избирателей.

Из всего вышесказанного неверно было бы сделать вывод о том, что теории рационального поведения избирателей безоговорочно одержали верх над классическими теориями. Ни одна из версий ин­струментального подхода не объясняет, например, такой важный феномен, как явка на выборы. Попробуем подойти к этому феноме­ну с позиций теории рационального выбора, требующей взвешивать «экономические» выгоды и убытки от каждого поступка. Предпо­ложим, для участия в выборах зарегистрировано 15 миллионов из­бирателей. Если выборы проводятся по пропорциональной системе в рамках двухпартийности, то вероятность того, что голос кого-то из них окажется решающим, составляет одну пятнадцатимиллион­ную. «Экономическая» выгода от участия в голосовании столь нич­тожна, что, как заметил один исследователь, она не покрывает из­носа ботинок по пути на избирательный участок. С этой точки зрения, абсентеизм(т. е отказ от участия в выборах) — это един­ственно возможное рациональное поведение избирателей. Теорети­ки даунсовской школы извели кипы бумаги, пытаясь опровергнуть этот очевидный вывод. Наиболее остроумное объяснение дает «тео­рия наименьших сожалений», согласно которой вероятность того, что один голос сыграет решающую роль, конечно, мала, но если это вдруг произойдет, то индивид, партия которого уступила с таким минимальным отрывом, горько об этом пожалеет. Поэтому рацио-

242 Электоральное поведение

нальное поведение состоит в том, чтобы сходить на выборы и, зат­ратив минимум усилий, гарантировать себя от сильного и продол­жительного душевного дискомфорта. Неожиданным подтверждени­ем этой теории стали итоги президентских выборов 2000 г. в США, когда многие избиратели-демократы во Флориде, похоже, действи­тельно пожалели о том, что остались дома. В целом, однако, «тео­рию наименьших сожалений» следует признать не очень убедитель­ной — ведь вероятность победы с перевесом в один голос остается минимальной. Видимо, нужно согласиться с Бернардом Грофманом в том, что требовать от теории рационального выбора объяснения явки на выборы просто бессмысленно: лучшее, что от нее можно ждать, — это выявление условий, при которых явка может повы­ситься или понизиться. Классические же теории электорального поведения объясняют явку на выборы просто и вполне правдопо­добно: чтобы выразить солидарность со «своей» партией и тем са­мым доставить себе удовольствие, необходимо для начала явиться на избирательный участок.

Хотя данные о динамике электорального поведения действительно свидетельствуют о том, что классические теории постепенно уста­ревают, вряд ли найдется серьезный ученый, который взялся бы ут­верждать, что они совершенно устарели. В то же время теории рационального поведения избирателей более современны, но их объяснительная сила зачастую бывает скромной. Стало быть, вста­ет вопрос о том, можно ли сочетать эти теории. На первый взгляд вряд ли: слишком уж различаются их фундаментальные посылки. Классические теории исходят из пессимистического представления об избирателе как о политически безграмотном и нелюбопытном существе, ведущую мотивацию которого составляет, образно выра­жаясь, стадный инстинкт. Резко противопоставляя такому подходу свой, гораздо более оптимистический взгляд на избирателя, уже упо­минавшийся выше В. О. Кей однажды заметил: «Избиратели — не дураки!» И тем не менее синтез двух основных направлений в изуче­нии электорального поведения возможен. Эта возможность возни­кает благодаря даунсовской идее об экономии усилий, связанных со сбором информации. Для кого-то из избирателей способы эконо­мии — идеология или ретроспективные оценки деятельности пра­вительства. Но можно предположить, что для других ключом к вы­бору при голосовании выступают социальная принадлежность или

Электоральная политика 243

«партийная идентификация». Таким образом, выясняется, что клас­сические теории поведения избирателей — это частный случай тео­рии, основанной на представлении об их рациональности. А стало быть, открывается возможность использовать всю совокупность имеющихся теорий для объяснения того или иного электорального события, в том числе и для предсказания итогов выборов.

Электоральная политика

Теории электорального поведения подходят к выборам, уде­ляя преимущественное внимание мотивам, которыми руководству­ются избиратели. С этой точки зрения, партии оказываются до­вольно пассивными участниками политического процесса. Ясно, что такое его видение — довольно одностороннее. В действитель­ности партии проявляют большую активность, пытаясь мобили­зовать своих сторонников и переубедить противников. Правда, классические теории поведения избирателей позволяют предполо­жить, что результативность этих действий невелика. Ведь итоги выборов во многом предопределены социальной композицией и силой «партийных идентификаций». Сами политики, однако, ни­когда не верили в бессмысленность своих усилий. Эту, естествен­ную для политиков, позицию разделяют теории рационального поведения избирателей. Если избиратель способен «решать», то попытки повлиять на его решение — вовсе не бессмысленное заня­тие. Не приходится удивляться, что современные теории электо­ральной политики строятся по преимуществу на теории рациональ­ного выбора. В центре внимания при этом оказываются не избиратели, а конкурирующие за их голоса партии, но мотивы, при­писываемые тем и другим, сходны.

