Церковь во второй половине xiii-xv в.

С утверждением татаро-монгольского ига русская церковь была включена золотоордынскими ханами в созданную ими систему управления. С 60-х годов XIII в. установилась практика выдачи митрополитам отдельных ханских грамот. Православному духовенству, призванному отныне молиться за «неверного царя», были сохранены земли, оно освобождалось от уплаты дани. Многие монастыри и церковные иерархи получили от монгольских правителей тарханные грамоты, закреплявшие хозяйственные, административные и судебные преимущества и льготы. В итоге церковь обрела своеобразную судебно-административную автономию, создавшую ей особое положение в период собирания русских земель.

Было бы ошибочно связывать лояльность ордынских ханов с каким-то особым отношением к православной религии. В огромной Монгольской державе, где уживались различные религии, веротерпимость долгое время была нормой государственной политики — в противном случае это могло угрожать единству империи. Присутствовал здесь и прагматический расчет' принцип «разделяй и властвуй» находил свое выражение в объемах дарованных прав, противопоставлении митрополита как самостоятельной политической силы князьям. Веротерпимость ордынских правителей предполагала лояльное отношение церкви к власти завоевателей. Это требование ставило духовенство в двойственное положение. Церковь должна была поддерживать верховную власть, проповедуя покаяние и смирение хану Золотой Орды.

-106-

Вместе с тем церковь не могла оставаться в стороне от процесса формирования национального самосознания, единения земель и духовного сопротивления.

Большие трудности испытывало духовенство в связи с разорением и упадком Киева. Митрополиты Кирилл (1250—1280) и Максим (1287—1305) находились в постоянных разъездах, не имея надежного пристанища в бывшем стольном городе. Кирилл, при формальном сохранении центра митрополии в Киеве, надолго оставался во Владимире. Правда, в конце жизни он вернулся в Киев. Максим окончательно покинул Киев в 1299 г.

Постепенно, по мере преодоления наиболее тяжелых последствий нашествия, восстанавливалась церковная жизнь. Это нашло выражение в развитии церковной организации. В 1261 г. в Сарае с согласия хана Берке была учреждена особая Сарайская епархия. Большинство прихожан епархии составляли православные пленные и их потомки, сохранившие веру отцов. По мере роста удельных городов собственно на территории Руси основываются Тверская, Суздальская, Коломенская и Пермская епархии.

Крупной церковной и политической фигурой начала XIV в. стал митрополит Петр (1308—1326), с именем которого традиционно связывается возвышение Москвы. Новый митрополит конфликтовал с великим владимирским князем Михаилом Ярославичем Тверским. Последний надеялся посадить на кафедру своего ставленника, и появление Петра нарушило его планы. Поводом для столкновения послужила, в частности, симония — практика продажи церковных должностей. В требовании отменить симонию, которому сочувствовал тверской князь, Петр увидел опасность посягательства на права митрополита, вмешательство мирских лиц во внутрицерковные дела. Дважды Михаил Ярославич пытался лишить Петра кафедры. Митрополит сумел оправдаться. Но ситуация потребовала от него поиска союзника. Он был найден в лице Юрия Даниловича, непримиримого и мало удачливого соперника Михаила Ярославича.

Пастырская поддержка принесла немалые выгоды московским князьям. Митрополит Петр подкреплял своим авторитетом многие действия Даниловичей. Особенно упрочились эти связи в последний период жизни митрополита, при князе Иване Даниловиче, который хорошо понимал значение идейного обоснования политики. Князь немало сделал для того, чтобы превратить свой стольный град в религиозный центр Руси. С благословения Петра в Москве был построен кафедральный каменный собор Успения Богородицы. После смерти Петра его канонизировали, таким образом Москва обрела своего месточтимого святого, со временем обратившегося в общерусского. Истинный подтекст усилий московских князей — потеснить главного соперника в лице Твери. Пребывание митрополичьей кафедры в Москве давало свои преимущества в борьбе с могущественными литовскими князьями, всячески пытавшимися поставить под свой контроль православного владыку.

-107-

Константинопольский патриарх стремился к тому, чтобы «митрополит Киевский и всея Руси» сохранял свободу рук в княжеских распрях. Вот почему после смерти Петра митрополитом был назначен «нейтральный» грек Феогност (1328—1353). Феогност поддержал Ивана Калиту в его борьбе за великокняжеский престол с тверскими и суздальскими князьями. Когда после разгрома восстания 1327 г. тверской князь Александр Михайлович нашел убежище в Пскове, митрополит наложил отлучение на весь город. Это побудило тверского князя отъехать в Литву. Позднее Феогност, обеспокоенный чрезмерным возвышением Ивана Калиты, содействовал возвращению тверского князя. Конфликтовал он и с московским князем Семеном Гордым.

Много сил приложил Феогност для того, чтобы сохранить единство митрополии. Мечтавшие о церковной независимости литовские князья всячески стремились иметь собственного, послушного их воле митрополита. С этой целью они оказывали давление на константинопольский патриархат. Феогносту удалось сохранить единство митрополии и низвергнуть «самозванных» митрополитов Юго-Западной Руси. Однако было ясно, что с образованием двух центров, соперничавших между собой за главенство в объединении древнерусских земель, раскола митрополии не избежать.

Преемником Феогноста стал митрополит Алексей (1353—1378). Отцом Алексея был черниговский боярин Федор Бяконт, перебравшийся в Москву при Данииле Александровиче. Происхождение Алексея чрезвычайно важно — это тот редкий случай, когда константинопольский патриарх утвердил на митрополичий престол «русича», человека, достаточно далекого от интересов византийской церкви. В грамоте патриарха Филофея о назначении подчеркивалось, что подобное сделано в виде исключения. В Золотой Орде, поддержавшей Алексея, надеялись, что его возвышение вызовет негативную реакцию литовских князей и послужит поводом для столкновения Литовского и Московского княжеств.

Алексею пришлось напрячь все силы, чтобы подобного не случилось. Это раздражало литовских князей. По приказу Ольгерда Алексей во время объезда епархии был схвачен и заточен. После побега он уже опасался появляться в литовской части своей митрополии. Позднее это дало повод Ольгерду обвинить митрополита в пренебрежении своими пастырскими обязанностями. Под давлением князя константинопольский патриарх поставил на Литву отдельного митрополита Киприана с условием, что после смерти Алексея тот останется на вновь объединившейся русской митрополии.

Москва после смерти князя Ивана Красного переживала внутренние неурядицы, которые некому было пресечь твердой рукой,— князю Дмитрию шел десятый год. Воспользовавшись этим, суздальский князь Дмитрий Константинович получил в Орде ярлык на великое княжение. На глазах росло могущество Великого княжества Литовского. В это трудное для Москвы время Алексей не устранился от политической борьбы, а, напротив, активно в нее включился.

-108-

Митрополит Алексей неофициально возглавил правительство Москвы. Соединение в его руках светской и духовной власти способствовало торжеству дела потомков Калиты. Для достижения цели Алексей прибегал даже к таким сомнительным способам, как арест политических противников, поверивших слову митрополита. Так, в 1368 г. был брошен в темницу Михаил Тверской, приехавший под митрополичьи гарантии в Москву.

Использовал митрополит и высокий духовный авторитет Сергия Радонежского. По-видимому, не без участия Сергия, подкрепленного движением московской рати, было сломлено стремление ростовского князя Константина Васильевича обрести независимость. Появление знаменитого игумена в 1364 г. в Нижнем Новгороде, где им были запечатаны все церкви, заставило князя Бориса Константиновича покинуть захваченный им город и пойти на мир со своим старшим братом Дмитрием Константиновичем. Но подобные услуги дорого стоили: князь Дмитрий вынужден был окончательно отказаться от своих претензий на великое княжение в пользу подросшего московского князя.

Возвышение Москвы вызвало опасения в Золотой Орде. Наметилось сближение Орды, Литвы и тверских князей. Союз этот был непрочен и внутренне противоречив, тем не менее он грозил Дмитрию Ивановичу и Алексею большими бедами. В этих условиях Алексей настоял на умеренности и осторожности. В 1371 г. московский князь отправился с поклоном в Золотую Орду к захватившему власть Мамаю. Мамай отступился от князя Михаила Тверского. Опасное сближение удалось нейтрализовать, и Твери пришлось в дальнейшем в одиночестве завершать борьбу. Но силы были слишком неравны. В 1375 г. московский князь с союзниками, получив благословение митрополита, осадил Тверь. Михаил Тверской сдался. Мирный договор зафиксировал неравное положение сторон.

Отношения Алексея с повзрослевшим Дмитрием Ивановичем были далеко не такими безоблачными, как обыкновенно представляются историками церкви. Митрополит был противником обострения отношений с Золотой Ордой. Московский князь все более склонялся к мысли о выступлении против ее правителей. Дмитрий Иванович требовал от стареющего митрополита назначить себе в качестве преемника Митяя, человека незаурядного, близкого к московскому князю. Алексей противился этому желанию, опасаясь, что Митяй не сумеет отстоять перед светской властью интересы митрополии. Он попытался противопоставить Митяю Сергия Радонежского. Однако Сергий наотрез отказался от митрополичьего сана.

Аскет, человек твердых религиозных убеждений и правил, Сергий своим благочестивым поведением утверждал новый тип церковного деятеля-подвижника, который служил укором высшему, мало радеющему о спасении ближних, клиру. В его обители (Троицком монастыре) утвердился общежитийный устав, согласно которому монахи отказывались от всякой личной собственности (в противоположность ранее распространенному келиотскому уставу, по которому каждый монах жил особо, своим хозяйством). Алексей сумел оценить силу духовного воздействия Сергия и, проявив себя

-109-

дальновидным политиком, используя авторитет Сергия и его последователей для упрочения позиций церкви.

Преемники Алексея, болгарин Киприан и грек Фотий, проводили достаточно независимую политику, не допуская откровенной поддержки московских правителей. Но к этому времени Москва уже превратилась в признанный центр Северо-Восточной Руси, вокруг которого шел процесс собирания земель.

Смерть Фотия положила начало длительной борьбе за освободившуюся кафедру между московскими и литовскими ставленниками. В этой затянувшейся церковной смуте ни одна из сторон не достигла решающего успеха. В 1437 г. в Москве появился присланный из Константинополя Исидор, последний русский митрополит из греков. Вскоре он отправился на VIII Вселенский собор во Флоренцию, где вошел в число активных сторонников объединения восточной и западной церквей, признания власти папы римского. В Византии на Флорентийскую унию (1439 г.) смотрели как на средство, призванное объединить усилия с Западом и остановить продвижение турок. На Руси же решение восточных иерархов было воспринято как «богомерзкое» деяние, отступление от православия. Уния была решительно отвергнута. Возвратившийся в сане кардинала Исидор был арестован и заключен в Чудов монастырь «яко отступник веры». Позднее он бежал в Литву, а оттуда в Италию.

Уния, а затем и последовавшее в 1453 г. падение Константинополя подорвали авторитет греческой церкви. Московская митрополия стала автокефальной, отделившейся от константинопольского патриарха. Первым русским митрополитом стал рязанский епископ Иона (1448—1461), который не без колебаний поддержал Василия II в феодальной войне. Митрополичья кафедра, таким образом, приобретала национальное значение. Следствием этого была возросшая зависимость митрополита от великокняжеской светской власти.

Глава V