Драматический конец Рейхстага

Двинуть Ахерон можно было однако и тысячью других способов. В начале сентября собрался рейхстаг. Со своими 230 национал-социалистскими и 89 коммунистическими депутатами рейхстаг не являлся больше работоспособной частью государственного аппарата, функционирующей волей народа, а котлом кипящего народного недовольства. Правда, Папен сумел накрыть котел покрышкой.

Хотя национал-социалисты добились избрания Геринга председателем рейхстага, хотя Геринг и Фрик и обсуждали с центром вопрос о смещении канцлера, – у Папена против них имелось все же достаточно острое средство, лежавшее наготове в традиционной красной папке: приказ президента, объявлявший рейхстаг распущенным. Роспуск парламента является прерогативой главы государства. Однако тяжеловатая на подъем практика последних лет сумела использовать это сильнодействующее средство. Президент заблаговременно передает приказ о роспуске в руки канцлера, которого он почтил своим доверием. Последний хранит приказ в красной папке и в случае нужды извлекает его оттуда, нанося дьявольский удар, от которого распадается строптивый парламент. Уже некоторое время господин фон Папен на худой конец владел этой волшебной формулой в красной папке, и когда 12 сентября рейхстаг собрался, он поступил бы очень мудро, если бы сразу извлек этот приказ на свет божий. Ибо было известно, что центр и национал-социалисты из жестокой ненависти к Папену собираются свергнуть его с помощью других оппозиционных партий. Однако действительно ли они намерены были сделать это? Это не было вполне достоверно. И господин фон Папен, очевидно, доверился этой недостоверности. Ибо фигуры на доске были расположены следующим образом: национал-социалисты из одного чувства мести могли попытаться свергнуть Папена, однако если бы канцлер опередил их и распустил рейхстаг, то национал-социалистам предстояла бы избирательная борьба, в которой они могли потерять не только шерсть, но и часть шкуры.

Ибо случившееся 13 августа сильно повредило им в глазах избирателей, и недаром Гитлер приходил в неистовство по поводу поражения, которое Папен сумел превратить во всеобщее зрелище. При попытке захватить власть Гитлер поскользнулся, и это означало не кратковременное, а, очевидно, глубокое падение для партии, застрявшей между вершиной и пропастью. Благодаря своей политике собирания голосов эта партия на деле не стала сильнее, а лишь сильнее нуждалась во власти. Она не могла больше спокойно дожидаться власти. Она не могла, подобно другим партиям, сказать своим избирателям: дайте мне побольше голосов, и я осуществлю ваши требования. Притягательная сила этой партии покоилась не на уверенности избирателей в том, что она уже теперь в состоянии выполнить их требования, а в их доверии к ее грядущей победе. Она должна была проявить свои таланты не в министерствах, а лишь после завоевания власти. Если бы она не в состоянии была в ближайшем будущем добиться власти, то престиж ее неизбежно должен был пасть и она должна была лишиться части голосов. А если бы отход избирателей начался, трудно было сказать, когда он прекратится.

Вот почему партия не могла решиться на новые выборы в близком будущем и должна была всеми способами избегнуть роспуска рейхстага. Таковы были действительно намерения руководителя фракции д-ра Фрика, когда 12 сентября коммунисты внесли вотум недоверия Папену и потребовали немедленной постановки его на голосование. Так можно было свергнуть Папена, но, и будучи свергнут, канцлер, продолжая вести дела и имея ордер президента, мог распустить рейхстаг. Такое толкование конституции было мало приятным для национал-социалистов, однако против него нельзя было выдвинуть никаких возражений.

По требованию Фрика заседание рейхстага было прервано на полчаса, с тем чтобы руководители фракции обсудили положение. Папен использовал перемирие для собственного вооружения: сломя голову он помчался в свою канцелярию за красной папкой с приказом о роспуске рейхстага. Когда национал-социалисты увидят на столе красную папку, думал Папен, у них пропадет охота свергнуть правительство. Он и не подозревал, какой удар готовил ему в это время Геринг.

