Мозаичная карта из с. Мадаба (Мадеба). VI в. 34 страница
Следует также сказать, что византийское право выработало и немало новых частноправовых норм, в известной мере опиравшихся на обычное право этнически пестрого византийского общества, что и обеспечило ему большую жизнеспособность. Эти нормы уже с самого начала существования Византийского государства стали ломать и изменять институты классического римского права. Поиски новых решений старых проблем, постановка новых проблем шли мучительным путем. Византийские юристы ведь не владели мастерством предварительного юридического анализа, равным тому, которым отличались их предшественники. Поправки вносила сама жизнь. Неудачные конституции отменялись, видоизменялись и заменялись другими.
Развитие византийского права в целом до IX в. изучено пока недостаточно всесторонне. Но уже сейчас можно констатировать, что оно шло в ранее неизвестном направлении, которое для римских классических юристов было еще недоступным. {370}
Дипломатия ранней Византии
в изображении современников
Византийская империя была всегда центром сложных международных коллизий и очень рано, обгоняя другие страны Европы, создала весьма искусную и даже изощренную дипломатию. Используя традиции Поздней Римской империи, Византия сумела уже в ранний период своей истории создать разветвленную дипломатическую систему, привлечь на службу образованных и знающих людей. Византийский дипломат, купец, миссионер обычно действовали сообща и выполняли важные дипломатические функции. Они неустанно собирали в интересах своего правительства ценные сведения о многих государствах и народах. На основе этих наблюдений рождались интересные описания как соседних с Византией держав, так и отдаленных экзотических стран.
Одним из самых ярких и талантливых писателей V в., запечатлевших необычайную по своей жизненности и правдивости картину как варварского, так и римского мира в эпоху великого переселения народов, был выдающийся дипломат и историк Приск Панийский. Его рассказ о византийском посольстве ко двору грозного правителя гуннов Аттилы до сего дня остается поистине уникальным памятником об образе жизни и быте этих варваров-завоевателей, угрожавших в V в. всей Европе.
О жизни историка до нас дошли очень скудные сведения. Приск родился, по всей вероятности, в первой четверти V в. в Панионе, небольшом городке во Фракии, на северном побережье Мраморного моря, недалеко от Гераклеи.
Основные вехи жизни и деятельности Приска Панийского можно воссоздать на основании фрагментов его собственного сочинения и лапидарных упоминаний об этом авторе в произведениях других ранневизантийских историков.
Приск происходил из довольно состоятельной семьи, которая смогла дать будущему дипломату солидное философское и риторическое образование. Свидетельством глубоких и разносторонних познаний Приска является его произведение, отличающееся изысканностью стиля эрудита, овладевшего знаниями своей эпохи. Недаром Приск заслужил почетные звания софиста и ритора. Завершив образование в Константинополе, Приск поступил на государственную службу в самой столице; вскоре ему удалось завоевать расположение знатного вельможи Максимина, занимавшего высокие посты при Феодосии II (408—450). Приск стал секретарем и ближайшим советником Максимина. В 448 г. Максимину была {371} поручена крайне сложная дипломатическая миссия возглавить византийское посольство в Паннонию к Аттиле 1.
В это путешествие вместе с Максимином отправился и его советник Приск, пользовавшийся неограниченным доверием своего патрона. В течение всего многотрудного путешествия в ставку Аттилы и пребывания при дворе этого «бича божьего», как прозвали правителя гуннов народы Европы, Приск, по-видимому, вел подробный дневник, куда записывал все свои наблюдения. Эти записи и легли в основу знаменитого сочинения Приска «Византийская история и деяния Аттилы», сохранившегося, к сожалению, лишь во фрагментах.
Увлечение историей и литературные занятия не отвлекли Приска от дипломатической деятельности. На этом поприще его ожидали немалые успехи. Он неоднократно и весьма искусно выполнял секретные дипломатические поручения византийского двора. Смена императора на византийском престоле не помешала дальнейшей карьере Приска. Уже в начале царствования Маркиана (450—457), в 450 г. мы находим Приска в Риме, где он ведет тайные переговоры с юным сыном франкского короля с целью помешать заключению сепаратного соглашения Рима с Франкской державой. Затем он был отправлен на Восток для урегулирования отношений Византии с кочевыми арабскими и нубийскими племенами. Приск побывал в Дамаске, а затем в Египте, где совместно с Максимином успешно выполнял сложные дипломатические миссии. Завершил свою дипломатическую карьеру Приск подписанием в 456 г. мирного договора с лазами.
