Большая игра продолжается... 21 страница

что Кабул брошен на разграбление »,— писал майор Генри Роулинсон, политический советник армии Нотта. Солдаты и даже прислуга лагеря устремились в город, грабя магазины и поджигая здания. Были разрушены дома, магазины и лавки виновных и невинных, включая дружественных кизилбашей, целые районы Кабула сровняли с землей. Среди тех, кто потерял все, что имел, оказались 500 индийских семейств, которым теперь пришлось просить разрешения вернуться домой в обозе английских войск. В триумфальном венке Поллока и Нотта это стало печальным эпизодом. Стало ясно, что англичанам пора уходить.

11 октября они спустили Юнион Джек, реявший над Бала Хиссаром, и на следующее утро авангард был уже далеко от Кабула. Англичане еще раз прошли по дороге скелетов, по крестному пути предыдущей зимы, ведущему к Хайберскому коридору, и направились домой. Британия, чья честь номинально была восстановлена, пришла к заключению, что афганскую политику временно — или надолго — следует оставить самим афганцам. Первая афганская война, как теперь называют историки эти события, наконец закончилась. И как бы лорд Элленборо ни старался устроить пышное, почти триумфальное празднование победы, Британия получила жесточайший урок. И никакое множество розданных медалей, воздвигнутых триумфальных арок, полковых фейерверков и других феерий не могло скрыть горечь и сарказм случившегося. Едва англичане покинули Афганистан, там снова началось кровопролитие. Сына шаха Шуджаха через три месяца свергли, и англичане безропотно позволили Дост Мохаммеду вернуться на трон, с которого свергли его такой ужасной ценою. Теперь никто не сомневался, что восстановить порядок в Афганистане способен только Дост.

Свершился полный круг событий.

***

Но даже после этого центральноазиатская трагедия для англичан еще не завершилась. Целый год афганские собы-

тия доминировали в заголовках газет и в Индии, и дома. Все, особенно женщины и дети, искренне тревожились за судьбу заложников, и известия об их благополучном освобождении вызвали волну облегчения и радости целой нации. Но едва в Индии начались торжества, затеянные лордом Элленборо, британская миссия в Тегеране получила тревожные вести. Их принес молодой перс, когда-то завербованный направлявшимся в Бухару Артуром Конолли. Оказалось, что Конолли и Стоддарт, про бедственное положение которых из-за кабульской катастрофы все забыли, уже мертвы. Это случилось, рассказал перс, в июне, когда репутация Британии как силы, которой нужно опасаться, в Центральной Азии упала до предела. Не получив никакого ответа на личное послание королеве Виктории, эмир Бухары рассвирепел и, не опасаясь больше никакого возмездия, приказал схватить и бросить в темницу обоих англичан, наслаждавшихся недолгой свободой. Несколько дней спустя их вывели оттуда и со связанными руками доставили на большую площадь перед цитаделью, где возвышался дворец эмира. О том, что происходило дальше, перс — как он клятвенно заверял — услышал из уст самого палача.

Сначала под взорами безмолвной толпы английских офицеров заставили вырыть себе могилы. Затем приказали опуститься на колени и готовиться к смерти. Первым обезглавили полковника Стоддарта, который успел прокричать проклятия тирании эмира. Затем палач сообщил Конолли, что эмир готов сохранить ему жизнь, если он откажется от христианства и примет ислам. Зная, что насильственное обращение в мусульманство не спасло Стоддарта от заключения и казни, Конолли как набожный христианин ответил: «Полковник Стоддарт три года был мусульманином, и вы его убили. Я готов умереть, но не стану еще одним вероотступником». Тут он подставил шею палачу, и через миг его голова скатилась в пыль рядом с головой его друга.

