Ютландский бой и трентино. 5 страница
РУМЫНСКАЯ КАША.
Румыния была весьма своеобразной “державой”. Она освободилась от турок благодаря победам России, но из всех балканских стран русское влияние тут было минимальным. Румыния ориентировалась только на Запад, гордо называла себя “латинской сестрой” Франции, а Бухарест – “маленьким Парижем”. В результате получилась карикатура на Европу. Крестьянство оставалось темным и забитым. Зато те, кто получил образование, пыжились выглядеть “почти европейцами” и собственных крестьян чурались. Чтобы жить “по-европейски”, все должностные лица воровали и продавались, причем дешево. Блудили напропалую, это понималось признаком “культуры”. Для оценки политической ситуации в Бухаресте иностранным дипломатам приходилось отслеживать не партийные хитросплетения, а постельные. Вчерашняя жена одного государственного деятеля могла сегодня быть женой другого, а завтра третьего. А одновременно жены могли жить с чужими мужьями, с чужими женами, а мужья с мужьями, и такие связи определяли политические альянсы и ссоры.
Но был и другой признак “Европы”. Румыния была единственным государством, где масонские ложи действовали официально, открыто, и считалось само собой разумеющимся, что на высших постах находятся только масоны. Не мудрено, что ее так любили во Франции и Англии, всячески втягивали в союз – рассчитывали, что после войны усилившаяся и выросшая Румыния станет антироссийским оплотом на Балканах. Армию она имела большую, 630 тыс. штыков и сабель. Правда, и армия была своеобразной. Командиры в казармах не появлялись и своих солдат не знали – зачем им общаться с грубыми мужиками? Современники со смехом описывали, что румынские офицеры щеголяли в корсетах, напудренные, с подкрашенными губами, подведенными глазами, и все как один играли на скрипках. Об управлении войсками, правилах стратегии и тактики, тыловом обеспечении они даже понятия не имели. Допотопную артиллерию возили на волах. На позициях ставили батареи в затылок друг другу, и они не могли стрелять. На всю армию было 800 пулеметов, пользоваться ими не умели, возили в обозах.
Стрельбы почти не проводились, берегли снаряды и патроны. Они на складах приходили в негодность. А деньги на новые боеприпасы расхищали и списывали на проведенные стрельбы. Не хватало ружей, обмундирования, обуви. Их тоже разворовывали и сбывали налево. О шанцевом инструменте и речи не было. О полевой связи командиры не знали. А к армейским линиям подключалось много частных лиц. Захотелось помещику иметь телефон, а в соседний гарнизон тянут кабель – заплати, и пожалуйста. Железнодорожники за взятки отцепляли от эшелонов вагоны с военным имуществом, подцепляли грузы коммерсантов. В русском генштабе говорили: “Если Румыния выступит против нас, России потребуется 30 дивизий, чтобы ее разгромить. Если же Румыния выступит против Германии, нам также понадобится 30 дивизий, чтобы спасать ее от разгрома. Из чего же тут выбирать?”
В июне, когда армии Брусилова прорвали фронт, Алексеев обратился к союзникам: “Сейчас наступил момент, наиболее подходящий для вступления Румынии, и это единственный момент, когда вмешательство Румынии может быть интересно для России”. Указывал, что противник в замешательстве, снимает отовсюду войска и перебрасывает против русских. В том числе, ослабил группировку на Балканах, вот тут бы и нажать: если Салоникский фронт перейдет в наступление с одной стороны, а румыны с другой, Австро-Венгрия рухнет.