Сочинение Приска охватывает события византийской истории с 411 по 472 г. Оно было написано, по-видимому, в начале 70-х годов V в., когда на склоне лет писатель, отойдя от государственных дел, полностью предался литературным занятиям. Точная дата смерти Приска неизвестна.
Среди дипломатических миссий Приска ни одна не может сравниться по своему значению с посещением ставки Аттилы. Именно описание племени гуннов и его жестокого правителя придало такую необычную привлекательность историческому сочинению Приска и принесло ему неувядаемую славу. Приск умно и объективно анализирует международную обстановку в Европе накануне поездки к Аттиле. Он откровенно признает, что в конце 40-х годов V в. держава Аттилы была столь могущественной, что все другие народы, и государства должны были с ней считаться. Обе Римские империи — Западная и Восточная — искали союза с всесильным правителем гуннов. Рим и Константинополь соперничали между собой в стремлении приобрести его расположение и отправляли к нему посольства с богатыми дарами. Константинопольское правительство и равеннский двор пытались использовать полчища гуннов как заслон против других варварских племен.
Особенно настойчиво стремилась сохранить мир с гуннами Восточная Римская империя, которой буквально со всех сторон угрожали враги: персы, вандалы, арабы, эфиопские и арабские племена. Но не только Западная и Восточная империи искали союза с гуннами. В 40—50-х годах V в. Аттила приобрел столь великую славу, что к нему за помощью {372} обращались вожди других варварских народов: король вандалов Гейзерих, правители франков. В столь сложной международной обстановке Феодосий II и отправил в 448 г. посольство к Аттиле. Официальной целью посольства Максимина было заключение договора о мире и дружбе, тайной задачей — убийство короля гуннов. Приск осуждает императорское правительство за это вероломство и хвалит Аттилу, который, узнав о готовящемся на него покушении, не только не порвал отношения с империей, но все-таки заключил соглашение с Максимином. Приск при этом стремится убедить читателя, что именно он своим умом и находчивостью спас дело греков и смягчил грозного варвара 2.
Достоверность изображения жизни гуннов во многом базировалась на достаточно хорошем знакомстве автора с описываемыми событиями. Приск был умным, тонким наблюдателем, он много беседовал с послами западных государств, приехавшими одновременно с византийцами ко двору Аттилы, а также с жившими среди гуннов соплеменниками и получил от них ценные сведения о варварском мире. Приск признает довольно высокую строительную технику гуннов, описывает роскошные дворцы Аттилы и его жены Креки. Резиденция Аттилы представляла собой огромное селение, в котором находился дворец правителя и богатые дома его приближенных. Этот дворец был самым великолепным из всех, которые имел Аттила в других местах. Он был построен из бревен и искусно вытесанных досок, обнесен деревянной оградой, украшенной башнями. Вокруг дворца простирался огромный двор. Почти столь же великолепен был дворец жены Аттилы. Житель самого блестящего города империи — Константинополя, Приск, которого трудно было поразить великолепием построек и утвари, с удивлением говорит о внутреннем и внешнем убранстве дворцов Аттилы и Креки, об изобилии золотой и серебряной посуды, богатых тканей и оружия 3.
Приску понятна красота народных обычаев гуннов. Живо и поэтично описывает он процессию гуннских девушек, встречавших Аттилу по возвращении в его ставку: «При въезде в селение Аттила был встречен девами, которые шли рядами под тонкими белыми покрывалами. Под каждым из этих длинных покрывал, поддерживаемых руками стоящих по обеим сторонам женщин, было до семи или более дев; а таких рядов было очень много. Эти девы, идя впереди Аттилы, пели скифские песни» 4.
