Джон Тош. Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка (извлечение)

Если главной заботой историка является воссоздание и объясне­ние прошлого ради самого прошлого или в свете его значения с точки зрения современности, то достигнутый им результат опре­деляется прежде всего количеством и характером имеющихся ис­точников. < … >

Исторические источники включают любые свидетельства про­шлой деятельности людей – слово написанное и слово произнесен­ное, характер ландшафтов и предметы материальной культуры, а так­же произведения искусства, фото- и кинодокументы. История зани­мает уникальное место среди гуманитарных и социальных наук по разнообразию источников, каждый из которых требует специальных знаний.

Каждый из этих источ­ников требует специальных приемов, овладеть которыми в полной мере одному-единственному историку вряд ли по силам. Методика работы с источниками, которые представляют наибольшую техниче­скую сложность, способствовала появлению сфер узкой специализа­ции. Раскопкой древних памятников и истолкованием найденных ос­татков материальной культуры занимаются археологи, которым ныне помогают специалисты по аэрофотосъемке и химическому анализу; к их услугам нередко прибегают искусствоведы. Историк часто пользу­ется данными археологов и искусствоведов, и он может считать себя достаточно подготовленным, чтобы делать выводы на основе изуче­ния широкого круга предметов материальной культуры – например, облика и внутреннего устройства норманнских замков или характера образов, воссозданных на прижизненных портретах Елизаветы I и мо­нетах периода ее царствования; но такие данные рассматриваются большинством историков как «вспомогательные», периферийные элементы их дисциплины. За последние тридцать лет диапазон источников, которыми историки, по их собственному утверждению, овладели, несомненно, расширился. Он теперь включает топонимику, топогра­фию и – что касается новейшей истории – кинодокументы. < … > Письменные источ­ники, как правило, отличаются точностью в отношении времени, ме­ста создания и авторства и раскрывают мысли и действия отдельных людей, как ни один другой вид источников. Достаточно прочитать труд по истории общества, о котором не осталось буквально ни одно­го письменного свидетельства – о железном веке в Британии или Зимбабве периода средневековья, – чтобы увидеть, до какой степени теряет жизненную силу история, лишенная своей главной источниковой базы. Более того, написанное слово всегда служило множеству разных целей – информации, пропаганде, личным контактам, раз­мышлениям и творческому самовыражению, – каждая из которых может представлять интерес для историка. Интерпретация текстов, выполняющих несколько функций и относящихся к эпохе, духовная жизнь которой резко отличалась от нашей, требует критических навы­ков самого высокого уровня. Письменным источникам свойственны одновременно наибольшая отдача и (чаще всего) наибольшая полно­та, поэтому неудивительно, что историки в основном ими и ограничиваются.

Использование письменных материалов как основного историче­ского источника осложняется тем фактом, что сами полученные исто­риками данные тоже передаются в письменной форме. И при выборе темы исследования, и в уже законченной работе историки в той или иной степени находятся под влиянием того, что написали их предше­ственники, принимая значительную часть полученных ими данных, и, после определенного отбора, их интерпретацию этих данных. Но когда мы читаем труд историка, то уже удаляемся на один шаг от ори­гинальных источников за рассматриваемый период или еще дальше, если автор опирался на уже написанное другими. Первый тест, кото­рый должен пройти любой исторический труд: насколько содержащаяся в нем интерпретация прошлого соответствует всей совокупности имеющихся данных; после обнаружения новых источников или ново­го прочтения старых даже самая престижная книга может оказаться на свалке. Короче, современная историческая наука основана не на до­стижениях предшественников, а на постоянном переосмыслении оригинальных источников. Именно по этой причине историки рас­сматривают оригинальные материалы как первичные – первоисточ­ники. Все, что они и их предшественники написали, считается вторичными источниками.

Таким образом, процесс исторического исследования состоит не в том, чтобы выявить один авторитетный источник и извлечь из него все ценное, ведь большинство источников в какой-то мере страдает не­точностью, неполнотой или искажено под воздействием предрассуд­ков и корыстных интересов. Скорее он представляет собой сбор мак­симального количества данных на основе изучения широкого круга источников – желательно всех источников, имеющих отношение к рассматриваемой проблеме. Такой метод дает больше возможностей для выявления неточностей и искажений в конкретных источниках, позволяет более обстоятельно подтвердить выводы ученого. Каждый вид источников имеет свои слабые и сильные стороны; при их изуче­нии в совокупности и сравнительном анализе есть надежда, что они откроют вам истинные факты – или хотя бы позволят максимально приблизиться к истине.

