Прирост населения в разные исторические периоды 2 страница

Широкомасштабное перемещение людских масс, заселение и освоение новых территорий, имевшее место в Высокое Средневе­ковье, как раз и основывалось на этом принципе набора рабочей силы, а не на закрепощении или захвате в плен. Вольные поселе­ния, создававшиеся специально с целью привлечения новых посе­ленцев, встречались повсеместно, в первую очередь в тех областях Европы, которые, наподобие Пиренейского полуострова и земель полабских славян, были в тот период открыты для широкомасштаб­ной иммиграции. Суть взаимного компромисса очень просто сфор­мулирована в германском кодексе законов XIII века под названием «Саксонское Зерцало» (Sachsenspiegel): «Когда крестьяне основыва­ют новую деревню путем расчистки леса, барин может дать им на­следное право держания, даже если от рождения они таковым не обладали»⁴². То есть крестьяне изменяют свой статус и становятся наследственными держателями. Господин жалует им этот новый и более благоприятный статус в обмен на обработку земли и освое-

5. Вольное поселение

ние территории. Феодал получает доход, а крестьяне — средства к существованию и статус. (Момент подобного взаимовыгодного об­мена показан на ил 6.)

Продуманная хозяйственная деятельность господина играла ис­ключительно важную роль для освоения новой территории. Напри­мер, документы, из которых мы черпаем информацию о неуклон­ном расширении пахотных земель и появлении колоний земледель­цев к востоку от Эльбы, приводят, пусть и в форме риторических стереотипов, те мотивы, которыми руководствовались феодалы в этой политике. Ключевыми словами в текстах этих источников яв­ляются: «полезность» или «выгодность» (utuitas), «улучшение» (те-Uoratio), «реформирование» (reformatio). Эта лексика связана с ак­тивным преобразованием, и ее звучание еще более усиливается па­фосом упорства и заинтересованности. Господин, как правило, «же­лает» этого улучшения; он «учитывает» то «состояние» или «поло­жение», в коем находится его церковь или владение. Когда в 1266 го­ду герцог Польский Болеслав основал в своих владениях новое по­селение, он сделал это «из стремления к усовершенствованию и ре­формированию нашей земли надлежащим образом»⁴³. В целом эта риторика производит впечатление осторожной, но исполненной эн­тузиазма политики экономического развития.

Землевладельцы Высокого Средневековья, как церковные, так и светские, отлично сознавали важность извлекаемых со своих владе­ний доходов. За период между 1050 и 1300 годами появились новые формы бухгалтерского учета как в сеньориальных, так и княжеских владениях. Появились такие понятия, как бюджет и финансовое об­следование. Одним из самых ранних и поразительных обследова­ний такого рода является Книга Страшного суда, одной из целей которой было установить, «можно ли получить с этой земли боль­ше, чем получают сейчас»⁴⁴. К концу XII века английские короли проводили ежегодные «аудиторские проверки» — ревизии, резуль­таты которых хранились в центральных архивах. Не отставали пра­вители Франции и Арагона. От XII—XIII веков до нас дошли мате­риалы обследований феодальных поместий и их «бухгалтерские книги», а в конце этого периода существенно возрастает поток спе­циальной литературы по вопросам управления имением. Эти доку­менты отражают тот же менталитет, который в более житейской форме нашел отображение в австрийской поэме XIII века, где опи­сывается дискуссия между сельскими рыцарями по вопросу дости­жения более высоких надоев молока⁴^. Вполне возможно, что де­нежный доход в сознании светских и церковных феодалов всегда был не столько целью, сколько одним из средств достижения успе­ха, славы или спасения, но именно в этот период они все более пристальное внимание обращают на эти средства. «Мы жаловали поселенцам для освоения и возделывания болотистый участок, ра­зумея, что лучше и выгоднее поселить там колонистов и получать плоды их трудов, нежели оставить эту землю невозделанной и

Роберт Бартлетт. Становление Европы

практически бесполезной», — объявляет один землевладелец XII века⁴⁶. Те же самые господа, что проницательным взором всматри­вались в лесные угодья, пустоши и холмы в поисках удачного места для строительства себе нового замка (о чем шла речь в Главе 3), об­ращали внимание на болота и леса, служившие прежде лишь источ­ником рыбы, дров и дичи, и мысленно представляли на их месте колосящиеся поля, полные крестьян, от которых поступает рента.

