Предварительная работа Джея У. Форрестера

Профессор Форрестер* подключился к деятельности Римского клуба в июне 1970 года. Мы проводили тогда в Берне годичное заседание, и главной темой наших дис • куссий было предложение Озбекхана, вызывавшее у нас— при всей своей заманчивости — множество сомнений. Тут Форрестер сказал, что смог бы в весьма короткий срок разработать и привести в действие модель, имитирующую мировые процессы и вполне соответствующую пожелани­ям Клуба. Сначала мы намеревались затронуть слишком много вопросов, однако потом поняли, что невозможно завладеть вниманием публики, говоря сразу чересчур много.

Мы хотели как можно скорее развернуть мировые де­баты — в 1971 или 1972 году, а не тремя-четырьмя годами позже, — поэтому необходимо было делать выбор.

Я хотел сфокусировать внимание Клуба на нескольких основных идеях, главная из которых сводилась к тому, что в человеческих системах все элементы взаимосвязаны между собой и что в настоящее время наибольшее значе­ние приобретают именно те, которые непосредственно за­висят от человека. Если бы это положение прозвучало до­статочно убедительно, то оно логически влекло за собой вопрос, какие именно стороны человеческого поведения ответственны за глобальный кризис и какие изменения здесь были бы необходимы. В этой связи можно было бы

* Член Римского клуба. — Прцм. авт.

подчеркнуть, что они вполне в пределах человеческих воз­можностей и человек должен стремиться найти и приме­нить их.

Все это необходимо было сказать на простом, доступ­ном языке, рассчитывая на широкое понимание. В тот момент Римскому клубу было лучше воздержаться от бо­лее сложных вопросов, касающихся конечных целей и пу­тей их достгокения, способов усовершенствования старо­модных институтов и установления гармонии между уста­ревшими системами ценностей и непрерывно изменяю­щейся действительностью. Его первый выход должен был быть как можно более простым и земным, к тому же под­крепленным количественными аргументами, которые сей­час воспринимаются легче, чем рассуждения качественно­го характера. Расцветшая во всем мире промышленная цивилизация — в своем неокапиталистическом, социали­стическом или промежуточных вариантах — вдохновляется в основном материальными стимулами. Люди самой куль­турой подготовлены к тому, чтобы с ними говорили о них. Конечной же целью проекта было как раз призвать людей умерить эти притязания. Взвесив все «за» и «против», я пришел к заключению, что призыв к регулированию ма­териального роста как необходимой составной части обще­человеческого развития представляет самое подходящее поле боя для первой вылазки Римского клуба.

Убедительный, по сути дела инженерный, подход Фор­рестера, а также его предыдущие работы давали нам оп­ределенные гарантии, что структура и логика задуманной им модели вполне отвечают нашим целям. Мы знали, что эта модель предполагает применение метода системной динамики, который он разрабатывал уже много лет. Зару­чившись на Бернском заседании нашим предварительным согласием, он немедленно перешел от слов к делу. В не­вероятно короткий, четырехнедельный, срок Форрестер создал весьма примитивную, но достаточно всеобъемлю­щую математическую модель, которая могла грубо ими­тировать развитие мировой ситуации с помощью пяти основных взаимозависимых переменных: населения, капи­таловложений, использования невозобновимых ресурсов, загрязнения среды и производства продовольствия.

Форрестер полагал, что системный анализ динамиче­ских трендов этих переменных — для которых характерен стремительный, а часто и экспоненциальный рост, — а так-

8*

же их взаимодействия дадут возможность воссоздать и проследить поведение при различных условиях всей си­стемы в целом. Для квантификации значений этих пяти решающих факторов он использовал многие данные из книги «Перед бездной» и некоторых моих статей, посвя­щенных мировым макропроблемам. Выбрав затем до­пустимые уровни взаимодействия, он исследовал пере­крестное взаимное влияние этих процессов друг на друга. Аналитические основы построения модели, предназначен­ной для имитации мировых процессов, были разработаны в его предыдущих работах, посвященных изучению про­мышленных и урбанизированных систем, поэтому поисти­не качественный скачок заключался в том, чтобы перейти от подобных микросистем к глобальной макросистеме. Он дал этой новой методике название мировая динамика.

Решающее совещание состоялось в июле 1970 года в Кембридже, в Массачусетсом технологическом институ­те. Наша рабочая программа была рассчитана на десять дней, и, прибыв в Кембридж, мы узнали, что его матема­тическая мировая модель уже прошла ряд пробных испы­таний на машине. Эта модель, которую он назвал «МИР-1», состояла из более чем сорока нелинейных уравнений, опи­сывающих взаимозависимость между выбранными пере­менными; несколько пробных прогонов на машине позво­лили проверить согласованность модели и выявить неко­торые ошибки и погрешности. Затем он переформулиро­вал модель, превратив ее в «МИР-2», и принялся за ее проверку. Так родилось первое поколение компьютеризо­ванных моделей, предназначенных для исследования дол­госрочных трендов мирового развития.