Новость о зверском убийстве всколыхнула нацию, но за исключением варианта с отправкой через весь Афганистан карательной экспедиции, чтобы разделаться с мелким тираном,

возможностей для возмездия практически не было. Несмотря на реальный риск вновь потерять лицо в Центральной Азии, правительство решило, что про все это неудачное дело лучше спокойно забыть. Однако возмущенные друзья казненных, обвинявшие в их гибели правительство, которое от них отказалось, не собирались смириться с таким исходом. Некоторые даже полагали, что перс мог солгать и офицеры на самом деле еще живы. Эта идея вызвала бурные споры, и преподобный Джозеф Вульф из Ричмонда в Саррее, человек отважный, хотя и весьма эксцентричный, вызвался отправиться в Бухару, чтобы выяснить правду. К несчастью, рассказанная персом история во всем, кроме нескольких деталей, оказалась правдивой, а сам бесстрашный Вульф рад был, что подобру-поздорову унес ноги. По его словам, появление в полном каноническом облачении вызвало у непредсказуемого эмира «приступ неудержимого смеха». Детальный отчет о поездке отважного Вульфа, которая, строго говоря, не является частью Большой Игры, дан в его собственной книге «Рассказ о миссии в Бухару», изданной в 1845 году после его возвращения в Лондон.

Через двадцать лет к истории Конолли и Стоддарта добавилась пикантная деталь. В дом сестры Конолли в Лондоне пришел по почте небольшой пакет. В нем оказался затрепанный молитвенник, который был с братом во время плена, очевидно, принося им со Стоддартом утешение в дни долгих мучительных испытаний. На чистых страницах в конце книги и на полях остались мелкие карандашные заметки о деталях их злоключений. Последняя запись обрывалась на середине фразы. Молитвенник в конечном счете попал в руки русского из Санкт-Петербурга, который ухаживал за сестрой Конолли. К сожалению, впоследствии эта реликвия была утеряна.

Для Конолли и Стоддарта, так же как для Бернса и Макнагтена, Большая Игра была окончена. Все они пали жертвами наступательной политики, которую сами так нетерпеливо подстегивали и помогали реализовать. Через несколько месяцев в возрасте 32 лет скончался сраженный лихорадкой герой Герата и Кабула Элдред Поттинджер. Другим выбывшим многообещающим молодым участником игры стал лейтенант

Джон Конолли, также офицер политической службы. Находившийся в заложниках у Акбара в Кабуле, он скончался от болезни, ничего не зная о судьбе боготворимого им брата Артура. Так, тесной чередой следуя друг за другом, шесть видных британских участников вышли из игры, чтобы присоединиться к Уильяму Муркрофту и своим российским противникам Грибоедову и Виткевичу в прибежище героев Большой Игры — Валгалле. И они не были последними.

Правда, некоторое время казалось, что и Британия, и Россия, наказанные за свои дорогостоящие авантюры в Центральной Азии, усвоили урок и впредь будут вести себя более осмотрительно. Последовал период разрядки, который, несмотря на взаимные опасения и подозрения, продлился целое десятилетие. Двум державам следовало бы использовать его для мирного сближения, но в конце концов оказалось, что в борьбе за господство в Центральной Азии это была просто короткая передышка.

Передышка

Первым протянул оливковую ветвь царь Николай. Это произошло во время его официального визита в Англию летом 1844 года. Королева Виктория, которой тогда исполнилось 25 лет, ожидала, что российский гость окажется разве что чуть воспитаннее дикаря, но осталась очарованной его поразительно симпатичной внешностью и изящными манерами. «Его профиль красив,— отметила она,— а таких больших и выразительных глаз я никогда прежде не видела». На переговорах с сэром Робертом Пилем и английским министром иностранных дел лордом Абердином император заверил, что желает только мира и не имеет никаких новых территориальных притязаний ни в Азии, ни тем более в Индии. В основном царь казался обеспокоенным будущим Оттоманской империи, «больного Европы», как он ее называл. Он утверждал, что весьма встревожен тем, что произойдет после ее неизбежного — в чем он был уверен — распада. Представлялось, однако, что его больше волнуют гарантии получения соответствующих частей этого пирога.

Хотя и Пиль, и Абердин были не столь убеждены в назревавшем крахе Оттоманской империи, они пообещали поддержать Николая в его желании избежать серьезного противостояния между основными европейскими центрами влияния, когда встанет вопрос о разделе частей рухнувшей империи. Ведь такое противостояние могло почти наверняка привести к войне. Обе стороны также согласились, что желательно максимально долго поддерживать трон султана. Николай вернулся домой, полагая, что добился от Британии определенных обязательств по совместным действиям в случае кри-

зиса в Турции. Но англичане вовсе не считали, что переговоры, сколь бы сердечными они ни были, накладывают на них безусловные обязательства, которые сохранялись бы даже в случае смены правительства. Разумеется, подобное недоразумение чрезвычайно дорого обойдется обеим сторонам.