Примером активного и восприимчивого ко всему новому госпо­дина, поощрявшего колонизацию XII века, может служить Викман, архиепископ Магдебургский (1152—1192)⁴⁷. Он был выходец из знатного саксонского рода, находился в родственных отношениях с маркграфами Веттинскими по линии матери и своим продвижени­ем был обязан германскому императору Фридриху Барбароссе. Власть и могущество, как врожденные, так и благоприобретенные, он употребил на развитие хозяйственных ресурсов своей епархии. Еще до получения им архиепископского престола в Магдебурге, бу­дучи епископом Наумбургским, он вел торговые дела с поселенца­ми из Нидерландов («неким народом из земли, называемой Голлан­дией»), которых пригласил еще его предшественник. Эти поселен­цы (давшие свое имя Флеммингену неподалеку от Наумбурга) имели определенные экономические и правовые льготы, включая право избирать орган самоуправления или сельского старосту (Schulze), а взамен платили денежную ренту епископу. Став архие­пископом, Викман проводил осознанную политику планомерного заселения пустующих земель с использованием так называемых ло­каторов (locatores). Эта должность (или профессия) была одной из ключевых в деле колонизации Восточной Европы. Локатор был предприниматель, выполнявший роль посредника между феодалом, желавшим освоения своих земель, и новыми поселенцами. Локатор отвечал за практический механизм заселения, в частности, за при­влечение колонистов и распределение земли, а взамен получал со­лидное имение в границах нового поселения с правом наследова­ния. Так, например, когда в 1159 году Викман выделил локатору Герберту деревню под названием Пехау на юго-восток от Магде­бурга, с тем чтобы тот «заселил ее и сделал доходной», то соглаше­нием предусматривалось, что локатор получит в качестве возна­граждения шесть мансов земли, право исполнять обязанности сель­ского старосты и третью часть всех доходов от судопроизводства, таких, как штрафы и конфискации. Причем все эти привилегии могли передаваться по наследству. Что касается поощрения посе­ленцев, то жители Пехау получали привилегированный закон Бурга (город в окрестностях Магдебурга), освобождались от строительных работ в замках на первые десять лет после поселения.

Такие новые поселения появлялись не на пустом правовом про­странстве. Прежде чем передать деревню Поппендорф к востоку от Магдебурга локаторам Вернеру из Падерборна и Готфриду, Викма-ну сначала пришлось сначала выкупить землю у всех, кто мог на

5. Вольное поселение

нее претендовать по праву феодала. Ясно, что он считал это выгод­ной формой капиталовложения и предвидел то время, когда

«Здесь поселят новых колонистов, и те осушат болотистые луга, ко­торые ныне не пригодны ни для чего, кроме как для выгона скота и се­нокоса, распашут их, засеют и сделают плодородными, после чего ста­нут платить с пахоты ежегодную ренту в установленные сроки в казну архиепископа».

Рента должна была составлять два шиллинга с манса, плюс два бушеля пшеницы и два бушеля ячменя, не считая полной церков­ной десятины. Опустошение карманов Викмана, произошедшее в связи с окончательным приобретением этого участка, должно было компенсироваться в будущем не ограниченными по времени гаран­тированными поступлениями в серебре и зерне.

Викман не только поощрял расселение колонистов и принося­щее ренту сельскохозяйственное освоение земли в границах своего диоцеза, но и предпринял дальнейшее наступление на восток, в земли язычников — западных славян, которое осталось вписано в историю середины XII века. В последнем походе на Бранденбург в 1157 году он выступал в союзе с Альбрехтом Медведем. В 1159 году он освободил фламандских поселенцев Гроссвустеритца-на-Гавеле от работ на строительстве замка с небольшим уточнением: «пока они не воздвигнут вал для своей зашиты от окрестных язычников». В какой-то момент, по-видимому, во время крестового похода про­тив славян 1147 года, он захватил земли Ютербога за Эльбой и раз­вернул там целую программу развития городского и сельского посе­ления. В 1174 году он даровал поселенцам те же права и свободы, какие существовали в самом городе Магдебурге. Поступая таким образом, он преследовал цель «сделать так, чтобы усердие и добрая воля, кои мы питаем в отношении нового строительства в провин­ции Ютербог (ad edificandam provinciam lutterbogk), могли реализо­ваться более плодотворно и свободно». Он провозгласил свободу торговли между новой провинцией и старым центром архиепархии и планировал превратить город Ютербог в :< начало и голову всей провинции». Экономическое развитие и христианская вера шли бок о бок:

