Путь Инкуба - Энди Чамберс/Path of the Incubus, by Andy Chambers 2 страница


Сумракрылов становилось все меньше, но вместе с тем сами они становились все крупнее и тучнее. Некоторые были достаточно велики, чтобы целиком заглотить эльдара, но уступали другим в скорости и агрессивности. Морр без устали рубил их всех, больших ли, малых, как только они попадали в радиус поражения клэйва, и гнал перед собой остальных, словно визжащую и стрекочущую волну.
Наконец среди покрытых коркой грязи стен показался незнакомый блеск металла. Более тщательное изучение открыло низкий боковой туннель, полого уходящий вверх. Когда-то его защищали прутья решетки, но время и воздействие сумракрылов разъело мягкий металл, и остались только короткие обломки, торчащие, будто гнилые зубы в открытом рту. Морр без колебаний протиснулся внутрь, используя клэйв для опоры среди скользких стен, и быстро исчез из виду.
Одетый в пестрое шмыгнул носом и вгляделся вслед инкубу, изображая комичное беспокойство.
– Это правда? – окликнул он. – Повторяю, это правда самое лучшее, что пришло тебе в голову?
Упорное молчание было единственным ответом на его насмешки, и через какое-то время, шумно вздохнув, он пригнулся и последовал за Морром.
Лаз оказался коротким, не более дюжины метров в длину, и вышел под прямым углом в еще один, более широкий наклонный туннель. Грязь здесь лежала настолько густо, что кругом было темным-темно, как если бы они плыли в черной воде. От стен причудливо отражалось эхо каких-то шорохов и стрекота, а также царапающие звуки, издаваемые движениями чего-то крупного.
– Морр, это я тебя слышу?
Послушавшись инстинкта, пестрая фигура скользнула в сторону, и что-то с огромной скоростью вылетело из темноты. Оно с силой врезалось в стену туннеля, огласив замкнутое пространство громоподобным треском.
– Так, хватит уже! – пробормотал Пестрый и бросил на пол маленький предмет. Чернильную тьму разорвала настолько яркая вспышка света, что, казалось, на микросекунду здесь вспыхнуло солнце и окутало эту темную нору своей сияющей фотосферой. Мгновенный всполох озарил чудовищный, скрытый плащом силуэт, возвышающийся над какой-то фигурой, которая дергалась и билась среди пляшущих теней. Стая крошечных сумракрылов, сидевших на потолке, с визгом погибла во вспышке, и их бесчувственные тела посыпались вниз, словно нежданный снегопад из черных снежинок.
Тьма быстро вступила в свои права, но ненадолго. Красная молния блеснула там, где стоял силуэт в плаще, а за ней последовала чисто-белая вспышка от удара силовым оружием. Очерченная светом, во тьме возникла бронированная фигура Морра, воздевшего клэйв. Он как будто на миг застыл, готовясь ударить по рябящим стенам из темной плоти, окружившим его. Клинок сверкнул еще раз, потом еще один, вспышки были подобны отдельным стоп-кадрам, отображающим наступление инкуба, а затем они слились в сплошной размытый поток света.
Чудовищная фигура оказалась закутана не в плащ, но в крылья – множество крыльев. Она отступила назад, пытаясь спастись от своего мучителя, и издала глубокий рыдающий вопль отчаяния, когда клэйв вновь глубоко вонзился в ее плоть и вспорол мешкообразное тело, выпустив наружу огромную массу потрохов. Тварь повалилась извивающейся кучей, с ужасающей силой колотя по камню мясистыми крыльями. Морр прошел прямо по этой дергающейся массе, избегая ударов, и рассек основной нервный ствол существа, отчего бешеные предсмертные спазмы превратились в редкие слабые содрогания.
Наконец инкуб поднялся в центре умирающей массы, словно феникс, покрытый запекшейся кровью, и его клэйв шипел и дымился от едкого ихора. Пестрый легонько поаплодировал ему.
– Браво, Морр, и снова ты доказал, что можешь превозмочь любые препятствия, что встанут пред тобой! – улыбнулся он и театрально кашлянул в рукав. – Хотя, конечно же, не стоит недооценивать маленький вклад, сделанный твоим отважным соратником.