Обстоятельно описан торжественный пир во дворце Аттилы, на который были приглашены Максимин и Приск, послы западного императора и множество знатных гуннов — приближенные и сыновья Аттилы. Во время пиршества строго соблюдался порядок размещения гостей в соответствии с их рангом и положением при дворе, кушанья и вина отличались изысканностью, а убранство стола — роскошью. Аттилу и пирующих гостей развлекали песнями гунны-певцы, прославлявшие победы Аттилы, поэты занимали стихами и рассказами о былых сражениях, а юродивые-шуты потешали присутствовавших, смешивая латинскую, гуннскую и готскую речь.
Никто из ранневизантийских писателей не оставил такого яркого, описанного с натуры, жизненно правдивого портрета короля гуннов Ат-{373}тилы, как Приск. Аттила у него — незаурядный правитель, ведущий активную международную политику. Приск говорит о его неустанной дипломатической деятельности, об обмене посольствами с Восточной и Западной империями, с различными варварскими государствами 5. В тонкой дипломатической игре, которую ведет Аттила, он пускает а ход то угрозы, то обещания, всегда, однако, проявляя государственную мудрость и осторожность.
Если для Иордана Аттила прежде всего грозный завоеватель, угрожавший всему миру 6, то для Приска король гуннов скорее не воитель, а правитель, не полководец, а судья, выслушивающий жалобы народа и выносящий приговор по судебным делам. Он гостеприимный хозяин, умеющий принять иноземных послов и не ударить перед ними в грязь лицом. Владея огромными богатствами, Аттила стремился похвастаться ими перед послами других народов, но одновременно хотел показать свою воздержанность и пренебрежение к роскоши. Он был подчеркнуто умерен в одежде, пище, обиходе. «Для других варваров и для нас,— рассказывает Приск о пире во дворце Аттилы,— были приготовлены отличные яства, подаваемые на серебряных блюдах, а перед Аттилою ничего не было, кроме мяса на деревянной тарелке. И во всем прочем он показывал умеренность. Пирующим подносили чаши золотые и серебряные, а его чаша была деревянная. Одежда на нем была также простая и ничем не отличалась, кроме опрятности. Ни висящий при нем меч, ни шнурки варварской обуви, ни узда его лошади не были украшены золотом, каменьями и драгоценностями, как принято у других скифов» 7.
Приск немного приоткрывает завесу над личной жизнью гуннского короля. Аттила имел много жен и детей и постоянно заключал новые браки с юными прекрасными девушками. Однако главная жена Аттилы Крека пользовалась большим почетом и уважением, имела роскошный дворец и массу челяди, сама принимала иностранных послов и устраивала для них богатые обеды. Со своими детьми Аттила был суров, и они трепетали перед отцом. Во время пира старший сын Аттилы по обычаю сидел на краю ложа короля, но в некотором отдалении и опустив глаза из уважения к отцу. Отличал и ласкал Аттила только своего младшего, любимого сына Ирну, который, по предсказанию прорицателей, должен был в будущем спасти род Аттилы. Приск пишет, что Аттила держался гордо, шел важно, глядя по сторонам, иногда он бывал вспыльчив, груб, впадал в страшный гнев, но чаще всего со своими подчиненными был приветлив, советовался с приближенными о всех делах, имел целый штат писцов, вел дипломатическую переписку 8.
Иордан же подчеркивает властолюбие, гордость, воинственность Аттилы, создавая не слишком привлекательный образ гуннского правителя: «По внешнему виду низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутой сединою, с приплюснутым носом, с отвратительным цветом (кожи), он являл все признаки своего происхождения» 9. Объективность и отсутствие враждебности {374} отличают Приска от Иордана и при описании социального строя, быта и
Деталь диптиха Анастасия I. Слоновая кость. Нач. VI в.
Париж. Лувр. {375}
нравов гуннских племен.
