Основы общей теории перевода 3 страница

семия) или выражать совершенно разные значения (омонимия). Понятно, что полная произвольность свойственна лишь первичным знакам: у производных слов полностью или частично мотивированы и форма, и значение («белый -- белизна», «писать -- писатель», «камень -- каменоломня»и пр.).

Третьим фундаментальным свойством языкового знака является «значимость», под которой понимается зависимость значения знака от значений других знаков, как бы отбирающих у него часть обозначаемого. Так, значение слова «собака» определяется не только тем, что оно называет определенный класс домашних животных, но и значением слова «пес». Аналогичным образом, значение слова «лошадь» ограничивает значение слова «конь» и наоборот. Поэтому другом человека оказывается не пес, а собака, а победитель гордо въезжает в покоренный город на белом коне, а не на лошади. Именно различная значимость приводит к несовпадению близких по значению слов (как и синтаксических структур) в разных языках. Она в значительной степени создает своеобразные «языковые картины мира» и тем самым серьезные проблемы для переводчика.

Как и всякая знаковая система, язык представляет собой не простой набор изолированных единиц. Это -- целостное образование, все элементы которого взаимосвязаны. Единицы языка связаны между собой либо благодаря одинаковому положению в системе (парадигматические связи), либо благодаря совместному употреблению в речи (синтагматические связи). Совокупность связей между единицами языка составляет его структуру.

Единицы языка, входящие в его структуру, образуют несколько подсистем, связанных друг с другом межуровневыми отношениями. Основными уровнями языка считаются фонемный, морфемный, лексический (словесный) и синтаксический (уровень предложения). Единицы одного уровня могут сочетаться друг с другом и образовывать единицы более высокого уровня. Так, сочетания фонем образуют морфемы, морфемы -- слова, слова -- предложения. В процессе перевода между единицами двух языков могут устанавливаться как одноуровневые, так и разноуровневые отношения.

Не все возможности построения и употребления языковых знаков, заложенные в структуре языка, действительно в нем реа-

лизуются. Так, в русском языке от глаголов «читать, греть, жить» можно образовать деепричастия настоящего времени («читая, грея, живя»), а от глаголов «писать, петь, пить» аналогичные формы образовать нельзя, не нарушая нормы языка. «Рок» -- это судьба, но есть и «судьбы», а у «рока» множественного числа нет. Не допускает норма потенциально возможных в структуре русского языка таких форм, как «человеки», «победю», «кочергов» и многих других. Норма языка определяет допустимую реализацию его структуры.

Кроме нормы языка реальное употребление языковых знаков определяется и нормой речи или «узусом». В каждом языке имеются общеупотребительные формы и структуры и малоупотребительные, хотя и соответствующие норме языка. Если нарушение нормы языка делает речь неправильной, неграмматичной, то нарушение узуса делает ее неестественной, неидеоматичной. По-русски можно сказать «Ответь на телефонный звонок» (ср. англ. «Answer the telephone»), но обычно говорят «Возьми трубку». Запретить мять траву можно надписью «Держись подальше от травы» («Keep off the grass»), но пишут совсем другое: «По газонам не ходить». Одно из важных требований к переводчику заключается в соблюдении правильности языка, на который делается перевод. Если нарушение нормы языка в переводе -- явление сравнительно редкое, то соблюдение узуса требует от переводчика особой бдительности.

Семиотический подход к языку, предложенный Соссюром, позволил раскрыть важнейшие аспекты языка как средства коммуникации. Хотя Соссюр полагал, что для самостоятельного статуса науки о языке его надо рассматривать «в себе и для себя», ограничиваясь рамками внутренней лингвистики, включение языка в число знаковых (или кодовых) систем, необходимо ставило вопрос о том, как с помощью языкового кода создаются сообщения. Соссюр указал путь к решению этого вопроса, разграничив в речевой деятельности (langage) язык (langue) и речь (parole), то есть код и создание сообщения. По определению Соссюра, язык -- это система знаков, выражающих понятия, совокупность необходимых условностей, принятых коллективом, чтобы обеспечить функционирование способности к речевой деятельности. Под речью понималась индивидуальная сторона ре-

чевой деятельности, включающая комбинации, в которых говорящий использует код языка с целью выражения своей мысли, и психофизический механизм, позволяющий ему объективировать эти комбинации.

Соссюр особо настаивал на сугубо индивидуальном и случайном характере речи и на этом основании выводил речь за рамки языкознания, предметом которого должен быть, по его мнению, только язык. Он, конечно, понимал, что оба эти явления тесно связаны между собой, предполагают друг друга, но ему было важно утвердить главенство и самостоятельность языка как системы, и он всячески подчеркивал его особый статус. Правда, Соссюр говорил о возможности создания лингвистики речи, но он не раскрывал этого понятия, и оставалось неясным, каким образом такая лингвистика должна была изучать случайные и индивидуальные факты речи.

Принципиальное различение языка и речи имело большое значение для дальнейшего развития языкознания. Однако характеристику речи как принадлежащей целиком к психической деятельности индивида и полностью противостоящей языку вряд ли можно признать правильной.

Как отмечал Соссюр, акт речи представляет собой индивидуальный акт общения по меньшей мере двух лиц, единство говорения и слушания или, точнее, говорения и понимания. Конечно, в каждом акте и в части «говорение», и в части «понимание» можно обнаружить ряд особенностей, свойственных лишь данным конкретным индивидам или проявляющихся только в данном конкретном акте и не встречающихся в таком же виде в других актах коммуникации или у других коммуникантов. Сюда прежде всего можно отнести особенности психофизического механизма участников коммуникации, из-за которых появляется своего рода индивидуальный «речевой фон» (шепелявость, заикание, скандирование, излишние паузы, хрипота, особый тембр, искажение звучания слов, неполное или неправильное восприятие или интерпретация услышанного и т.п.). Эти индивидуальные особенности должны рассматриваться как нечто побочное, не имеющее прямого отношения к речевому общению, как коммуникативный шум, который может лишь мешать взаимопониманию.

Разумеется речь не сводится к коммуникативному шуму, не имеющему социальной значимости. Для того чтобы коммуникация состоялась, отрезки речи, с помощью которых она осуществляется, должны создаваться из языковых единиц, звучание и значение которых неоднократно воспроизводятся в других речевых актах и, в основном, одинаково воспринимаются и понимаются всеми членами данного языкового коллектива. В этом смысле речь индивидуальна лишь потому, что акты речи создаются отдельными людьми, но для того, чтобы общаться, эти индивиды вынуждены использовать языковые знаки, звучание и значение которых закреплены общественной практикой и едины для всех. Отсюда следует, что речь имеет социальную основу и обладает общими закономерностями, что весьма важно для переводоведения, поскольку переводчик имеет дело не с системой языка, а с речевыми произведениями.

Мы уже говорили, что у языкового знака наличествует план содержания, благодаря чему он способен передавать некоторую информацию, которая используется в речи для построения более сложных информативных комплексов (сообщений), передаваемых в процессе коммуникации. Поскольку содержание языкового знака всегда социально значимо, всегда передает более или менее одинаковую информацию для всех членов языкового коллектива, любой акт речи всегда непосредственно или потенциально коммуникативен. Даже если человек произносит что-либо в порядке самовыражения, не предназначая сказанное ни для чьих ушей, он фактически участвует в акте коммуникации, который может быть завершен, если его речь будет кем-либо воспринята.

Составленные из единиц языкового кода сообщения выступают в речи в виде коммуникативных единиц -- высказываний. По форме высказывание может состоять из одного слова, словосочетания или предложения. Ряд высказываний, связанных по смыслу, или отдельное высказывание, употребленное самостоятельно, составляют текст. Текст может создаваться как в устной, так и в письменной форме. Высказывание имеет определенное (конкретное) содержание и форму, Поэтому его иногда называют конкретным предложением, чтобы показать, что речь идет о единице речи, а не о грамматической единице языка -- типе предложения, обобщенном представлении структуры многих выска-

зываний. Именно тексты и высказывания выступают в качестве непосредственных объектов перевода.

В процессе коммуникации происходит обмен высказываниями, содержание которых определяется набором составляющих их языковых единиц. Однако такое языковое содержание высказывания составляет лишь часть его общего смысла, хотя и оно не сводится к простой сумме значений, входящих в него языковых единиц. Формирование и понимание смысла высказывания осуществляется достаточно сложным путем. Поясним это на примере типичной коммуникативной ситуации.

Предположим, что вы идете утром по улице, и навстречу вам спешит женщина, которая на ходу спрашивает: «Сколько?» Вы отвечаете: «Без десяти», и она спешит дальше. Вечером, возвращаясь домой, вы видите стоящую у тротуара машину, в которой работает радиоприемник. Вы подходите и спрашиваете у водителя: «Сколько?», и он отвечает: «Три-два, Спартак». Очевидно, что в обоих случаях коммуникация успешно состоялась и собеседники правильно поняли друг друга. Но как это произошло? Почему услышав обращенный к вам вопрос: «Сколько?», вы решили, что женщина спрашивает у вас «Который час?». И как водитель машины догадался, что вы хотите узнать, какой счет в футбольном матче, а не сколько он возьмет, чтобы подвезти вас в Чертаново? Оказывается, для успеха вербальной коммуникации необходимо, чтобы ее участники проделали серьезную мыслительную работу, сопоставляя языковое содержание высказывания с двумя важными факторами, которые и позволяют определить его смысл: обстановкой общения и своим предыдущим опытом и знаниями языка и действительности. Так, чтобы правильно интерпретировать вопрос той женщины, вы должны были учесть, что он был задан в спешке посреди улицы. Если бы вы стояли в очереди за бананами и подошедшая женщина спросила бы у вас: «Сколько?», вы никак не подумали, что вас спрашивают о времени, а скорее всего решили бы, что женщина интересуется ценой на бананы. Кроме того, для правильного вывода о содержании сказанного вам необходимо много знать. Вы должны знать, что люди ходят по утрам на работу, что им надо приходить к определенному часу, что если они опаздывают, то у них могут быть неприятности и т.п. Необходимо также учесть, что по-русски

можно сказать не только «Который час?», но и «Сколько времени?». Понятно, что английский вопрос: «How much?» никак не был бы связан в сознании коммуникантов с желанием узнать о времени. Иными словами, вы должны были обладать значительным жизненным и лингвистическим опытом («фоновыми знаниями»), сопоставить этот опыт и обстановку общения с языковым содержанием высказывания и прийти к заключению, о чем вас спрашивают. Аналогичным образом, для правильной интерпретации вашего разговора с водителем машины нужно было учесть обстановку общения (работающий приемник, транслирующий ход футбольного матча) и знать, что представляет собой игра в футбол, что результат игры определяется соотношением забитых голов, что в данный момент играют известные и вам, и водителю команды и т.д.

Как видите, понимание простого высказывания требует значительной работы мысли. При этом надо учитывать еще два обстоятельства. Во-первых, говорящий всегда рассчитывает, что слушающий проделает эту работу и извлечет из высказывания передаваемое ему сообщение. Именно с этим расчетом создается высказывание. Во-вторых, сложный характер вербальной коммуникации предполагает возможность сбоя -- неполного понимания или непонимания. Слушающий может не обладать необходимыми знаниями или не проделать работу по извлечению смысла. Возможны также случаи, когда говорящий неправильно оценивает познания слушающего и создает недоступное для того сообщение. На вопрос «Сколько?» мог последовать встречный вопрос: «Что сколько?».

Из особенностей вербальной коммуникации вытекает еще одно следствие, крайне важное для понимания сущности переводческой деятельности. Каждый из коммуникантов обладает собственными знаниями языка (идиолектом) и собственными фоновыми знаниями, вследствие чего их восприятие и понимание высказывания, как правило, нетождественны. Фактически поэтому каждый текст существует как бы в двух ипостасях: текст для говорящего и текст для слушающего. То, что говорит один, -- это не совсем то, что воспринимает и понимает другой. Но при этом следует учитывать еще две особенности «одноязычной» коммуникации. Во-первых, сами коммуниканты обычно не осозна-

ют существования этих двух ипостасей текста. Они считают, что текст есть текст: что сказал один, то и услышал другой. Обе ипостаси текста воспринимаются ими как коммуникативно равноценные. Происходит как бы объединение двух разных форм существования текста в единое целое в процессе коммуникации. Подобное коммуникативное приравнивание нетождественных сообщений как характерная особенность вербальной коммуникации оказывается весьма важным фактором при объяснении феномена перевода. Во-вторых, объединение двух ипостасей текста при одноязычной коммуникации обусловлено значительной близостью этих форм существования текста. Как мы уже отмечали, говорящие на одном языке используют для общения знаки с более или менее общим для всех них значением и обладают общими фоновыми знаниями. Они принадлежат к одной и той же культуре, у них общая история, литература, общественное устройство, повседневная жизнь. Такая общность и обеспечивает в большинстве случаев успешную коммуникацию. Отсутствие этой общности при общении людей, говорящих на разных языках, во многом определяет специфику перевода.

Важная особенность вербальной коммуникации заключается и в том, что в построении высказывания сочетаются произвольность и вынужденность. С одной стороны, говорящий свободен в выборе языковых средств в соответствии со своими коммуникативными намерениями. С другой стороны, язык навязывает ему определенные формы и значения, без которых нельзя обойтись. Так, независимо от желания говорящего в русском существительном воспроизводится значение рода, глаголы имеют значение совершенного или несовершенного вида, а прилагательные согласуются с существительным в роде, числе и падеже. Можно сказать, что языки отличаются друг от друга не столько тем, что в них можно выразить, сколько тем, что в них нельзя не выразить.

Как мы видим, языковое содержание высказывания составляет лишь часть сообщения, на основе которой выводится его глобальный смысл. При этом для успешной коммуникации обычно нет необходимости использовать всю информацию, которую потенциально можно вывести из содержания высказывания. Нередко коммуниканты довольствуются лишь частью глобального

смысла, которая необходима и достаточна для данного акта общения. Предположим, что в тексте, описывающим тропический лес, говорится, что в этом лесу среди деревьев порхали колибри. Специалист- орнитолог может иметь исчерпывающую информацию о внешнем облике и образе жизни колибри. Но для среднего читателя такая информация недоступна, да и не нужна для понимания данного сообщения. Ему достаточно понять, что это какие-то экзотические птицы, видимо, небольшие (орлы, например, «порхать» не будут). Он может не узнать колибри, если увидит его (или ее), но для данного акта коммуникации это не существенно. Подобная потеря нерелевантной информации еще одна характерная черта вербальной коммуникации.

Принципиальная возможность общения, несмотря на частичную утрату передаваемой информации, указывает на некорректность «теории непереводимости», которую мы упоминали в предыдущей лекции. Утверждение, что «перевод невозможен», основывалось наложной предпосылке, что переводом можно считать лишь текст на другом языке, который полностью тождествен оригиналу, а если что-то утрачено, то это уже не перевод. Однако, ведь, перевод -- это средство сделать возможной межъязыковую коммуникацию, то есть общение между людьми, говорящими на разных языках. Нет никаких оснований требовать от межъязыковой коммуникации, чтобы она осуществлялась без каких-либо потерь информации, столь характерных для коммуникации «одноязычной». В современном переводоведении признается принципиальная переводимость релевантной части содержания оригинала при возможных опущениях, добавлениях и изменениях отдельных элементов передаваемой информации.

Схема межъязыковой коммуникации выглядит следующим образом. Человек (источник информации), желающий что-то сообщить другим людям и владеющий каким-то языком (исходный язык -ИЯ), создает из единиц этого языка соответствующее высказывание, из которого другой человек, владеющий тем же языком, может извлечь передаваемое сообщение с учетом обстановки общения и своих фоновых знаний. Разумеется, это сообщение недоступно людям, не владеющим ИЯ, и для общения с этими людьми необходимо участие в процессе коммуникации какого-нибудь посредника (переводчика), который владеет как ИЯ,

так и другим языком (переводящий язык -- ПЯ), понятным предполагаемым иноязычным рецепторам. Переводчик извлекает сообщение из высказывания на ИЯ (оригинала) и создает на ПЯ новое высказывание, предназначенное для рецептора перевода (ПР), который способен извлечь из него передаваемую информацию. То же самое происходит и с рядом высказываний, организованных в единый текст: на основе текста на ИЯ (исходный текст -- ИТ) создается текст на ПЯ (переводной текст -- ПТ).


Рассмотрение перевода в рамках межъязыковой коммуникации позволило решить вопрос о том, что составляет предмет теории перевода. Понятно, что теория перевода (теоретическая часть науки о переводе -- переводоведения) должна заниматься изучением перевода, но что такое перевод? В обиходном употреблении слово «перевод» может иметь в интересующем нас плане два значения. Можно сказать: «Я сейчас занимаюсь переводом романа Ч.Диккенса 'Давид Копперфильд' на русский язык», то есть обозначить словом «перевод» определенный вид деятельности -- сам процесс перевода. Но можно сказать: «Я сейчас читаю перевод романа Ч.Диккенса 'Давид Копперфильд' на русский язык», то есть иметь в виду текст перевода -- результат осуществленного переводческого процесса. При возникновении лингвистической теории перевода разгорелась дискуссия о том, следует ли считать предметом этой теории процесс перевода или его результат. Сторонники одной концепции утверждали, что именно процесс перевода составляет суть переводческой деятельности, что его изучением не занимается никакая другая наука и его выбор в качестве предмета исследования оправдывает существование переводоведения как самостоятельной научной дисциплины. Их оппоненты указывали, что процесс перевода осуществляется в голове переводчика, он недоступен для непосредственного наблюдения и все сведения о нем можно получить, лишь изучая его результат. Такое противопоставление явно теряет смысл при коммуникативном подходе к переводу. Очевидно, что в рамках межъязыковой коммуникации должны изучаться и процесс, и результат перевода, и вся совокупность лингвистических и экстралингвистических факторов, определяющих возможность и характер общения между людьми, говорящими на разных языках.

Дальнейшее уточнение предмета переводоведения требует различения отдельных способов межъязыковой коммуникации. Передать содержание оригинала на другом языке можно с помощью различных процедур. Можно перевести текст оригинала, пересказать его на другом языке, составить на его основе реферат, аннотацию, резюме. В любом случае переводчик может выступать в качестве языкового посредника, обеспечивающего межъязыковую коммуникацию, и современное переводоведение изучает все виды языкового посредничества. Для всех этих видов, кроме перевода, характерна переработка содержания оригинала, его структурирование, компрессирование или обобщение по определенным правилам. Поэтому их обычно именуют «адаптивным переносом» или «адаптивным транскодированием» и противопоставляют «собственно переводу». Правда, при определении этого последнего вида языкового посредничества возникали некоторые трудности.

На первый взгляд представляется, что перевод отличается от адаптивного транскодирования тем, что при переводе содержание оригинала не перерабатывается, а воспроизводится «полностью», «точно» или «эквивалентно». Исходя из этого, многие исследователи включают в определение понятия «перевод» соответствующий качественный признак. Так, английский переводо-вед Дж.Кэтфорд определяет перевод как замену текстового материала на одном языке эквивалентным текстовым материалом на другом языке. Американский лингвист Ю.Найда говорит о замене оригинала ближайшим естественным эквивалентом на языке перевода. Неудовлетворительность подобных определений заключается не столько в неопределенности понятия «эквивалентный», сколько в подмене объекта описания. Ведь как бы мы ни определяли эквивалентность, всегда найдутся переводы, которые придется признать «неэквивалентными», а, следовательно, по определению не переводами. Реальные же переводы бывают хорошими и плохими, более или менее точно воспроизводящими оригинал или весьма далекие от него. Любые определения, включающие качественный признак, фактически относятся не к переводу вообще, а лишь к переводу «правильному» («хорошему», «эквивалентному», «точному» и пр.), то есть такому, который отвечает определенным требованиям. А переводы, не отвечающие

этим требованиям, как бы и не переводы. При этом не учитывается, что для того, чтобы решить, является ли данный текст хорошим или плохим (эквивалентным или неэквивалентным) переводом, необходимо прежде отнести этот текст на каких-то основаниях к переводным. Кроме того, качественный признак не позволяет и провести границу между переводом и адаптивным транскодированием: хотя перевод во многих случаях, действительно, ближе к оригиналу, вполне возможно, например, что подробный пересказ будет полнее воспроизводить оригинал, чем плохой перевод. Для того чтобы найти более адекватное определение понятия «перевод», следует посмотреть, как тексты перевода функционируют в принимающей их культуре. Предположим, что вы прочитали сегодня в русской газете такое сообщение: «Вчера премьер-министр Японии заявил...», затем следует двоеточие, кавычки и заявление японского премьера. Вы прочитали это сообщение в своей газете и считаете, что вы читали то, что сказал премьер-министр Японии. Вы можете цитировать его слова, давать им оценку, одобрять их или осуждать. Вы можете даже высказывать суждение о форме и языке его заявления, говорить, что он очень сложно и непонятно выражается, употребляет витиеватые обороты или, напротив, разговорную лексику, любит сложные синтаксические структуры и т.д. Иными словами, вы действуете так, как будто вы, в самом деле, читали заявление японского премьера, хотя то, что написано в вашей газете, никак не могло быть сказано им, поскольку он, естественно, говорил на японском языке. Несмотря на это, вы обращаетесь с русским переводом так, как будто он и есть японский оригинал. Иначе говоря, перевод полностью заменяет вам оригинал, вы функционально отождествляете эти два текста, объединяете их в единое целое.

Рецепторы перевода отождествляют его с оригиналом не только функционально, но и содержательно, и структурно. Они исходят из предположения, что содержание перевода и оригинала идентично, хотя, как мы знаем, в действительности это не так. Они также полагают, что перевод соответствует оригиналу не только в целом, но и в деталях, что оба текста имеют одинаковую структуру. Если в переводе десять разделов или глав, то предполагается, что столько же их в оригинале. Если какая-то мысль в

переводе высказана в начале второго раздела, то, следовательно, и в оригинале она находится там же. Презумпция идентичности подкрепляется еще и тем, что перевод часто печатается под фамилией автора оригинала. На книге написано: Ч.Диккенс. «Тяжелые времена» или Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», и мы не сомневаемся, что держим в руках роман английского писателя или поэму грузинского классика.

Итак, для читателя перевода текст перевода служит полноправным представителем оригинала, он как бы и есть оригинал. Иными словами, в процессе межъязыковой коммуникации тексты оригинала и перевода выступают в качестве коммуникативно равноценных ипостасей одного и того же текста. Вспомним, что подобное коммуникативное объединение двух ипостасей текста в единое целое происходит и при «одноязычной» коммуникации. Однако если там мы отмечаем большую общность объединяемых ипостасей, основанную на единстве языка и фоновых знаний коммуникантов, то в межъязыковой коммуникации эта общность отсутствует и объединяются тексты на разных языках, предназначенные для представителей разных культур. Здесь основания для такого объединения должны быть совсем иными, и их выявление и осмысление составляет одну из центральных задач теории перевода.

Таким образом, отличительным признаком перевода является его предназначение, его особая цель служить полноправной коммуникативной заменой оригинала. Отсюда вытекает возможность дать телеологическое определение перевода (телеология -- наука о целях): «Перевод -- это вид языкового посредничества, при котором на другом языке создается текст, предназначенный для полноправной замены оригинала в качестве коммуникативно равноценного последнему». Такое определение охватывает все переводы, хорошие и плохие, и позволяет отграничить перевод от других видов языкового посредничества, не предназначенных для этой цели.