Здесь, пожалуй, было бы уместно внести некоторые уточнения. Перед моделями, даже и машинными, не сле­дует испытывать страха, относиться к ним как к чему-то непривычному, противоестественному. Ведь все мы по­стоянно прибегаем к мысленным моделям как к средству упрощения действительности для того, чтобы удержать в памяти или произвести оценку людей и событий, или при общении друг с другом. Существуют также и фор­мальные модели, такие, как, например, Бедекеровские пу­теводители, рисунки и схемы, снабжающие туристов не­обходимой информацией о памятниках и достопримеча­тельностях. План дома, планетарий, игрушечный автомо­биль, фотография, карикатура и удостоверение лично-

_сти — все это не что иное, как формальные модели; к ним же относятся и машинные или математические модели — вся разница лишь в методике их построения. Действи­тельность слишком сложна, чтобы наш разум мог охва­тить ее всю целиком; а модели были и остаются тем ком­промиссом, который дает нам возможность синтезировать реальность, одновременно расширяя возможности нашего разума, с тем чтобы он мог вместить эту реальность. Они могут быть хорошими и не очень хорошими в зависимости от того, насколько хорошо они синтезируют действитель­ность; но ни одна модель — ни мысленная, ни формаль­ная — не может быть одинаково справедливой ко всем ее элементам. Впрочем, математические модели — хотя и они неизбежно отражают субъективное восприятие действи­тельности теми, кто их создает, — все же имеют перед мысленными моделями то преимущество, что они дают возможность эксплицировать сделанные предположения и допущения. А компьютер позволяет уже через несколь­ко секунд знать, с какими последствиями сопряжены эти модификации. Так что только формальные модели могут обеспечить тот общий фундамент, который необходим для обсуждения очень сложных явлений и объективного срав­нения различных точек зрения.

Мы очень благодарны Джею Форрестеру за ту кропот­ливую подготовительную работу, которую он провел. Да­же самые первые его модели — при всей их примитивно­сти и порой несовершенстве — давали вполне убедитель­ное и впечатляющее средство имитировать динамику ре­ального мира. Изучение пяти выбранных критических па­раметров и их взаимодействия на все более высоких уров­нях предвещали неминуемую катастрофу и требовали не­медленных мер, направленных на то, чтобы приостановить опасную склонность человеческой системы к росту. Не­сомненно, Форрестер заранее интуитивно предвидел эти предварительные выводы, что несколько колебало его уве­ренность в их правильности, так как выводы моделирова­ния обычно противоположны ожидаемым, то есть «контр­интуитивны». Что касается меня, то я уже давно был убежден, что стремительные процессы, охватившие ши­рокие области, не могут привести ни к чему иному, кро­ме ситуаций неконтролируемых и нежелательных.

Тогда в Кембридже из всего нашего Исполнительного комитета были только Пестель, Тиманн и я, так что имен-

но нам предстояло принять окончательное решение. Убеж­денные, что дальнейшее усовершенствование «МИР-2» даст именно тот инструмент, который нам нужен, мы ре­шили немедленно продолжать работы над проектом. Я не сомневался, что меня поддержит Кинг. Так после дли­тельного подготовительного периода настал важный пово­ротный момент в деятельности Римского клуба. Возможно, однако, что значение принятого нами решения этим не ограничивалось, ибо глобальное моделирование поставило на более рациональную, объективную основу все мышле­ние по предвидению будущего, открыв тем самым поисти­не новый этап в его развитии.

2. Появление Денниса Л. Медоуза

По совету Форрестера мы сразу же предложили про­фессору Деннису Л. Медоузу*, молодому ассистенту Фор­рестера, тогда еще неизвестному нам, возглавить группу, которой предстояло превратить модель «МИР-2» в полу­чившую впоследствии известность «МИР-3». Не теряя связей с МТИ, этот проект несколько позже стал финанси­роваться Фондом Фольксвагена, который перед этим окон­чательно отклонил предложение Озбекхана. Впервые деньги Фонда пересекали Атлантический океан в обрат­ном направлении—из Европы в Соединенные Штаты. Сохранив за собой общее руководство проектом, Джей Форрестер опубликовал несколько месяцев спустя книгу «Мировые динамики», обобщавшую его вклад в создание первых машинных моделей, анализирующих глобальную систему.

Отныне научное и административное руководство с блеском осуществлял Деннис Медоуз, проявивший не только исключительную преданность делу, но и умение получать конкретные результаты. Он рос вместе с проек­том, в чем ему помогала многонациональная группа уче­ных, средний возраст которых не превышал и тридца­ти лет.

Привычка все планировать заранее заставила меня прибегнуть к весьма жесткой тактике в отношении Ме­доуза и МТИ. Разумеется, проект в целом должен был обладать определенной независимостью и соответствовать

* Член Римского Клуба. — Прим. авт.

высоким научным критериям, принятым в МТИ. Вместе с тем я стремился внушить им, что проект в корне отли­чается от обычного академического эксперимента и при­зван оказать немедленное воздействие на глобальное мыш­ление, поэтому к нему следует относиться как к срочному заданию, которое долито быть во что бы то ни стало выполнено не позднее чем через год, даже если при этом придется отказаться от устранения всех несущественных недоделок и внесения мелких усовершенствований.