Совершенно особое, бесспорно, выдающееся значение имеют известия Приска о дипломатии Византийской империи и варварских народов. Дипломат по профессии и по призванию, он первый в византийской литературе нарисовал столь впечатляющую картину организации дипломатического дела в Византийской империи в V в. Писатель четко охарактеризовал права и обязанности византийских послов, организацию посольств, этикет приема и отправления послов, некоторые нормы международного права. Сочинение Приска позволяет проследить, как складывалась византийская дипломатическая система, достигшая столь высокого совершенства в последующее время. Ярко показана Приском разведывательная деятельность византийских агентов и агентов варварских правителей. В частности, становится очевидным, что Аттила имел тайных шпионов при константинопольском дворе, так как ему было известно содержание секретных поручений, которые византийский император дал своим послам 10.
Одной из важных черт дипломатической системы Византии была строгая градация рангов и титула послов в зависимости от могущества того государства, куда отправлялось посольство. Приск сообщает о постоянных требованиях Аттилы присылать к нему послов высокого ранга, знатных, имеющих консульское звание. Под нажимом гуннов византийское правительство вынуждено было иногда нарушать сложившуюся иерархию государств и отправлять к Аттиле послов более высокого ранга, чем полагалось по этикету.
Довольно сложной выглядит организация посольского дела и дипломатии у самих варваров. При дворе Аттилы уже был разработан ритуал приема посольств, правила поведения послов; на пирах Аттилы соблюдался придворный этикет и царило местничество. Посол каждой страны на приеме имел свое место, ближе или дальше от короля, в зависимости от ранга пославшей его страны. Деятельность послов строго регламентировалась: послы должны были следовать за кортежем короля, а не обгонять его; их сопровождали проводники-варвары и охраняли варварские отряды; послам запрещалось разбивать шатры на месте более возвышенном, чем место, где расположен шатер Аттилы; в стране гуннов им выдавалось определенное содержание, по дороге же на территории империи их кормили местные жители. Делать остановки в пути, разбивать лагерь и селиться на более длительное время послы могли только в тех местностях, где им указывали люди Аттилы 11.
Византийские послы, в свою очередь, заботились о том, чтобы не пострадал их авторитет как представителей императора. Они, например, согласились вести переговоры с гуннами по варварскому обычаю, сидя верхом на лошадях, чтобы не оказаться в положении, унижающем их достоинство 12. Для византийских послов всегда было строго обязательно передавать письма и устные поручения императора лично королю, но иногда варвары по приказу Аттилы пытались нарушить этот обычай и {376} выведать у послов цель их посольства. Византийцы резко протестовали против нарушения этих правил 13.
При дворе Аттилы существовала особая канцелярия для ведения дипломатической переписки: Аттила имел в своем распоряжении высокообразованных писцов, главным образом латинян, присланных ему Аэцием, но были также и эллины. Переписка велась на латинском, греческом и других языках. В ходу у варваров, подчиненных Аттиле, были различные языки. В дипломатических переговорах как гунны, так и византийцы широко прибегали к услугам толмачей из греков, латинян и варваров. Отлично образованные писцы и переводчики, хотя по рангу стояли ниже посланников, все же пользовались почетом и влиянием, особенно при дворе Аттилы. При первой же встрече с правителем страны, куда они были отправлены, послы обязаны были передать лично ему грамоты императора. Так, например, поступил Максимин при первой встрече с Аттилой в его шатре. Личность посла и всех участников посольства считалась неприкосновенной. Аттила даже в страшном гневе на подосланного убийцу Вигилу не решился, как угрожал, посадить его на кол и отдать на съедение птицам, опасаясь нарушить права посольства.
Заметную роль в дипломатии как Восточной и Западной империи, так и варваров играл обмен подарками и взаимные угощения. Со стороны империи, как известно, это была форма подкупа опасных врагов государства. Приск дает представление о том, какие дары везли для гуннского правителя и его окружения византийские послы. Дары подносились в строгом соответствии с рангом одариваемых, выбирались вещи, редкие у варваров и поэтому особенно ими ценимые. Византийские послы, по словам Приска, поднесли 6 тыс. либр золота самому Аттиле, шелковые одежды и драгоценные камни его послам, серебряные чаши, красные кожи, индийский перец, плоды фиников вдове славянского вождя Бледы за ее гостеприимство. Видимо, аналогичные подарки (с добавлением драгоценных ювелирных изделий) были переданы жене Аттилы Креке, золото и богатые дары — приближенным Аттилы 14. Послы преподносили подарки от себя и от императора. Так, Приск передал любимцу Аттилы Онигисию подарки от Максимина и золото от василевса. Послы Византийского императора сами должны были быть богаты и щедры, чтобы снискать ценными подарками благоволение того варварского правителя, к кому их посылали 15.