Заседание рейхстага возобновилось. Совершенно неожиданно Геринг решил, что пришло время поставить на голосование вотум недоверия. Лишь теперь сидящий рядом на министерской скамье канцлер понял, какую игру собирается разыграть Геринг. Он потребовал слова. Геринг сделал вид, что ничего не слышит. Происходило голосование, утверждал он позднее, и поэтому он не мог предоставить слова Папену. Тут Папен молча дрожащей рукой извлек записку из красной папки, на которой в одну строчку был нацарапан пером приказ о роспуске рейхстага, встал и положил помятый клочок бумаги на стол перед Герингом. Торопясь, он быть может положил записку обратной стороной. По крайней мере Геринг утверждал, что не имел никакого представления о том, что именно лежало перед ним на столе. С достоинством продолжал он вести заседание. Тут, с шумом передвигая стулья, члены правительства встали и все как один оставили зал. С этого момента дальнейшее заседание рейхстага было незаконным. Однако это незаконное заседание продолжалось и далее. Голосование было самым торжественным образом доведено до конца, готовя канцлеру лишь мнимое падение.

Это был бесполезный жест, который Геринг не предпринял бы, если бы был лучше знаком с государственным правом. И без того было известно, что Папен не располагает большинством в рейхстаге. Сильнейшее впечатление на общественное мнение произвело однако то, что могущественная национал-социалистская партия вместе со своими союзниками оказалась не в состоянии свергнуть Папена лишь потому, что канцлер сумел быстро принести и положить на председательский стол невзрачный клочок бумаги. Гитлер вторично потерпел поражение, а Папен вторично одержал победу. В глазах народа только это имело значение. То, что национал-социалисты, и раньше всего свирепый Геринг, в ближайшие недели должны были перед лицом всей Германии изливаться в пламенных декларациях по поводу священных прав народного представительства, которое все они ругали «говорильней»; то, что Герингу пришлось оправдывать свое поведение перед парламентской следственной комиссией с помощью самых жалких уловок, вроде таких выражений, как «не видел», «не расслышал»; то, что он должен был признать свои грубейшие ошибки, допущенные при выполнении им обязанностей председателя рейхстага, и должен был позволить более сведущим социал-демократам вести себя на цепи, подобно медведю на паркете регламента – все это говорит о затруднительном положении, в котором оказались национал-социалисты в это несчастливое для них впервые после 1924 г. время. Гитлер, разумеется, был мало доволен поведением своего председателя рейхстага.

Глава четвертая

НСБО

Паралич, поразивший партию после 13 августа, лишь обострился после такого парламентского массажа. Напрасно больное движение пыталось всей своей тяжестью опереться на пролетариат, напрасно метало оно громы и молнии против «дворянской клики» господина Папена и его Клуба господ. Напрасно произносил Штрассер речи к немецким рабочим и напрасны были происки организации национал-социалистских ячеек на предприятиях.

Эта организация национал-социалистских ячеек на предприятиях (НСБО)[131] была основана Рейнгольдом Муховым в 1928 г. В начале 1931 г. она была реорганизована и уже давно пыталась перебраться из небольших предприятий на крупные. Под руководством Мухова и Шумана она разрослась в довольно крупный аппарат с центром в Мюнхене. Однако она все еще опасалась выступать в качестве профсоюза и вмешиваться в вопросы заработной платы. Гитлер по-прежнему запрещал ей заниматься этими делами, ибо образование национал-социалистских профсоюзов, как Гитлер упоминает в своей книге, он считал задачей гения, которым движение, однако, не располагало. Кроме того, он опасался, что интерес к экономическим вопросам может парализовать активность движения. Поэтому НСБО должна была удовольствоваться ролью ячеек, занятых вербовочной работой. Она являлась таким образом запрудой, расположенной перед партийным бассейном. Ее члены вначале не принимались в партию. НСБО в своей работе исходила из уверенности, что приход третьего царства неизбежен. «Особой задачей НСБО являлось, – утверждал Мухов в своих организационных положениях, – превратить рабочих в правящий слой в новом государстве. Кто хотел провести это в жизнь, должен был своевременно примкнуть к ячейке».

«Антикапиталистическое стремление»

Сколько труда затратил Грегор Штрассер, идейный вождь социального крыла национал-социалистской партии, чтобы завоевать в 1932 г. душу рабочего. Непроходящим свидетельством этих трудов была большая речь, произнесенная им 10 мая 1932 г. в рейхстаге. Речей, которые могли бы быть поставлены рядом с нею, мы не встречаем ни у Гитлера, ни у Геббельса. Прислушаемся же внимательно к ней, ко всем, заключающимся в ней нелепостям, ибо она является совершеннейшим выражением национал-социалистского мировоззрения. Кто хочет знать, что собственно представляет собой национал-социализм, должен прочесть эту речь.