Нашей целью была высадка десанта, призванного про­бить брешь в той цитадели самодовольства, где имело глу­пость окопаться общество. Для этого нам срочно, еще до окончательной обработки технической документации, ну­жен был популяризированный вариант выводов проекта. Вместе с тем мы продолжали настаивать, чтобы, по мере завершения работы над документом, он немедленно был разослан авторитетным ученым в различные страны ми­ра, с тем чтобы иметь возможность учесть их отзывы и замечания перед публикацией.

На деле установленный мной годичный срок оказался чересчур коротким и потребовал продления. Тем не менее я продолжал докучать Деннису Медоузу вплоть до того памятного дня — 12 марта 1972 года, — когда в Вашингто­не, в Смитсоновском институте, публике была впервые представлена книга «Пределы росту. Доклад Римскому клубу», содержащая выводы нашего проекта. Несмотря на задержку, проект все равно в итоге был завершен в ре­кордные сроки, ибо с момента нашей первой встречи в Кембридже прошел всего 21 месяц. Ахейцам, осаждавшим Трою, понадобилось 10 лет, чтобы додуматься до уловки с деревянным конем. Римскому клубу посчастливилось го­раздо быстрее найти своего Троянского коня и одержать первую стратегическую победу в той исторической бата­лии, которая только начиналась.

Другой характерной особенностью проекта был его чрезвычайно скромный бюджет, составивший в сумме всего 250 тыс. долларов. Трудно поверить, что общая стоимость всей операции составила в итоге меньше одной тысячной доли процента от той суммы, которую Соединен­ные Штаты Америки ежегодно вкладывают в исследова­ния и разработки. Еще более поразительно выглядит сравнение с расходами на вооружение. Как это ни пара­доксально, но общая стоимость проекта, показавшего миру

опасности нынешнего хода исторического развития, не превысила той суммы, которую все военные всего мира тратят каждые 40 секунд, денно и нощно, год за годом, постоянно усугубляя эту опасность.

Читателю предоставляется самому сдслатг. выводы из этих поразительных сравнейий. Они лишь подтверждают, что мудрость и творческие способности не покупаются за деньги, а осуществление хороших идей требует не таких уж больших затрат.

Что касается содержания доклада Медоуза, то он, как я и ожидал, подтвердил и развил предварительные выводы Форрестера. В нескольких словах его можно свести к тому, что при сохранении нынешних тенденций к росту в усло­виях конечной по своим масштабам планеты уже следую­щие поколения человечества достигнут пределов демо­графической и экономической экспансии, что приведет си­стему в целом к неконтролируемому кризису и краху. Пока еще можно, отмечается в докладе, избежать катастрофы, приняв меры по ограничению и регулированию этого ро­ста и переориентации его целей. Однако чем дальше, тем болезненнее будут эти изменения и тем меньше будет оставаться шансов на конечный успех.

Разумеется, ни я, ни Медоуз не претендовали на роли пророков. Да и сам доклад вовсе не ставил перед собой цель что-либо предсказывать или предписывать. Его задача была скорее воспитательной и предостерегающей. В сущ­ности, она сводилась к тому, чтобы выявить катастрофи­ческие последствия существующих тенденций и стимули­ровать политические изменения, которые помогли бы их избежать. Вовремя предупредив людей и дав им возмож­ность наглядно увидеть, как они стремительно несутся к пропасти, можно подготовить человечество к необходимо­сти срочных изменений. В проекте не уточнялся харак­тер этих изменений и не ставилось таких целей. В нем был дан лишь самый общий вид планеты, сравнимый раз­ве что с фотографией, сделанной со спутника, и он ни при каких условиях не позволял давать каких бы то ни было конкретных рекомендаций. Агрегированные на уровне планеты показатели роста народонаселения и про­мышленного производства, а также среднего уровня за­грязнения среды, потребления продовольствия и истоще­ния природных ресурсов вполне подходили для демонст­рации общего состояния человеческой системы, по были

явно непригодны для выработки приемлемых для Коякрет-ных стран и регионов политических программ. Тем не ме­нее многие увидели в докладе гораздо больше, чем в нем было сказано, что не только давало пищу неоправданным иллюзиям, но и служило причиной незаслуженных обви­нений.

Концепция ограниченности Земли отнюдь не нова. Однако вывод доклада, что конечность размеров планеты с необходимостью предполагает и пределы человеческой экспансии, шел вразрез с превалирующей в мировой куль­туре ориентацией на рост и превращался в символ нового стиля мышления, который не только приветствовали, но и подвергали немилосердным проклятиям. Успехи рево­люционных преобразований в материальной сфере сделали эту культуру высокомерной. Она была и остается культу­рой, отдающей предпочтение количеству перед качест­вом, — цивилизацией, которая не только не желает счи­таться с реальными возможностями жизнеобеспечения на планете, но и бездумно расточает ее ресурсы, не обеспечи­вая при этом полного и разумного использования человече­ских возможностей.