Но Румыния глупо и нудно торговалась. Условия согласовывались и пересогласовывались. Вроде бы, договорились. Русские пришлют в Добруджу экспедиционный корпус, не 200 тыс. штыков, но 50 тыс. Алексеев соглашался выделить. Вместе с румынами ударят с севера, Салоникский фронт с юга и выведут Болгарию из войны. И вдруг выяснилось, что Румыния вообще не собирается воевать с Болгарией! Ее король Фердинанд втихаря подписал с болгарским царем Фердинандом договор о нейтралитете, а всю армию хотел бросить на захват Трансильвании. Французы и англичане опешили – они будут жертвовать солдатами лишь для того, чтобы румыны удовлетворяли собственные аппетиты? Алексеев тоже разводил руками – зачем же посылать корпус в Добруджу? Впрочем, он был убежден, из наивных игр Бухареста ничего не выйдет. Болгария не забыла, что Румыния урвала ее земли в 1913 г. и не будет считаться ни с какими договорами. Да и вообще в августе вступление в войну румын потеряло для России всякий смысл. Наше наступление исчерпало свои возможности, совместные удары уже исключались. Новые союзники способны были принести лишь массу проблем. Пусть уж лучше остаются нейтральными.
Не тут-то было. Вопреки мнениям русской Ставки, Франция всячески обхаживала “латинскую сестру”. А стратеги Бухареста руководствовались самой примитивной логикой. Ждали, пока русские посильнее измочалят Австро-Венгрию, чтобы прийти на готовенькое и хапнуть побольше. Соглашения достигли 18 августа. Западные союзники гарантировали румынам финансовую поддержку, боеприпасы, снаряжение, оружие – куда щедрее, чем нашей стране. После победы наобещали Трансильванию, Банат и даже Буковину (отвоеванную русскими). Ну а румынское правительство напоследок мелочно жульничало. Уже решившись воевать, подсуетилось быстренько продать австрийцам огромное количество продовольствия, сырья, военного имущества. А самим союзники дадут даром.
27 августа, завершив эти сделки, король Фердинанд объявил Австро-Венгрии войну (но не Германии и не Болгарии). Обратился к войскам с трескучим приказом: “Румынские солдаты! Я призвал вас, чтобы вы пронесли ваши знамена за пределы наших границ… Через века веков нация будет вас прославлять!” Для России это был самый неподходящий момент. После летних сражений войска были не готовы возобновлять бои. Тем не менее, договоренность выполнили. В Добруджу (полоса между Дунаем и Черным морем) был отправлен отдельный корпус Зайончковского. Точнее, его силы насчитывали почти 2 корпуса – ему придали еще 2 дивизии, кавалерийскую и Сербскую, сформированную из пленных славян. Но каково же было удивление нашего командования, когда обнаружилось, что сами румыны оставили в Добрудже всего… 1 дивизию. Упрямо действовали именно так, как задумали. Понадеялись на свой договор с Болгарией и на русских. А все войска двинули на перевалы Трансильванских Альп (Южных Карпат), занимать австрийские территории. Армиям Юго-Западного фронта Брусилова пришлось возобновлять атаки – в поддержку румын.
В Берлине эти события вызвали панику, Вильгельм сокрушенно заявил: “Война проиграна!” На Западе колоссальные потери, на Востоке жмут русские, и возник еще один фронт, чем его прикрыть? Окружение кое-как подбадривало кайзера. Надо было подбодрить и армию, и народ, срочно требовались “спасители отечества”. Фалькенгайн, перемоловший под Верденом куда больше своих солдат, чем французских, был снят. Начальником генштаба назначили Гинденбурга. Разумеется он занял пост в неразлучной паре с Людендорфом, ему придумали новую должность первого генерал-квартирмейстера. Войскам объявили, что отныне все переменится, боевыми действиями будет руководить лично кайзер. Им наврали. Дело обстояло с точностью до наоборот.