«Подъем национал-социалистского движения, – сказал Штрассер, – является протестом народа против государства, которое отказывает ему в праве на труд и пропитание. Если аппарат распределения мировой хозяйственной системы в настоящее время не в состоянии правильно распределить богатства природы, то система эта лжива и должна быть изменена… Существенным в нынешнем развитии является великое антикапиталистическое стремление, которое сознательно или бессознательно охватило в настоящее время быть может 95 % нашего народа. Это антикапиталистическое стремление ни в коей мере не означает отрицания морально правомерной собственности, возникшей благодаря труду и бережливости. Оно не имеет ничего общего с бессмысленными и разрушительными тенденциями Интернационала. Оно является протестом народа против вырождающегося хозяйства и требует, чтобы государство во имя самосохранения порвало с демонами золота, мирового хозяйства, материализма, с образом мыслей, покоящимся на статистике внешней торговли и учетном проценте Рейхсбанка, и сумело бы обеспечить честное существование за честный труд. Это антикапиталистическое стремление является доказательством того, что мы стоим перед великим поворотом: перед преодолением либерализма, появлением нового образа мыслей в хозяйстве и перед новым отношением к государству».

Речь Штрассера заставила зазвучать давно заржавевшие струны в груди некоторых профсоюзных деятелей. Дело дошло до переговоров между Штрассером и вождями всеобщего объединения германских профсоюзов, которые до сих пор были тесно связаны с социал-демократией, но уже в течение ряда лет резко выступали против репарационных платежей и отошли от умеренной линии внешней политики социал-демократии. То, что отдаляло их от национал-социалистов, постепенно теряло в глазах свободных профсоюзов свое значение, тем более что они становились все нерешительнее в вопросе о собственных целях. Духовное оскудение социал-демократии, особенно ее неспособность к конструктивным решениям, стало совершенно очевидным. Напротив, национал-социализм штрассеровского толка делал вид, что он по крайней мере располагает множеством проектов. Его основная мысль – государству можно приказать, чтобы оно было в состоянии заботиться о всех. Эта основная мысль была, собственно говоря, заимствована им у рабочего движения, где она была лишь прикрыта ученостью эпигонов вождей, вышедших из буржуазных университетов. В свою вторую большую речь, произнесенную им в октябре 1932 г. перед собранием заводских ячеек в берлинском Дворце спорта, Штрассер вплел комплимент по адресу вождя социал-демократических профсоюзов Лейпарта,[132] выдав этим отчасти свои тайные намерения. Этой связью между Лейпартом и Штрассером и возникшими отсюда политическими проектами вызвано очевидно то, что соперник Штрассера, доктор Лей, позднее лишил свободы и возбудил процесс против этого столь ценимого Штрассером рабочего вождя.

Падение 6 ноября 1932 г.

В то время как Штрассер стремился привлечь родственные силы из левых партий, – не для того, чтобы влить их в национал-социалистскую партию, а с тем, чтобы направить в общее русло все политически активные элементы Германии независимо от их партийной принадлежности, – на его собственном судне произошла беда.

6 ноября на выборах в рейхстаг Гитлер понес сильный урон. Он потерял свыше 2 млн. голосов, общее число собранных им голосов упало до 11,73 млн. Вместо 230 он располагал лишь 197 мандатами. Правда, и социал-демократы получили вместо 133 мандатов 121 – запоздалый расчет за 20 июля, а центр – 89 мандатов вместо 97. Напротив, коммунисты увеличили число своих мандатов с 89 до 100 и достигли таким образом той же высоты, с которой национал-социалисты 14 сентября 1930 г. впервые испугали весь мир.

Волна несчастий не закончилась на этом. В ближайшие недели местные выборы каждое воскресенье давали национал-социалистам все меньшее количество голосов, так что можно было полагать, что на предстоящих выборах в рейхстаг они получат не больше 150 мандатов. Короче говоря, они были теперь крупной партией, но не представляли собой ничего необычного; хуже всего для них было то, что некогда они представляли собой феномен. Было сомнительно, сумеют ли они вообще сохранить существование на нормальных высотах. Начав катиться вниз, они могли окончательно скатиться в бездну.