Признаки усиливающегося синдрома роста хорошо из­вестны. На рост уповают всякий раз, когда под рукой не оказывается никаких других средств излечения общест­венных недугов. Рост превратился в некое сверхлекарство. Производя в избытке, можно угодить любым желаниям и удовлетворить любой спрос, а если он ослаб, его можно оживить с помощью рекламы и добиться нового равно­весия, непрерывно повышая при этом количественный уровень и пребывая в полной уверенности, что это полез­но экономике, а значит, и обществу в целом. В сущности, уже давно никто не осмеливался усомниться в магических свойствах роста и оспаривать безусловную пользу эконо­мической экспансии. Лишь в самое последнее время стало ясно, что эта политика изобилия может решать одни про­блемы и облегчать другие, однако многие источники че­ловеческой неудовлетворенности не перестают существо­вать, если спрятать их за грудами товаров. К тому же, да­же если предположить, что рост может действительно решить все без исключения проблемы, все равно матери­альный рост не может продолжаться до бесконечности.

Развивая эту основную мысль, доклад показывает, как некоторые из рассматриваемых факторов: невосполнп-

' 121

мость ресурсоб, упорная приверженность к росту, отсроч­ки в принятии решений, краткосрочные горизонты плани­рования — служат причинами нестабильности, перепроиз­водства и кризисов. Миф о росте начал постепенно спа­дать, как проколотый воздушный шар, и доклад сыграл в этом немалую роль.

Неудивительно, что реакция на столь отличную от ор­тодоксальной точку зрения была смешанной. Книга «Пре­делы росту» была написана на простом и понятном языке, что было в основном заслугой Донеллы Медоуз — очарова­тельной и талантливой жены Денниса. Публике книга по­нравилась. Американское издание книги было подготовле­но независимой группой из Вашингтона, которая занима­лась организацией публичных дискуссий по актуальным проблемам, придавая им объективный, аргументированный характер. Что касается мепя, то я взял на себя публика­цию всех неанглийских изданий. В итоге книга была изда­на примерно на тридцати языках, а количество проданных экземпляров составило около четырех миллионов — уро­вень поистине невероятный для книги научно-популярно­го характера. Более 1000 учебных курсов в университетах и колледжах использовали книги как учебное пособие, что свидетельствовало об определенной поддержке в научном мире.

Вместе с тем защитники теории роста, обещавшие еще более «грандиозное» общество во что бы то ни стало — осо­бенно среди традиционных экономистов и наиболее ярых представителей технической интеллигенции,— по-прежне­му вели по книге непрерывный огонь. (Хорошо, что ере­тиков уже не сжигают на кострах.) Верные «почитатели беспредельного роста» подвергали всеобщему осмеянию и метафорически вешали, топили и четвертовали всех тех, кто, участвуя в развеивании мифа о росте, посягал тем самым на предмет страсти и смысл существования чело­веческого общества. Некоторые из них вообще отказыва­лись признать наличие каких бы то ни было пределов человеческой экспансии, чем ставили себя в довольно смешное положение, другие предпочитали оружие интел­лектуального террора, обвиняя доклад, а вместе с ним и Римский клуб в пропаганде нулевого роста. Ясно, ч го эти люди так и не смогли разобраться ни в Римском клубе, ни в росте. Понятие нулевого роста столь же примитивно и туманно, как и понятие бесконечного роста, поэтому

просто нелепо говорить о подобных вещах применительно к живому, динамичному обществу. Так что это обвинение не стоило даже того, чтобы на него отвечать.

Я считаю, что первый проект Римского клуба полно­стью достиг тех целей, которые перед ним ставились. К числу факторов, способствовавших его успеху, следует отнести и привлекательность новизны. Дерзость группы молодых ученых, осмелившихся впервые в истории проде­монстрировать действие всего человеческого мира с по­мощью совершенно новой, неизвестной доныне методики, в такой же мере импонировала широкой публике, в какой поразила научные круги. Предлагаемый «новый взгляд» на человеческую систему сопровождался комментариями, что «МИР-3» не более чем прототип, со всеми свойствен­ными прототипам недостатками и несовершенствами, а это звучало весьма заманчиво, обещая более интересные результаты впереди.

Обыватель уже к тому времени имел возможность про­чувствовать общность жителей Земли, наблюдая человека па поверхности Лупы. Теперь благодаря молодым ученым маленький человек смог воочию увидеть мировые лаби­ринты, где, запутавшись в мрачных проблемах, блуждало человечество, и начал надеяться, что найдутся другие люди и — с помощью других машин и других методик — в конце концов вызволят его из беды. Вот почему я счи­тал, что многие рядовые люди, лишь понаслышке знав­шие доклад о пределах роста, тем не менее увидели в нем, в отличие от некоторых весьма изощренных его толкова­телей, гораздо больше зачатков надежд, чем мрачных про­рочеств. Ведь известно, что своевременное предупрежде­ние заболевания приносит здоровье.