В свою очередь, Аттила одаривал византийских послов конями и звериными мехами, которыми украшали себя царские скифы 16. Послов одаривал не только сам Аттила — все знатные гунны по его приказу в знак уважения к Максимину также должны были послать главе византийской миссии по коню. Максимин, желая показать «умеренность своих желаний», принял лишь немногих коней, а остальных отослал варварам обратно.
В случае конфликта с послами гунны могли более обычного ограничить их свободу. Так, Аттила запретил византийцам из посольства Максимина освобождать римского военнопленного, покупать раба-варвара или {377} лошадь, или другое что-либо, кроме съестных припасов, пока не будут улажены существующие между гуннами и ромеями недоразумения 17. Обычно посольства отправлялись от одного государя к другому в их столицы или туда, где находился правитель, в частности в военный лагерь. В особых случаях Аттила соглашался выезжать навстречу послам императора и вести с ними переговоры в условленном месте. Он хотел, например, приехать для встречи с послами Феодосия II в Сардику, но византийское правительство, опасаясь появления опасного врага в глубине своей территории, отказалось от предложения Аттилы. Посол, как лицо, облеченное высоким званием, не мог сам вести переговоры с приближенными Аттилы, а должен был делать это через своих помощников, в частности Максимин поручал такие переговоры Приску. Итак, сочинение Приска бесспорно представляет немалую ценность как источник по истории дипломатии ранней Византии и варварского, мира 18.
Стиль и язык Приска отличаются выразительностью и непосредственностью. Приску в значительно меньшей степени, чем другим византийским авторам, присуща риторика и копирование античных образцов. Архаизирующие тенденции у Приска не затемняют главного в его труде — они как бы патина, покрывающая легким налетом мерцающую бронзу. Главное в сочинении Приска то, что оно очень современно. Просто, без риторических прикрас переданы чувства и настроения автора, мысли и представления людей его времени. Приск, бесспорно, талантлив: он в полной мере обладает редким даром той простоты в высоком смысле этого слова, которая является зачастую лучшей мерой подлинно художественного произведения. Все увиденное и пережитое он рассказал спокойно и искренне. Обаяние сочинения Приска кроется прежде всего в свежести и непосредственности видения автором мира. Острая наблюдательность и тонкая восприимчивость сочетаются у него с трезвым умом дипломата и глубоким анализом исторических фактов. Его история — это отнюдь не путевые заметки и разрозненные впечатления стороннего наблюдателя, а серьезный, продуманный аналитический труд государственного человека, стремившегося проникнуть в суть происходивших вокруг него событий. Приск — писатель, дипломат, государственный деятель, человек, не только достаточно осведомленный о политических делах империи и ее связях с другими народами, но и разумный судья, выносящий во многом объективный приговор историческим деятелям той эпохи и здраво оценивающий с точки зрения интересов своего государства международные события, в которых он принимал непосредственное участие.
Славу Приска как писателя, разумеется, составил удивительно живой и образный рассказ о посольстве византийцев к Аттиле. По подкупающей правдивости и простоте картина двора Аттилы может сравниться с лучшими страницами античной историографии. Беспримерная для византийца объективность по отношению к варварам, глубокое понимание исторического значения передвижения огромных масс людей, принявшего характер так называемого великого переселения народов, знание жизни, мастерское изображение характеров, умение обобщить материал и выделить главное выдвигают труд Приска на одно из первых мест среди исторических сочинений ранневизантийских писателей. {378}
Приску удалось создать поистине выдающееся историческое произведение не только благодаря своему таланту и наблюдательности, но и потому, что его глаза не застилала пелена ложного римского патриотизма и презрения к варварам; он смог увидеть в гуннах и славянах, в Аттиле и других варварах живых людей с их достоинствами и недостатками. Разгадка популярности Приска таится также и в оригинальности его произведения, стоящего особняком в современной ему исторической литературе. Приск — творец, а не компилятор, рассказчик, а не регистратор фактов, художник, а не копиист. Его труд носит следы самостоятельного мышления, а не подражания великим образцам прошлого.