Напротив, все партии, поддерживавшие правительство Папена, получили прирост голосов. Так, германская национальная партия увеличила число своих голосов почти на 50 %, а число своих мандатов с 37 до 50. Вокруг Папена собрались теперь все явно консервативные силы, которые всегда будут задавать тон в буржуазной Германии. Ближайшее рассмотрение результатов голосования показало бы нам, что национал-социалисты потеряли избирателей главным образом в крестьянских районах. Обращаясь на мгновение к вопросам парламентской тактики, нужно сказать, что Гитлер и Брюнинг – оба злейших врага Папена – потеряли большинство, с помощью которого в прошлом рейхстаге они совместно в состоянии были образовать правительство.

Второй удар Папена

При таком состоянии национал-социалистской партии Папен счел момент подходящим, чтобы нанести Гитлеру новый удар. По крайней мере с 13 августа он правил против воли национал-социалистов. Автору телеграммы в Потемпа он заявил, что эта телеграмма совершенно несовместима с претензиями на канцлерский пост. Когда Папен возвещал, что он намерен «затоптать» огонь гражданской войны в Германии, то каждый понимал, кого Папен в данном случае считал поджигателем. После выборов в рейхстаг 6 ноября он замыслил сделать большой шаг. 17 ноября он подал в отставку. Видимой причиной отставки являлись мотивы, которые существовали, собственно, и раньше. В деловом отношении Папен добился довольно больших успехов. Он устранил «марксистское» правительство в Пруссии и задолго до Гитлера провел действительную унификацию между государством и важнейшей германской провинцией. Далее, он довольно умело и удачно попытался «завести» хозяйство, как в то время говорили в Германии, предоставив ему кредиты в виде обязательств под предстоящие к уплате налоги.

Таким образом, отсутствие деловых успехов не могло явиться причиной падения Папена. Разумеется, тот факт, что большинство народа и парламента продолжало относиться к нему с недоверием, служил большой помехой, а при нормальных условиях мог превратиться в решающую помеху для его правительства. Но и в истекшие месяцы положение было точно такое же, что не мешало самонадеянному барону править так, как он считал нужным. Что же внезапно повлияло на него? Ни один разумный человек не мог полагать, что небольшая кучка сторонников Папена в рейхстаге после выборов 6 ноября внезапно превратится в большинство. Успехом являлось уже и то, что его злейшие противники – национал-социалисты и центр – не имели теперь большинства в рейхстаге.

Это-то именно и послужило причиной того, что он очистил свое место на министерской скамье и предложил Гитлеру взять игру в свои руки. Он хотел показать перед всем миром, что Гитлер к этому совершенно не способен, и его затея на этот раз удалась как нельзя лучше. В этом должен был убедиться даже генерал фон Шлейхер, который снова носился с мыслью о свержении министерства и на правах доброго друга советовал Папену подать в отставку. Теперь Гитлер с помпой появился в Берлине, был принят президентом, не испытав на этот раз никаких унижений. Беседа длилась больше часа, причем собеседники, как и полагалось, сидели на стульях. Он ушел от президента с поручением, которого напрасно домогался летом 1932 г., – с поручением образовать в качестве рейхсканцлера правительство. Разве он не утверждал уже раньше, что справится с этой задачей, не нарушив конституции?

Да, он говорил это летом, когда в союзе с Брюнингом располагал большинством в рейхстаге. Теперь, однако, у него не было большинства, он ослабел. Ослабел и Брюнинг. Никто в мире не подозревал, как слабы стали национал-социалисты. В Кайзергофе Гитлер сидел со своей свитой и целыми днями писал одно письмо за другим, так как обе стороны желали избежать устных переговоров. Письма эти содержали множество хитрых соображений по вопросам государственного права. Гитлер добивался при этом следующего: так как он, вероятно, не в состоянии получить большинства в рейхстаге, то президент должен был назначить его рейхсканцлером, облеченным его особым доверием, т. е. дать ему антипарламентские, быть может, даже нарушающие конституцию полномочия. По меньшей мере необходимо было распустить рейхстаг. В ответ на это требование президент дал ему понять, что если бы он захотел выбрать человека, облеченного его личным доверием, то ни в коем случае не остановился бы на господине Гитлере. Что касается Гитлера, то на нем лежит только задача – в этом отношении президент и так пошел ему очень далеко навстречу, вразрез с собственными чувствами – попытаться образовать парламентское правительство. В письменном поручении президент следующим образом выражает эти мысли:

«Вы знаете, что я стою на точке зрения президиального кабинета… который должен находиться под руководством лица беспартийного, а не партийного вождя, и что это лицо должно пользоваться моим исключительным доверием. Вы заявили, что согласны предоставить ваше движение лишь в распоряжение кабинета, во главе которого вы будете находиться сами, его партийный вождь. Если я соглашаюсь с этой мыслью, то я все же должен потребовать, чтобы такой кабинет имел за собой большинство в рейхстаге…» Удар за ударом для Гитлера: я, заявляет президент, вообще не желаю господина Гитлера, ибо я за президиальный кабинет, вы, господин Гитлер, не являетесь лицом, пользующимся моим особым доверием, я предпочел бы вообще не касаться того, чего вы, собственно, хотите, и если я это все же делаю, то лишь при одном условии, которое вы, однако, не в состоянии выполнить!