Вильгельм совсем приуныл, и политические “серые кардиналы”, тузы промышленности, банкиры, добились от него, чтобы он дал Гинденбургу и Людендорфу диктаторские полномочия. Страна окончательно милитаризовывалась, диктаторам подчинялись все органы управления и гражданские структуры. Кайзеру в утешение навесили титул “главнокомандующего всеми силами союзных держав”, а Гинденбург и Людендорф принялись распоряжаться от его имени. Первое что они сделали – прекратили самоубийственные атаки под Верденом. Высвобождались контингенты, еще уцелевшие в этой месиловке. Чтобы поднять дух немцев и их союзников, позарез была нужна крупная победа. Было необходимо продовольствие, сырье. Но все это имелось в Румынии! Парижские и бухарестские политики, втянувшие ее в войну, подарили Германии возможность поправить дела. Гинденбург издал приказ – удерживать позиции на Западе, Востоке, в Италии, а все наличные силы собирать против Румынии.
У нее и без того война пошла не блестяще. Ясное дело, Болгария не стала соблюдать сепаратный договор. 4 сентября с ее территории самолеты начали бомбить Бухарест. Поднялся переполох среди столичных жителей, в правительстве. О такой угрозе никто даже не подумал. А 5 сентября Макензен предпринял атаку на Туртукай (Тутракан). Войск у него было еще мало, 1 германская и 2 болгарских дивизии, но румынские части побежали, бросили артиллерию. Было захвачено 200 орудий и 12 тыс. пленных.
Неприятель пытался наступать и в Добрудже – единственном участке, где граница Болгарии и Румынии проходила не по Дунаю, а посуху. Тут врага остановил корпус Зайончковского. Да и Макензен не напирал. Он хотел всего лишь отвлечь румын от продвижения в Австро-Венгрию. Куда там! Румынское командование не сняло ни одной дивизии для защиты своих южных границ. Оно лишь засыпало требованиями русских, пусть пришлют еще войска, и обратилось к французам, пусть надавят на русских. А само старалось захватить побольше земель. Но и это получалось туго. Румынская армия долго осаждала Германштадт – его обороняла лишь городская полиция. В других местах тоже останавливались при самом ничтожном сопротивлении. Тем временем австрийцы сумели перебросить и развернуть перед румынами хоть какие-то регулярные части, и наступление совсем заглохло.
Армии Брусилова продолжали атаки почти месяц. Они были ослаблены, в дивизиях насчитывалась половина штатного состава. Брусилов это понимал и не требовал от подчиненных невозможного. Предпринимались просто демонстрации, но они на месяц удержали австро-германские части, стоявшие против Юго-Западного фронта. Румынам обеспечили месячный “тайм-аут”. Успехов добилась лишь 9-я армия Лечицкого. Перед ней австрийский фронт был совсем развален, и она углубилась в ущелья Восточных Карпат навстречу румынам. Преодолела хребты Обжна-Маре и Обжна-Фередэу, форсировала реки Сучаву, Молдову, Бистрицу. Но австрийцы укрепились на перевалах хребта Родна. Захватить их и спуститься в Трансильванию не удалось. Части 9-й армии остановились у Кирлибабы и Дорна-Ватры.
Поддержать Румынию пробовали и итальянцы, предприняли седьмое наступление на Изонцо. Солдат положили, как обычно, много. И результаты, как обычно, были нулевые. На Салоникском фронте у генерала Саррайля было 18 дивизий, а болгары, немцы, австрийцы оставили 10, остальные сняли против румын. Тут уж просто некрасиво было стоять на месте, тоже двинулись в наступление. Но оно было вялым, нерешительным. Впрочем, союзники преднамеренно удерживались от активных действий на Балканах. Войска им требовались совсем для другой операции. Правительство Греции и ее король Константин упорно старались проводить независимую политику, воздерживались от участия в войне. Кроме того, Константин был другом русского царя. Ну а коли так, Грецию решили подмять.
Западная пропаганда обрушила на Константина лавину клеветы, представляла его сторонником Германии. Британская агентура сеяла в стране недовольство. Хорошим поводом стало вторжение болгар на греческую территорию – враг топчет нашу землю, а правительство не реагирует! (Хотя эту землю топтало и 300 тыс. солдат Антанты) На Крите организовали восстание. В Афинах спровоцировали манифестации, бунт в греческих полках, требовавших отправить их воевать с болгарами. А Лондон и Париж предъявили Греции ультиматум: дескать, начавшиеся волнения угрожают тылам союзного фронта. Потребовали разрешения ввести войска не только в Салоники, а в другие районы. Правительству пришлось подчиниться. Десанты Антанты высадились в Пирее, вошли в Афины. Захватили греческий флот, разоружили армию. А дальше, уже не опасаясь противодействия, начали готовить революцию.