Невиданный взлет дипломатической активности Византии происходит в VI в., особенно в правление Юстиниана. Осуществление грандиозного плана восстановления Римской империи требовало постоянной и напряженной деятельности византийской дипломатии в различных регионах цивилизованного мира. Для завоевания Запада необходимо было обеспечить безопасность империи на Востоке и Севере, попытаться избежать войны с Ираном, нейтрализовать варваров на Дунае, найти союзников среди окружавших империю народов. Да и в самих варварских королевствах Запада требовались огромные дипломатические усилия для привлечения на сторону Византии тех слоев населения, которые тяготились господством вандалов в Северной Африке, остготов в Италии или вестготов в Испании. Византийская империя умело комбинировала тайную дипломатическую игру с меткими военными ударами.
В сложной международной обстановке того времени Византия не брезговала для достижения своих целей любыми средствами. Мемуары византийских дипломатов, даже самых честных и правдивых, показывают, как по требованию правительства им приходилось прибегать к подкупу иноземных правителей, плести заговоры при иностранных дворах, натравливать одни народы на другие. Византийская дипломатия руководствовалась своего рода кодексом вероломства: ее девизом по-прежнему оставался испытанный принцип политики римлян «Разделяй и властвуй!»
В VI в. значительно увеличилась централизация дипломатической системы империи, вся деятельность византийских дипломатов руководилась из единого центра — императорского дворца. В положении византийского посла при иноземном дворе наблюдалась глубокая двойственность: с одной стороны, Византия чрезвычайно заботилась о поддержании престижа посла великого государства, с другой — посол всегда оставался лишь исполнителем воли императора. Эти черты византийской дипломатии явственно выступают в мемуарах одного из выдающихся дипломатов VI в.— Петра Патрикия.
Петр Патрикий родился в Фессалонике в Македонии 19. Свою карьеру он начал в Константинополе, где благодаря необычайному красноречию и эрудиции стал известным адвокатом. Вскоре он приобрел широкую славу как выдающийся оратор, обладавший особой силой убеждения, которая помогала ему выигрывать судебные процессы 20. Талантливый юноша был замечен при дворе и всецело занялся дипломатической деятельностью. В 534 г. Петр был отправлен послом к правительнице Ост-{379}готского королевства королеве Амаласунте, но прибыл в Италию уже после прихода к власти короля Теодата.
Во время этого первого посольства, по свидетельству Прокопия, ловкий дипломат имел успех, он даже сумел убедить слабого остготского короля заключить тайное соглашение о передаче Византии всей Италии 21. Прокопий, однако, весьма недолюбливал Петра и не преминул очернить его в своей «Тайной истории». Он стремился бросить тень на нравственный облик Петра, утверждая, что византийский посол тайно склонял Теодата к убийству королевы Амаласунты. Тем самым он выполнял коварную миссию Феодоры, видевшей в лице Амаласунты возможную опасную соперницу 22. Эта мрачная страница деятельности Петра говорит лишний раз о жестокости придворных нравов того времени, порожденных деспотизмом Юстиниана и Феодоры. Сам же Петр, видимо, являлся, лишь слепым, орудием неукротимой в своей ненависти императрицы.
Второе посольство Петра к Теодату было далеко не столь успешным, как первое. Остготский король, утвердившись на троне и узнав о победах готов над византийскими войсками в Иллирике, неожиданно изменил политику и пошел на открытый разрыв с Византийской империей. По приказу короля Петр был брошен в темницу, где провел около трех лет и был освобожден лишь в конце 538 г. новым остготским правителем Витигисом. По возвращении в Константинополь Петр за проявленное в неволе мужество был награжден должностью магистра оффиций, а в 550 г. за успешную службу возведен в сан патрикия.