Морр сверкнул глазами при этом намеке.
– Тварь была под контролем до твоего вмешательства, – запальчиво возразил он. – Оно могло ускорить исход, но не изменило его.
– Что ж, время для нас важнее, так что на здоровье, друг мой. Осталось совсем немного, и Разобщение изолирует Комморру, и мы застрянем здесь среди многих тех, кто хотел бы видеть тебя мертвым, – весело сказал Пестрый и поддел распростертое крыло изящно заостренным носком. – Итак... Я предполагаю, что именно поэтому этот путь не пользуется популярностью?
Морр неразборчиво огрызнулся и потопал вдаль по наклонному туннелю. Пестрый осторожно обошел умирающее создание, которое когда-то было патриархом с тысячей потомков, и проворно устремился следом.
Опустившись еще на десять метров, туннель выровнялся. Сверху в потолке показался еще один вертикальный лаз, подняться по которому не представлялось возможным. Сам же туннель заканчивался тупиком, большую часть которого занимал широкий овал из блестящего металла и серебристого камня, напоминающий своими очертаниями огромный глаз. Позади сооружения виднелись голые камни, которые как будто висели в воздухе, не поддерживаемые стенами туннеля. Портал излучал ауру дремлющей силы, словно сквозь него беззвучно протекало мощное течение.
– Ах-ха! – воскликнул Пестрый. – Это похоже на старые корабельные ворота, хотя и небольшие. Знаешь, Морр, за что я люблю этот город? Ты никогда не знаешь, на что наткнешься, просто завернув за угол.
В ответ Морр обратил на него испепеляющий взор.
– Архонт Крайллах давным-давно завладел этими воротами и сделал их своим собственным секретным входом и выходом из города. Они не привязаны к какому-либо пункту назначения и за ними не ведется слежение.
Пестрый слегка побледнел при этих словах.
– Но с приближением Разобщения это ведь значит...? – вопросительно произнес он.
Морр продолжил, как будто арлекин ничего и не говорил.
– Когда случится Разобщение, этот портал может разрушиться. Наверняка он какое-то время продержится открытым, и любое существо, которое обнаружит его, сможет проникнуть в город. Нам надо быть подальше отсюда, когда это произойдет.
– Нам? О, Морр, я и не думал, что тебе есть до меня дело! – защебетал Пестрый. – Видишь, мы уже становимся добрыми друзьями!
– Я не могу избавиться от твоего нежеланного внимания, но я должен претерпеть неизбежные последствия своих действий, – нараспев проговорил Морр. Эти слова он произнес, как будто какую-то личную мантру, и тихо повторил: – Я должен претерпеть неизбежные последствия своих действий.
– Не только претерпеть. Боюсь, мой старый друг, что ты должен также искупить их, – сочувственно добивл Пестрый, – и не только те, о которых ты думаешь.
Глухой шлем повернулся к нему лицом, в хрустальных глазных линзах как будто блеснуло алое пламя. На миг Пестрый покорно погрузился в молчание, прежде чем сенить тему.
– Так можно предположить, что ты знаешь, как открыть врата? Есть ли способ запереть их за собой?
Морр фыркнул и переключил внимание на панель у нижнего края портала. Первоначально Пестрый с легким интересом наблюдал за активацией ворот, но все чаще отвлекался, чтобы взглянуть в туннель позади. Он несколько раз обернулся, а потом бесцельно побрел куда-то в сторону от Морра, который сидел на корточках. Арлекин наклонил голову, будто прислушиваясь, а потом вдруг с щелчком сжал пальцы, одним полуразмытым движением выхватив что-то из воздуха, и с любопытством осмотрел свою добычу.
– О, интересно, – прокомментировал Пестрый. – Думаю, тебе стоит посмотреть, Морр.
Он протянул в сторону инкуба нечто маленькое, нечто настолько крошечное, что его едва можно было различить между большим и указательным пальцами руки, затянутой в перчатку. Оно походило на насекомое, но, конечно, не существовало ни одного живого насекомого, которое было бы столь умело сотворено из металла и хрусталя, как то шпионское устройство, которое сжимал Пестрый.
