Политизация и идеологизация 2 страница

Кинорежиссер Лени Рифеншталь (справа) за работой над документальным фильмом “Олимпия”

Пропагандистский характер “Олимпии” завуали­рован благодаря незаурядному режиссерскому та­ланту Лени Рифеншталь, насытившей фильм мно­жеством ярких моментов и необычных находок эсте­тического характера. Присутствие фюрера на цере­монии открытия Игр XI Олимпиады в фильме не подчеркивается, Гитлер представлен как обычный зритель, который радуется, когда побеждают немец­кие атлеты, и переживает, когда они терпят пораже­ние. Свастика в фильме находится как бы в тени олимпийских колец. Спортсмены Германии показа­ны не навязчиво, а в единстве с выдающимися атле­тами из других стран. В выгодном свете представле­ны, например, выступления выдающегося темноко­жего американского легкоатлета Джесси Оуэнса, ставшего в Берлине четырехкратным олимпийским чемпионом, а также победителя в марафонском беге Китей Сона, представлявшего на Играх-1936 Японию (настоящая фамилия этого корейского спортсмена — Сон Ки Чун, а в составе японской олимпийской команды он выступал в Берлине в свя­зи с тем, что еще в 1910 г. аннексированная Японией Корея была превращена в японскую колонию).

Фильм насыщен и интересными режиссерски­ми решениями, демонстрирующими связь совре­менного спорта с античным, показывающими осо­бенности различных видов спорта, красоту челове­ческого тела, международный характер спорта, его динамичность и разнообразие. Все это превратило фильм в захватывающее зрелище, в котором пропа­гандистская составляющая являлась фоновой час­тью произведения.

Премьера двухсерийного фильма “Олимпия” (первая серия — “Праздник народов”; вторая - “Праздник красоты”) состоялась в Берлине 20 ап­реля 1938 г. (в день рождения Гитлера) и прошла блестяще. В конце 30-х годов XX в. Лени Рифен­шталь с триумфом представляла свой фильм во многих городах Европы. За этот фильм режиссер была отмечена многими наградами, в том числе зо­лотой олимпийской медалью (1938 г.) и олимпийским дипломом (1948 г.). Талантливый и мас­терски сделанный фильм с восторгом был воспри­нят в разных странах и получил высочайшую оценку в СМИ как шедевр, как “произведение ис­кусства первого разряда”, как “самый замечатель­ный спортивный фильм” [385].

После окончания Второй мировой войны ре­жиссерская деятельность Рифеншталь в кино была осложнена по причинам, связанным с негативной реакцией на ее сотрудничество с нацистским режи­мом, что повлекло для Лени и денежные затрудне­ния. В 1956 г. она приняла решение сменить профессию и начала заниматься фотографией. Фоторе­портажи Рифеншталь о жизни африканских пле­мен, обитающих в Нубийской пустыне, вызвали интерес не только ведущих газет и журналов раз­ных стран, но и специалистов — археологов и исто­риков [238].

В 1974 г. Рифеншталь (в 72-летнем возрасте) впервые совершила погружение с аквалангом и сде­лала подводные снимки. После этого она еще около 2000 раз погружалась для подводных съемок. Их итогами стали фотоальбомы “Чудо под водой” и “Коралловые сады”, а также документальный фильм “Подводные впечатления”, который она за­кончила в 2002 г. — в столетнем возрасте.

Лени Рифеншталь является автором десяти книг, среди которых “Красота олимпийской борь­бы”. Более десяти раз организовывались крупные выставки ее фоторабот в США, Японии, Италии, Испании и других странах. События своей яркой и многогранной жизни Рифеншталь описала в мему­арах, впервые изданных в 1987 г., а затем переиз­данных во многих странах, в том числе и в России.

В 2001 г., когда Лени Рифеншталь исполнилось 99 лет, президент МОК Хуан Антонио Самаранч вручил ей ту золотую олимпийскую медаль, кото­рой она была удостоена еще в 1938 г.

Следует отметить, что до конца жизни Рифен­шталь категорически отрицала то, что ее фильмы пропагандировали нацистскую идеологию. Лени признавала свое увлечение идеями Гитлера и не скрывала дружеских отношений с ним, как и тесно­го сотрудничества с национал-социалистами, фи­нансировавшими ее фильмы, в том числе и “Олимпию”. Однако она настаивала, что эти филь­мы были не пропагандистскими постановками, а документальными работами, отражающими атмо­сферу происходивших событий [362].

Но, тем не менее, огромная пропагандистская роль фильмов Рифеншталь столь же очевидна, как и талант, высочайшее профессиональное мастерство и вдохновение режиссера. Именно эта составляющая фильма “Олимпия” обеспечила огромный интерес к нему как со стороны кинематографистов, так и пред­ставителей олимпийского движения [219], а дискус­сии вокруг ее творчества не угасают и поныне.

Лени Рифеншталь скончалась 8 сентября 2003 г. — на сто втором году жизни.

После Олимпийских игр-1936 (в 1938 г.) члену МОК для Германии Теодору Левальду пришлось оставить МОК, уступив место в нем избранному в том же году немецкому генералу и члену НСДАП Вальтеру фон Райхенау. В исполкоме МОК преем­ником Теодора Левальда стал другой убежденный германский национал-социалист — член МОК Карл Риттер фон Хальт [293].

На сессии МОК, состоявшейся в марте 1938 г. в Каире, в числе других вопросов обсуждались со­бытия, связанные с Играми XI Олимпиады-1936 в Берлине, и было принято заявление, в котором, в частности, констатировалось, что МОК считает опасным использование добытых на Играх спор­тивных результатов для прославления какой-либо страны [53].

Ко второй половине 30-х годов XX в. относятся и политические события, связанные с соперничес­твом двух стран — Италии и Японии — за право проведения в 1940 г. Игр XII Олимпиады.

Напомним, что в октябре 1936 г. был оформлен “Антикоминтерновский пакт” — военно-политичес­кий союз между нацистской Германией и фа­шистской Италией, получивший в литературе термин “Ось Берлин — Рим”, который позднее, с учетом третьей страны — империалистической Японии, ставшей союзницей Германии и Италии, был преобразован в “Ось Берлин — Рим — Токио”.

Как и в нацистской Германии, где гитлеровский режим исповедовал идеи милитаризации физичес­кого воспитания и спорта, в Италии, где правил фа­шистский режим Бенито Муссолини, пришедший к власти в 1922 г., физическое воспитание и спорт также умело использовались в политических и про­пагандистских целях. Основными направлениями деятельности режима Муссолини в этой сфере ста­ли: реформа физического воспитания в учебных за­ведениях, направленная на его милитаризацию; фи­зическая подготовка и спорт в многочисленных мо­лодежных и студенческих организациях, исповеду­ющих фашистскую идеологию, с направленностью на подготовку солдат; массовые спортивные праз­дники, организованные по принципу военных пара­дов; преобразование спортивных организаций, в том числе Национального олимпийского комитета Италии (CONI) и национальных спортивных феде­раций по сути в органы фашистской партии и го­сударства; политические акции и демарши во вре­мя важных спортивных событий; агрессивная про­паганда в СМИ [246].

Фашистский режим в Италии создал множество организаций, в которых развивался спорт. В 1936 г. 20 тыс. таких местных организаций охватывали сво­ей деятельностью более 5,5 млн человек (преиму­щественно мужчин). Развитие массовой физической культуры и спорта обеспечивалось в Италии интен­сивным строительством различных спортивных соо­ружений, в том числе многочисленных стадионов, а также спортзалов и спортивных площадок.

Строились в Италии и крупные спортивные объ­екты, ориентированные на проведение не только на­циональных, но и международных соревнований. Модернизация существовавших и строительство но­вых футбольных стадионов во всех крупных городах страны помогли Италии получить право на проведе­ние в 1934 г. Кубка мира по футболу (так в течение длительного времени официально именовался чем­пионат мира по этому виду спорта) [246].

Весь этот потенциал использовался фашис­тским режимом в Италии для воспитания “нового человека”, совершенного телом и духом, благотвор­но преданного государству и партии. Примером для подражания был сам Муссолини, постоянно демон­стрировавший свое отношение к спорту и выделяв­ший время для занятий бегом, плаванием, фехтова­нием, конным спортом [247, 321].

Основой физического воспитания и спорта в Италии времен правления Муссолини стало воспи­тание склонности к опасностям и риску, к самопо­жертвованию, утверждение национальной гордости, единения и веры в фашистскую идеологию, подчи­нение индивидуального героизма коллективным действиям [308].

Заметное место в Италии отводилось тогда крупным спортивным событиям, особенно между­народным, которые фашистский режим стремился использовать в качестве средств дипломатии, внеш­ней и внутренней политики. Примерами такой про­паганды и распространения идеологии фашизма могут служить и содержание газетных и журналь­ных статей и радиорепортажей, и фашистская сим­волика на печатной продукции, и фашистские при­ветствия команд перед началом спортивных состя­заний, и бойкот Италией тех международных со­ревнований, которые проводились в странах, недру­жественно настроенных к фашистскому режиму (скажем, во Франции).

Кульминационным в этом отношении оказался проведенный в 1934 г. в Италии чемпионат мира по футболу. Этот турнир, помимо сугубо спортивных задач, должен был обеспечить демонстрацию пре­восходства Италии в разных сферах человеческой деятельности — особенно в тех, которые связаны с риском, большими усилиями и духом коллектив­ной дисциплины. Этому способствовала и получив­шая распространение журналистская риторика, которой было проникнуто освещение событий этого чемпионата в итальянских СМИ, где каждый фут­больный матч был “воинственной встречей”, “не иг­рой, а сражением” [246].

Фашистская пропаганда многое сделала для то­го, чтобы представить победу сборной команды Италии в этом чемпионате как подтверждение “эффективности политики Муссолини” и использовать триумф итальянских футболистов для сплочения нации вокруг фашистской партии и ее лидера — дуче, а также одновременно продемонстрировать стремление Италии к миру и международному сотрудничеству [246], что, как нам хорошо извес­тно, не соответствовало действительности, ибо уже тогда режим Муссолини готовился к войнам; в 1935—1936 гг. фашистская Италия захватила Эфи­опию (Абиссинию), а в 1936 г. вместе с нацистской Германией поддержала мятежников в Испании, развязавших гражданскую войну.

Столица Италии была основным претендентом на получение права проведения в 1940 г. Игр XII Олимпиады. Это была уже не первая попытка Римаполучить такое право. Еще в 1904 г. на про­ходившей в Лондоне сессии МОКбыло определе­но, что Игры IV Олимпиады 1908 г.состоятся в Риме. И этот город готовился к Играм-1908, одна­ко произошедшее в апреле 1906 г. мощное изверже­ние вулкана Везувий, повлекшее за собой сильные разрушения, вынудило правительство Италии сконцентрировать ресурсы на устранении послед­ствий этой трагедии, а потому Рим был вынужден отказаться от проведения Игр-1908, и МОК принял решение об их переносе в Лондон [200].

Во времена правления Муссолини в Италии вновь возникла идея проведения Олимпийских игр в Риме. Такая идея усилилась после успешного проведения в Италии в 1934 г. чемпионата мира по футболу. Рим начал активную кампанию, направ­ленную на получение права на проведение Игр XII Олимпиады, которую возглавил лично дуче, провозгласивший проведение Игр “национальным приоритетом” [200].

На проведение Олимпийских игр в 1940 г. ста­ла претендовать и Япония, правители которой, за­имствуя опыт Германии и Италии, также стреми­лись использовать спорт в своих политических и милитаристских целях.

На сессии МОК, проходившей в июне 1933 г. в Вене, член МОК для Японии Джигоро Кано сооб­щил о желании этой страны провести Игры XII Олимпиады в Токио. Однако реальное вопло­щение эта инициатива получила уже после того, как свою кампанию, нацеленную на получение пра­ва провести Игры, начал Рим [328].

В Японии борьбу за право проведения Игр-1940 в Токио объявили общенациональной кампанией, для осуществления которой правительство этой страны выделило финансовые средства. Заявка То­кио, официально свидетельствовавшая о желании японской столицы провести Игры-1940, был пред­ставлена в МОК в 1934 г. При этом в числе аргу­ментов были приведены не только экономические достижения Японии и необходимость впервые предоставить право на проведение Олимпийских игр азиатскому государству, но и торжества, которые планировалось провести в Японии в 1940 г. по случаю юбилея многовекового правления император­ской династии [328).

Токио очень активно вел свою деятельность, направленную на получение права провести Игры- 1940, последовательно снимая возникавшие возра­жения и расширяя круг своих сторонников в МОК. В частности, японские власти были готовы выде­лить средства для переезда иностранных учас­тников Игр-1940 из их стран в Токио. Была пред­ставлена масштабная программа строительства спортивных сооружений и мест для проживания спортсменов, официальных лиц и гостей предстоя­щих Игр, а также развернута мощная пропагандис­тская кампания, призванная обосновать право Азии проводить Олимпийские игры, которые до этого проходили только в странах Европы и в США.

Но в Японии осознавали, что всех этих мер бу­дет недостаточно для того, чтобы Токио выиграл у Рима соперничество за право проведения Игр-1940. И тогда был сделан невиданный в истории олим­пийского движения шаг: в Рим для встречи с дуче направили японскую делегацию с просьбой снять кандидатуру Рима. Трудно с уверенностью предпо­лагать, какие аргументы использовали японцы, но результат встречи их делегации с Муссолини ока­зался неожиданным как для жителей Японии, так и для итальянцев: дуче согласился снять кандидату­ру Рима в конкурсе на право проведения Игр-1940 и поддержать кандидатуру Токио.

Однако такая ситуация вряд ли устраивала пре­зидента МОК: Анри де Байе-Латур не был склонен давать политикам возможность решать за МОК вопросы, входившие в его компетенцию. И когда на сессии МОК, состоявшейся в 1935 г. в Осло, была оглашена телеграмма Муссолини в поддержку кан­дидатуры Токио, Байе-Латур нашел повод для то­го, чтобы перенести решение вопроса о выборе сто­лицы Игр XII Олимпиады на одну из очередных сессий МОК.

Окончательно вопрос о предоставлении Токио права провести Игры-1940 был решен на сессии МОК, состоявшейся в Берлине летом 1936 г. Предшествовала такому решению поездка президента МОК в Японию, где Байе-Латур добился исключи­тельно выгодных для МОК экономических и орга­низационных условий, гарантирующих высокий уровень проведения Игр [200].

Несмотря на поддержку президента МОК и от­каз Рима от проведения Игр-1940 в пользу японской столицы, победа далась Токио не так уж просто, хотя он и опередил во время выборов сто­лицу Финляндии Хельсинки (результаты голосова­ния членов МОК были такими: за Токио — 36 го­лосов, за Хельсинки — 27).

По традиции, в соответствии с которой в 20— 30-е годы XX в. стране, чей город получал право на проведение Игр Олимпиады, как правило, пре­доставлялась и возможность провести в том же го­ду и очередные зимние Олимпийские игры. Поэто­му Япония получила право провести в 1940 г. и 4 зимние Олимпийские игры в Саппоро.

На сессии МОК, проходившей в марте 1938 г. в Каире, члены МОК приняли к сведению заявление генерально­го секретаря Олимпийского комитета Японии о том, что Игры XII Олимпиады будут проведены при любых обстоятельствах, ибо Япония “выступает за мир”. При этом осталось без ответа заявление пред­ставителя Китая — страны, на территорию которой в 1937 г. вторглась армия Японии, начавшая захват­ническую войну, с просьбой лишить страну-агрессора и ее городов Токио и Саппоро права на проведе­ние в 1940 г. Игр XII Олимпиады и V зимних Олим­пийских игр. В этом вопросе МОК занял выжида­тельную позицию, а исполком МОК на закрытом за­седании пришел к такому выводу: если Токио и Саппоро откажутся от проведения Игр-1940, Игры XII Олимпиады состоятся в Хельсинки, а V зимние Олимпийские игры — в Осло [53].

В июле 1938 г., когда Япония заявила, что не сможет в 1940 г. принять Олимпийские игры (ей было тогда не до Игр, поскольку она продолжала захватническую войну в Китае и вынашивала дру­гие агрессивные планы), МОК решил, что Игры IX Олимпиады примет столица Финляндии Хельсинки. Что касается норвежской столицы, где пла­нировалось провести V зимние Олимпийские игры, то г. Осло отказался, не желая ввязываться в кон­фликт между МОК и Международной федерацией лыжного спорта (FIS). Следующей кандидатурой на V зимние Олимпийские игры стал швейцарский горный курорт Санкт-Мориц, уже имевший опыт проведения II зимних Олимпийских игр в 1928 г., но в начале 1939 г. Санкт-Мориц тоже снял свою кандидатуру (в связи с разногласиями во взглядах на лыжные соревнования и на любительский статус лыжных инструкторов). И тогда — несмотря на то что в соответствии с Мюнхенским соглашением 1938 г. между Германией, Италией, Великобритани­ей и Францией от Чехословакии в октябре 1938 г. была отторгнута в пользу Германии Судетская об­ласть, а в марте 1939 г. германские войска оккупи­ровали все чешские земли (на которых был создан находившийся под германской властью “протекто­рат Богемии и Моравии”), и несмотря на массовые еврейские погромы в Германии, МОК поручил про­ведение V зимних Олимпийских игр (1940 г.) не­мецкому Гармиш-Партенкирхену, имевшему опыт таких Игр в 1936 г. [294].

1 сентября 1939 г. началась Вторая мировая война, а 22 ноября 1939 г.член МОК для Германии Карл Риттер фон Хальт сообщил президенту МОК Анри де Байе-Латуру, что Германия отказывается от проведения V зимних Олимпийских игр-1940 в Гармиш-Партенкирхене.

Таким образом, политические события — в их крайнем радикальном (военном) воплощении воспрепятствовали проведению Игр Олимпиад и зимних Олимпийских игр на довольно длительный период: они не состоялись ни в 1940, ни в 1944гг.

Олимпийское движение и политика “холодной войны”

После завершения Второй мировой войны МОК было принято еще одно решение, обуслов­ленное причинами политического характера. Герма­ния и Япония — как страны-агрессоры, развязав­шие Вторую мировую войну, не были допущены к участию в Играх XIV Олимпиады (1948 г.) в Лон­доне и в V зимних Олимпийских играх (1948 г.) в Санкт-Морице.

Со вступлением в олимпийское движение Со­ветского Союза (в 1951 г.) и образованием социа­листического лагеря (позднее социалистического содружества), включавшего СССР и ряд зависи­мых от него государств Восточной Европыи неко­торых других регионов, Олимпийские игры (начиная с Игр XV Олимпиады-1952 в Хельсинки) прев­ратились не только в арену состязаний между спор­тсменами разных стран, но и в места противостоя­ния различных общественно-политических систем, став важным оружием “холодной войны”. Победы и поражения на Олимпийских играх стали восприни­маться как своего рода барометр, показывающий относительное “здоровье” (либо “нездоровье”) той или другой политической системы.

Наибольшее влияние политики на олим­пийский спорт проявилось в идеологических про­тивоборствах между СССР и США, ГДР и ФРГ, США и Кубой. Стремление с помощью результатов в спорте и успехов на Олимпийских играх доказать преимущество той или иной политической системы нередко приводило к тому, что в ход пускались средства, которыми деформировалась природа спорта, разрушались идеалы олимпизма. И “приоритет” в таких “состязаниях” принадлежал СССР и США [88, 93, 169].

В Советском Союзе и в Соединенных Штатах Америки политические деятели и СМИ многое сде­лали для того, чтобы спорт стал ареной политической борьбы, где враждующие или конкурирующие государства (или их блоки) могли добиться желае­мых политических результатов и удовлетворить свои амбиции. Эти устремления власть имущих, ес­тественно, реализовывались организаторами спорта соответствующих стран, тренерами и самими спор­тсменами.

Не меньшее влияние оказывала и советская - антиамериканская по направленности и тональности пропаганда на спортсменов сборных команд СССР, выступавших на тех же Олимпийских играх.

Как известно, спортсмены СССР вышли на международную арену после окончания Второй ми­ровой войны и, понятно, им было трудно сразу рассчитывать на победы. Ведь стране нужно было зале­чить раны, нанесенные войной, восстановить разру­шенные спортивные сооружения и построить новые, подготовить кадры организаторов спорта и трене­ров, наладить научно обоснованную, четкую и высо­коэффективную систему олимпийской подготовки спортсменов. Однако “лучший друг советских физ­культурников” (как тогда называли в этой сфере И.В. Сталина) требовал, чтобы спортсмены СССР побеждали во всех соревнованиях с зарубежными соперниками.

Для того чтобы форсировать повышение уровня мастерства советских спортсменов, ЦК ВПК(б) и правительство СССР в 1945 г. приняли совместное постановление о премировании тех, кто завоевывал чемпионские титулы и устанавливал мировые ре­корды. Такая практика продолжала существовать и после вступления СССР в международное олим­пийское движение в 1951 г.

В тот период пристальное внимание партийно­государственного руководства СССР к выступлени­ям советских спортсменов на мировой и прежде все­го олимпийской арене касалось соперничества не только с американскими атлетами, но и со спортсме­нами других стран, особенно тех, чьи руководители были по той или иной причине в немилости у руко­водства СССР. Для иллюстрации приведем далеко не единичный пример: противостояние футбольных команд Советского Союза и Югославии на Играх XV Олимпиады (1952 г.) в Хельсинки. В те годы из-за того, что лидер Югославии Иосип Броз Тито про­явил непозволительную, с точки зрения руководства СССР, строптивость и не пожелал слепо следовать указаниям Москвы, он трактовался советской пропа­гандой как “предатель”, “шпион” и т.п. Соответству­ющее значение придавалось и олимпийскому поединку футболистов СССР и Югославии. Матч меж­ду ними завершился вничью — 5:5, а в повторной встрече (переигровке) победили югославы — 3:1. По­ражение от команды Югославии весьма болезненно сказалось на игроках и тренерах сборной СССР пос­ле их возвращения из Хельсинки домой: по ука­занию ЦК партии всех футболистов строго наказа­ли, с некоторых сняли звание “заслуженный мастер спорта”, а армейскую команду ЦДСА, бывшую в то время базовой для формирования сборной СССР, вообще расформировали [151].

Контроль за спортом высших достижений в СССР со стороны партии и государства не только в значительной мере повлиял на характер выступ­лений советских спортсменов на Олимпийских иг­рах, но и послужил своеобразным катализатором дальнейшего вовлечения политики в спорт и ис­пользования Игр в идеологических целях прави­тельствами многих стран.

Проигрыши на Олимпийских играх приравни­вались руководством той или иной страны к круп­ным политическим поражениям, а победы на Играх напрямую связывались с преимуществами соответ­ствующей политической системы. Например, после того, как на Играх XXI Олимпиады (1976 г.) в Монреалесборная США не только с большим от­рывом проиграла сборной СССР, но и уступила вторую позицию команде ГДР, С.П. Павлов (председатель Олимпийского комитета СССР и предсе­датель Спорткомитета СССР) сказал, что эти ре­зультаты являются закономерными, так как “...бы­ли предопределены общественной политикой на­ших стран” [87].

Для подогревания атмосферы противостояния двух антагонистических политических систем на международных спортивных аренах многое сделала и пресса разных стран (в том числе в СССР и в США), представлявшая Олимпийские игры как принципиальную и бескомпромиссную дуэль меж­ду советскими и американскими спортсменами.

В Соединенных Штатах Америки процесс поли­тизации олимпийского движения и олимпийского спорта стал весьма ярко проявляться после Игр XXI Олимпиады-1976 в Монреале. Общественно-полити­ческий резонанс сокрушительного поражения сбор­ной США на этих Играх был столь велик, что зас­тавил американскую администрацию взять под кон­троль процесс олимпийской подготовки спортсме­нов США и их участие в Олимпийских играх.