Поэтому логично, что основоположником современного анализа электоральной политики стал все тот же Энтони Дауне. В «Эконо­мической теории демократии» партиям приписываются две основ­ные цели. Первая — стремление к приобретению должностей во вла­стных структурах — присуща им по определению. Тесно связанная с первой, вторая цель состоит в увеличении числа поданных за партию голосов. Эта цель непосредственно вытекает из условий элек­торальной конкуренции. Что делают партии для достижения своих целей? Как уже отмечалось выше, Дауне приписывал каждому из-

244 Электоральное поведение

бирателю некий набор общих идеологических предпочтений. Из такого подхода непосредственно вытекает, что партия может добить­ся увеличения числа поданных за нее голосов, если есть соответствие между ее предвыборной платформой и предпочтениями большин­ства избирателей. А для достижения такого соответствия нужно, в случае необходимости, модифицировать саму платформу. Именно в этом, по мнению Даунса, — ключ к успеху на выборах. Предполо­жим, что все идеологические предпочтения избирателей можно рас­положить на «лево-правой» шкале. Тогда естественная стратегия в условиях двухпартийности состоит в том, чтобы каждая из партий выбирала позиции, «сдвигающие» их ближе к центру шкалы — туда, где лежат предпочтения «среднего избирателя». Собственно гово­ря, «теорема о среднем избирателе» представляла собой первый об­разец пространственного анализа выборов,ставшего в дальнейшем основным направлением исследований электоральной политики. Основная идея пространственного анализа очень проста. Есть не­кое пространство (или, как иногда говорят, поле) предпочтений из­бирателей — и сходное по структуре пространство партийных иде­ологий. Накладывая эти два пространства друг на друга, можно, во-первых, оценить перспективы успеха той или иной партии по ее текущим идеологическим позициям, а во-вторых, сделать заключе­ние о том, какая именно модификация своей идеологии позволит партии улучшить эти перспективы.

Ясно, что при построении своей модели Дауне исходил из целого ряда допущений, существенно упрощавших политическую реальность. Поэтому для анализа реальных политических процессов эту модель нужно дополнять и видоизменять. Во-первых, правомерно ли пред­положение о том, что существует прямая взаимозависимость между увеличением числа поданных за партию голосов и приобретением должностей? В условиях двухпартийности это, безусловно, так. Но многопартийная система может породить ситуацию, при кото­рой ценой изменения идеологических позиций становится уменьше­ние коалиционного потенциала партии. При этом число голосов, по­данных за партию, может возрасти, но количество приобретенных должностей (во всяком случае, на правительственном уровне) сокра­щается. А поскольку в действительности двухпартийность встреча­ется, как мы видели, довольно редко, то не приходится удивляться, что в сравнительных исследованиях даунсовскую модель в основном

Электоральная политика 245

вытеснила альтернативная, предложенная Уильямом Райкером. Эта модель исходит из допущения, что цель партий — побеждать на вы­борах с наименьшим возможным перевесом, что делает их более при­способленными к проведению эффективной коалиционной полити­ки. Кроме того, модель Даунса исходит из допущений о единичном характере выборов и об их абсолютном политическом значении. Эти допущения верны только применительно к парламентской системе в унитарном государстве. Но если партия сталкивается с необходимос­тью участвовать в нескольких выборах (например, в президентских, парламентских и губернаторских, как это и происходит в США), то ее стратегия в значительной степени зависит от характера самих вы­боров — в частности, от того, насколько важны оспариваемые долж­ности. Этот фактор электоральной политики был детально исследо­ван в ряде работ Бернарда Грофмана.

Во-вторых, представление об одномерной шкале политических представлений может и не соответствовать действительности. Верно, что в большинстве стран (хотя и не во всех) основная линия полити­ческого раскола проходит между «правыми» и «левыми». Но верно и то, что важную роль в избирательных кампаниях играют пробле­мы и даже целые комплексы проблем, позиции по которым не впи­сываются в «лево-правую шкалу». Таким образом, электоральная политика принимает многомерный характер, и анализ электораль­ной политики должен учитывать это обстоятельство. Надо сказать, что эмпирический анализ полей межпартийной конкуренции — одна из сложнейших технических задач, стоящих перед электоральными исследованиями. Традиционный способ ее решения — «библиотеч­ное» изучение партийных программ и предвыборных платформ. Но этот метод часто подвергают критике. Действительно, он открыва­ет слишком широкий простор для субъективных, зависящих от лич­ных предпочтений ученого, интерпретаций. Более совершенный инструмент — контент-анализ. Например, широкомасштабный про­ект, предпринятый группой западноевропейских ученых при веду­щем участии Яна Баджа, отнес каждую из фраз, содержащихся в предвыборных документах, к одной из 54 выделенных в исследова­тельских целях категорий. Сами эти категории были сведены к семи более широким «областям политики». Уже на этой основе ученые сделали выводы о том, каковы основные измерения электоральной политики в 19 странах Западной Европы. Для решения сходных за-

246 Электоральное поведение

дач применяются и другие методы. Главные из них — систематичес­кие опросы экспертов и анализ результатов массовых социологи­ческих опросов.