– Вспышка, должно быть, выключила их первоначальные источники, поэтому им пришлось быстро выслать поддержку, и, несомненно, вокруг должны быть и другие, – на какой-то миг голос Пестрого утратил прежнее легкомыслие и шутливость, но затем он снова расцвел и весело улыбнулся. – Кто-то следит за нами, друг мой, – сказал он, повернул устройство к себе и четко произнес прямо в него: – Надеюсь, они просто наблюдают и не намерены как-либо помешать нам, это было бы прискорбно.
И с эими словами Пестрый растер муху-шпиона между пальцами и сдул оставшийся от нее прах.
– Давай выясним, чего хотят эти наблюдатели, – отозвался Морр голосом, не предвещающим ничего хорошего, выпрямился и отступил от ворот на шаг. Внутри овала начала проявляться занавесь из мерцающей энергии. Поначалу она состояла из чистого серебряного света, но по мере уплотнения ее пронизывали вспышки золотого и янтарного цвета. Через миг по поверхности зазмеились извивающиеся зеленые и синие нити. Вид портала навевал мысли о яде и излучал внутреннюю злобу, от которой и Морр, и Пестрый невольно отошли еще на шаг.
– Это...? – начал инкуб и не договорил до конца.
– Разобщение. Да, – поспешно закончил Пестрый, чье обычное ветреное поведение вдруг сменилось серьезностью. – Видимо, до него остались считанные мгновения. Нужно уходить прямо сейчас, или в лучшем случае мы застрянем здесь до его окончания. В худшем случае в ближайшие пять минут мы окажемся по уши в демонах.
С плеч Морра как будто спала гора. Он поднял клэйв и встал лицом к центру портала.
– Тогда пусть они приходят, – провозгласил он. – Я готов.
Пестрый недоверчиво уставился на инкуба.
– Не время устраивать героическое самопожертвование, пытаясь удержать единственный портал в городе миллиона порталов! – отчаянно воскликнул он. – Иди к своим иерархам, если так надо, но мы должны взяться за первопричину этого Разобщения вместе и быстро! Нам надо идти!
Морр нехотя стряхнул с себя видение собственной смерти. Куда проще искуплять грехи через самоуничтожение, чем посмотреть в лицо своим преступлениям, и ему казалось несправедливым, что он должен лишиться этого шанса. Но сам факт того, что это было проще, убедил бы его в неправильности этого пути даже без пронзительных проклятий Пестрого. Портал неуверенно пульсировал и мерцал перед ними обоими — порог Паутины, которая сама по себе была путем, ведущим в миллиард других мест, ведомых и неведомых, потаенных и заметных, открытых и запретных. Место, куда должен был отправиться Морр, было хорошо скрыто, но никому не запрещалось туда вступить. Любой мог искать тайный храм Архры, истинный вопрос был в том, выживет ли он, чтобы покинуть его. Морр сделал один-единственный шаг к открытым воротам, а Пестрый, не отставая, шагнул следом, когда сзади донесся резкий окрик, заставив обоих мгновенно остановиться и повернуться.
– Стойте, где стоите! Вам не дозволено покидать город!

– Последний шанс, Сибрис, – предложила Аэз'ашья, ступая на платформу. – Отступи и присоединись ко мне. Я даже сделаю тебя одной из своих суккубов, если ты все еще желаешь этого.
С заплетенными волосами голова Сибрис выглядела, как угловатый лик статуи над высоким горлом прилегающего к коже костюма. Она дерзко подняла подбородок и бросила на Аэз'ашью взгляд, полный жгучего презрения.
– Эта честь уже должна была по праву стать моей, – выплюнула ведьма. – Ты предлагаешь мне объедки со своего стола, хотя сама недостойна даже быть архонтом, не говоря уже об иннитах Верхней Комморры.
