Вторая Мировая — некоторые итоги 3 страница
30. "Оттепель"
"Хрущевская оттепель", смелая реформаторская деятельность Никиты Сергеевича, положившая начало демократизации России и чуть ли не наметившего пути будущей «перестройки» — это еще один исторический штамп, сформировавшийся в массовом сознании путем многократного повторения, но на самом деле не имеющий под собой никакой реальной почвы. Не был Хрущев ни проводником радикальных реформ, ни, тем более, "отцом русской демократии".
Преобразования в стране после смерти Сталина были неизбежны, они давно назрели, и необходимость их сознавали все представители правящей верхушки. Потому что Советский Союз зашел в грандиозный экономический тупик. После героического рывка ло преодолению послевоенной разрухи, когда было провозглашено затягивание поясов и допущен огромный перекос в сторону тяжелой индустрии — на нее приходилось 70 % финансирования и производственных мощностей — народное хозяйство оказалось в глубоком кризисе. Положение населения значительно ухудшилось, даже по сравнению с предвоенным периодом. Росло недовольство. А дальнейшее закручивание гаек, предпринятое в последние годы жизни Сталина, уже не срабатывало и вызывало обратный эффект. Все больше людей приходили к выводу — "кто не сидел, тот сядет", так что лояльность и благонамеренность не играют никакой роли. Создание особых, каторжных лагерей, собирало воедино взрывоопасный контингент «политических», а введение 25-летних сроков лишало заключенных надежды выйти на волю, им становилось нечего терять.
И особую опасность представляли эти факторы в условиях холодной войны, которая, казалось, вот-вот должна была перейти в «горячую», а она в 50-х мыслилась еще общевойсковой, наподобие Великой Отечественной. В 20-х и начале 30-х коммунисты могли говорить все, что угодно, о готовящейся агрессии «империализма», но в действительности ничего этого не было, и они сами вытворяли на международной арене, что хотели. А вот теперь-то началось настоящее давление Запада, и не ощущать его советские лидеры никак не могли. В случае гипотетического конфликта сопоставление гигантского промышленного потенциала США и собственного упадка экономики приводило к прогнозам отнюдь не утешительным. Да и народные настроения тоже заставляли задуматься. Массовая поддержка противника и переход на его сторону в начале Великой Отечественной были секретом для широкой общественности, но конечно же, не для руководства страны. А при столкновении с англичанами и американцами данное явление грозило еще большим размахом, чем с нацистами.
Так что смягчение режима было вынужденным и обязано было осуществиться при любом раскладе в верхах. Однако сами реформы могли пойти двумя путями. Первый — номинально сохранить культ Сталина, оставить на словах верность "сталинскому курсу", но при этом предпринять кардинальные меры по улучшению жизни народа и фактически изменить этот самый курс на противоположный. По такому пути впоследствии пошел Китай в результате преобразований Дэн Сяопина — при нерушимости культа Мао Цзэдуна, его катастрофические эксперименты прекратились и было взято направление на нормализацию жизненных условий и повышение народного благосостояния. Второй вариант низвергнуть персону Сталина, свалить на него все прежние грехи и ошибки, но на деле продолжать его политическую линию.
Сторонником первого пути оказался Берия, сторонником второго — Хрущев. Да, как это ни парадоксально может прозвучать, но во всей палитре тогдашних кремлевских деятелей Лаврентий Павлович являлся самым последовательным и. самым радикальным реформатором. Просто во все последующие годы его фигура традиционно преподносилась настолько однобоко, настолько трансформировалась и искажалась, что к настоящему времени мы по сути имеем дело не с реальным образом Берии, а с легендой о Берии. Легендой, начавшей целенаправленно формироваться при Хрущеве и сделавшей из него "преступника номер два" после Сталина, причем не просто преступника, а эдакого карикатурного злодея, крайне тупого, ограниченного и самодовольного. Что имеет очень мало общего с его настоящим историческим портретом. Ну разумеется, он являлся одним из сталинских палачей — но только одним из них, и кстати, даже в этом качестве до "второго номера" никак не дотягивал.