В-третьих, одно из основных допущений Даунса состояло в том, что партии свободны в выборе своих идеологических позиций. Ясно, что это — не более чем абстракция, позволительная при построе­нии теоретических моделей, но имеющая лишь скромное отноше­ние к реальности. Как заметили Адам Пшеворски и Джон Спраг, «допущение о том, что партийные лидеры могут использовать любую стратегию, обратиться к любой группе (избирателей — Г. Г.) с любой программой, сводит изучение партий и выборов к пустому форма­лизму». Партия — не только коалиция честолюбивых политичес­ких лидеров, но и организация, обязательно включающая в себя активистов и чаще всего — рядовых членов. Более того, лидеры могут реализовать свои цели, связанные с приобретением должнос­тей, лишь опираясь на организационные ресурсы. А активисты и рядовые партийцы склонны с глубоким недоверием относиться к идеологическому маневрированию руководства. Отсюда — инерци­онность идеологических платформ. Партия может вполне сознатель­но воздерживаться от изменения своих позиций, каким бы выгод­ным оно ни было, если за это приходится платить такую высокую цену, как организационная деградация и раскол. Случаи, когда круп­ные партии в зрелых демократиях совершали резкие идеологичес­кие «скачки», немногочисленны. Как показало фундаментальное исследование Роберта Хармеля и Кеннета Джанды, это обычно про­исходит в ситуациях, когда партия терпит поражения на несколь­ких последовательных выборах. Сиюминутные соображения поли­тической выгоды редко оказывают существенное воздействие на партийные позиции.

В-четвертых, Дауне исходил из допущения, что единственным агентом электорального процесса является партия. Такое допуще­ние соответствует положению дел в целом ряде политических и ин­ституциональных контекстов — например при пропорциональной избирательной системе с закрытым списком. Но даже и тогда лич­ность «первого номера» в списке, потенциального главы правитель­ства, оказывает некоторое воздействие на избирателей, а стало быть, и на весь ход межпартийного соревнования. В условиях систем боль­шинства, а в особенности — при президентской системе, личность

Электоральная политика 247

кандидата приобретает огромное значение. Авторы классических теорий поведения избирателей — да и многие ученые следующих поколений — рассматривали голосование «за личность, а не за про­грамму» как электоральное поведение низшего сорта, поверхност­ное и мотивированное сиюминутными эмоциями. Такой подход ус­тарел. Сегодня многие исследователи подчеркивают, что, наблюдая за личностью кандидата, избиратели получают важную и полезную информацию о том, какую политику он будет проводить, оказав­шись у власти. Как показывают Артур Миллер и его коллеги, ис­пользуя данные социологических опросов, для рядовых американцев «имидж кандидата» складывается из трех основных элементов — целостности (насколько последовательно и твердо придерживается кандидат своей программы?), достоверности (насколько на него можно положиться?) и компетентности. Избирателя, задающегося такими вопросами, трудно признать иррациональным. Действительно, если кандидат, выступающий с самой привлекательной программой, не способен или не собирается претворять ее в жизнь, то голосовать за него — просто неразумно. Таким образом, учет личных качеств кандидата вполне согласуется с рациональным электоральным по­ведением. Но отсюда вытекает необходимость усложнения самой модели.

Как видим, пространственный анализ реальной электоральной политики гораздо сложнее, чем теоретическая модель, разработан­ная в свое время Даунсом. Это не свидетельствует против самой те­ории: ее достоинство — не в способности объяснить все и вся, а в открытости к изменениям, позволяющим адаптировать новые мас­сивы эмпирических данных. Однако следует признать, что на сегод­няшний день целостная модель пространственного анализа, кото­рая учитывала бы как минимум четыре перечисленных выше фактора, отсутствует. Поэтому изучение электорального процесса остается во многом односторонним или сугубо описательным. Очень мало сделано в области осмысления деятельности партий, направ­ленной на реализацию их ближайших целей. Малоизученными ос­таются избирательные кампании, а имеющиеся работы носят почти исключительно описательный характер. Вполне возможно, что та­кое положение дел свидетельствует о необходимости разработки принципиально новой теоретической модели, которая пришла бы на смену пространственному анализу. Но на сегодняшний день такая

248 Электоральное поведение

модель отсутствует, и поэтому не менее вероятной представляется другая перспектива — дальнейшее развитие имеющейся теории.