Так или иначе, но поток человеческого сознания начал менять русло. Не вызывает никакого сомнения, что эко­номический рост и повышение уровня жизни сохраняют первостепенное значение для многих районов мира, одна­ко параллельно с этим определенное доверие начал посте­пенно завоевывать и тезис Римского клуба о достижимо­сти этой цели лишь при условии коллективных усилий всех стран и общем равновесии системы. Сейчас изобилие, выходящее за определенные пределы, уже не считают безусловным синонимом прогресса и счастья, основной предпосылкой мира и порядка, альфой и омегой всего. Ни один здравомыслящий человек больше не верит, что ста-

рая добрая матушка Земля может выдержать любые тем­пы роста, удовлетворить любые человеческие капризы. Всем уже ясно, что пределы есть, но каковы они и где именно находятся — это предстоит еще выяснить. Рас­крепощенное человеческое воображение вызвало бурный расцвет семантических способностей. Так появились де­кларации о гуманизированном росте, или необходимости перехода от общества потребления к обществу сохране­ния, или, наконец, призывы к сбалансированному росту. Широкое распространение получил вопрос о конечных целях роста. Наряду с этим все чаще стали задавать и другой вопрос — о желательности и достижимости устой­чивого состояния общества. Проходит время, и дебаты становятся все более аргументированными и плодотвор­ными, постепенно распространяясь на все новые и новые области. Концепция роста постепенно уступает место кон­цепции развития. Доклад Медоуза и Римский клуб поло­жили начало этим дискуссиям, но лишь через годы можно будет полностью оценить их вклад в переориентацию че­ловеческого мышления. События между тем развивались весьма бурно, и мы столкнулись лицом к лицу с такими нехватками и трудностями, о которых не могли ранее и предполагать.

Пределы повсюду

При всем значении вопросов роста и его пределов для самого существования человека и общества изучение их, по сути дела, только еще начинается, да и то весьма фрагментарно п бессистемно. На нашу повседневную жизнь все еще продолжают, несмотря на свое явное про­тиворечие с действительностью, оказывать сильное влия­ние догматы культуры роста, и в результате всего этого только растет сумятица в наших головах. Так что здесь необходимо кое-что уточнить.

Те пределы, на которые указывал в своем исследова­нии Медоуз, касаются в основном невозобновпмых при­родных ресурсов, таких, как, например, геологические запасы минерального сырья, накапливавшиеся миллиар­ды лет отложения органических веществ, которые пред­ставляют теперь ископаемое топливо, а также почва, воздух и вода — все это находится на планете и доступно

лишь в ограниченных количествах. То есть его рассужде­ния основывались на информации о физических количе­ствах пригодных для эксплуатации невозобновимых ре­сурсов, и предположениях о скорости их истощения в про­цессе использования. Более поздние оценки потребовали пересмотра этих первоначальных допущений, показав, что Земля в общем и целом щедрее, чем предполагал Медоуз. Кроме того, в исследовании не учитывалось должным об­разом влияние механизма цен. Между тем именно этот механизм объясняет использование нерентабельных мес­торождений, если нет иных способов обеспечить потреб­ность в данном виде ресурса.

Однако даже эти, отчасти справедливые критические замечания не могут опровергнуть сути выводов Медоуза. Пусть даже в земле достаточно всего, что нам нуж­но, все равно одних видов минерального сырья в ней меньше, чем других, а некоторые и вовсе редки. Стои­мость первичного использования, сохранения или вторич­ной переработки многих таких ресурсов сейчас стреми­тельно возрастает и вполне может стать лимитирующим фактором. Конечно, тогда нам на помощь могут прийти новые, более совершенные технологические приемы, одна­ко и они потребуют от нас каких-то жертв, например уве­личения потребления энергии, что в конечном счете про­сто сместит проблему в другую область.

Если уж зашла речь о физических ресурсах, то у меня вообще создается впечатление, что сейчас у человечества возникает гораздо больше проблем, связанных с такими важнейшими для поддержания жизни веществами, как вода и воздух, чем с различными видами минерального сырья. Если сравнивать три классические физические сферы в соответствии с теми ограничениями, которые они накладывают на существование человека, то я бы, пожа­луй, отдал здесь предпочтение гидросфере ц атмосфере, поставив неживую литосферу на последнее место.

Даже самые оптимистические прогнозы о запасах сырья и энергии отнюдь не снимают необходимости более тщательного изучения тех физических богатств, которые Земля может предоставить в наше распоряжение, их коли­чественных размеров, характеристик и распределения. Без таких знаний невозможно организовать их разумное использование и сохранение.

Более того, нам необходимо знать и о тех опасностях,

которые могут возникнуть вследствие воздействия нашей деятельности на физическую среду обитания, о тех не­поправимых, необратимых изменениях, причиной которых мы можем невольно стать: например, до каких пределов, ничем не рискуя, можно нагревать земную атмосферу за счет энергетического производства или насколько серьез­но угрожает жизни на планете разрушение озонного слоя высших участков атмосферы. В этой связи особую акту­альность приобретают недавно запланированные научные проекты, которые направлены на то, чтобы лучше п глуб­же понять внешние пределы, ограничивающие возможно­сти нашего земного жилища. Сегодня эти исследования необходимо расширить и углубить, о чем я еще скажу позднее.

И тем не менее истинные пределы человеческому рос­ту определяются причинами не столько физического, сколько экологического, биологического и даже культур­ного характера. К сожалению, до сих пор еще не сущест­вует не только всесторонних научных обследований, по даже и приблизительных оценок, которые могли бы дать нам представление об этих пределах. На геологическую разведку земных недр уже истрачены миллиарды долла­ров, и, несмотря на это, размеры запасов нефти, фосфатов или, скажем, железа до сих пор служат предметом споров и догадок. Так что неудивительно, что мы пребываем в полнейшем неведении и относительно других вопросов, которые игнорируют наши научные учреждения. Этот пробел необходимо срочно устранить.