Стоит лишь вспомнить тот факт, впоследствии каким-то образом завуалированный и затушеванный, что главой НКВД он был только с конца 1938 г., когда кампанию террора было уже решено сворачивать, и по 1942 г. Поэтому те же самые соперники по Политбюро, которые впоследствии его свергли и сформировали "злодейский имидж", на самом-то деле по количеству пролитой крови вполне могли ему фору дать. Вот они-то как раз руководили массовыми репрессиями, когда те были в самом разгаре, и участие в данной кампании принимали очень даже активное. Молотов отдавал распоряжения насчет всех чисток в партийных органах, и на расстрельных списках партработников сплошь и рядом красовались его резолюции. Ворошилов практически возглавлял репрессии в военной среде, визировал все списки на уничтожение командиров, а часто и сам отдавал соответствующие приказы. Каганович крепко приложил руку к арестам и казням среди работников промышленности и транспорта. Маленков в тот период вообще курировал НКВД, так что занимал «достойное» место рядом с Ежовым. А Хрущев руководил чистками в московской парторганизации, потом возглавлял кампанию репрессий на Украине, и между прочим, даже в 39-м, когда эта кампания по всей стране пошла на спад, Никита Сергеевич настолько размахался, что сам Сталин вынужден был одернуть его телеграммой: "Уймись, дурак".
Что же касается Берии, то за налепленными потом ярлыками укрылось и то обстоятельство, что довольно часто он проявлял себя гораздо более умным и талантливым деятелем, чем другие члены советского руководства. И если. несмотря на все допущенные просчеты и совершенные преступления, мы все же признаем объективные заслуги Сталина в победе над нацистской Германией, то нужно ли обходить молчанием и заслуги Берии? Скажем, уже отмечалось, что именно он всего за два с половиной года сумел восстановить и вывести на должную высоту советскую разведку, полностью разгромленную в 1937-38 гг. И не только разведку. А военная промышленность? Ведь при Ежове очутились за решеткой Туполев, Мясищев, Петляков, Королев, Томашевич и множество других талантливых конструкторов, инженеров, ученых, директоров заводов. Их реабилитация и поддержка, оказанная им по отлаживанию работы своих предприятий — тоже на счету Берии. Как и предвоенная реабилитация многих военачальников, которых еще не успели прикончить.
В 1942 г., во время прорыва немцев на юге, Берия в качестве члена Государственного Комитета Обороны ничтожными силами, почти на голом месте, организовывал оборону Кавказа и действовал куда более толково и успешно, чем Хрущев на Украине или Жданов под Ленинградом. А после 42-го он к карательным органам вообще не имел ни малейшего отношения. В дальнейшем его обязанности были другими. Он, во-первых, возглавлял стратегическую разведку, которую отделили от МГБ — и кстати, вывел на высочайший уровень. Во-вторых, от Политбюро курировал науку, производство вооружения и боеприпасов — и отметим, что на этом этапе войны фронт бесперебойно получал их в необходимых количествах. А в-третьих, Лаврентий Павлович был назначен руководителем Специального комитета — который впоследствии был реорганизован в Министерство среднего машиностроения. И к новым волнам репрессий, развернутым Сталиным в 1945-53 гг., Берия касательства уже не имел. Разве что в качестве члена Политбюро. И не больше, чем другие члены Политбюро.
Ну а после всего изложенного стоит ли удивляться, что после смерти Хозяина как раз он проявил себя более гибким и дальновидным политиком, чем другие кремлевские деятели? Тем более, что являясь шефом разведки, он был и гораздо лучше информирован, чем они, имел возможность более трезво и объективно представить реальное положение дел. Ведь как мы видели, и в нацистской Германии руководители разведок и спецслужб раньше и глубже, чем партийные лидеры, поняли необходимость смены курса. Так и в России это понял Берия.
В частности, в последующей исторической литературе старательно обходился тот факт, что именно Берия, а не Хрущев, начал разрушение системы ГУЛАГа. Когда к руководству страны выдвинулся «дуумвират» из председателя Совета министров Маленкова и Берии, который стал его первым заместителем плюс руководителем МВД, слитым с МГБ, а первым секретарем ЦК сделали «безобидного» Хрущева, намереваясь в дальнейшем сделать этот пост второстепенным, Лаврентий Павлович за короткое время своего властвования провел первую массовую амнистию, выпустив 1,2 млн. заключенных.