Кипели страсти политические, дипломатические, а неприятель собирал на румын две группировки. Северную, в Трансильвании, возглавил Фалькенгайн. Она состояла из 9-й германской и 1-й австрийской армий (20 дивизий). Южной, в Болгарии, командовал Макензен (1 немецкая, 8,5 болгарских и 1 турецкая дивизии). Фалькенгайн должен был сокрушить румынскую армию и через Трансильванские Альпы вторгнуться в Румынию с северо-запада. От Макензена требовалось наступать в Добрудже вдоль Черного моря, а потом повернуть и ударить через Дунай с востока. Вся Румыния превращалась в гигантский мешок, ей готовили “супер-Канны”. Она еще могла избежать катастрофы. Но для этого нужно было вывести армию из Трансильвании. Расположить ее по берегу Дуная и на перевалах Трансильванских Альп, горы это не шуточные, до 2,5 км. Уж на таких позициях даже плохие войска смогли бы обороняться. Однако румыны вцепилось в захваченные районы. Неужто бросить за здорово живешь?
26 сентября неприятель обрушил на них удар. Как только в Трансильвании началась артподготовка, многие румынские полки сразу побежали. В других приказали отступать перепугавшиеся командиры. Покатились в полном хаосе. Бросали пушки, поджигали зарядные ящики и обозы с патронами. Боеприпасы рвались в огне, убивали и ранили солдат, идущих следом, это еще больше нагнетало панику. Австрийцы и немцы в считанные дни отбили Германштадт, Петрошаны и прочие здешние города, двинулись за бегущими румынами на перевалы Трансильванских Альп.
В Добрудже дивизии Зайончковского заняли оборону на древних римских валах, протянувшихся от Дуная до моря. Силы Макензена превосходили в 2,5 раза, но нашей пехоте и коннице помогали моряки. Левый фланг прикрыли корабли Черноморского флота. Врага угощали снарядами дредноутов и эсминцев. Приходили гидрокрейсера с самолетами, они вели разведку, бомбили и били из пулеметов атакующих неприятелей. А на правом фланге поддерживали канонерки Дунайской флотилии, вели огонь, отогнали австрийские мониторы, пытавшиеся прорваться в наши тылы. С дорогами в Румынии было совсем худо, и снабжение обороняющихся войск тоже ложилось на флот. Морем, через Констанцу, везли боеприпасы, пополнения, продовольствие. На минах погибли миноносец “Беспокойный”, 2 тральщика, несколько транспортных судов. Но все атаки были отбиты.
Хотя этого уже оказывалось мало. Франция и Румыния разразились требованиями к России, спасать новых союзников. Летели телеграммы обоих правительств, румынский посол Диаманди обивал пороги царя и Алексеева. Разразилась истерика “гениальных” планов румынского генштаба, французы и Диаманди настаивали, чтобы русские обязательно исполнили их. Пусть пришлют еще 3-4 корпуса в Добруджу. А еще 3-4 корпуса пусть наступают через Карпаты во фланг группировке Фалькенгайна. А еще 3-4 корпуса надо направить к Бухаресту, защитили перевалы в Трансильванских Альпах. А еще 3-4 корпуса должны форсировала Дунай и вторгнуться в Болгарию…
Николай II и Алексеев объясняли, что выделить такое количество войск попросту невозможно. Что русские армии понесли потери, нуждаются в пополнении, на всех фронтах оставалось 1,2 млн активных штыков. А если даже сорвать с места крупные силы, то для их перевозки в Румынию понадобится не менее 1,5 месяцев. Оголив собственный фронт, они не успеют на другой. Доказывали, что гораздо эффективнее был бы удар Салоникского фронта. Русская Ставка не отказывалась помочь. Она изыскала возможность снять 2 корпуса с Северного фронта. Но их сочли более целесообразным послать не к Бухаресту, а в армию Лечицкого. Ей до Румынии было ближе всего, она могла прикрыть северные районы страны, и даже на это требовалось 2-3 недели.