Тем временем, воздерживаясь от любой вражды или угроз пока еще разделенным обширными пространствами пустынь и гор азиатским владениям друг друга, оба правительства приступают к укреплению существующих границ и покорению беспокойных соседей. Русские продвинули свою линию крепостей через дикую казахскую степь вплоть до берегов Сырдарьи, северного близнеца Оксуса. В 1853 году они продвинули укрепления от Аральского моря до Ак-Мечети, в 250 милях по реке в глубь Центральной Азии. Два небольших пароходика, необходимых для снабжения этих застав, перевезли разобранными на части по суше и собрали вновь на Аральском море. Англичане в этот период разрядки были даже более активны. В 1843 году, после унизительного поражения в Афганистане, они захватили Синд, «как уличный забияка, который получил оплеуху и ринулся домой, чтобы сорвать зло на собственной жене», писал один критик. Затем они провели две небольшие, но кровопролитные войны против пенджабских сикхов, после смерти Ранжит Сингха все более выходивших из повиновения, и в 1849 году окончательно присоединили эту большую и ценную территорию к ранее покоренным районам. Север штата Кашмир был отделен от Пенджаба и передан под управление наместника, назначаемого британским правительством. Эти перемены дали Британской Индии нового соседа в лице Дост Мохаммеда, которого вновь посадили на трон. Ему не забывали дружески напоминать о необходимости поддерживать хорошие отношения с теми, кто предоставлял ему убежище и защиту от происков врагов.

Такими были позиции этих правительств в Центральной Азии до 1853 года, до тех пор, когда столь пестуемая Николаем I разрядка внезапно не рухнула. Признаки нарастания напряжения наблюдались несколько лет. В 1848 году одновре-

менно во множестве европейских столиц, включая Париж Берлин, Вену, Рим, Прагу и Будапешт, вспыхнули революции. «На всем пространстве континента идет борьба между теми кто правит, и теми, кем правят, между законом и беспорядком, между теми, кто все имеют, и теми, кто хотят иметь все»,— написал новый министр иностранных дел лорд Пальмерстон. Николай, живший в чрезвычайном страхе перед революцией в России, сразу ужесточил меры в отношении немногих свобод, которые там существовали. В то же самое время он послал армию под командованием Паскевича в Венгрию, которая, по его мнению, являлась центром революционного движения и заговора против России. Восстание в Венгрии было подавлено, его лидеров схватили и казнили Возможно, Николай и предотвратил распространение революции на Россию, но заработал повсеместную ненависть и враждебность либералов, а также звание «жандарм Европы». На послание королеве Виктории, в котором Николай I указывал, что только Англия и Россия были избавлены от смуты, и предлагал создать коалицию по борьбе с революционными проявлениями, ответа не последовало.

На десятом году англо-русского устного соглашения Оттоманская империя впала в коллапс. Первый конфликт -спор между Францией, Россией и Турцией по поводу опеки христианских святынь на земле обетованной - Британию никак не затрагивал. Но следующий кризис оказался гораздо серьезнее. Николай направил войска на Балканы, на подконтрольные Турции территории, якобы с целью защитить христианское население. Ультиматум Турции о выводе войск Николай игнорировал, и в очередной раз эти страны оказались в состоянии войны. Но на этот раз англичане и французы, твердо поставившие цель оградить Ближний Восток от проникновения России, вступили в союз с султаном. Царь Николай, веривший в свои особые отношения с Британией по поводу Турции, слишком поздно понял что недооценил сложность ситуации. Началась Крымская война, которой на деле никто не хотел и которой легко можно было избежать.