Чтобы преуменьшить ее значение, хрущевская пропаганда внедрила потом расхожую версию, будто на волю вышли одни лишь уголовники. Это неверно. Амнистия распространялась на заключенных, имевших сроки от 5 лет и ниже, и попали под нее, главным образом, всякие «бытовики» и «указники», осужденные за мелкие нарушения трудовой дисциплины, «хищения» куска хлеба или катушки ниток — то есть те, кого и сажать-то было не за что. А значит и выпустить можно было скопом, без каких бы то ни было дополнительных разбирательств.
Кроме того, в рамках проведенных Берией реформ строительные и производственные главки, входившие в систему лагерей, были из подчинения МВД переданы отраслевым министерствам, а сам ГУЛАГ — в ведение министерства юстиции. Были урезаны права Особого Совещания при МВД, прекращены и закрыты многие широкомасштабные дела, начатые при Сталине — вроде "дела врачей", "мингрельского дела", "дела Шахурина", "дела маршала Яковлева". И начаты следственные действия против некоторых особо рьяных чекистов, применявших истязания при допросах, а также по поводу нескольких политических убийств например, устранения Михоэлса.
И если разобраться, в этих реформах по ослаблению репрессивной машины тоже нет ничего парадоксального. Уж кто, как не Берия, должен был знать, что гигантская лагерная система становится просто взрывоопасной. Наверняка знал он о послевоенных восстаниях и бунтах в местах заключения. Наконец, он лучше других членов Политбюро представлял, что рабский труд, несмотря на всю его дешевизну, совершенно непроизводителен. Потому что заключенный заинтересован не в его результатах, а в том, чтобы выжить, получив хлебную пайку, и империя ГУЛАГа сама собой порождала систему туфты и приписок, из-за чего появлялись несудоходные каналы, непроезжие железные дороги, несуществующие кубометры леса и тонны руды. А в условиях начавшейся конкуренции с Западом и послевоенной нехватки рабочих рук ГУЛАГ вообще превращался в тормоз для всей экономики. Разумеется, силами заключенных можно было строить, производить разные грубые и черные работы. Но ведь нельзя же строить и строить до бесконечности! Кому-то надо было и работать на построенных заводах, осваивать современное, сложное производство, требующее высокой квалификации. А тут зэков уже не поставишь…
Кстати, при Маленкове-Берии началось и затирание фигуры Сталина, хотя и неявное, исподтишка. Прекратился выпуск его сочинений, печатание портретов, все реже стали упоминать его имя в прессе. Ну а экономические и политические реформы, планировавшиеся Лаврентием Павловичем, были даже более радикальными, чем горбачевская «перестройка». Предполагалось ослабление роли партии и перераспределение ее полномочий в пользу государственных органов. Должна была преобразоваться структура СССР в сторону более полного федерализма с национальным самоуправлением республик. Во внешней политике брался курс на улучшение отношений с Западом и отказ от строительства социализма в странах Восточной Европы. В экономической сфере планировалось ликвидировать колхозы и перейти на фермерское хозяйство. А на Черноморском побережье Кавказа Берия задумал организовать мощный курорт международного класса с привлечением на концессионных началах зарубежных инвесторов — то есть, создать «окно» для проникновения в СССР иностранного капитала. Все эти данные имеются в секретном деле ЦК, собранном против Берии, и фигурировали как раз в качестве пунктов обвинения против него. Так что глядишь, если бы не Хрущев, коммунистическая твердыня могла начать рушиться гораздо раньше и быстрее. Да видать, не допустил Бог, чтобы Россия приняла освободительные реформы из слишком все же кровавых рук…
Но тем не менее, стоит помнить, что главной виной Берии было признано отнюдь не участие в сталинском терроре, а "преступное посягательство на партийное руководство обществом" и "планы реставрации капитализма", за которые и произвели его в "английские шпионы". И сейчас наконец-то даже в школьных учебниках истории начали признавать, что Хрущев не ликвидировал "заговор Берии", а наоборот, организовал заговор. И тут уж его единым фронтом поддержали все консерваторы в партийной верхушке, напуганные возможностью реформ — Пленум ЦК, проведенный сразу после свержения главы МВД, первым делом принял постановление "укрепить партийное руководство во всех звеньях партии и государственного аппарата". А огромное количество «лишних» преступлений понавешали на поверженного противника как раз для того, чтобы оправдать свой заговор в глазах народа, а заодно и свалить на него собственные злодеяния в сталинскую эпоху.