Особенно изменилось в США отношение к спорту высших достижений как инструменту госу­дарственной политики с приходом к власти пре­зидента Рональда Рейгана и его администрации. Спорт стал неотъемлемой частью программ, реали­зуемых Информационным агентством США (USIA), а Игры XXIII Олимпиады, проведенные в 1984 г. в Лос-Анджелесе, носили уже не столько спортив­ный, сколько политический характер (как, впрочем, и состоявшиеся в 1980 г. в Москве Игры XXII Олимпиады для партийно-государственного руко­водства СССР). Президент США Рональд Рейган в преддверии Игр-1984 выдвинул лозунг “Возродим прежнюю Америку”, для подтверждения которого трудно было придумать что-либо лучшее, чем победа американских спортсменов.

В противоборство СССР и США включился и научный мир, который стал рассматривать как ин­струмент “холодной войны” все инициативы СССР и других стран социалистического содружества, с одной стороны, США и других стран Запада - с другой, в отношении развития организационных, материально-технических и чисто спортивных со­ставляющих спорта высших достижений и резер­вного спорта. Даже вполне естественные для 50—80-х годов XX в.инициативы представителей СССР по расширению женской части программы Олимпийских игр воспринимались не как естес­твенный процесс развития спорта и устранения дискриминации женщин, на чем активно настаива­ли видные представители феминизма из США и других стран Запада, а как стремление Советского Союза получить одностороннее преимущество на олимпийской арене [375].

Политические аспекты олимпийского движения и Олимпийских игр, начиная с 50-х годов XX в. и в течение нескольких последующих десятилетий не ограничивались упомянутым противоборством между СССР и США.

Нельзя не сказать и о том, что немало государств с помощью Олимпийских игр решали свои полити­ческие, экономические и другие задачи. Такие проб­лемы, к примеру, стремились решить Италия (с по­мощью Игр XVII Олимпиады в Риме в 1960 г.), Япония (используя Игры XVIII Олимпиады в То­кио в 1964 г.), Мексика (с помощью Игр XIX Олим­пиады в Мехико в 1968 г.), Федеративная Республи­ка Германия (используя Игры XX Олимпиады в Мюнхене в 1972 г.), Республика Корея (с помощью Игр XXIV Олимпиады в Сеуле в 1988 г.), Китайская Народная Республика (используя Игры XXIX Олимпиады в Пекине в 2008 г.).

Что касается политизированных противоборств в олимпийском движении, можно сказать и о таких довольно долго остававшихся неразрешенными проблемах, как “германский вопрос” (противостоя­ние между ГДР и ФРГ), “китайский вопрос” (про­тивостояние между КНР и Республикой Китай на острове Тайвань), “корейский вопрос” (противосто­яние между Республикой Кореей и Корейской На­родно-Демократической Республикой) и т. д.

История современного олимпийского движения свидетельствует о наличии двух подходов к прове­дению Олимпийских игр. Один из них отличается ярко выраженными политическими мотивами, стремлением на материале Игр продемонстриро­вать преимущества общественно-политического строя, достижения в экономике, культуре, истори­ческом наследии и в других сферах жизни, исполь­зовать Игры в качестве фактора развития городов и стран, преодоления внутренних противоречий, консолидации нации, формирования национальных идентичности, гордости и самосознания. Большин­ство Игр последних десятилетий проводились на основе этой идеологии и являлись яркими событи­ями международной и внутренней жизни. Так про­изошло с Играми 1964 г. в Токио, 1968 г. — в Мехико, 1980 г. — в Москве, 1988 г. — в Сеуле, 1992 г. в Барселоне, в 2000 г. — в Сиднее, 2004 г. - в Афинах, 2008 г. — в Пекине.

Второй подход построен на коммерческой привлекательности Игр, на использовании возмож­ностей этого крупнейшего международного собы­тия для извлечения максимальной прибыли путем реализации множества экономических программ. Такой подход дважды за последние десятилетия был реализован в США: в 1984 г. — в Лос-Анджелесе и в 1996 г. — в Атланте, и оба раза оказался неудачным по всем составляющим, кроме навязчи­вого стремления к извлечению прибыли. Общеиз­вестно, что эти Игры по уровню оказались несопос­тавимы со всеми остальными и не принесли славы ни самой богатой в мире стране — США, ни горо- дам-организаторам Игр, ни их оргкомитетам, ни Олимпийскому комитету США, а финансовая при­быль оказалась ничтожной по сравнению с утра­ченными возможностями.