История этого кровавого конфликта слишком известна, чтобы пересказывать ее здесь. Столкновение огромных армий на поле битвы, слишком далеком от мрачных пустынь Центральной Азии и от попыток скрытного проникновения в Индию,— это совсем не часть Большой Игры. Но отголоски конфликта очень скоро ощутили все, кто отвечал за защиту Индии. Точно так же, как английские «ястребы» видели в войне возможность накрепко связать русских на их кавказских базах и таким образом уменьшить потенциальную угрозу Индии, в России тоже были стратеги, которые полагали, что бросок на Индию поможет ускорить их победу в Крыму. Среди последних был преемник победителя в персидском конфликте графа Симонича генерал Дюамель, который разработал детальный план вторжения, имевшего целью вынудить Британию перебросить в Индию войска с Ближневосточного театра военных действий. Он указывал, что такое нападение не потребует слишком больших российских сил, если посулами военных трофеев и территориальных приобретений соблазнить присоединиться к атаке афганцев, а возможно, и сикхов. А когда британские полки ринутся на укрепление границ, «внутренний враг» — многочисленное коренное население Индии — справится с лишенными серьезной военной поддержки заморскими правителями.

Особыми новшествами план Дюамеля не отличался. После рассмотрения нескольких альтернативных маршрутов (все они гораздо раньше прорабатывались Киннейром и многими другими) он принял вариант форсирования Каспия с выходом к Ашхабаду, а затем сухопутного марша к Герату. Его он считал самым коротким и наименее изнурительным путем вторжения для войск, позволяющим избежать пересечения пустынь, гор и главных рек, а также столкновений с воинственными племенами, некоторые из которых (или даже все) постарались бы воспрепятствовать походу. Заключительный удар (его, по предположению Дюамеля, следовало нанести объединенными силами русских, афганцев и персов) планировался из района Кабула или Кандагара. Последний вариант генерал считал более предпочтительным, поскольку

он позволял через Хайберский коридор выйти к Лахору и Дели, где многочисленное население могло бы поддержать «освободителей». Плану генерала Дюамеля никогда не было суждено пройти проверку практикой. Война складывалась для России все более драматически, и уже не было возможности выделить для такой авантюры серьезные военные силы. Но если бы ее и начали, шансы на успех представляются весьма незначительными. Очень маловероятно, чтобы два извечных противника, Персия и Афганистан, согласились оставить свои раздоры и присоединиться к третьей силе, не говоря уже о позволении российской армии маршировать по своим землям. В конце концов у них не было никаких причин доверять русским больше, чем англичанам. Впрочем, военные власти в Калькутте были уверены, что даже при таком союзе силы вторжения могли быть разгромлены. Но в одном Дюамель оказался прав. Очень скоро англичанам предстояло обнаружить «внутреннего врага».

Нереализованный генеральский план ничего не дал его собственной стране, но зато снабдил ценными политическими боеприпасами английских «ястребов», когда просочились сведения о нем и о другом, несколько видоизмененном плане. «Ястребы», конечно же, подняли крик, что Петербург, несмотря на постоянные опровержения, все же вынашивает планы проникновения в Индию. Обращает на себя внимание количество планов вторжения, становившихся в те годы известными в Британии. Это вполне могло быть вызвано сознательными акциями российского военного руководства — им эти «утечки » были выгодны, поскольку заставляли англичан держать в Индии большие, чем нужно, гарнизоны. В конце концов, не только англичане вели Большую Игру.

Но если ахиллесовой пятой англичан была Индия, у русских это был Кавказ, где местные мусульманские племена все еще продолжали отчаянно бороться против власти царя. Из-за Крымской войны российские силы на Кавказе пришлось существенно уменьшить. Это обстоятельство «ястребы » в Лондоне и Калькутте постарались использовать как козырь в британской игре. Предполагалось не только поставить имаму Шами-

лю и его последователям оружие, но и оказать прямую военную помощь. Как и во времена предоставлявших такую поддержку Уркварта, Лонгуорта и Белла — но по возможности без возрождения ложных упований,— непокорные племена должны получать от Британии помощь. Шамиль даже обратился с посланием к королеве Виктории, хотя ответа так и не дождался. «Британский корпус, действующий в Грузии,— отмечал один английский комментатор,— при помощи Турции и Персии и при поддержке Шамиля с его выносливыми горцами, разумеется, отбросит русских с Кавказа». Другие видели Крымскую войну шансом для удара по российским крепостям, построенным по Сырдарье. Причем, как считали инициаторы, это вообще не требовало привлечения английских войск. Оружие и советы вождям разрозненных местных племен позволили бы организовать постоянные нападения на удаленные российские крепости в казахских степях и, как выразился один из радетелей британских интересов, «оттеснить русских к границам, которые они занимали в начале столетия ».