Нет, на союзников не действовали никакие доводы. Диаманди бегал жаловаться к французскому послу Палеологу, что Алексеев, “кажется, не понимает страшной серьезности положения или, может быть, руководствуется эгоистическими задними мыслями, исключительной заботой о своих собственных операциях”. А Палеолог озлобленно писал в дневнике: “Отдает ли себе генерал Алексеев точный отчет в высоком преимущественном интересе, какой представляет для нашего общего дела спасение Румынии?” Почему Румыния педставляла “высокий преимущественный интерес” в ущерб России – это была уже особая, западная логика.
КОНСТАНЦА И БУХАРЕСТ.
В конце сентября – октябре на всех фронтах закипели беспорядочные жаркие бои. На одних участках демонстрации предпринимали русские, старались оттянуть врага от Румынии, на других наседал противник, пытался помешать русским переброскам в Румынию. Немцы узнали, что Алексеев снимает соединения с Северного фронта, развернули атаки на Ригу. С моря их поддерживала германская эскадра. На Балтфлоте в это время сменился командующий, вместо нерешительного Канина был назначен контр-адмирал Непенин. Вместе с командующим 12-й армии Радко-Дмитриевым он организовал отпор неприятелю. В Рижском заливе подорвался на минах и затонул немецкий броненосец. 40 самолетов Балтфлота вылетали на бомбежки, сбили 6 германских аэропланов. Враг задумал прорваться и в Финский залив, нанести внезапный удар по базам Балтфлота. В глубокой тайне вел разведку проходов в минных заграждениях у устья залива, тралил их. Под покровом ночи по ним двинулась миноносная флотилия. Но ведь наши моряки читали немецкие радиограммы… Едва отряд углубился в зону минных полей, корабли начали подрываться. Повернули обратно, и опять гремели взрывы. За одну ночь погибли 7 германских эсминцев.
В Белоруссии немцы стянули огромное количество артиллерии у с.Скроботово под Барановичами. Засыпали позиции и обычными, и химическими снарядами. Наши солдаты за день отбили 7 жестоких атак, враг захватил только первую траншею. Ночью подошла свежая русская дивизия, в рукопашной выбила немцев и ворвалась в их окопы. Они ответили новыми атаками. В одном месте передовые германские окопы остались в наших руках, рядом – русские окопы у неприятеля. А неподалеку, тоже на Барановичском направлении, Гренадерский корпус узнал, что немцы отводят части в Румынию. Гренадеры смели артогнем проволочные заграждения, захватили первую линию вражеских укреплений, но удержать не смогли, под огнем отошли обратно.
Особая армия Гурко нанесла удар на р.Стоход. Артподготовка длилась 9 дней, и на на плацдарме у деревни Свинюхи атаковали Гвардейский и 1-й Туркестанский корпуса, взяли 2 линии траншей. Но немцы удержались на третьей, отбрасывали их жестоким огнем. Гурко прекратил атаки, направил на плацдарм еще 30-й корпус. Противник обнаружил, что подходят новые части, и опередил. Пустил газы и бросил все резервы в контрнаступление. Во встречных боях обе стороны повыбили друг друга и остановились почти на прежнем месте.