Поэтому овладение широким кругом источников является одним из признаков подлинно научного исследования – трудной, порой не­достижимой целью. < …. >

Нигде, однако, историки не получили абсолютно свободного до­ступа к государственным архивам. Если бы им разрешили знакомить­ся с документами сразу по истечении срока их практической надобно­сти, они бы получили доступ к материалам, созданным лишь несколь­ко лет назад. Любое правительство независимо от политической окра­ски нуждается в определенной степени секретности, и все они стре­мятся истолковывать эту секретность в крайне жестком духе. Государ­ственные служащие хотят быть уверенными, что их официальная дея­тельность не станет предметом публичных обсуждений в обозримом будущем. В Британии «период секретности» в отношении государст­венных архивов существенно варьировался в зависимости от проис­хождения документов, пока в 1958 г. не был установлен единый 50-летний срок. Еще через 9 лет, после энергичных требований истори­ков, этот срок был сокращен до 30-ти лет. В 1970 г. этому примеру после­довала Франция, но в некоторых странах, например в Италии, 50-лет­ний срок остается в силе. Впрочем, все правительства без колебаний навечно закрывают доступ к документам, связанным с особо «чувст­вительными» моментами в истории – в Британии это, к примеру, Ирландский кризис 1916-1922 гг. и отречение Эдуарда VIII в 1936 г., во Франции – ряд вопросов, относящихся к периоду упадка Третьей ре­спублики в конце 1930-х гг. В США по Закону о свободе информации, принятому в 1975 г., доступ историков и всех желающих к архивам был существенно расширен, но в остальных странах сокращение периода секретности до 30-ти лет – максимально возможная степень либерализа­ции. Конечно, это чревато серьезными последствиями для изучения современной истории. Здесь исследователи вынуждены полагаться на опубликованные источники, мемуары и дневники больше, чем им хо­телось бы.

Первым этапом анализа документа является проверка его подлин­ности, иногда называемая внешней критикой источника. Действитель­но ли автор, место и дата создания документа таковы, какими кажут­ся? Эти вопросы особенно уместны в отношении юридических доку­ментов, таких, как хартии, завещания и контракты, от которых зави­сит в большей степени богатство, статус и привилегии. В средние века подделывались очень многие королевские или церковные хартии ли­бо для замены утраченных подлинников, либо с целью получения ни­когда в действительности не предоставлявшихся прав и привилегий. Одной из наиболее известных подделок такого рода является «Кон­стантинов Дар», документ VII в., якобы предоставлявший папе Силь­вестру I и его преемникам светскую власть над Италией на вечные времена. Подобные документы можно назвать «историческими под­делками», и их выявление может рассказать нам очень многое об об­ществе, в котором они были сфабрикованы. < … >

Если источник вызвал у историка подозрения, он задает себе ряд основополагающих вопросов. Во-первых, ставится вопрос о проис­хождении источника: можно ли проследить прямую связь документа с учреждением или лицом, которое считается его автором, и мог ли он быть подделан? В случае важнейших находок, которые вдруг возника­ют неизвестно откуда, этот вопрос приобретает особое значение. Во-вторых, необходимо изучить содержание документа на предмет соот­ветствия известным фактам. В какой степени заявленные в документе претензии или выраженные в нем чувства соответствуют нашим зна­ниям о данном периоде? Если документ противоречит данным, полу­ченным из других, несомненно, подлинных первоисточников, то он скорее всего является фальшивкой. В-третьих, важное значение име­ют и формальные признаки документа. Историк, работающий в ос­новном с рукописными источниками, должен обладать знаниями па­леографа, чтобы решить, соответствует ли графическая форма письма заявленному в документе месту и времени, и филолога, чтобы проана­лизировать стиль и язык подозрительного текста. < …. >

