Беседы берсеня с максимом греком.

Опальный советник, конечно, очень раздражен. Он ничем не доволен в Московском государстве: ни людьми, ни порядками. «Про здешние люди есми молвил, что ныне в людях правды нет». Всего более недоволен он своим государем и не хочет скрывать своего недовольства перед иноземцем.

«Вот, - говорил Берсень старцу Максиму, - у вас в Царьграде цари теперь басурманские, гонители; настали для вас злые времена, и как-то вы с ними перебиваетесь?»

«Правда, - отвечал Максим, - цари у нас нечестивые, однако в церковные дела у нас они не вступаются».

«Ну, - возразил Берсень, - хоть у вас цари и нечестивые, да ежели так поступают, стало быть, у вас еще есть бог».

И как бы в оправдание проглоченной мысли, что в Москве уже нет бога, опальный советник пожаловался Максиму на московского митрополита, который в угоду государю не ходатайствует по долгу сана за опальных, и вдруг, давая волю своему возбужденному пессимизму, Берсень обрушился и на своего собеседника:

«Да вот и тебя, господин Максим, взяли мы со св. Горы, а какую пользу от тебя получили?»

«Я - сиротина, - отвечал Максим обидчиво, - какой же от меня и пользе быть?»

«Нет, - возразил Берсень, - ты человек разумный и мог бы нам пользу принести, и пригоже нам было тебя спрашивать, как государю землю свою устроить, как людей награждать и как митрополиту вести себя».

«У вас есть книги и правила, - сказал Максим, - можете и сами устроиться».

Берсень хотел сказать, что государь в устроении своей земли не спрашивал и не слушал разумных советов и потому строил ее неудовлетворительно. Это «несоветие», «высокоумие», кажется, всего больше огорчало Берсеня в образе действия великого князя Василия. Он еще снисходительно относился к Васильеву отцу: Иван III, по его словам, был добр и до людей ласков, а потому и бог помогал ему во всем; он любил «встречу», возражение против себя. «А нынешний государь, - жаловался Берсень, - не таков: людей мало жалует, упрям, встречи против себя не любит и раздражается на тех, кто ему встречу говорит».

Итак, Берсень очень недоволен государем; но это недовольство совершенно консервативного характера; с недавнего времени старые московские порядки стали шататься, и шатать их стал сам государь - вот на что особенно жаловался Берсень. При этом он излагал целую философию политического консерватизма.

«Сам ты знаешь, - говорил он Максиму, - да и мы слыхали от разумных людей, что которая земля перестанавливает свои обычаи, та земля недолго стоит, а здесь у нас старые обычаи нынешний великий князь переменил: так какого же добра и ждать от нас?»

Максим возразил, что бог наказывает народы за нарушение его заповедей, но что обычаи царские и земские переменяются государями по соображению обстоятельств и государственных интересов.

«Так- то так, -возразил Берсень, - а все-таки лучше старых обычаев держаться, людей жаловать и стариков почитать; а ныне государь наш, запершись сам третей у постели, всякие дела делает».

Этой переменой обычаев Берсень объясняет внешние затруднения и внутренние неурядицы, какие тогда переживала Русская земля. Первой виновницей этого отступничества от старых обычаев, сеятельницей этой измены родной старине Берсень считает мать великого князя.

«Как пришли сюда греки, - говорил он Максиму, - так земля наша и замешалась, а до тех пор земля наша Русская в мире и тишине жила. Как пришла сюда мать великого князя великая княгиня Софья с вашими греками, так и пошли у нас нестроения великие, как и у вас в Царегороде при ваших царях».

Максим Грек счел долгом заступиться за землячку и возразил:

«Великая княгиня Софья с обеих сторон была роду великого - по отцу царского роду царегородского, а по матери великого дуксуса феррарийского Италийской страны».

«Господин! какова бы она ни была, да к нашему нестроению пришла», - так заключил Берсень свою беседу.

Итак, если Берсень точно выражал взгляды современного ему оппозиционного боярства, оно было недовольно нарушением установленных обычаем правительственных порядков, недоверием государя к своим боярам и тем, что рядом с боярской думой он завел особый интимный кабинет из немногих доверенных лиц, с которыми предварительно обсуждал и даже предрешал государственные вопросы, подлежавшие восхождению в боярскую думу. Берсень не требует никаких новых прав для боярства, а только отстаивает старые обычаи, нарушаемые государем; он - оппозиционный консерватор, противник государя, потому что стоит против вводимых государем перемен.

БОЯРСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ.

По смерти Василия, в малолетство его сына, требовавшее продолжительной опеки, власть надолго попала в руки бояр. Теперь они могли распорядиться государством по-своему, осуществить свои политические идеалы и согласно с ними перестроить государственный порядок. Но они не пытались строить никакого нового государственного порядка. Разделившись на партии князей Шуйских и Бельских, бояре повели ожесточенные усобицы друг с другом из личных или фамильных счетов, а не за какой-либо государственный порядок. В продолжение десяти лет со смерти правительницы Елены (1538 г.) они вели эти усобицы, и это десятилетие прошло не только бесплодно для политического положения боярства, но и уронило его политический авторитет в глазах русского общества. Все увидели, какая анархическая сила это боярство, если оно не сдерживается сильной рукой; но причина его разлада с государем и на этот раз не выяснилась.