«С Божией помощью и собственными усилиями нам удалось до­биться того, что в провинции Югербог, где прежде бытовали язычес­кие обряды и откуда то и дело совершались набеги на христиан, ныне процветает вера Христова, защита ее надежна и прочна, и во многих местах совершается служба во имя Господа нашего. Вот почему наша любовь к народу христианскому побуждает нас бороться за безопас­ность и процветание всех, кто переселился в эту провинцию или кто желает прийти сюда с не меньшим рвением к нашему удовлетворению, чем к своему благоденствию»⁴⁸.

Выражение «во имя Господа и прибыли» традиционно ассоции­руется с хитрыми и набожными итальянскими купцами эпохи Воз-

Роберт Бартлетт. Становление Европы

рождения, но и в отношении отдельных феодалов XII века оно также вполне уместно.

Викман Магдебургский сумел из разнообразных элементов прежнего опыта поселений и колонизации создать новое и продук­тивное целое. Он прекрасно понимал значение отношений с сель­скими общинами и знал цену законодательных привилегий: ему принадлежит первая письменная версия Магдебургского права, ко­торой предстояло сыграть необычайно важную роль в истории Центральной и Восточной Европы. Викман санкционировал первые гильдии в Магдебурге. Он неизменно опирался на локаторов и за­ключал с ними детальные письменные соглашения. Викман поощ­рял иммиграцию из Нидерландов, в Югербоге сумел увидеть пер­спективы развития в масштабе целого региона. Именно участие таких выскопоставленных прелатов способствовало стремительному и успешному крестьянскому заселению и освоению новых террито­рий, и главным принципом, на который они опирались, было созда­ние вольного поселения, «свободного от любых податей или сер­вильных повинностей »49.

ПОНЯТИЕ СВОБОДЫ

В новых краях переселенцам, для успешного освоения новых зе­мель и создания новых поселений, необходимы были особые усло­вия и привилегии, которые способствовали бы привлечению людей и давали им возможность встать на ноги. Требовалась некая ком­пенсация за долгое и трудное путешествие, за разлучение семьи и лишение прежних привязанностей, а возможно, и какой-то части имущества, Новые условия и положение, которые обещались им на новом месте, должны были быть настолько заманчивыми, чтобы подвигнуть их на разрыв старых связей, которые обычно и удержи­вают человека в родных местах. Первые годы на новой родине для переселенцев оказывались трудными и опасными, особенно если поселения действительно создавались с нуля и пашню приходилось отвоевывать у леса или болота. От землевладельцев требовались по­началу некоторые уступки в правах и доходах в интересах жизне­способности нового поселения и его будущей прибыльности.

В первые годы обычным делом было снижение ренты и десяти­ны, а порой поселенцы освобождались от них вовсе. Продолжи­тельность и размеры льгот, которыми пользовались переселенцы, могли быть различны. Когда Герман Балк, ландмайстер Тевтонских рыцарей в Пруссии, в 1233 году занимался организацией заселения принадлежавших ордену земель в Силезии, он определил ренту в размере чегъерти (12,7 кг) серебра от каждого надела из двух малых мансов, в дополнение к полной десятине; однако оговаривал: «на десять последующих лет, в качестве особой льготы, я освободил их от уплаты десятины и ренты, за исключением той земли, что уже пригодна для обработки; с этой земли десятину подлежит упла-

5. Вольное поселение

чивать с первого же года освоения»⁵⁰. Из данного документа совер­шенно ясно, с какой именно целью давались эти освобождения новым поселенцам — чтобы они могли расчистить землю под пашню. Еще более явственно это видно из грамоты XII века, кото­рой была оформлена передача поселенцам земли на запад от Эльбы. В ней епископ Гильдесгаймский объявлял:

«Они согласились на следующие условия расчистки земли под пашню. Тот, кто свалит деревья, выкорчует пни и сделает землю при­годной для обработки, не будет платить ни десятину, ни ренту, пока об­рабатывает пашню мотыгой. После того, как земля станет более при­годной для обработки плугом и плодородной, он освобождается от ренты еще на семь лет. На седьмой же год он будет платить 2 пенса, а на восьмой — 4 пенса, на девятый — восемь, а на десятый — целый шиллинг, после чего это станет для него ежегодной ставкой ренты»⁵¹.