Иннитах, невеста смерти. Да будет так, подумала Аэз'ашья, подняв перчатки гидры и сжав кулаки. Кристаллические осколки, торчащие из запястий и локтей, с треском вытянулись, превращаясь в свирепо загнутые, крючковатые клинки. Сибрис не понадобилось иного приглашения, чтобы начать свою атаку. Плавными пируэтами она двинулась к Аэз'ашье, и ее полулунные клинки закачались в воздухе, словно маятники.
Аэз'ашья нырнула под сверкающую дугу, которую описал в воздухе первый полумесяц, шагом вбок ушла от второго и оказалась в центре диска. Высоко взмахнув ногой, Сибрис немедленно развернулась и с яростью набросилась на Аэз'ашью. Смертоносные спирали полулунных клинков неумолимо приближались к ней, чтобы нанести двойной удар. Клинки рухнули вниз с непреодолимой силой, когда гекатрикс вложила в бросок всю массу своего тела. Аэз'ашья перекатом ушла от атаки и вскочила на ноги у самого края диска. Она как раз успела, чтобы перехватить обратный взмах Сибрис одной из своих шипастых перчаток, и свирепо крутанула ее в сторону.
Сибрис сделала обратное сальто, чтобы уберечь свое оружие, и Аэз'ашья легко уклонилась от неловкого удара пытающейся восстановить свою позицию ведьмы. Бритвенно-острые лезвия перчаток гидры со свистом рассекли воздух в считанных миллиметрах от шелковистой кожи Сибрис, но та увернулась и сделала быстрый пируэт, чтобы вернуть прежний темп наступления. Аэз'ашья по-волчьи ухмыльнулась.
Каждое движение Сибрис было на долю секунды медленнее, чем следовало, и этот факт сама Сибрис, похоже, еще не осознавала. Она снова замахнулась на противницу, клинки в прямых руках метнулись к открытым горлу и животу Аэз'ашьи. На этот раз та осталась на месте и нанесла удары по стремительным полумесяцам, не для того, чтобы заблокировать их, но просто отвести в стороны, так что они без всякого вреда пролетели мимо тела. Один из клинков на перчатках Аэз'ашьи сверкнул у талии Сибрис, возвращаясь в защитную позицию, и прочертил алую линию, прорезав облегающий костюм и плоть. Кончик лезвия с тонким звоном отломился и остался в ране, и Сибрис охнула, отдернувшись назад.
Увенчанная лезвиями коса Сибрис рванулась вперед, как атакующая змея. Это движение не запоздало ни на долю секунды и застало Аэз'ашью врасплох. Тугой узел из острых, как скальпели, клинков длиной в палец хлестнул рядом с ее глазами, вызвав мгновенную инстинктивную реакцию. Аэз'ашья поймала косу и рванула, заставив Сибрис перекувырнуться над собой. При этом она успела резануть одним из локтевых лезвий по мелькнувшему над ней бедру Сибрис, выпустив еще один красный шлейф и оставив новый кристаллический осколок в ране. Сибрис яростно взмахнула, метя в руку, схватившую косу, и Аэз'ашье пришлось разжать свою хватку. Она выпустила Сибрис и позволила ей отступить и снова занять позицию в центре диска.
Все это, в конечном итоге, сводилось к планированию, и как Аэз'ашья накрепко запомнила после недавних событий, подготовка означала победу. Прежняя Аэз'ашья попросту приняла бы этот вызов и сражалась тем, что было под рукой, и там, где было удобно. Новая Аэз'ашья понимала, как важно знать место и тщательно подбирать оружие. Площадка, выбранная для поединка, была лишь немного, но мала для того, чтобы Сибрис развила полную скорость, и гравитация здесь была лишь чуточку сильнее, чем та, к которой она привыкла. Аэз'ашья твердо придерживалась мнения, что слишком много ведьм тренируется в средах с пониженной гравитацией, соблазненные тем, что благодаря ей можно демонстрировать более зрелищный стиль боя. Сибрис была тому живым доказатальством.
Теперь это только дело времени. Кристаллические лезвия на перчатках Аэз'ашьи уже отросли заново. Фрагменты, которые остались в ранах Сибрис, будут способствовать кровотечению, несмотря на все попытки ее костюма закрыть порезы. Стиль Сибрис был основан на использовании инерции, на постоянном движении, которое теперь только ускоряло потерю крови. Аэз'ашье оставалось только ждать неизбежного конца.