Вторичная неудача Гитлера

Таким образом президент поручает вождю партии выяснить, в состоянии ли он вообще образовать правительство, опирающееся на прочное работоспособное большинство с единой твердой программой действий. Поручение явно невыполнимое! Для этого Гитлеру пришлось бы объединить под своим руководством Гугенберга и Брюнинга, что невозможно по тысяче причин. Здесь все враждуют друг с другом. Гугенберг является врагом Брюнинга, а втайне и врагом Гитлера. Нечего говорить, что и между Гитлером и Брюнингом продолжает существовать противоречие и что их объединяет лишь ненависть к Папену и Гинденбургу.

Гитлер даже не берется за эту неразрешимую задачу, а продолжает из Кайзергофа писать одно за другим письма президенту, излагая свои соображения; Шлейхер пытается выступить посредником, но Гитлер заявляет ему, что если президент по-прежнему настаивает на своем условии о парламентском большинстве, то кабинета Гитлера не будет. Всякий же другой кабинет, под чьим бы руководством он ни находился, Гитлер считает недопустимым. Это, вероятно, пришло на ум и министру рейхсвера Шлейхеру. Очевидно даже рейхсканцлер фон Шлейхер должен был натолкнуться на сопротивление Гитлера. В этом отчасти сказывается упрямство не видящего выхода, дважды потерпевшего поражение Гитлера. Гитлер возвращает президенту его поручение и снова, тяжело потрясенный, возвращается в Мюнхен.

Одного успеха он все же добился, который, несмотря на значительный неуспех, имел некоторое значение, – он сблизился с президентом. От последнего уносит он заверение: «Во всяком случае теперь мои двери всегда будут открыты для вас».

Падение Папена

Папен добился своего и одержал верх над Гитлером. Но это не пошло ему впрок: он сам попался в сети, которые расставил ему министр рейхсвера фон Шлейхер. Последний, очевидно, надеялся, что с помощью переговоров ему удастся до некоторой степени связать национал-социалистского вождя, прийти к джентльменскому соглашению с ним, благодаря которому станет возможным правление без помехи со стороны национал-социалистов. Сам он пытался получить такое же обещание Гитлера, какое он в свое время получил в начале образования правительства Папена. Однако Гитлер отказался дать какое-либо обещание. Очевидно, он опасался, что его второй раз упрекнут в нарушении слова.

С тех пор Шлейхер считал, что правительству Папена настал конец. Он не хотел больше принимать участия в высшей школе верховой езды по узкой тропинке власти, имевшей лишь две точки опоры: уважение, которым пользовался президент, и оружие рейхсвера. Некоторую роль играл здесь ведомственный фанатизм. Он не хотел пускать в ход во внутренней борьбе оружие рейхсвера. Специалист министерства рейхсвера слишком заботился о блеске своей сабли и боялся поэтому пустить ее в ход. Он знал, что часть рейхсвера питает симпатии к национал-социалистам. Больше всего испугало его другое обстоятельство – берлинская транспортная стачка в начале ноября. Если две тысячи кондукторов автобусов и трамвая, заявил Шлейхер, оказались в состоянии парализовать в течение нескольких дней жизнь столицы, чему государственная власть не могла помешать, то насколько слабым должно оказаться правительство в случае настоящей всеобщей стачки, стачки, в которой примет участие симпатизирующее население. При таких обстоятельствах министр рейхсвера фон Шлейхер не считал себя достаточно сильным, чтобы обещать правительству Папена безусловную поддержку своих пулеметов.

Оставим, однако, в стороне детали этих интриг. В конце ноября Папен подал в отставку, к искреннему огорчению президента фон Гинденбурга. Последний на прощание подарил канцлеру, который был ему милее всех прочих, свой портрет с надписью: «Ich hatte einen Kameraden» («Был у меня товарищ» – из немецкой песни)

Наши рекомендации