Но не только Берия, Маленков после ареста «соправителя» тоже предлагал реформы более гуманные и либеральные, чем Никита Сергеевич. Свернуть гонку вооружений, от противостояния перейти к диалогу с Западом. Для повышения благосостояния народа срочно перенести центр тяжести в экономике на развитие легкой и пищевой промышленности. Осуществить ряд мер по улучшению жизни колхозников — снизить всякие поборы и платежи, взимаемые с них, предоставить большие возможности для развития подсобного хозяйства. Да только и его Хрущев спихнул, опираясь на самых «твердолобых» — Молотова, Ворошилова и Кагановича. Даже такое смягчение партийным боссам слишком крутой крамолой показалось.
Так в чем же, спрашивается, заслуга Хрущева? Освобождение заключенных после расстрела Берии отнюдь не ускорилось, а наоборот, резко замедлилось. Реабилитации носили персональный характер и велись в рамках политических игрищ самого Хрущева. Например, в 1954 г. реабилитировали осужденных по "ленинградскому делу" — это потребовалось, чтобы скомпрометировать и свалить Маленкова, одного из организаторов данного дела. Реабилитировали военачальников, арестованных после войны — это было сделано по требованию маршала Жукова, которого Хрущев до поры-до времени сделал своей главной опорой. Всего до начала 1956 г. военной коллегией Верховного Суда было реабилитировано семь тысяч шестьсот семьдесят девять человек. При общем населении ГУЛАГа в десять миллионов. Разве что отсидевшим свои сроки перестали автоматически новые навешивать — да ведь и их выпускали, главным образом, в ссылку, а не на полную свободу.
Даже после пресловутого XX съезда и осуждения Сталина, когда лагерная система пошла на слом, и то ведь политзаключенные реабилитации не удостоились. Их освобождали другими способами. Некоторых, проявивших лояльность или имеющих заступников, подгоняли под очередные праздничные амнистии. Других — «актировкой», то бишь по инвалидности, что было, вроде бы, вполне «законно», поскольку многие зэки в адских условиях лагерей зарабатывали тяжелые болезни. Наконец, распространили на 58 статью право на условно-досрочное освобождение. То есть, приравняли к уголовникам, которых, если сидят в первый раз, можно за хорошую работу и поведение выпустить после отсидки 2/3 срока. Только ведь освобождение-то «условное», и при «рецидиве» способно аукнуться — например, если выпущенный человек много болтать будет, то уже и без суда, по прежнему приговору его можно отправить досиживать. Что порой и происходило, Солженицын приводит такие случаи. Но хватало и таких, кого не выпустили вообще — настоящие, а не случайные «политики», власовцы, участники восстаний, бандеровцы, "лесные братья". Они свои 25-летние сроки, полученные при Сталине, продолжали досиживать и при Хрущеве, и при Брежневе, и в 70-х еще оставались в лагерях.
Да ведь и само осуждение Сталина на XX съезде было сугубо вынужденным. В этом признается и Хрущев в своих воспоминаниях: "Эти вопросы созрели, и их нужно было поднять. Если бы я их не поднял, то их подняли бы другие. И это было бы гибелью для руководства, которое не прислушалось к велению времени".
Ну разумеется, ведь западные «голоса» советским людям об этих вопросах уже говорили. Бериевская амнистия 53-го выпустила массу заключенных, разнесших правду по всей стране. А в середине 50-х под давлением мировой общественности коммунистическое правительство вынуждено было выпустить военнопленных, немцев и японцев. Так что истина о ГУЛАГе выплеснулась наружу в полном объеме, неопровержимо и уже незатыкаемо. Тут уж волей-неволей приходилось предпринимать срочные меры и открещиваться, сваливая на покойников, перехватывать инициативу «сверху», пока она «снизу» не поднялась.