От процессии эпикурейцев отделился развалина в маске и открыто пошел ему навстречу. В то же время Харбир незаметно вытащил свой нож и стиснул его наготове под плащом. Развалина поднял обе руки, чтобы показать отсутствие оружия, хотя вместо правой кисти у него торчала изогнутая лапа, похожая на птичью, которая сама по себе могла сойти за оружие. Харбир пришел к выводу, что она приживлена недавно, судя по тому, как неуклюже прислужник орудовал ею, снимая маску. Угрюмое лицо с густыми бровями, открывшееся его взгляду, выглядело знакомым, но это ничего не значило, ведь в Комморре можно было как угодно исказить и переделать плоть по цене горячего обеда. Харбир фальшиво улыбнулся и заговорил первым.
– Приветствую, «Ксагор». Сколько демонов у ворот?
– Шесть, и Харбир почти поддался, – тут же отозвался развалина.
Лицо Харбира сердито покраснело от воспоминания.
– Очень умно, так чего ты хочешь? – резко спросил он.
– Тут слишком открыто. Внутрь?
Ксагор шагнул к входу в притон, пожалуй, с немного чрезмерной готовностью, но Харбир поднял руку, останавливая его.
– Здесь будет нормально. Никто на нас не обратит внимания, пока продолжается парад.
Он кивнул в сторону берега, где теперь мимо них маршировали ряды воинов под аккомпанемент громовых барабанов и лязгающих цимбал. Их оружие и доспехи были разнообразны, но имели общий стиль: темные цвета, плавные изгибы, шипы и лезвия, количество которых посрамило бы скорпиона. Некоторые воины несли трофейные шесты с ярко окрашенными шлемами почти сферической формы и многочисленными сушеными головами, напоминающими отвратительные плоды. Воины шли тесными рядами соответственно своим кабалам, и горе постигло бы того из них, кто ступил бы на путь своих соперников. В отличие от переменчивых как ртуть ремесленников, неверный воин был бесполезен, как оружие, которому нельзя довериться. Солдату лучше было умереть, чем предать хозяина, которому он поклялся служить (по крайней мере, так говорили хозяева). Поразмыслив над этим, Харбир решил, что из этого, скорее всего, следует некий урок.
Ксагор горестно наморщил лоб, но покорно остался на месте и успокоил себя тем, что начал шептать хриплым, привлекающим внимание шепотом, чтобы соблюсти свое неуклюжее стремление сохранить секретность.
– Хозяин... передает приветствие.
– Славно, – фыркнул Харбир, не пытаясь понизить голос. – Где он?
Ксагор, если это был Ксагор, на миг замялся, и подозрительность Харбира только выросла. Даже идущие строем воины выглядели настороженно, их шлемы-маски то и дело поворачивались, неосознанно ища угрозы. Всеприсущее подозрение и кипящая внутри, затаенная жажда насилия висели над парадом воинов, словно тяжкая грозовая туча.
– Секрет... у хозяина много работы.
– Я вижу, хотя не могу сказать, что так уж впечатлен той работой, которую он провел над тобой.
Обычно безжизненные глаза Ксагора вспыхнули гневом от насмешки.
– Не смейся над хозяином! – рявкнул он, мгновенно забыв о своем дурацком стремлении к суфлерскому шепоту. Раб в своем закутке не обратил на это ни малейшего внимания, а Харбир глумливо рассмеялся в лицо развалине.
– Он не может защитить нас! – прошипел он. – Не может защитить самого себя! Нам просто надо убежать...
– Хозяин сказал, что Харбир захочет бежать, – разгоряченно перебил Ксагор. – Хозяин сказал, это хорошая идея. Беги далеко! Хорошо спрячься.
Развалина внезапно повернулся, чтобы уйти. Харбир был поражен таким поворотом событий.