11-я и 7-я армии Юго-Западного фронта снова добились успеха, сумели прорвать всю первую полосу вражеской обороны. Но силы войск были уже не те, на следующих позициях их остановили. Австрийцы ответили сильными контратаками у Станислава, хотя их удалось отбить. А левофланговая 9-я армия начала сдвигаться на юг, в Румынию. Перемещалась вдоль хребта Восточных Карпат, а за хребтом, в том же направлении, двигались войска противника. Происходили стычки между кавалерией. В горах великолепно действовали Терская и Дикая дивизии, клевали врага. В свою очередь, неприятель устраивал засады, ставил на дорогах мины. На одну из них напоролся в разведке будущий маршал Жуков, был контужен.
В отрыве от своих фронтов, в Добрудже, продолжала сражаться группа Зайончковского. Из России прибыли подкрепления, она насчитывала уже 5 дивизий и продержалась на древних валах больше месяца. Но ей приходилось оборонять участок в 100 км, а румыны сюда войск так и не прислали. Макензен назначил на 16 октября новое наступление. Уже знали, начнется сражение – появится Черноморский флот. Однако немцы теперь нацелились именно на приморский фланг. За него русские были спокойны, держали тут меньше войск, артиллерии. Но… накануне удара германский шпион Верман организовал диверсию в Севастополе.
Иудами и убийцами своих соотечественников стал кто-то из российских рабочих. На флагмане Черноморского флота дредноуте “Императрица Мария” шла погрузка угля, мелкий ремонт, а рано утром вспыхнул пожар под носовой башней, столб пламени достигал 300 м, стал рваться боезапас. Адмирал Колчак сам примчался на корабль, руководил тушением пожара, приказал затопить артиллерийские погреба других башен. Казалось, что дредноут удалось спасти, но внутри последовал новый взрыв, он лег на бок и начал тонуть. Погибло и умерло от травм и ожогов около 300 человек. В критический момент флот был парализован.
Тут-то противник и навалился на войска Зайончковского. Дрались три дня, но силы Макензена превосходили вдвое. Они проломили оборону. Русским соединениям пришлось отступать. 22 октября враг взял Констанцу. Наша группировка лишилась единственной тыловой базы, других портов в Румынии не было. Когда согнали с валов, в ровной, как стол, Добрудже, не за что стало зацепиться. Отбивались арьергардными боями, контратаками, и отходили на север, к устью Дуная. Но здесь тыловики уже успели оборудовать пристани, подвозили боеприпасы. Навстречу отступающим из Одесского округа прибыли 3 полнокровных дивизии.
Количество войск в Добрудже увеличивалось, Зайончковского перевели на должность, более сообветствующую его уровню, командовать корпусом. А руководить группировкой был назначен Сахаров. Он зарекомендовал себя одним из лучших командармов, и кроме того, считался самым деликатным и вежливым генералом (например, обращался к Брусилову в таких выражениях: “Не признаете ли Вы, ваше высокопревосходительство, возможным приказать почтить меня уведомлением о решении вашем по вышеизложенному”). В Ставке рассудили, что его качества могут быть полезными для дипломатических отношений с румынами. Несмотря на деликатность, Сахаров свое дело знал, в боях у Браилы его дивизии остановили Макензена.
Но теперь возникла реальная угроза вторжения противника в пределы России – в Молдавию и на Одессу. Верховному Главнокомандованию приходилось идти на риск, принимать кардинальные меры, чтобы прочно защитить румынское направление. Группировка Сахарова преобразовывалась в 6-ю армию, сюда же перебрасывалось управление 4-й армии генерала Рагозы, направлялись дополнительные формирования. А Юго-Западному фронту предписали дальнейшую передвижку на юг. Дело было очень не простое, громоздкое. 8-ю армию выводили из боевых порядков. На ее участок с двух сторон растягивались 11-я и Особая. 8-я должна была совершить марш “за спиной” фронта и встать на место 9-й, а она перемещалась еще южнее.