Пространственные модели электоральной политики связывают активность партий с выбором, который делает избиратель. Другой аспект его поведения — это явка на избирательный участок. Мы уже видели, что теории электорального поведения, исходящие из посту­лата о рациональности голосующих граждан, сталкиваются со зна­чительными трудностями при объяснении этого феномена. Однако при этом не исключается возможность того, что с их помощью мож­но объяснить динамику явки на выборы. Следуя логике Даунса, мож­но предположить, что стимулы к явке на выборы становятся сильнее, если повышается «стоимость» каждого голоса в смысле его влияния на окончательный итог выборов. А это происходит, во-первых, если имеет место обострение политической конкуренции, так что сопер­ничающие партии идут «след в след», во-вторых, если между этими партиями существуют фундаментальные идеологические различия и победа одной из них чревата существенным ущемлением интересов ее противников. Ряд эмпирических исследований электорального поведения в зрелых демократиях подтверждает, что такие теорети­ческие ожидания правомерны. В частности, применение методов ста­тистического анализа позволило Роберту Джекмэну сделать вывод о наличии прямой связи между явкой на выборы и количеством партий­ных альтернатив, предлагаемых избирателю.

Что еще влияет на решение вопроса о том, явиться ли на избира­тельный участок? Надо сказать, что либеральной демократии не чужда идея наказания за отказ от участия в выборах. В принципе ничто не мешает приравнять избирательный участок к призывному и рассмат­ривать голосование как «почетное право и священную обязанность». В течение длительного времени—до 1971 г. — абсентеистов штрафо­вали в Нидерландах, причем после отмены этого установления их число заметно возросло. Между тем размеры штрафа были так малы, что позволяли рассматривать его скорее как символическое наказа­ние. И хотя ныне такая форма «стимулирования» избирателей не при­меняется ни в одной из зрелых либеральных демократий, голландс­кий опыт косвенно подтверждает один из основных постулатов теории рационального выбора применительно к голосованию — представ­ление о том, что для большинства избирателей «дифференциал выбо­ров» очень невелик. Ведь иначе символические санкции против аб-

Электоральная политика 249

сентеистов не были бы эффективными. К сходному выводу подтал­кивает и опыт страны, где существуют институциональные стимулы к абсентеизму—США. В отличие от западноевропейских демократий, где (как и в России) практикуется автоматическая регистрация изби­рателей по месту жительства, а в некоторых случаях — прямо на из­бирательном участке, в США для участия в выборах нужно предвари­тельно зарегистрироваться. Это требует от избирателя некоторых — хотя и минимальных — самостоятельных усилий, и оказывается, что платить такую цену за использование своего конституционного пра­ва многие не готовы. Согласно большинству оценок, автоматическая регистрация повысила бы явку на выборы в США по меньшей мере на 10 %. Другой фактор, которому приписывают важное негативное влияние на явку на выборы в США, — это то, что выборы там прохо­дят в будние дни, в то время как в Западной Европе — по выходным. В табл. 20 представлена фактическая информация о явке на выборы в ряде стран, принадлежащих к двум категориям демократий — ста­рым и новым. В случае использования мажоритарной системы при­водятся данные по явке на первый тур выборов.

Как видим, в большинстве демократий — старых и новых — явка на выборы довольно значительна, хотя и среди тех, и среди других есть исключения. На основании некоторых данных, представленных в табл. 20, можно рассмотреть еще одну проблему, связанную с по­ведением избирателей. Теория рационального выбора позволяет предположить, что «дифференциал выборов», а вместе с ним и явка возрастают, если избиратели приписывают выборам серьезные по­литические последствия. Поэтому явка должна быть тем выше, чем больше власти у избираемого института. И действительно, из таб­лицы видно, что в президентских системах явка на выборы главы исполнительной власти часто превышает явку на выборы законо­дательного собрания (разумеется, это не касается тех стран, где вы­боры проходят одновременно, — как это делается, например, в Ар­гентине). Оказывает ли воспринимаемая избирателями сила политического института воздействие на выбор при голосовании? Исследования последних десятилетий свидетельствуют, что да. Вы­боры институтов, чьи позиции в политической системе в целом сла­бы, называют второстепенными выборами.Такие выборы характе­ризуются не только сравнительно низкой явкой, но и рядом других особенностей. Одна из них — «протестное голосование».



Электоральное поведение

Таблица 20

Явка на парламентские и президентские выборы, %

Страна Парламентские выборы Президентские выборы

Наши рекомендации