– Подожди, что? Ты не можешь взять и уйти! – Харбир быстро шагнул к нему, схватил за перед робы и приставил к шее развалины обнаженный клинок. – Мне ничего не говорят, и я должен подчиняться командам, как домашнее животное? За мной следят, ты в курсе? Следят, и очень скоро настигнут, так что давай говори, что происходит, иначе я прямо тут перережу тебе глотку!
Развалина триумфально ухмыльнулся.
– Хозяин сказал, когда Харбир захочет бежать, Ксагор должен уйти и посмотреть, что сделает Харбир. Если Харбир пойдет за ним и потребует ответов, тогда хозяин попросит Харбира сохранить кое-что, пока он в бегах. Очень скоро наступят плохие времена, и Харбир должен защитить это.
Внезапно в здоровой руке развалины оказался какой-то предмет – плоский, толщиной в палец, металлический восьмиугольник со спиральным желобком на поверхности.
– Это что? – Харбир подозрительно уставился на штуковину, не притрагиваясь к ней. Она, по его мнению, даже не выглядела ценной, но он знал, что в Комморре внешний вид может быть обманчив. Столь малый объект мог содержать в себе, в сжатом виде, нечто куда более огромное. Например, маленький звездолет, портал в иной мир или бомбу, достаточно большую, чтобы от Харбира наверняка не осталось ни единого кусочка.
– Это секрет... которого Ксагор не знает, – развалина посмотрел на Харбира почти что со смущением. Похоже, он намекал, что угрозы или пытки, неважно, насколько они будут приятны для Ксагора, ничего больше не раскроют.
– Тогда... он мне как-то поможет? – спросил Харбир, опустив клинок и чувствуя, что ему придется смириться.
– Хозяин говорит, да, – утешил его Ксагор.
– Лучше бы он предложил награду за все это.
– Хозяин сказал напомнить Харбиру, что покровительство хозяина многократно ценнее жизни Харбира.
– Толку-то от него я видел, – буркнул Харбир.
– Хозяин еще сказал, что он уже сделал для тебя больше, чем тебе известно.
– Очевидно, Бел... – в гневе Харбир едва удержался от того, чтобы назвать мастера-гемункула по имени. – Очевидно, хозяин много чего говорит, только не мне.
Он кипел от злости и в сомнении покусывал губу. Подняв взгляд, Харбир увидел, что приближается конец процессии эпикурейцев. Последними (не считая арьергарда из других воинов, даже эпикурейцы обладали инстинктом самосохранения) явились мелкие архонты нижнего Метзуха и аристократия смешанных кровей. Они двигались по двое-трое в ряд в последовательности, которая наверняка была причиной многих ссор и междоусобиц. Как бы то ни было, их возглавляли лорд Наксипаэль из Ядовитого Потомства и Безиет Сто Шрамов, архонт Душерезов. Харбир знал обоих архонтов и когда-то выполнял для них кое-какие мелкие поручения. Повелители эпикурейцев ехали в богато украшенных паланкинах и носилках, вознесенных над толпами их приближенных: телохранителей, конфидентов, лакеев и льстецов.
Несмотря на все непочтительные высказывания, покровительство мастера-гемункула Беллатониса стоило для Харбира больше, чем он готов был признать. Оно уже отпугивало врагов и открывало двери, которых раньше для него даже не существовало. Не так давно Харбир сменил круги общения, в которые был вхож, и начал подниматься по высоким и скользким склонам кабалитской политики, несмотря на низкое происхождение. Если он хотел когда-нибудь взобраться на один из этих паланкинов, то нуждался в могущественных союзниках, таких, как Беллатонис. Развалина ждал с довольной ухмылкой на лице, по-прежнему держа в руке металлический предмет, словно ждал, когда Харбир заберет его, но тот по-прежнему сомневался. Он никогда не сможет возвыситься, постоянно служа другим. Каким-то образом, но он должен сам взять ситуацию под контроль.
Шум парада мешал нормально думать: гудели рога, беспрестанно стучали барабаны, от групп ремесленников доносились пронзительные звуки труб, а ушедшие вперед звери продолжали визжать и реветь. Воины молчали, единственным аккомпанементом с их стороны был лишь топот сапог. Через весь этот гам уши Харбира уловили ясный высокий звук, который немедленно завладел его вниманием. Он повернулся обратно к Ксагору и забрал у него металлический восьмиугольник.