Западные союзники тоже пробовали выручить румын (или воспользоваться тем, что немцы и австрийцы сняли войска с их фронтов). Италия в октябре предприняла восьмое наступление на Изонцо, в ноябре девятое. То и другое с незначительными продвижениями и значительными жертвами. Салоникский фронт наконец-то добился успеха, сюда прибыла 2-я русская бригада Дитерихса, вместе с сербами разбила болгар и взяла г.Монастир (Битола) в Македонии. Но союзникам все еще требовалось, чтобы фронт оставался поближе от Греции. Генерал Саррайль остановил наступление, приказал строить на новых рубежах позиционную оборону.
Во Франции немцы забрали часть сил из-под Вердена, прекратили атаки. Но за 6,5 месяцев бойни они здесь продвинулись на 7-10 км. Союзное командование не придумало ничего лучшего как вернуть эти несчастные километры. В октябре верденская мясорубка возобновила работу, но в обратную сторону. В атаки лезли французы, а немцы, засевшие в развалинах, били их. Вторая мясорубка, на Сомме, вообще не замирала. Все так же грохотали тысячи орудий, скрежетали и ломались танки, англичане и французы пытались наступать. Тоже за 4,5 месяца продвинулись на 10 км. Смилостивилось не командование, а погода. Залили осенние дожди. Равнины на Сомме, перерытые миллионами воронок и траншей, превратились в непроходимое месиво. 18 ноября операцию пришлось прекратить.
А перемалывание под Верденом еще продолжалось. Отбить утраченные клочки земли французы так и не смогли. После двух месяцев атак удалось лишь захватить руины фортов Во и Дуомон. Однако это уже можно было объявить победой, и 18 декабря командование прекратило побоище, а генерала Нивеля, вернувшего развалины, провозгласили национальным героем. В общей сложности немцы потеряли под Верденом около 600 тыс. человек, французы – 380 тыс. На Сомме германские потери составили около 500 тыс., у союзников – 800 тыс. (600 тыс англичан и 200 тыс. французов).
Ну а тем временем германская и австрийская армии Фалькенгайна за неделю вышибли румын из Трансильвании, ворвались через границу и… завязли в бездорожье, в жуткой грязи. Румыны все же сорганизовались, устраивали позиции по многочисленным речкам, стекающим со склонов Трансильванских Альп. Малейшего натиска они не выдерживали, сразу отступали на следующий рубеж. Но на этот рубеж приходилось перетаскивать через моря грязи орудия, боеприпасы, обозы. Немцы и австрийцы ползли рывками, полки редели не от пуль и снарядов, а от болезней – повоюй-ка в слякоти, под дождями.
У румын было вполне достаточно времени, чтобы создать прочную оборону. Были и специалисты. Из России прислали начальника генштаба Беляева. Но бухарестские генералы его не слушали. Только висели на нем, выклянчивая “еще 3-4 корпуса”. А Франция назначила командовать румынскими армиями генерала Бертелло. Он раньше был начальником штаба у Жоффра и обещал устроить немцам “вторую Марну”. Но у Жоффра-то баловаться не приходилось, а в роли командующего он оказался балаболкой и авантюристом. Генералу вскружила голову очаровательная королева Мария. Она слыла “легкомысленной”, а в Бухаресте нужно было очень и очень постараться, чтобы заслужить такую репутацию. Бертелло самозабвенно разыгрывал “марны” на цветущих холмах и долинах королевского тела, а стратегические идеи повторял те же, которые нашептывали ему королевские губки – то бишь требовал у русских “еще 3-4 корпуса”.
В Румынии находились уже 9 русских корпусов – 9-я, 6-я армии, и 4-я формировалась. Они очутились в крайне тяжелом положении. В России всегда было принято критиковать “непорядки”, плохие дороги, грязь. Но офицеры, попавшие в Румынию, в один голос вспоминали – только здесь они поняли, что такое настоящие непорядки, плохие дороги и грязь. Пропускная способность железных дорог была ничтожной. Войска грузили в дачные вагоны, других не имелось. По несколько суток простаивали на каждом полустанке. Железнодорожники за взятки пропускали частные грузы, а перевозки оказывались слишком напряженными для румынских путей, то и дело случались крушения. Топали пешком километров по 5 в сутки, вытаскивая из грязи пушки, телеги, сапоги. Снабжения не было никакого, румыны русских игнорировали. Солдаты голодали, лошади тощали, а подножного корма не было – осень.