Мы видим здесь прогрессивную схему обложения, рассчитан­ную частично исходя из реального качества земельного участка, а частично — из продолжительности освоения. Существенным пред­ставляется разграничение между обработкой земли мотыгой и плу­гом. Мотыга была необходимым инструментом для обработки не­давно расчищенных участков пашни, где корни, камни и другие препятствия делали применение плуга нецелесообразным.

Продолжительность таких освобождений тоже была неодинако­ва и зависела от того, какого размера надел предполагалось со вре­менем предоставить тому или иному крестьянину. Так, когда в 1257 году граф Конрад Силезский распорядился в отношении засе­ления деревни Зедлиц, было оговорено, что те участки, которые уже расчищены или заняты лишь кустарником, будут нарезаны на фламандские мансы, а поросшие лесом — на франкские⁵². Это было вполне резонно, поскольку надел фламандского типа состав­лялся из нескольких разных участков, тогда как франкский пред­ставлял собой сплошную полосу земли. Расчистить же лес за один сезон было нереально, следовательно поэтапное увеличение франк­ского надела, создававшее так называемый ландшафт вальдхуфена (Waldhufen), становился в тех условиях практичным и адекватным способом систематического отвоевывания пашни у леса. С другой стороны, открытые участки могли вводиться в оборот сразу и по общему плану, как предусматривал надел фламандского типа. Оста­валась еще разница в размерах. Фламандский манс имел площадь около сорока акров, а франкский — вдвое меньше. Получается, что предусмотренная в Зедлице практика освобождения фламандских мансов от податей на пять лет, а франкских — на десягь была обу­словлена и размерами самого надела, и пригодностью участка для обработки, то есть тем, насколько сложно или легко было очистить его от леса. Другой силезский документ, относящийся к концу XIII века, предусматривает освобождение от податей для участков земли, уже пригодных для пахоты, на три года; поросших кустарни-

Роберт Бартлетт. Становление Европы

5. Вольное поселение

ком — на девять, а густым лесом — на шестнадцать⁵³. В 1270 году епископ Оломоуца в Моравии предложил поселенцам в Фритцен-дорфе (Фриковице) двенадцать льготных лет, а тем, чьи наделы были расположены ближе к Старицу (Старичу) — шестнадцать, «поскольку их поля хуже»⁵⁴.

Сроки освобождения от податей в Силезии XIII века могли ва­рьироваться от одного до двадцати лет⁵⁵, и, судя по всему, анало­гичной была практика и в других регионах. В 1160 году епископ Ге-рунг Майсенский жаловал поселенцам Бухвица десять льготных лет⁵⁶. Спустя столетие, когда Тевтонские рыцари захотели привлечь эмигрантов из Любека и его окрестностей на поселение в Курлян­дию, они предложили крестьянам столько земли, сколько те были в силах обработать, и шесть лет без платежей и повинностей⁵⁷. В 1276 году жители одной деревни в польской Галиции получили тринадцать льготных лет, с тем чтобы «за это время они могли все силы направить на расчистку леса и увеличение пахотных зе­мель»⁵⁸. Госпитальеры, которые в 1230-х и 1240-х годах предприня­ли расселение полутора тысяч колонистов в деревнях Новой Касти­лии, обычно предоставляли им трехлетнее освобождение от плате­жей и повинностей⁵^ Когда Совет Толедо в 1258 году основал сель­ское поселение Хебенес милях в двадцати на юг от города, его жи­телям давалось освобождение от уплаты ренты на десять лет⁶⁰. Такие освобождения могли касаться не только ренты и десятины, но и других обязанностей. Как уже упоминалось, Викман Магде-бургский давал десятилетнее освобождение от участия в строитель­ных работах в замках, а в Силезии такие льготы часто касались и большинства видов воинской повинности⁶¹. Раймонд Беренгар IV Барселонский пожаловал поселенцам (populatores) в Сан-Эстебан де Луэсия освобождение от воинской повинности (hoste) сроком на семь лет62