Однако точно так же, как Санкт-Петербург не принял плана Дюамеля, Лондон не дал хода этим и подобным антирусским планам, хотя и по другим причинам. Ужасы все еще свежей в памяти афганской трагедии породили острое нежелание вмешиваться снова в дела мусульманских государств Азии, даже по их собственному приглашению. Этот осторожный новый подход, известный как доктрина «умелого бездействия», стал острым и очевидным контрастом предшествующей агрессивной «наступательной политике», которая привела в Афганистане к столь плачевным результатам. Кроме того, французы начинали подозревать, что их втянули в конфликт в Крыму, чтобы устранить от дальнейшего соперничества с Британией на Востоке, и Лондон больше всего стремился избежать любых действий, способных подтвердить такие подозрения. К тому времени Крымская война для англичан и французов складывалась чрезвычайно успешно. В сентябре 1854 года они осадили крупнейшую военно-морскую твердыню России на Черном море — Севастополь. Предполагалось, что его захват и разрушение надолго

гарантируют независимость Турции. Осада длилась 349 дней и потребовала огромных усилий и жертв с обеих сторон. Но поражение России и сдача Севастополя стали неизбежными. Царь Николай I, начавший войну нападением на Турцию, все глубже и глубже погружался в отчаяние. 2 марта 1855 он скончался в Зимнем дворце, из которого лично командовал российскими силами. Официальной причиной смерти назван грипп, но многие полагали, что он принял яд, не в силах перенести поражение своей любимой армии.

После сдачи Севастополя и угрозы Австрии присоединиться к коалиции против России новый царь, сын Николая Александр II, 1 февраля 1856 года согласился на перемирие. Через несколько недель для окончательного урегулирования восточного вопроса был созван Парижский конгресс. Основная цель победителей состояла в том, чтобы изгнать Россию с Ближнего Востока и наложить самые резкие санкции на побежденных в Черноморском регионе. Подлежали уничтожению все военные корабли, военно-морские базы и другие укрепления на черноморском побережье России. Это был сильнейшй удар по российской мощи. В то же самое время порты Черного моря открывались для торговых судов всех стран — несколько запоздалая победа для Дэвида Уркварта, Джеймса Белла и других, вовлеченных в празднуемое ныне торжество дела «Виксен» двадцатилетней давности. Русские сдали устье Дуная, захваченные турецкие города Батум и Карс и занятые ими ранее северные балканские территории, а также отказывались от требований религиозного покровительства над живущими под властью султана христианами.

Конечно, «ястребам» и этого было мало, но на самом деле Британия достигла своих главных целей. Черное море теперь становилось действительно нейтральным, а целостность Турции гарантировалась ведущими европейскими державами. Амбиции России в Европе и на Ближнем Востоке были надолго блокированы, и прошло пятнадцать лет, прежде чем Санкт-Петербург объявил, что больше не считает себя связанным Парижскими соглашениями, и начал заново строить мощный Черноморский флот. Тем временем рос-

сийские генералы, затаив негодование и обиды, самым серьезным образом взялись на Кавказе за войну против Шамиля и его приверженцев и на сей раз сокрушили их раз и навсегда. Но англичане, считавшие, что их собственные неприятности закончились, были весьма разочарованы. Внезапно в сводки новостей вернулся Афганистан — проблема, которая, казалось, отошла в прошлое.

***

В разгар Крымской войны персидский шах, который не питал большой любви ни к Британии, ни к России, не счел за труд искать союза с обеими сторонами. Он надеялся, что в обмен на поддержку Британия поможет ему вернуть захваченные Россией кавказские территории. Вместо этого англичане посоветовали ему сохранять строгий нейтралитет. Россия же, которой он очень боялся, стала оказывать на шаха давление с целью втянуть в войну на своей стороне и заставить напасть на Восточную Турцию. Проведав про это, правительство Британской Индии поспешило послать в Персидский залив в качестве предупреждения военный корабль. Это сработало, и Персия всю войну оставалась нейтральной. Тем не менее интриги российского правительства продолжались. В надежде спровоцировать войну Британии с Персией Санкт-Петербург убеждал шаха в том, что пока англичане вовлечены в Крымскую войну, надо потребовать возвращения Герата, столь важного для защиты Индии. Наконец уговоры подействовали, шах уверился, что англичанам не до Герата. Правда, случилось это слишком поздно для русских — судьба войны в Крыму была уже решена.