Все, от патронов до фуража, нужно было везти из России. Но везти по этим же дорогам, грузы скапливались на пограничных станциях, а как дальше? Пытались подвозить на телегах хотя бы сено – обозные лошади съедали его еще в пути. Население относилось недружелюбно. Крестьяне о политике их правительства понятия не имели, видели в русских тех, кто принес ненужную им войну. А знать и интеллигенция уже жалели, что выбрали сторону Антанты. Ни о каком взаимодействии даже речи не было. Русские действовали отдельно от румын, и их командование уклонялось от любого сотрудничества. Не сообщало о своих планах, даже об обстановке (или само не знало ее). От Беляева в Бухаресте “секретили” любые военные сведения. Наши армии в Румынии оставались в составе Юго-Западного фронта, Брусилов обращался в Ставку, просил или подчинить ему румынские армии или выделить все крыло в отдельный фронт. Куда там, румынские фанфароны и слышать не желали об объединении сил.
В общем, происходило именно то, что предвидел Алексеев, не желавший посылать туда наши войска. Но расхлебывать довелось уже не ему. Он по-прежнему вез всю работу сам, наложились нервные перегрузки, и здоровье не выдержало. В ноябре обострилась болезнь почек, состояние быстро ухудшалось. Михаил Васильевич стал готовиться помирать. Готовился спокойно, обстоятельно, по-православному. Распрощался с близкими и друзьями, отдал последние распоряжения, личные и оперативные, исповедовался, причастился Св. Таин. Но после причастия вдруг наступили облегчение, начал оживать. Царь настоял, что ему нужен отдых, отправил в Крым. Успокоил, что с текущими делами справятся без него, а до весны, до решающих сражений, он может подлечиться. Алексеева временно заместил Гурко.
План немцев был уже ясен, теперь они пытались завязать горловину образовавшегося мешка. Фалькенгайн направил группу генерала Герока прорваться через перевалы Восточных Карпат. 9-я армия растянулась на 200 км, но Лечицкий умело маневрировал своими соединениями, перебрасывал их с одного участка на другой. Упорные затяжные бои шли у Кирлибабы, Дорна-Ватры, Бакэу, Гимиша. Пробиться с запада на равнину неприятель так и не смог. А армия Сахарова с моряками Черноморского флота и Дунайской флотилии удержали восточное крыло фронта. Сахаров действовал грамотно и осторожно. Он как раз и старался помешать Макензену повернуть навстречу Фалькенгайну. И только после того, как положение на приморском фланге упрочилось, замкнуть клещи не дали, он послал в глубь Румынии 8-й корпус Деникина и ряд других частей. Хотя что там творится, как обстоят дела у румын, оставалось вообще непонятным. Деникин получил неопределенный приказ “двигаться по Бухарестскому направлению до встречи с противником и затем прикрывать это направление, привлекая к обороне отступающие румынские части”.
Между тем, германское командование осознало, что “супер-Канны” провалились. Наши войска, собранные у устья Дуная, были уже Макензену не по зубам. А армии Фалькенгайна вышли на рубеж р. Олт в 100 км западнее Бухареста. Но они влезли в Румынию гораздо глубже, чем русские, и застряли в совершенно бедственном положении – без боеприпасов, без еды. В подобной ситуации от окружения отказались, решили захватывать Румынию просто так. Макензен отвел часть своей группировки на юг, где от Дуная до Бухареста было ближе всего. 23 ноября навел понтонный мост через Дунай у Зимнице. В принципе, это можно было сделать давным-давно, румыны почти не охраняли берег. Переправились беспрепятственно, быстренько бросили несколько дивизий на северо-запад и соединились с группировкой Фалькенгайна. Из Болгарии по пробитому коридору пошло снабжение его голодным солдатам.