Некоторые из этих пределов определяются тем фактом, что биосфера — этот тончайший, в среднем не превышаю­щий 10 километров в глубину (а на полюсах, в пустынях и высокогорных районах даже много меньше) покров из земли, воздуха и воды — представляет единственное мес­то на всей планете, где возможна жизнь. И род человече­ский — не что иное, как всего лишь малая часть, неболь­шой участок того оазиса жизни, который пышно расцвел на Земле. И в то время как физические пределы нашему существованию вполне материальны и поддаются количе­ственной оценке, пределы, проистекающие из нашей при­надлежности к биосфере, пока что по-прежнему для нас неуловимы. Они тесно связаны с состоянием так называе­мых возобновимых ресурсов, то есть таких ресурсов, отно­сительно которых у нас установилась твердая уверенность,

что, как бы интенсивно мы их ни потребляли, они автома­тически будут возобновляться. От нормального функцио­нирования их циклов п механизмов в значительной степе­ни зависит человеческая экология. И если, хотя бы на короткое время, один из них выйдет из строя, все мы мо­жем оказаться в серьезной, непоправимой опасности.

Ведь когда несколько сотен тысяч лет назад мать-Зем­ля — в приступе, кто знает, гениальности или безумия — породила Homo sapiens, он вступил в поток жизни, где между всеми уже существовавшими тогда живыми пред­ставителями биосферы сложились условия конкуренции, взаимодополняемости, взаимных компромиссов и взаим­ной адаптации. И он не может освободить себя от этой органической взаимозависимости, которая является есте­ственным состоянием для всех биологических видов, которые он так безжалостно третирует, порой не сознавая, что н они в свою очередь, хоть и не так явно, но от этого не менее решительно и, возможно, все более и более ак­тивно, диктуют ему в разных формах свои жесткие требо­вания и условия.

Мы, однако, умудряемся закрывать глаза на этот про­стой и очевидный факт. Спеша подчинить себе глобальную империю, мы атаковали и незаметно для глаза видоизме­нили саму ткань жизни на планете, растянув и истончив тем самым основы и нашего собственного существования. Даже неспециалист может отчетливо увидеть сегодня не­которые аспекты нашей деятельности, которые прямо свя­заны с растущим нарушением человеческой экологии. Один из них в том, что, неустанно распространяя по пла­нете наш искусственно созданный мир, мы оккупируем, застраиваем и покрываем асфальтом все большую и боль­шую часть земной поверхности, нагромождаем повсюду горы отбросов и отравы, попутно уничтожая или лишая ес­тественного жилища сотни и тысячи живых существ. В результате мы безжалостно подавляем, притесняем и уменьшаем генетический фонд биосферы.

Во-вторых, мы все больше и больше нарушаем есте­ственное равновесие между отдельными видами, тем са­мым внося уже качественные, а не просто количественные изменения в биологические основы жизни на планете. Мы знаем, что диверсификация тех отдельных нитей, из ко­торых соткана целостная ткань жизни, способствует повы­шению устойчивости и прочности экосистем, что и опре-

деляет Ведущую роль Этой диверсификации в процессах эволюции и возрождения жизни. Вместе с тем непропор­циональное распространение какого-то одного из видов приводит в действие компенсационные, уравновешиваю­щие механизмы, тем или иным образом снижающие чис­ленность непомерно разросшихся видов. Наконец, удовле­творяя свои потребности п капризы, мы с особой энергией ополчались на самые высокоразвитые существа—крупных млекопитающих, одно из совершеннейших после человека творений Природы, — н методически их уничтожали, сти­рали с лица земли или низводили до положения своих жалких пленников. Так был нанесен непоправимый урон многовековому процессу эволюции.

В сущности, мы даже не в состоянии оценить, как в конце концов скажется на человеческой экологии или пси­хике это обеднение, искажение и регресс генетического богатства Природы. Мы даже не знаем, существуют ли границы, в пределах которых мы можем чувствовать себя в относительной безопасности, спокойно продолжая свою нынешнюю деятельность, ждет ли нас и какое наказание, если мы переступим этот порог. Сформулировав общую теорию материи, человечество так и не удосужилось за­няться созданием общей теории жизни.

Особые пределы материальному росту человеческой си­стемы проистекают из врожденно присущих человеческо­му существу внутренних пределов. Даже предмет особой его гордости — сфера интеллекта, где сходятся все выс­шие достоинства и добродетели, делающие человека, как мы, во всяком случае, со свойственным нам всем антропо­центризмом склонны полагать, уникальным относительно всех других живых существ, — даже эти его способности имеют свои границы. Хотя мы, в сущности, никогда пря­мо не задавались этим вопросом, все же вряд ли можно сомневаться, что и психическим, и умственным способно­стям человека тоже свойственны различного рода огра­ничения. Возможно, наш мозг представляет самое ценное достояние жизни па земле. Но как же преступно мы с ним обращаемся и во что рискуем превратить этот при­родный дар! Мы не соблюдаем никаких правил умствен­ной гигиены; все больше и больше подвергаем себя воз--действию стрессов, напряжений, акселерации и тех шо­ковых потрясений, к которым приводит масса факторов, в том числе перенаселенность и обезличенность нашей го-

родской жизни. Мы ведь даже не спросили себя, в со­стоянии ли наш рассудок выдерживать все эти травмы и готов ли он к тем интеллектуальным нагрузкам, кото­рые еще ждут его впереди, если, конечно, всем нам суж­дено выжить и нас не затопит волна современной проб­лематики.