Только Хрущев еще об одной «мелочи» умалчивает. Точно так же, как в 20-х вопрос о нэпе стал просто разменной картой в борьбе за власть, так в 50-х — антисталинизм. Так же, как у Сталина после смерти Ленина рейтинг был намного ниже, чем у его конкурентов, так было и у Никиты Сергеевича. И он вынужден был искать и создавать себе опору, чтобы сокрушить в междоусобной борьбе более сильных и именитых соперников — Молотова, Канаговича, Маленкова, Булганина, Ворошилова, пока они не свалили его самого. Ставку он сделал на партийную номенклатуру среднего звена — и именно к ней апеллировал на XX съезде. И в качестве "сталинских преступлений" разоблачал репрессии 37–39 гг., когда серьезно пострадала именно партийная номенклатура — пугая ее прошлым и делая таким образом своей союзницей. И обретенное оружие пригодилось очень скоро, в июне 1957 г., когда большинство Политбюро решило снять Хрущева. Кстати, вот тут-то без всякого «заговора», строго в рамках существовавшей тогда "партийной демократии". Однако на Политбюро этого не дал сделать маршал Жуков — пригрозил, что решению не подчинится и обратится к армии. Противникам Хрущева пришлось согласиться на созыв пленума ЦК. А тут-то Никита Сергеевич и сыграл на номенклатурном антисталинизме. Даже не сам, а устами популярного Жукова ему дали первое слово, и он представил сделанную для него в КГБ подборку об участии в репрессиях Молотова, Маленкова, Кагановича. Разумеется, умалчивая об участии в тех же делах самого Хрущева. И все — песенка конкурентов была спета. Ну а Жуков очень скоро пожалел о поддержке, оказанной Никите Сергеевичу — его слов о том, что он может не подчиниться и обратиться к армии, первый секретарь не забыл и снял его через 4 месяца.
Но разберемся, а много ли сталинских преступлений осудил Хрущев? Только репрессии 1937-го. Как будто не было других, куда более массовых кампаний террора. А в 1937-м — только репрессии против коммунистов. Как будто в той же волне не были расстреляны и посажены сотни тысяч беспартийных. А среди коммунистов — только репрессии против палачей гражданской войны Тухачевского, Якира, Блюхера и иже с ними. Даже Зиновьева, Каменева, Бухарина, Радека, Рыкова и прочих подобных оправдать не решились, вроде как этих-то уничтожили вполне правильно. Потому что военачальники меньше отношения к политике имели, а Зиновьев и Бухарин — тут уж дело всяческих «уклонов» в партии касалось. Каковые уклоны и Хрущев в свое время активно помогал громить. Да и вообще, политика партии, по его установкам, должна была остаться непогрешимой — в том числе и в 37-м.
И в рамках этой самой «непогрешимости» Никита Сергеевич во многих аспектах самого Сталина переплюнул. Тот в отношениях с Западом все же осторожность соблюдал, на рожон не лез. Берия и Маленков — те и подавно на мирное сосуществование нацеливались. Ну а Хрущев в том же самом 1956 г. провозгласил переход к ядерному противостоянию и поставил задачу наращивания ракетных вооружений. А когда в следующем году СССР испытал первую баллистическую ракету, получив тем самым временный перевес над США, то пошла политика откровенных силовых приемов. В июле 1961 г. по вине Хрущева потерпела полный провал его встреча с Кеннеди в Вене, направленная на нормализацию отношений. В августе того же года разразился второй берлинский кризис и выросла "берлинская стена", а в сентябре СССР в одностороннем порядке разорвал соглашение с США о моратории на ядерные испытания в атмосфере и произвел серию взрывов. В 1962 г. разразился Карибский кризис, чуть не приведший мир к ядерной катастрофе.
При Хрущеве вовсю продолжалось регулирование социалистических «союзников». Но политика по отношению к ним тоже изменилась. Иосиф Виссарионович во главу угла ставил укрепление собственной державы и ее позиций, делал упор на государственные, а не идеологические интересы. Еще в 30-х он отказался "кормить дармоедов" — финансировать зарубежные компартии. А если кому и оказывал помощь, то взвешенно, в умеренных масштабах, и только там, где рассчитывал на реальную выгоду для СССР. Теперь же, по сути, был возрожден курс на "мировую революцию". На том же XX съезде, осудившем Сталина, одной из ведущих сил "мирового революционного процесса" было объявлено национально-освободительное движение, и пошло безоглядное вмешательство в дела Азии, Африки и Латинской Америки. И не только безоглядное, но и бездумное, безо всякого учета реальных интересов России в данных регионах. Началось беспрецедентное по масштабам финансирование «дружественных» режимов, оно приобрело значение самоцели, стало приоритетным по отношению к внутренним проблемам.