25 октября 1856 года после весьма непродолжительной осады Герат сдался персидским войскам. Весть об этом целый месяц добиралась до Индии и застала англичан врасплох, хотя Дост Мохаммед предупреждал из Кабула, что Персия такую акцию планирует. Чтобы получить возможность отразить любое вторжение Персии в Афганистан, он просил оружия и помощи, но напрасно. Инструкции, полу-

ченные генерал-губернатором в Лондоне, предписывали во имя поддержания сердечных отношений с Кабулом любой ценой избегать вмешательства во внутренние дела страны. Со временем от этого тезиса отказались, но слишком поздно. Как бы там ни было, но чтобы Герат не стал плацдармом интриг против Индии или в конечном счете исходным пунктом для вторжения, Персию следовало оттуда вытеснить, и поскорее. Нельзя было забывать, что Россия давно заключила с Тегераном соглашение, по которому имела право открывать свои консульства в любых провинциях, подвластных шаху. Англичане могли выбрать любой из двух вариантов. Они могли с согласия Дост Мохаммеда провести свои войска через Афганистан и оттеснить иранцев к прежним границам или послать военно-морскую эскадру в залив и бомбардировать порты шаха, пока тот не поймет бессмысленность противостояния и не отведет войска.

Тогдашний генерал-губернатор лорд Каннинг весьма отрицательно относился к наступательной политике, «особенно для Индии, которая не способна найти деньги на ее оплату». Тем более он был не склонен посылать войска в Афганистан, даже вместе с армией Дост Мохаммеда. «Я полагаю,— писал он,— что британской армии не следует показываться в столь враждебной стране, где не столько тревожатся за судьбу Герата, сколько вспоминают 1838 год и все, что за ним последовало». Вот так и было решено послать в Персидский залив смешанную военно-морскую и армейскую экспедицию, ведь семнадцать лет назад, во время прошлой осады Герата персами, это дало неплохой результат. Состояние войны было объявлено правительством Индии. Формальное объявление войны Британией означало бы роспуск парламента и затем его новый созыв. Палмерстон, ставший к тому времени премьер-министром, знал, что возвращение к «дипломатии канонерок» окажется непопулярным даже среди его кабинета, особенно сразу после дорогостоящей войны с Россией. Действительно, когда новости относительно экспедиции достигли Англии, там во многих городах прошли антивоенные манифестации.

После непродолжительной, но интенсивной бомбардировки 10 декабря 1856 года англичанам сдался Бушир. Как только над городом взвился Юнион Джек, британские войска дали приветственный салют. Посчитав это сигналом к началу резни, защитники и часть жителей бросились бежать в пустыню. Однако особой враждебности к персам в экспедиционном корпусе не наблюдалось. Все понимали, что настоящие враги совсем другие и находятся в другом месте. Как сказал один английский стрелок своему офицеру, когда началась бомбардировка: «Это — хорошая оплеуха русским, сэр!» Но воинственность англичан не принесла немедленного эффекта, на который надеялся Палмерстон. Понадобились еще две атаки, прежде чем шах покорился неизбежности и согласился отойти от Герата, на сей раз отказавшись от всех притязаний на него. Для англичан в Индии это оказалось весьма своевременно, поскольку в тот момент страна стояла на грани внутренних распрей, поставивших под вопрос само существование британского режима.