Возможно, в своей погоне за прогрессом мы уже внес­ли в свою жизнь такие изменения, которые превышают паши способности к адаптации, однако никто по знает, ка­кой ущерб нам уже нанесен; неизвестно также, можем ли мы позволить себе продолжение наметившихся тенден­ций и как это скажется па нашем психическом и соци­альном здоровье. Однако и то, что мы можем сейчас на­блюдать — особенно в больших городах и па крупных промышленных предприятиях, которые символизируют на­шу цивилизацию, и среди молодежи, которая представляет наше будущее, — наводит на весьма печальные размышле­ния. Не менее тревожным симптомом служит сохраняю­щаяся и, по-видимому, неизлечимая неразвитость — обо­ротная сторона нашего хваленого прогресса. Разве всего этого недостаточно, чтобы наконец понять, что многим людям в самых различных районах мира и по самым разным — а порой и по прямо противоположным — причи­нам чрезвычайно трудно достигнуть того психофизиче­ского уровня, той психофизической формы, которой требу­ют от нас сложности современной жизни?

Все это имеет самое непосредственное отношение к росту, ибо сложность создаваемых человеком систем воз­растает гораздо быстрее, чем их размеры. Следовательно, если мы и впредь позволим этим человеческим системам непрерывно расти и усложняться, будем вводить все бо­лее и более усовершенствованные технологические про­цессы и технические новшества, то мы в конечном счете рискуем окончательно подавить этими перегрузками и без того предельно напряженные способности человека. Так что дальнейшее наше расширение сдерживается не только внешними ограничениями, но и нашими собственными, внутренними пределами.

И все-таки проблема пределов человеческому росту и человеческому развитию является по сути своей пробле­мой главным образом культурной. Ведь сейчас человече­ство переживает период небывалой по размаху матери­альной экспансии, и, приобретя уже возможность оказы-

-9 Заказ № 20G9

вать решающее воздействие на условия своего собственно­го обитания, оно в то же самое время не знает еще тех пределов, в которых эта его активная деятельность может представлять опасность для его собственных биофизиче­ских способностей и может нанести непоправимый урон всей планете в целом. И то, что оно своевременно и за­благовременно не осознало и не оцепило этих внешних и внутренних пределов, представляет грубейший просчет в его культурной эволюции.

Это, однако, не единственная сфера, где недостатки культурного развития человечества ограничивают его ма­невренные способности и мешают его разумной эволюции. Ведь тот уже ранее описанный мною невероятный хаос, в котором оказалась вся человеческая система, в значи­тельной степени также обязан своим существованием на­шей культурной незрелости. Учитывая это, многие обо­зреватели утверждают, что ближайшие и наиболее жест­кие пределы росту носят политический и социальный характер, определяются нашей неподготовленностью к тому, чтобы управлять сложными современными систе­мами. Не оспаривая этого тезиса, я лишь замечу, что он не раскрывает сущности вопроса, ибо весь тот общий беспорядок, в котором все мы вынуждены жить, а также все вытекающие из него последствия как раз и происте­кают из разрыва между культурным развитием человече­ства и его техническими достижениями. Но здесь, однако, мне бы хотелось специально остановиться на различных формах проявления культурных пределов.

Как бы там ни было, но очевидно одно, что, кроме всех прочих пределов, нашему дальнейшему стабильному рос­ту препятствует сама социально-политическая архитекту­ра и философские основы существующего в нашем мире конгломерата обществ. Ведь если в человеческой системе господствует анархия, парализовавшая великим множест­вом разного рода препятствий и помех все, если система страдает серьезным расстройством, о котором я уже упо­минал, то совершенно ясно, что ей никогда не достигнуть того потолка материального роста, который в принципе допустим при разумном, эффективном использовании Зем­ли и с учетом существующих внешних, а также внутрен­них пределов самого человека. При нынешней организации общества невозможно осуществить никакой глобальной программы рационального использования ни одного возоб-

новимого или невозобновимого природного ресурса, не го­воря уже о сохранении и бережливом отношении к ним. А раздоры и кризисы, связанные с размещением ресурсов и ценами на них, обусловливают в конечном счете чрез­вычайно низкий уровень эффективности всей системы в целом. Серьезным пределом упорядоченному экономиче­скому развитию является и непрерывно растущее насе­ление, которое — при неравномерном его распределении па планете и полной неподготовленности людей к этому де. мографическому взрыву — является еще одним свидетель­ством культурного разлада человека с реально существу­ющим миром.