В то же время собственная экономика продолжала губиться теми же, старыми методами, в которых Хрущев тоже словно бы стремился перещеголять Сталина. "Отец народов", создавая колхозы, оставил крестьянам подсобные хозяйства, кое-какую домашнюю скотину. Хрущев ликвидировал и это. По решениям декабрьского пленума ЦК 1959 г. личный скот предписывалось «скупить», а подсобные хозяйства и приусадебные участки запрещались пусть, мол, отдают тот же труд не на своем огороде, а на колхозных полях. Была практически объявлена "вторая коллективизация", которая еще и сопровождалась ограблением колхозов — от них потребовали «выкупить» технику у государственных МТС. И так же, как в начале 30-х, это привело страну на грань голода. Например, в моих детских воспоминаниях отчетливо отложилось, как на Украине горожане с ночи занимали протянувшиеся на километры очереди за хлебом. А когда хлеб все-таки завозили (и если завозили), и занявший очередь человек приближался к магазину, к нему собирались все родственники, включая грудных детей — потому что карточки не вводились, но продажа была строго нормированной. И еще хорошо запомнилось, как привезенный в эти годы в Москву, я некоторые продукты на прилавках увидел впервые в жизни…
А вместо признания ошибок или отмены гибельных решений, упрямый Хрущев искал другие пути, абы только не отступать от методов казарменного социализма — отсюда и освоение целины, и посадки кукурузы. Кстати, кукурузные и прочие сельскохозяйственные опыты Никиты Сергеевича были вполне закономерны — много писалось о сталинской «лысенковщине», но почему-то при этом упускался из внимания тот факт, что главным покровителем академика Лысенко в советском руководстве был Хрущев. А чем кончились его опыты, известно — огромные степные пастбища погубили, а после вспашки началась эрозия «благодатной» целинной почвы, она быстро истощалась, и уже к 1962 г. урожайность на ней упала на 65 %.
Можно вспомнить и «реформы» Хрущева в области промышленности, в результате которых прежний перекос в сторону тяжелой индустрии еще усилился, и вместо 70 % к началу 60-х достиг 75 %. А в 1961 г. на XXII съезде КПСС была провозглашена программа "построения материально-технической базы коммунизма", согласно которой следовало к 1980 г. "догнать и перегнать Америку", выйти на первое место в мире по производству продукции на душу населения и обеспечить самый высокий жизненный уровень. Что опять же, примерно соответствовало второй сталинской индустриализации. С неизбежным требованием "затянуть пояса". Но Сталину удалось достичь успехов в кампании индустриализации только из-за того, что в его распоряжении имелись огромные еще не израсходованные ресурсы страны и природные, и человеческие в лице трудолюбивого крестьянства. Сохранялась еще инерция "революционного энтузиазма", не был исчерпан лимит доверия к партийному руководству. Рывку индустриализации предшествовала передышка нэпа, а значительная доля достигнутых результатов, как ранее отмечалось, приходилась на восстановление и реконструкцию старой, еще дореволюционной промышленности. Для хрущевской "второй индустриализации" таких ресурсов и резервов уже не имелось, и дело ограничилось одним лишь затягиванием поясов — в 1962 г. цены на продукты питания скакнули на 25–30 %, а тарифные расценки на производстве понизились на треть.
Да и развал армии, ее отставание от передовых государств тоже начались отнюдь не при Горбачеве. Первый мощный удар советским вооруженным силам нанес Никита Сергеевич, заявивший, что раз у нас есть межконтинентальные ракеты, то зачем нам самолеты и корабли? Он же готовился исключительно к мировой, глобальной войне. И пошел со свойственной ему самоуверенностью кромсать по живому, отправляя на металлолом первоклассную боевую технику, прекращая ее новейшие разработки, которые счел «ненужными», бездумно разгоняя полки и дивизии неугодных ему родов войск… Целенаправленно разгромил систему стратегической разведки: она же была "детищем Берии", поэтому лучшие специалисты в этой области — Райхман, Эйтингон, Судоплатов, Мешик, Мильштейн и др. — вообще попали под репрессии. И первую в СССР школу спецназа тоже он разогнал — поскольку боялся государственного переворота. А в результате, когда войны приобрели локальный характер, советская армия оказалась к ним не готовой. Что же касается гигантских средств, вбуханных в стратегические ракеты, то достаточно оказалось одного Пеньковского, чтобы все это пошло насмарку — пришлось бросать все понастроенные шахты, командные пункты, системы связи и строить наново. Только при авантюристе-Хрущеве могла произойти трагедия на Тоцком полигоне, когда действие ядерного взрыва испытали на собственных войсках и ни за что — ни про что угробили 30 тыс. солдат и офицеров. Да, Сталин был жесток. Он мог погубить сотни тысяч заключенных на строительстве канала, мог положить полки и дивизии в наступлении или обороне. Но ведь ради дела, ради какой-то конкретной цели, действительно важной или считавшейся важной. И военачальников за излишние потери по головке отнюдь не гладил. А уничтожить массу отличных войск всего лишь в качестве подопытных кроликов — разве пошел бы он на такое?