***

Индийский мятеж вызревал уже очень давно, хотя лишь немногие предсказывали его возможность. Среди них оказался Элдред Поттинджер. Незадолго до смерти он написал другу: «Если правительство не предпримет некоторых решительных шагов, чтобы вернуть симпатии армии, я в самом деле полагаю, что одна-единственная искра может воспламенить сипаев на мятеж». Однако большинство англичан в Индии были убеждены, что туземные солдаты, как выразился один офицер, «совершенно счастливые в своей армейской семье, простые и надежные, веселые и добродушные товарищи». Детали мятежа, который вспыхнул 10 мая 1857 года в Мирате, остаются вне рамок этого повествования. Подобно Крымской войне и экспедиции в Персидский залив, он не был частью Большой Игры, даже если некоторые «ястребы» подозревали участие в нем российских или персидских агентов. Кстати, ходили слухи, что в Персии похва-

лялись этим в открытую. Но русские, даже если не были в него непосредственно вовлечены, ничуть не побрезговали попытаться воспользоваться преимуществами ситуации.

Весной 1858 года российский агент Николай Хаников пересек Каспий и достиг Герата, намереваясь далее тайно пробраться в Кабул и сделать от имени своего правительства некие предложения Дост Мохаммеду. Это происходило в то время, когда афганский правитель только что заключил союз с Британией, к тому же он испытывал особое расположение к англичанам за то, что те изгнали персов из Афганистана, даже не ступив на его территорию. Он, несомненно, помнил также болезненные последствия, которые принесла ему двадцатью годами ранее благосклонность к капитану Виткевичу, предыдущему царскому эмиссару, посетившему Кабул. Знал он и о поражении русских от англичан и их союзников на крымских полях сражений, не говоря уже о неудачной попытке Санкт-Петербурга второй раз за восемнадцать лет призвать на помощь персидских друзей. Вряд ли Дост Мохаммед долго колебался, решая, кто из двух конкурентов сильнее и с кем по сей причине стоит сохранять хорошие отношения. Кроме того, он понимал, что русские вряд ли «подарят» ему желанный Герат, ведь это навсегда поссорило бы их с персами.

Ханикова отослали обратно — в Кабуле его даже не выслушали, несмотря на циркулировавшие в ту пору в афганской столице дикие слухи, что в Индии вырезали всех англичан. Учитывая сильный нажим, который оказывали на Дост Мохаммеда фанатики-мусульмане, требовавшие, чтобы Афганистан присоединился к восстанию против неверных, англичане имели серьезные основания испытывать глубокую благодарность к правителю, которого однажды сами свергли с трона. В ситуации борьбы за выживание с «внутренним врагом» вмешательство Афганистана могло оказаться роковым ударом в спину. Дост Мохаммед был вознагражден уже через несколько лет. Когда в 1863 году он собрался захватить провинцию Герат, никаких возражений со стороны Британии не последовало, хотя там предпочли бы, чтобы

страна оставалась разделенной. Ведь под властью наверняка менее дружественного преемника стареющего Дост Мохаммеда объединенный Афганистан мог стать угрозой Индии. Зато всего через девять дней после победы старый воин умер счастливым от сознания, что порядок в королевстве и контроль над этой некогда утраченной провинцией восстановлены. Конечно, он не знал, что история с поразительной точностью повторится, что не пройдет и пятнадцати лет, как Англия и Афганистан вновь окажутся втянутыми в войну. Но до того еще многому суждено было случиться.

***

Подавление мятежа к весне 1858 года имело далеко идущие для Индии последствия. Решительная реформа системы управления означала конец Ост-Индской компании, два с половиной века оказывавшей громадное влияние на судьбы более чем 250 миллионов людей. Во время собственно восстания Индией все еще номинально управляли из штаба Вест-Индской компании на Лиденхолл-стрит в Лондоне, хотя вмешательство со стороны Даунинг-стрит и Уайтхолла все усиливалось и все более оживлялся обмен информацией между ними. В августе 1858 года, пытаясь разрешить глубокие противоречия, которые привели к вспышкам негодования и мятежу, британское правительство приняло Индийский акт, которым отменило полномочия компании и передало всю полноту власти Короне. В кабинете был создан новый пост премьер-министра Индии, а старый Контрольный совет во главе со всевластным президентом распущен. Вместо прежнего назначили Консультативный совет из пятнадцати членов. Восемь из них назначала королева, остальных назначала компания. В то же самое время генерал-губернатору дополнительно присваивалось звание вице-короля Индии, являвшегося персональным представителем королевы.