В 50—60-х годах VI в. дипломатическая деятельность Петра переносится почти всецело на Восток, где в то время Византия вела тяжелые войны с Ираном. В 550 г. он был отправлен в Иран для заключения перемирия с Хосровом I, но успеха не добился. В 562 г. Петр Патрикий вновь возглавил пышное посольство византийского правительства в Иран, отправленное в целях заключения мира. В результате переговоров между двумя враждующими державами был, наконец, заключен мир сроком на 50 лет. И хотя этот мир оказался для Византии скорее бесславным, чем почетным, поскольку ее требования вернуть некоторые области Кавказа, в частности Сванетию, не были выполнены, все же он дал империи важную и крайне необходимую передышку, в чем была и заслуга Петра.
В 563 г. Петр Патрикий еще раз посетил двор персидского шаха, с которым вел переговоры о возврате Сванетии, окончившиеся полной неудачей. Удрученный провалом своей миссии, Петр вернулся в Византию, где вскоре умер. О своей посольской деятельности в Иране Петр Патрикий писал в Константинополь важные донесения, которые впоследствии были использованы Менандром в его историческом сочинении 23.
Образ Петра Патрикия — дипломата, историка, человека — можно воссоздать как по фрагментам его трудов, так и по воспоминаниям современников, в первую очередь Прокопия, Менандра и Иоанна Лида. В сочинениях этих авторов Петр Патрикий предстает перед нами как человек широкого кругозора и разносторонних дарований. Никогда не оставляя дипломатической и государственной деятельности, он постоянно {380} занимался различными науками. Современники единодушно восхваляют талан-
Створка диптиха. Консул Ареовинд.
Слоновая кость. 506 г.
Ленинград. Гос. Эрмитаж
ты и нравственные достоинства Петра Патрикия: его страстное красноречие, необычайный дар убеждения и проницательность, столь необходимую государственному человеку, неутомимую работоспособность, многостороннюю ученость, кротость его характера. Выдающийся политический деятель Остготского государства Кассиодор отдавал должное высоким дарованиям и личным качествам Петра, называя его мужем красноречивейшим, знаменитым ученым и человеком чистой совести 24.
Прокопий также вынужден был признать ораторский талант Петра, его кротость и разумное поведение в качестве посла Юстиниана в Италии 25.
Политическое красноречие послов было одним из необходимейших элементов дипломатической практики. Об этом свидетельствуют их многочисленные речи, приведенные в трудах современников. Петр Патрикий у Менандра прямо говорит в речи к персидским послам: «Когда бы между людьми господствовала правда, не нужны были бы ни ораторы, ни точное знание законов, ни совещания, ни искусство красноречия, ибо мы прилеплялись бы по собственному побуждению к общеполезным делам. Но так как все люди думают, что справедливость на их стороне, то нам и необходимо обаяние слова. Для того мы и собираем совещания, где каждый из нас искусством слова желает убедить другого, что он прав» 26.
Наиболее подробную характеристику Петра Патрикия оставил нам Иоанн Лид, близко его знавший и работавший непосредственно под его началом в ведомстве магистра {381} оффиций. Иоанн Лид рисует Петра прежде всего знатным вельможей, почитаемым всеми сановником, искусным дипломатом и государственным человеком 27. Иоанна Лида потрясала огромная эрудиция и неутомимая работоспособность Петра. По его словам, Петр Патрикий никогда не был склонен к праздности: ночь он проводил в чтении книг, дни — в занятиях государственными делами. Даже по пути из дома во дворец Петр не тратил времени на пустые разговоры, но предавался ученым спорам и беседам с мудрыми мужами о делах древних. Иоанн Лид всегда бывал крайне смущен, когда ему приходилось вести с Петром Магистром ученые разговоры. Как и другие современники, Лид подчеркивал мягкость характера Петра: он был добр и благороден, приятен и прост в обращении, ему были чужды гордость и надменность 28. Прокопий признавал, что Петр был человеком кроткого характера и никогда никого не оскорблял. Вместе с тем этот историк обвинял Петра в скупости и корыстолюбии.