Эти первые годы со специальными льготами не означали, что у поселенцев не было никаких обязанностей, В особенности следует сказать о том, что часто они обязывались строить или обрабатывать землю под угрозой лишения надела. В 1185 году Альфонс II Арагон­ский выделил средства св.Сальвадору Сарагосскому и его прокура­тору (управляющему) Доминику на заселение Вальмадрида в доли­не Эбро с таким условием:

«Повелеваю, чтобы те, кто придет заселить эту землю или у кого есть надел, должны до Рождества построить здесь дома, если же они этого не сделают к означенной дате... Доминик... будет наделен полно­мочиями отобрать у них надел и передать другому, кто поселится в этой местности и будет строиться»⁶³.

Крестьянам Хебенеса вменялось в обязанность разбить на опре­деленной площади виноградники в течение первых двух лет⁶⁴. Иногда специально оговаривалось также, что, даже если поселен­цам дается свобода распоряжаться землей по своему усмотрению,

отчуждать ее в течение первого года или нескольких первых лет за­прещено.

Порядок землепользования в первые годы освоения земли был напрямую продиктован специфическими, но временными обстоя­тельствами. Эти льготные условия должны были стимулировать ос­воение земли. Конечно, для колонистов и феодала в том были су­щественные обоюдные выгоды. Попробуем разобраться, какими мотивами руководствовались переселенцы, когда снимались с наси­женных мест и селились в новых краях. Самым очевидным из этих мотивов была земля, которую предлагали лорды. В густонаселенных районах Рейнланда, Фландрии или Англии рост населения медлен­но, но верно вел к сокращению среднего размера крестьянского надела и сводил на нет перспективу получения такого надела в бу­дущем. Зато в той части Европы, которая лежала восточнее Эльбы, а также в Испании времен Реконкисты свободная земля еще оста­валась. Так, в Новой Кастилии стандартным размером надела была так называемая югада (yugctda). Это слово является производным от уида (пара волов) и в принципе обозначает участок поля, который можно обработать парой запряженных волов⁶⁵. Любому человеку, хоть сколько-нибудь знакомому со средневековой системой обмера земли, понятно, что измеряемые таким образом участки могли сильно разниться в зависимости от конкретных условий. Тем не менее современные испанские историки сходятся в том, что югада в среднем равнялась 80 акрам пашни, и это представляется вполне резонным. Восточнее Эльбы крестьянская ферма площадью 80 акров тоже была весьма распространенным явлением. Стандарт­ной единицей надела там служил манс, либо фламандский — в 40 акров, либо франкский — в 60 акров, но чаще в Бранденбурге, Пруссии и Померании встречались наделы по 2 манса, особенно если речь шла о мансах фламандского типа⁶⁶. Встречались они и в других областях. Если вспомнить, что в Англии XIII века полные виргаты (25—30 акров) составляли ничтожное меньшинство в целом море мелких наделов (в некоторых областях не более ! про­цента⁶⁷) или что на рубеже XIV века свыше третьей части крес­тьянства в Пикардии имели не более половины акра земли⁶**, то становится ясно, сколь заманчиво было получить надел земли во вновь обживаемых районах.

Однако колонистам Высокого Средневековья предоставлялась не просто земля, а еще и выгодные условия ее обработки. К восто­ку от Эльбы надел обычно выделялся на условиях привилегирован­ной ренты. Так, когда рыцарь Герборд Кётенский отдал участок леса севернее Щецина под освоение, он поставил условие, что «все жители, кто здесь поселится и займется обработкой земли, должны будут платить с каждого участка по 1 шиллингу ренты и десяти-ну»ь9 За аналогичный участок в «Лампрехтсдорфе» (Kamjontken/ Liebe) в Пруссии, который Дитрих Штанге отдал под освоение в 1299 году, рента составляла полмарки⁷⁰. Точно так же и в Силезии