– Я думаю, – торопливо проговорил Харбир, – нам правда лучше зайти внутрь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Разобщение

– Кто смеет мешать инкубу в его трудах? – медленным, угрожающим голосом проговорил Морр. – Покажи себя, чтоб я увидел, достоин ли ты отдавать мне приказы.
Из темноты донесся издевательский смех.
– Спасибо, но мы лучше останемся здесь. Не такие уж мы и глупцы, чтобы бросаться под твой клэйв и клинок клоуна.
– О? – спросил Пестрый, выступив вперед легким шагом танцора. – Тогда как же вы планируете остановить нас, друзья? Два шага, и нас здесь уже не будет. И как вы сможете помешать этому?
– Ты не единственный, у кого есть гранаты, шут.
Если бы неизвестные не бахвалились, их попытки могли бы оказаться более успешны. Но теперь Пестрый заметил первый маленький металлический шарик, кувыркающийся в воздухе, поймал его и бросил обратно одним быстрым плавным движением. Вспышка статики осветила туннель там, где она приземлилась, и стало видно бегущие фигуры, озаренные ее ползучим свечением. Электромагнитная, решил про себя Пестрый, они используют электромагнитные гранаты, чтобы отключить ворота. В любой момент они могут бросить еще сразу несколько. Пестрый бросил взгляд назад, чтобы увидеть Морра и прокричать предупреждение.
Он не увидел ни следа великана-инкуба, а ворота уже закрывались.
В одно паническое мгновение Пестрый увидел всю сцену, как будто застывшую на месте. Время замедлилось, растянулось, и каждая мельчайшая деталь стала ясна как день. Сияющие красные линии расползались по металлу и камню, из которых состоял портал. Он должен был закрыться навсегда, так, что от него ничего бы не осталось, кроме кучи бесполезного шлака. Вуаль мерцающей энергии все еще висела внутри врат, завихряясь и переливаясь разными цветами, но неумолимо истончалась. Пестрый кинулся в умирающий портал, и в тот же миг вокруг него со звоном посыпался дождь из крошечных гранат.
Череда яростных взрывов потрясла ворота, электромагнитные разряды и клубки плазмы – некоторые из нападавших уже сменили свои намерения от пленения к убийству – смешались в катастрофической буре насыщенных энергией частиц. Когда она рассеялась, портала больше не было, на его месте возвышалась лишь оплавленная и искаженная масса. От инкуба и арлекина не осталось и следа.
Агенты прощупали ее, проверили и бесцельно проанализировали окрестности, но было совершенно ясно, что тут уже ничего нельзя сделать. Они утешили себя тем, что их хозяин в данный момент был занят и недоступен, и неприятную необходимость проинформировать его о том, что добыча ушла, можно было отложить до другого времени.

Если бы только агенты знали, что их хозяин в тот момент был не так далеко. Архонт Ниос Иллитиан из кабала Белого Пламени ковылял по переплетенным кишкам туннелей, пронизывающих огромное многослойное подножие Комморры. Теперь лишь считанные минуты отделяли его от Разобщения, к приближению которого он, сам того не зная, приложил так много усилий. И, похоже, воздаяние уже обрушилось на него. В почти полной темноте он брел по затхлым скользким туннелям, налетал на сырые каменные стены, отчаянно пытаясь найти выход и вытягивая перед собой немеющие руки. Во многих километрах над ним поднимались серебряные башни вышиной с горы, поместья размером с города, целые крепости-континенты и острова-дворцы непревзойденной красоты и величия. Его собственная крепость находилась совсем недалеко и полнилась придворными, воинами и рабами, готовыми выполнять все его прихоти. Но архонт Иллитиан был один, заточенный в зловонных внутренностях мира, и умирал.