Установление подлинности документа и – в случае необходимо­сти – очистка текста от искажений являются лишь первым этапом ис­следования. Второй, куда более сложный составляет внутренняя кри­тика источника, то есть истолкование содержания документа. Если авторство, место и время создания документа соответствуют действи­тельности, то возникает вопрос: что мы можем извлечь из лежащего перед нами текста? С одной стороны, это вопрос о том, что он означает. И дело здесь не просто в переводе текста с иностранного или арха­ичного языка, хотя сама попытка понять средневековую латынь с со­кращениями – немалый труд для начинающего. Историку требуется не только свободное владение языком, но и знание исторического контекста, позволяющее понять, о чем идет речь. < …. >

Перед историками, основательно изучившими источники по свое­му периоду и овладевшими характерными для него оборотами речи и технической терминологией, проблема смысла встает гораздо реже. Но есть и другой, куда более насущный вопрос, связанный с содержанием документа: можно ли на него положиться? Ни один источник нельзя использовать для воссоздания прошлого, не оценив надеж­ность изложенных в нем исторических данных. Этот вопрос находит­ся вне рамок любой из вспомогательных дисциплин, таких, как пале­ография или дипломатика. Ответ на него требует знания историческо­го контекста и психологии человека. Здесь профессия историка про­является в чистом виде.

Там, где документ принимает форму сообщения об увиденном, ус­лышанном или сказанном, необходимо задать себе вопрос, был ли ав­тор в состоянии достоверно передать информацию. Присутствовал ли он (или она) при описываемом событии, был ли он спокоен и внима­телен? Если же он получил информацию из вторых рук, то не идет ли речь просто о слухах? < ... >

Когда речь идет об устных вы­сказываниях, очень многое может зависеть от точности формулиро­вок, но до распространения стенографии в XVII в. сделать дословную запись было просто невозможно. Первый механический инструмент для звукозаписи – фонограф – был изобретен лишь в 1877 г. Поэто­му крайне трудно установить, что именно сказал интересующий вас государственный деятель в той или иной из своих речей: даже при на­личии заранее написанного текста, он мог отойти от него в устном вы­ступлении, а газетные репортеры, как правило, вооруженные лишь карандашом и блокнотом, неизбежно передают ее содержание выбо­рочно и неточно, в чем можно убедиться, сравнив отчеты об одной и той же речи в разных газетах. < … >

Документ, производящий впечатление непосредственного сообщения об увиденном, услышан­ном или сказанном, вполне может оказаться тенденциозным – либо неосознанно, из-за глубоко укоренившихся предрассудков автора, либо намеренно, из его стремления доставить удовольствие или по­влиять на адресата. Посол в донесениях на родину может попытаться создать преувеличенное впечатление о своей энергии и инициативно­сти; он также может привести свои оценки правительства, при кото­ром он аккредитован, в соответствие с политическим курсом или взглядами начальства. < …. >

Автобиографии особенно славятся ошибками и тенденциозностью. Но в субъективности как таковой часто и заключается их главная ценность, ведь созданная автором картина собственной жиз­ни является в равной степени порождением личных качеств и культурного контекста. Эта субъективность тоже дает представление об умонастроении автора не только при написании мемуаров, но и на протяжении всей его жизни. Даже самый сомнительный источник мо­жет способствовать воссозданию прошлого. < …. >

Таким образом, процесс исторического исследования состоит не в том, чтобы выявить один авторитетный источник и извлечь из него все ценное, ведь большинство источников в какой-то мере страдает не­точностью, неполнотой или искажено под воздействием предрассуд­ков и корыстных интересов. Скорее он представляет собой сбор мак­симального количества данных на основе изучения широкого круга источников – желательно всех источников, имеющих отношение к рассматриваемой проблеме. Такой метод дает больше возможностей для выявления неточностей и искажений в конкретных источниках, позволяет более обстоятельно подтвердить выводы ученого. Каждый вид источников имеет свои слабые и сильные стороны; при их изуче­нии в совокупности и сравнительном анализе есть надежда, что они откроют вам истинные факты – или хотя бы позволят максимально приблизиться к истине.

Тош, Д. Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка / Д. Тош; пер. с англ. – Москва: Издательство «Весь Мир», 2000. – С. 31-32, 43-44, 47-51, 53.