Роберт Бартлепип. Становление Европы

5. Вольное поселение

обычная ставка ренты и десятины с фламандского манса равнялась половине марки. Эти ставки обложения были намного ниже по сравнению с теми, что платили крестьяне в неколониальных облас­тях Европы. Например, в Бранденбурге суммарные подати в пользу господина, включая десятину и оброк, в конце XIII века составляли в среднем 26 бушелей зерна в год с каждого манса'*. Надел в 40 акров обычно приносил не менее 120 бушелей зерна в год, если засеяно было две трети поля, и полтора бушеля с акра при трехпо­лье. Таким образом, около 1300 бранденбургских крестьян отдавали примерно 20 процентов собранного урожая своему барину. Анало­гичной была ситуация и в Силезии, где общий объем податей с каждого манса достигал 20—25 процентов от урожая⁷². Иначе об­стояло дело в Англии, где оброк рассчитывался от среднего валово­го урожая с каждого манса и составлял «около пятидесяти процен­тов» — и это помимо десятины и королевских податей⁷³. В Пикар­дии тех времен положение крестьянина было не намного лучше⁷"*

Другим примерным критерием для сравнения может служить суммарное количество серебра, которое жители должны были вно­сить за акр земли. В конце XIII — начале XIV веков английские крестьяне платили от четырех пенсов до одного шиллинга за акр, то есть от одной пятой до половины унции серебра, исходя из тогдаш­ней пробы английского пенса. В Силезии крестьянин в эти же вре­мена платил полмарки с манса в качестве ренты и десятины. Если считать кельнскую марку равной 8 унциям, а надел фламандского типа — приблизительно 40 акрам, то выходит примерно одна деся­тая часть унции за акр земли. Как бы приблизительны ни были эти подсчеты, а они в самом деле весьма приблизительны, из них ясно, что крестьяне-поселенцы в Остзидлунге несли куда менее тяжкое бремя в сравнении со своими собратьями, обрабатывавшими «ста­рую» землю⁷⁵ в Англии⁷^.

В общем и целом, новые поселенцы не облагались трудовыми повинностями (то есть повинностью работать на господской земле), но платили ренту деньгами либо продукцией, в первом случае — фиксированными суммами, во втором — в фиксированном размере либо долей от полученного урожая. В 50-х и 60-х годах XII века ар­хиепископ Толедо давал селянам землю на условиях уплаты ренты в объеме десятой части собранного зерна, шестой части — вино­града и несущественной барщинной повинности в количестве трех рабочих дней в году, либо в фиксированном количестве зерна с каждой югады⁷⁷. В Остзидлунге ссылки на трудовые повинности в отношении новых поселенцев крайне редки™. В Ирландии вольные держатели, преимущественно английские переселенцы, вносили лишь фиксированную денежную ренту, и даже в случае достаточно крупных земельных владений трудовые повинности в их хозяйстве не играли существенной роли. В 1344 году в Клонкине держатели обеспечивали только 16 процентов всех рабочих рук, требовавших­ся для уборочной⁷⁹. Судя по всему, ради поощрения освоения

новых земель и наращивания земельной ренты землевладельцы были готовы идти на уступки своим новым крестьянам в отноше­нии отработок.

Не только непосредственный господин новых поселенцев был заинтересован в их поощрении различными привилегиями исходя из своих долгосрочных интересов. Правители, князья и «хозяева земли» (domini terrae) также рассчитывали и пересчитывали те ус­тупки, на которые можно было пойти, поскольку понимали, что «славу князя составляет число его людей»**⁰. Когда Хайме Завоева­тель Арагонский решил привлечь людей на «заселение Вилановы», он освободил их от длинного перечня обязанностей: «exercitus... cavlcata... peyta либо questa... cena... и прочих королевских нало­гов»⁸¹. Освобождение от пеита (peito) или пакта (pactum), стандарт­ного налога в королевскую казну, либо его низкая ставка были ти­пичны для испанских грамот, касавшихся заселения новых террито­рий. Колонисты, пришедшие в Артазону (близ Барбастро) в годы правления Альфонса I Арагонского (1104—1134), были полностью освобождены от пеита, наряду с другими льготами⁸^ Аналогичным образом, одной из существенных составных частей «Тевтонского права», регламентировавшего жизнь поселенцев восточнее Эльбы, было освобождение от целого ряда повинностей в пользу князя:

«Я, Генрих, Милостью Божией герцог Силезии, по просьбе Витосла-ва, аббата монастыря Святой Девы Марии во Вроцлаве, и его братьев, дарую немецкий закон их поселенцам, живущим в Баудише и двух де­ревнях под названием Кридель, с тем чтобы они были свободны от по­винностей, которые возлагаются на поляков по обычаю этой земли и кои называются на местном наречии povoz, prevod и zlad, а также от уплаты податей, таких, как stroza, podvorove, swetopetro, и км подоб­ных»⁸³.