По природе своей Иллитиан был не из тех, кто склонен к сожалениям. Он всецело разделял граничащее с патологией стремление своей расы глядеть только вперед. Прошлое было прошлым, и ничего иного сказать было нельзя. Таково было здоровое отношение к жизни среднестатистического комморрита, не считая разве что того, что оскорбления, распри и вендетты он помнил с кристальной ясностью. Но все же сейчас Иллитиан чувствовал горькое сожаление. Не потому, что выпустил на свободу потусторонние силы, которыми не мог управлять, чтобы воскресить эту бестию Эль'Уриака. Не потому, что его самонадеянность и спесь стала причиной гибели его соратников, не из-за массового убийства в банкетном зале проклятого Эль'Уриака, который так и остался позади, застыв в гробовом безмолвии. Нет, единственное, о чем жалел Иллитиан, это то, что ему не повезло оказаться затронутым падением воскрешенного архонта.
Иллитиан вынужден был признать в душе, что его уничтожение было довольно ловко спланировано. Он понял истинную опасность плана лишь в последние моменты, и даже тогда предпочел бежать, чем попытаться предупредить Эль'Уриака или предотвратить это. И все же слишком, слишком поздно. Теперь его зрение быстро мутнело, а кожа стекленела буквально на глазах, приобретая оттенок блестящего нефрита, который скоро потемнеет до полной черноты. Мастер-гемункул, Беллатонис, придумал, как выпустить стеклянную чуму на Эль'Уриака и его гостей. Это была вирусная спираль, созданная для того, чтобы превращать живую плоть в стекло, что для комморрита означало истинную смерть, ибо его тело полностью уничтожалось в процессе. Ни регенерация, ни оживление не могли спасти от этой болезни, и поэтому любой комморрит, который чего-то стоил, обычно имел прививки против нее. И вот в чем заключалась хитрость: гемункул уговорил колдунью-экзодитку, миропевицу, преобразить чуму, сделать ее настолько сильной, что та смогла одолеть все воздвигнутые против нее преграды. Способность общаться с низшими формами жизни казалась такой безобидной и приземленной силой, но лишь до тех пор, пока ее не использовали для обхода твоей иммунной системы. Иллитиан знал, что он все равно, что мертв.
Но архонт Белого Пламени все равно продолжал волочь вперед свое негнущееся тело, и в его разуме ярко пылал животный инстинкт самосохрания. Холодная, логическая часть сознания продолжала твердить, что это безнадежно, что нужно лечь и сохранять оставшуюся энергию. В этом призыве сдаться он слышал отдаленный, похожий на песню сирены шепот Той, что Жаждет, которая с нетерпением ожидала его души, обещая заключить его во всепоглощающих объятьях, стирающих все скорби и невзгоды. С немеющих губ Иллитиана сорвался непокорный хрип, и он, шатаясь, ковылял все дальше.
Беллатонис и старуха Анжевер, вот кого надо винить. Это они сделали вообще возможным злополучное возвращение Эль'Уриака. Иллитиан видел себя руководителем заговора, создателем планов, сборщиком всех необходимых ресурсов. Теперь было ясно, что это им все время управляли... Нет, это не так — Беллатонис был так же изумлен, как и все остальные, и, на самом деле, воскресший Эль'Уриак даже нанес ему почти смертельные раны. Значит, это старуха и экзодитка, это они придумали какой-то план, чтобы принести разрушения в Комморру, и отравили все планы Иллитиана своим колдовством. Это казалось более правдоподобным, но все равно не выглядело верным. Теперь он чувствовал, что тут приложил руку иной, более великий архитектор, сущность, не сдерживаемая ни временем, ни пространством. При всем этом ей, видимо, больше нечего было делать со своей мощью, кроме как использовать ее на погибель Иллитиану.
Умирающий разум архонта продолжал бурлить домыслами и паранойей, как делал это всю его жизнь. И, может быть, впервые за все свое существование он не имел возможности отомстить или хотя бы показать виновным, что он знает. Невидимый убийца уже победил и сразил его, просто он еще не умер до конца.
Затухающие чувства ощутили дрожь, пол тоннеля вибрировал, словно туго натянутая нить. Значит, все-таки старуха была права, пусть Лилиту съест ее зашитые глаза, и действительно приближается Разобщение.

Наши рекомендации