Даже наиболее четко организованный сектор — миро­вая производственная система, которую называют ис­тинной, реальной властью общества, тоже в свою очередь создает косвенные помехи росту всей человеческой систе­мы в целом. Размещение и структура промышленного производства определяются главным образом логикой исто­рической случайности и не связаны ни с нынешним рас­пределением населения, ни с размещением дефицитных ныне ресурсов, ни с потребностями в обеспечении занято­сти, ни с социально-экономическим развитием отдельных регионов. Более того, основные стимулы современной эко­номической деятельности — стремление к быстрой прибы­ли и быстрому обороту капиталовложений — создают си­туации, прямо противоположные тому, что необходимо для разумного использования всех совокупных материальных ресурсов, которыми располагает человечество. Необходи­мо, как я уже говорил, принять меры, чтобы обеспечить рационализацию всей производственной системы и пере­дислокацию промышленности в пределах планеты. Здесь я хочу подчеркнуть, что, если все это но будет осущест­влено в самое ближайшее время, мы не сможем реализо­вать даже тот минимальный материальный рост, на ко­торый мы могли бы рассчитывать.

И наконец, наше бурное и беспокойное общество, дви­жимое, по-видимому, исключительно целями материаль­ного характера и готовое заплатить любую цену за наме­ченные достижения, развило в себе прямо-таки порази­тельную склонность к расточительству, и этот порок метает ему воспользоваться плодами даже достигнутого ныпе роста. И главными рассадниками этого зла явились сверхразвитые, перезрелые страны и регионы, породившие

это уродливое дитя, консьюмеризм* — живое свидетель­ство их вырождения. Немалую роль в развитии и распро­странении расточительного отношения к нашим общим богатствам сыграла и нерациональная в глобальных мас­штабах система производства п распределения. Не могу здесь не напомнить еще раз и о военных программах, от­сасывающих ежегодно из сферы производительного ис­пользования огромные ресурсы, при этом не только никак не способствуя улучшению условий жизни человека, но, более того, постоянно занося над ним дамоклов меч раз­рушения, смерти и страданий.

Но еще более страшным расточительством является неиспользование огромных человеческих ресурсов, кото­рые остаются неразвитыми, морально и материально ущемленными. Выявившиеся уже в настоящее время тен­денции свидетельствуют о небывалом росте числа «лиш­них» людей, которых система не может или не хочет включить в активную деятельность, — только в будущем десятилетии число безработных мужчин и женщин в мире увеличится на несколько сотен миллионов. И если мы мо­жем подавить в себе негодование за аморальность такого положения вещей, то, уж во всяком случае, обязаны взбунтоваться против его нелепости.

Из всего этого следует заключение, что наша так лю­бящая расти система сама же обрекла себя на путь, ли­шающий ее этой возможности. Вывод напрашивается сам собой, что абсолютно нереалистично ставить в этом куль­турном и функциональном беспорядке какие бы то ни было новые амбициозные цели глобального роста. Чело­вечество оказалось в порочном кругу. Нескончаемая ре­клама, призывающая пас потреблять, вкупе с пропаган­дой в пользу бесконечного роста разжигают в людях все новые и новые надежды и виды на будущее, а это в свою очередь заставляет правительства.любой ценой развивать и совершенствовать всю эту систему. Однако за дальней­ший рост, если он вообще оказывается возможен, теперь приходится платить непомерно дорогую цену, н выражает­ся она в социальных и политических единицах. Для того чтобы избежать этих издержек или нейтрализовать их, прибегают к тому испытанному средству, которое уже зна­комо пыпешпему индустриальному обществу, — призыва-

* Неуемная склонность к потребительству.

ют на помощь новые технические средства и вскарабки­ваются еще на одну ступеньку по лестнице роста и так далее, и так далее... Не утратим ли мы полностью кон­троль над событиями и по придем ли в результате к не­избежной катастрофе на этом пути?

Прорвать этот порочный круг возможно только за счет разумного использования главного ресурса — человеческо­го потенциала, причем не только как рабочей силы, а всех творческих способностей и возможностей. Человек не мо­жет игнорировать пи один из перечисленных мною ниже пределов — будь то физический, экологический или биоло­гический, не говоря уже о чисто человеческом и культур­ном, однако разумное, правильное использование всех прочих ресурсов возможно только с помощью людей и че­рез людей. Следовательно, именно здесь, на развитии в человеке способности и желания управлять собой и сво­им миром, должны быть сконцентрированы все наши ос­новные силы. Так мы вновь пришли все к тому же крити­ческому выводу: если при сложившихся обстоятельствах не изменятся сами качества человека, то мы никогда так и не найдем никакого решения ни для одной из наших сложных проблем; если же удастся их улучшить, усовер­шенствовать, перед нами откроется такое широкое поле возможностей в решении гуманистических задач, о кото­рых мы ранее не могли п помышлять.

Просто поразительно, сколько тревожных перспектив и сложных вопросов может вытекать из анализа того, что всего лишь несколько лет назад даже не стояло на повест­ке дня, •— из анализа роста общества. И одна из главных заслуг проекта «Пределы росту» как раз в том и состоит, что, выполнив возложенную на него миссию, он открыл людям глаза на новое огромное поле жизненно важных проблем, которым ранее вовсе пе уделялось никакого вни­мания.

Глава 6