Следует обратить внимание на понятие «предназначение». Особая предназначенность перевода осознается переводчиком и принимается рецепторами перевода как данность, независимо от того, в какой степени перевод отвечает провозглашенной цели, насколько он реально близок к оригиналу. Как правило, рецеп-

торы перевода не могут судить о степени этой близости, не имея доступа к оригиналу. Презумпция коммуникативной равноценности возникает каждый раз, когда текст создается как перевод и используется в качестве такового.

Подводя итог всему сказанному, отметим, что положения современного языкознания о семиотической природе языка и использовании языковых знаков и структур в процессе вербальной коммуникации создают концептуальную основу для изучения важнейших сторон переводческой деятельности, лингвистического механизма и коммуникативной роли перевода.

Лекция N 3

ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПЕРЕВОДОВЕДЕНИЯ

Большое значение для современного переводоведения имеют результаты исследований в области лингвистики текста. Как уже отмечалось, в процессе перевода происходит коммуникативное приравнивание текстов на разных языках. Осуществление этого процесса и оценка его результатов предполагают умение сопоставлять форму и содержание различных типов текста, учитывать особенности структуры и функционирования текстов в каждом из языков, анализировать соотношение текста как целостного образования с составляющими текст языковыми единицами и структурами. Все это становится возможным на основе положений и подходов лингвистики текста.


Текст -- это речевое произведение, с помощью которого осуществляется вербальная коммуникация. Текст состоит из высказываний, которые говорящий создает, отбирая языковые единицы и соединяя их по правилам грамматики данного языка в соответствии со своим коммуникативным намерением. Мы уже знаем, что построение и понимание высказывания происходит на основе как лингвистических, так и экстралингвистических факторов. Но текст -- это не просто набор отдельных высказываний. Текст представляет собой сложное структурное и содержательное целое, коммуникативный потенциал которого гораздо больше совокупного содержания составляющих его высказыва-

ний. Переводчик должен уметь воспринимать эту целостность текста оригинала и обеспечивать целостность создаваемого им текста перевода. В ряде современных концепций перевода переводчик, в первую очередь, рассматривается как создатель текста на ПЯ -- Texter или Textproduzent.

Содержательная структура текста может рассматриваться в трех разных измерениях: вертикальном, горизонтальном и глубинном. Вертикальную структуру текста создает его формально-тематическое содержание, начиная с общего замысла или темы текста, которая развертывается во все более мелких фрагментах текста: подтемах, субподтемах, микротемах, вплоть до отдельных суждений. Такое развертывание «сверху -- вниз» осуществляется говорящим, создающим текст в соответствии со своим коммуникативным намерением. Воспринимающий текст формирует эту иерархическую структуру в обратном направлении -- «снизу -- вверх», от более мелких частей содержания к целостному пониманию всего текста. При этом вертикальная структура текста далеко не всегда построена столь четко и логично: некоторые микротемы могут быть опущены, другие вклиниваются в «чужие» подтемы, противоречат друг другу и т.п. Подобные недостатки изложения восполняются знаниями и опытом коммуникантов на основе их предположений о конечном содержании всего текста. Отдельные фрагменты текста обладают большей или меньшей прогнозирующей силой, дающей возможность предвидеть последующее содержание. Такое «вероятностное прогнозирование» облегчает понимание речи и играет важную роль в процессе устного перевода.

Важную роль в создании целостности текста играет его горизонтальная структура, создаваемая формальными и смысловыми связями между высказываниями. Формальная связность текста (когезия) достигается с помощью различных языковых средств: союзов, повторов, слов-заместителей, согласования временных и иных форм и т.п. Смысловое единство текста (когерентность) обеспечивается логической последовательностью и непротиворечивостью изложения, логическими связками («итак», «следовательно», «подведем итоги» и пр.), использованием стереотипных формул, обозначающих начало (зачины) и концовки повествования, анафорическими и катафорическими отсылками к другим частям и т.п.

Наши рекомендации