В итоге всеми своими ура-преобразованиями Никита Сергеевич загнал страну в задницу, и, пожалуй, обрушил бы ее в полную катастрофу, если бы его вовремя не сняли. И надо учесть, что так же, как это пытались сделать в 57-м, сняли без какого бы то ни было «заговора», в рамках действовавших партийных норм. А последствия его «реформ» удалось в какой-то мере преодолеть лишь при осторожном и умеренном Брежневе. Во-первых, начатыми в 1965 г. преобразованиями в сельском хозяйстве с повышением закупочных цен и некоторыми послаблениями колхозникам, во-вторых — в промышленности, где упор был перенесен на методы материального стимулирования, а главным образом — за счет улучшения отношений с Западом, благодаря которому стала возможной продажа за рубеж сырья и подпитка разрушенной экономики "нефтедолларами".
Переплюнул Хрущев Сталина и в антирелигиозных вопросах, закрывая и разрушая даже те храмы, которые оставались действующими в 30-х годах или были открыты после войны, когда Иосиф Виссарионович пошел на некоторые уступки верующим. При Сталине за несколько лет войны открылось свыше 10 тыс. новых приходов. При Хрущеве их осталось всего 7523. И гонения на верующих, прекратившиеся еще в 1939 г., при Хрущеве тоже возобновились.
Тогда в чем же проявилась пресловутая «оттепель»? Масштабы репрессий действительно сократились. Садистом Никита Сергеевич и впрямь не был. Но как уже отмечалось, репрессии и не могли продолжаться с прежним размахом. И тем более после того, как он вынужденно осудил Сталина — теперь требовалось имидж поддерживать, чтобы окончательно народ против себя не настроить. Но все же Хрущев за время своего правления кровушки пролил предостаточно. Скажем, мощная кампания репрессий прокатилась после переворота против Берии. Причем нацеливалась она отнюдь не против его «подручных-палачей», как это потом изображалось. Как раз палачи-то, в основном, остались на своих местах, продолжали работать, получали повышения, в крайнем случае уходили на пенсию. Так, последний сталинский шеф госбезопасности Игнатьев занимал видное положение и при Хрущеве. А на посту генпрокурора трудился уже упоминавшийся Руденко. К таким и иже с ними претензий не было. А репрессии проводились только по тому признаку, что обрушились на "людей Берии". Точно так же, как прежде расправлялись с "людьми Ежова", "людьми Бухарина", "людьми Троцкого". Поэтому попали под них и люди невиновные или относительно невиновные в преступлениях сталинского террора — и разведчики, и дипломаты, и чиновники. Несколько тысяч человек было расстреляно или осуждено на большие сроки, а их родственников, вплоть до самых дальних, отправляли в ссылки.
Правда, других побежденных конкурентов Хрущев оставил в живых и даже на свободе. Но этого уже требовала специфика его опоры на номенклатуру. А партийная номенклатура на печальном опыте сталинских времен давно поняла, что в собственных разборках от террора пора отказаться — иначе себе же дороже выходит. Развязать-то легко, но так же легко потом и твоя голова слетит. Но в других случаях перед применением террора Никита Сергеевич не останавливался. На его совести, например, кровавое подавление лагерных восстаний в Кенгире и Воркуте. И подавление Венгерской революции, сопровождавшееся массовыми репрессиями. Между прочим, и в Венгрии находились среди советских солдат такие, кто отказывался стрелять — и их за это расстреливали точно так же, как в 53-м в Германии.