В конце XIII века герцог Пржемысл Краковский подтвердил ос­вобождение «ото всех повинностей, наложенных польским зако­ном, а именно — naraz, povoz, prevod, podvorove, stroza, opoie, ova, vacca, "отметки в замке" (castle citation) и гсех других, как бы они ни назывались»⁸⁴. «Польский закон», который воспринимается как противоположность «германскому закону», предусматривал, таким образом, разнообразные подати и повинности, одни из которых явно были фиксированы, а другие — нет и исполняемы в форме трудовых повинностей. От этих обязанностей новые поселенцы бььл освобождены. Такое освобождение мог предоставить только князь своей властью, и мы видим из приведенных примеров, что князья и другие феодалы вместе работали над созданием единооб­разных законов в отношении поселенцев. В конечном итоге коло­нисты получали еще более существенные льготы в плане сокраще­ния общественных отработок⁸⁵.

Таким образом, перед поселенцами открывались перспективы двоякого рода — получить солидный земельный надел и иметь воз-

Роберт Бартлетт. Становление Европы

можность оставлять для себя более ощутимую часть произведенной продукции. Помимо этого, заманчивыми были и условия наследова­ния. Герборд Кётенский, который, как упоминалось выше, заселил померанские леса крестьянами, обязав их платить по шиллингу с маиса, пообещал также, что «все, что мы даем жителям этой земли, дается по феодальному закону, а значит, по этому закону вся собст­венность в дальнейшем перейдет к жене, детям и другим близким и дальним родственникам»**. В Силезии поселенцы наделялись «пра­вом наследования», или «феодальным и наследным правом»⁸⁷. В самом деле, это так называемое «наследное право» (ius hereditar-ium) порой использовалось как эквивалент «германского права» (ius Teutonicum), действовавшего в отношении поселенцев⁸⁸ Когда Аль­фонс I Арагонский привез в Арагон на поселение мосарабов {ара-боязычных христиан), он обещал им свободу — «вы и ваши сыно­вья, а также все последующие поколения, равно как и любой, кто придет сюда поселиться вместе с вами, и все, что вы освоите и об­работаете, будет ваше»⁸⁹. Тот же правитель обещал поселенцам Ар-тазоны все их права и свободы — «вам и вашим сыновьям, и всем последующим поколениям, и вашему потомству»⁹⁰.

Помимо права наследования переселенцам предоставлялось еще и право отчуждения: «Если кто-либо не имеет себе в утешение на­следников, то есть сына или дочь, то господин не может претендо­вать на его движимое имущество или собственность, но человек сам волен отдать или распорядиться своим имуществом так, как он пожелает», — так этот вопрос оговаривался в грамоте венгерского короля Белы IV в отношении поселенцев в отдаленных восточных областях его обширного королевства⁹*. Когда госпитальеры пожа­ловали своим поселенцам в Сене и Сихене (в Арагоне) землю под названием Сьерра де лос Монегрос, они документально подтверди­ли, что те «получают землю бесплатно, в свободное, спокойное, га­рантированное наследственное пользование как свою собственную, и навсегда наделяются правом распоряжаться ею как им будет угодно, в том числе продавать и закладывать»⁹²

Единственное серьезное ограничение на отчуждение земли ос­новывалось на стремлении землевладельцев сохранить первоначаль­ное назначение надела призванного — формирование экономичес­ки активного и процветающего сословия крестьян, которые при этом сохраняли бы зависимость от господина и платили ему ренту. Не в интересах этих господ была спекуляция землей, абсентеист-ское землепользование или появление землевладельцев со стороны. Вот почему в договорах подчас четко предусматривалось, что новые поселенцы могут передавать землю только по согласованию с фео­далом. Например, колонистам Хебенеса в Новой Кастилии выстав­лялись такие условия: