Остров валаам на ладожском озере
Август-сентябрь 1940 г.).
6 августа 1940 года я стал курсантом Высшего военно-морского инженерного ордена Ленина училища им. Ф.Э.Дзержинского. В то время мне было 17 лет и 8 месяцев от роду. Еще не было известно на каком факультете училища я буду учиться: распределения курсантов по факультетам еще не производилось.
Сразу же, после объявления решения о зачислении курсантом училища, вахтенный краснофлотец сопроводил меня в парикмахерскую, где меня остригли наголо. В тот же день я получил курсантское обмундирование, на входе в баню снял и распрощался с гражданской одеждой, а на выходе из неё я уже шагал в форме курсанта училища. На следующий день нам, курсантам нового набора, выдали личное оружие: винтовки и противогазы. Начались ежедневные строевые занятия на внутреннем дворе училища и изучение Строевого устава, Устава внутренней службы и Дисциплинарного устава РККА. Занятия проводились в течение всего рабочего дня. Для меня эти занятия особого труда не представляли. Я учился новой профессии с большим желанием и старанием. Непосредственно учили нас строевому делу командиры отделений – курсанты, окончившие 1-й курс корабле-строительного факультета училища.
В первые дни курсантской жизни мы познавали военно-морскую службу, но были еще, по своей сути, гражданскими людьми. Мы еще не получили настоящей военной закалки. О трудностях, тяготах, сложностях военно-морской службы, а также о военной дисциплине мы знали очень мало.
Неизгладимое устрашающее впечатление на нас, новобранцев, произвели два показательных выездных заседания военного трибунала Ленинградской военно-морской базы, которые были проведены в актовом зале училища в 20-х числах августа. Курсанты нового набора на военных судах присутствовали в полном составе. На первом заседании военного трибунала судили курсанта 2-го курса за самовольную отлучку из училища, а на втором – курсанта 3-го курса за кражу у товарища ручных часов. В обоих случаях подсудимых приговорили к предельным срокам тюремного заключения (нескольким годам), которые полагались по статьям уголовного кодекса. Каждое заседание военного трибунала проходило в течение одного дня. После этих судов морского романтизма у некоторых из нас поубавилось.
В конце августа на теплоходе „Володарский” курсанты инженерного училища набора 1940 года были доставлены на остров Валаам на Ладожском озере на лагерный сбор для прохождения курса „молодого краснофлотца”. В то же время на Валаам прибыли и курсанты Высшего военно-морского училища им. М..Фрунзе и Высшего инженерно-технического училища Военно-Морского Флота набора того же года. Каких-либо контактов между курсантами военно-морских училищ на Валааме не было.
| Н |
аш палаточный лагерь располагался на территории Алексеевского скита, который находился в нескольких километрах от основных зданий и сооружений Валаамского (Преображенского) мужского монастыря. На территории скита было несколько зимних построек, где хранились продовольственные запасы монахов. В основном это были квашеная капуста и соленая рыба. Запасы продовольствия были огромными. Их хватило на питание около 600 курсантов и не менее 100 военнослужащих и гражданских лиц нашего училища, обеспечивавших лагерный сбор: командиров всех уровней, начиная от начальника сбора до помощников командиров взводов и командиров отделений, врачей, среднего медицинского персонала, специалистов кафедры физической подготовки училища, шхиперов плавучих средств, плотников, стекольщиков и другого обслуживающего персонала. Курсанты жили в больших брезентовых палатках. Никаких санитарных удобств не было: деревянный туалет десятка на полтора мест с выгребной ямой, примитивные рукомойники с бачками. Электрического освещения и водопровода в лагере не было. В случае надобности помещения освещались керосиновыми лампами.
Острава Валаамского архипелага покрыты древним сосновым лесом, встречаются и лиственные породы деревьев. Между островами много внутренних глубоких озер, которые соединяются между собой, Ладожским озером проливами и протоками. Водные просторы некоторых из внутренних озер частично покрыты зарослями высокого камыша, в которых мог укрыться шестивесельный ял под парусами.
В течение двух месяцев мы занимались строевой подготовкой, изучали уставы Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Красного Флота, устройство винтовки С.И.Мосина образца 1891/1930 года, ручного пулемёта „Максим”, противогаза, ручной гранаты. С большим желанием курсанты познавали устройство шестивесельной шлюпки, десятивесельного катера, их парусное вооружение, исполняли обязанности гребцов при движении шлюпки на вёслах и матросов при движении под парусом, учили флажковую сигнализацию. Занятия греблей на шлюпках воспитывали у нас физическую выносливость, развивали силу, закаляли нас физически. При хождении на шлюпках или катерах под парусом мы учились ставить и убирать рангоут и паруса, правильно и чётко выполнять команды командира парусника. Военно-морскому делу учили нас старшины кафедры „морской практики и навигации” училища и командиры рот.
Во время лагерного сбора особое внимание командование обращало на ежедневные тренировки курсантов в преодолении специальной полосы препятствий, точность метания макета ручной гранаты, изучение правил и техники ведения рукопашного штыкового боя с практическими тренировками с личным оружием.
Много времени уделялось строевым занятиям с винтовками и противогазами. Ежедневно, на протяжении учебного времени курсант не расставался с винтовкой и противогазом. На время обеда или теоретических занятий в каком-либо помещении винтовки составлялись нами в кóзлы, на открытом воздухе, рядом с помещением. Кроме учёбы, курсанты несли службу и по охране лагеря.
Каждый учебный день в лагере начинался с физической зарядки. Форма одежды на физзарядку всегда была одной и той же: в трусах и ботинках. За время сбора она ни разу не менялась. Содержание физической зарядки так же было неизменным и проводилось по одной и той же схеме: вначале пеший шаг с ускорением, затем короткая пробежка, за пробежкой следовали гимнастические упражнения, за ними шагом, а затем бегом роты следовали на берег внутреннего озера. Перед срезом воды строй останавливался, курсанты, не выходя из строя, снимали трусы, ботинки и по команде старшины роты, и вместе с ним ныряли в воду и плыли на противоположный берег. Дистанция заплыва составляла не менее ста метров. На противоположном берегу строй роты принимал свои очертания и, после выхода из воды последних пловцов, курсанты в костюме Адама и босиком, под командованием старшины, „одетого” по той же форме, сначала шагом, да не простым, а строевым, а затем и бегом огибала залив озера посуху и прибывала к месту, где ими были оставлены трусы и носки с ботинками. Здесь каждый курсант занимал место около своего обмундирования, одевался. Затем рота делала несколько десятков шагов вперед. Старшина роты убеждался, что на земле лишних трусов и ботинок не было, что означало, что никто из курсантов при утреннем заплыве не утонул.
| В |
марте 1940 года окончилась Советско-Финляндская война. До войны Валаамский архипелаг на Ладожском озере принадлежал Финляндии. 12 марта 1940 года в Москве был подписан мирный договор, по которому Валаамский архипелаг был передан в состав Советского Союза. Монахи Валаамского (Преображенского) монастыря покинули остров. После их выселения с острова в монастырских зданиях разместились две школы Краснознаменного Балтийского флота: школа боцманов и школа юнг. От нашего лагеря ежедневно выделялся один взвод курсантов для очистки овощехранилищ и продовольственных кладовых, которые размещались в подвалах монастырской гостиницы и других зданий. Это была тяжелая работа, связанная с выгрузкой из тёмных подвалов большой массы земли, проросших и непригодных для пищи моркови, свёклы, сгнившей капусты, пустых бутылок из-под вина и других испорченных овощей и продуктов питания. С марта до августа 1940 года овощехранилища и другие помещения монастырских кладовых не эксплуатировались и не использовались по прямому назначению, поэтому пришли в полное запустение. Но, тем не менее, поход на центральную усадьбу монастыря для нас был радостным днём. В этот день мы блаженствовали, потому что не занимались строевыми занятиями, не тренировались по преодолению полосы препятствий, не занимались отработкой приёмов штыкового боя и обедали в столовой школы боцманов. Как правило, на первое мы получали борщ, на второе макароны по-флотски, на третье стакан компота из сухофруктов со свежей, почти горячей, булочкой. После выполнения дневного задания по очистке подвалов у нас всегда оставалось время побродить по территории монастыря, среди могил усопших монахов-старцев, почитать надписи на их памятниках, подняться на колокольню монастырского собора. С колокольни были видны все острова Валаамского архипелага, как на ладони, очертания города Сортавала, расположенного на западном берегу Ладожского озера и так же, как и Валаамский архипелаг, отошедшего по мирному договору к Советскому Союзу.. Расстояние в несколько километров от лагеря до Валаамского (Преображенского) монастыря мы преодолевали с песней.
Командование при нашем воспитании было строгим и непоколебимым. Командиром роты, в составе которой я проходил сбор, был старший лейтенант Носков, выпускник военно-морского училища им. М.В.Фрунзе. В один из солнечных дней первой половины сентября курсанты роты под руководством младших командиров занимались строевой подготовкой на открытом неболь-шом поле: отрабатывали строевой шаг, маршировали с винтовкой в положении „на плечо” и „на руку”, выполняли повороты и развороты на месте и другие приёмы. Неожиданно на небе появились тучи, пошел дождь, перешедший в ливень. Мы, по команде старшего лейтенанта Носкова, укрылись от дождя под большим навесом, под которым монахи хранили сено.
Из леса вышел начальник лагерного сбора полковник береговой службы Голубятников. Дождь поливал его с неимоверной силой.
– Товарищ старший лейтенант! Почему, знашь, рота в сарае, под навесом? Сейчас же, знашь, по плану строевые занятия? Не так ли?
– Так точно товарищ полковник! Но проливной же дождь хлещет…
– Знашь, утром дождь шёл?
– Нет, с утра дождя не было.
– Знашь, если с утра дождя не было, считать весь день солнечным.
Старший лейтенант Носков вышел из-под навеса и подал команду:
– Рота! Слушай мою команду! По-взводно, в колонну по четыре стано-вись!
Курсанты выбежали на поле, построились в колонну и начали движение. А дождь лил и лил…
В конце сентября нам зачитали приказ начальника училища. В нём объявлялось, что впредь мы должны именоваться не „курсантами”, а только лишь „кандидатами в курсанты” и объяснялась причина такого решения тем, что на вступительных конкурсных экзаменах в училище мы не сдавали экзамен по физической подготовке. Теперь предлагалось каждому из нас сдать этот экзамен. В приказе подчеркивалось, что кандидаты в курсанты, не выдержавшие этот экзамен, будут отчислены из училища.
И сегодня с юмором воскрешает в памяти осенний Валаамский палаточный городок с окриком часового в ночной тиши:
– Стой! Кто идет?
А затем и ответные слова:
– Кандидат в гальюн[5] идет!
| П |
осле понижения нашего военного статуса начались, наряду со строевыми занятиями, занятиями на шлюпках и тренировками по преодолению полосы препятствий и штыковому бою, тренировки и сдача экзаменов по физической подготовке. Под руководством младших командиров и преподавателей кафедры физической подготовки училища мы тренировались в выполнении обязательных упражнений на турнике, подтягивании на турнике и канате (на высоту 10 метров), в прыжках в длину и в высоту. Предварительных тренировок по бегу, плаванию и прыжкам в воду не было. Командование, видимо, посчитало, что по этим дисциплинам мы получаем хорошую и достаточную тренировку во время утренней физической зарядки и во время строевых занятий.
Настало время сдавать экзамены по физической подготовке.
В нашей роте первым экзаменом был бег на сто метров на время. В день сдачи экзамена я находился в наряде: был дневальным по роте. После завтрака кандидаты в курсанты строем под командованием старшины роты направились на спортивную площадку сдавать экзамен. Подошли к месту старта. Там их ожидал преподаватель по физической подготовке. Он поручил старшине роты давать бегунам старт и объяснил ему, как это следовало делать, после чего направился к месту финиша. Пока он шел к финишу старшина роты потихоньку продвинул строй роты вперед на десять метров. Начался экзамен. Беговая земляная дорожка была узкой, поэтому в каждом старте участвовало три кандидата. Старт за стартом, и все бегуны укладывались в установленный норматив и, таким образом, успешно сдавали экзамен. Вскоре в расположение палаточного городка прибыл младший командир с несколькими кандидатами, сдавшими первый экзамен. Они подменили нас на боевых постах, для того чтобы и мы успели сдать этот экзамен в тот же день. Всего нас оказалось шесть человек.
Когда мы появились на спортивной площадке, нашей роты там уже не было. На старте нас ожидали уже два преподавателя. Один остался на старте, а второй направился к финишной черте. Начались сдаточные забеги. Все три кандидата в первом забеге и во втором в установленный норматив не уложились.
– Ну, что? Будем пока считать эти забеги предварительной тренировкой, – сказал преподаватель и продолжил: – идите на старт и повторим попытку. Только странно как-то получается, все кандидаты вашей роты сдали экзамен с первого раза, а из вас никто этого сделать не смог. Вас, что специально таких подобрали, что ли?
Вторая попытка закончилась с тем же результатом. Третья попытка, которую мы по совету преподавателей бежали босиком, завершилась таким же печальным образом.
– Ну, что с ними будем делать? – обратился один преподаватель к другому.
– Давай, Николай, заменим для них стометровку на какое-либо другое испытание.
Преподаватели посовещались и решили предложить нам проплыть сто метров на время.
– Согласны? – обратился к нам один из них.
– Согласны! – ответили мы, ибо другого выхода у нас не было..
Погода стояла хорошая, ярко светило солнце. На внутреннем озере был полный штиль. На берегу, еще до начала лагерного сбора, был сооружен деревянный причал. К нему были пришвартованы гребные шлюпки и катера. В ста метрах от берега стоял на якоре небольшой плот размером два на два метра не более. Один из преподавателей в спортивном костюме и с секундомером, висевшем на шнурке на шее, на двухвесельном яле добрался до плота, разделся до пояса, удобно уселся на стуле, которое доставил на плот на том же ялике, проверил работу секундомера и громко сообщил о своей готовности к экзамену.
Я никогда не занимался плаванием на скорость, но на воде держался уверенно, мог проплыть без времени в стоячей воде километра два, а то и более, поэтому был уверен, что стометровку проплыву успешно и экзамен сдам.
По команде преподавателя:
– На старт!... Внимание!.. Марш!
Мы, кто как умел, бросились в воду. Поверхность пирса, примерно, на полтора метра была выше уровня воды, поэтому при прыжке мы глубоко погрузились в воду. Кроме того, у меня при погружении, из-за слабой резинки, трусы сползли со своего места. В самом начале заплыва, вместо того чтобы наращивать скорость, я стремился быстрее выбраться на поверхность воды, иначе мог захлебнуться. И эти трусы…я вынужден был несколько раз и во время заплыва поправлять их положение. Когда моя голова оказалась на поверхности воды, и после того, как успел несколько раз взмахнуть руками, я уже смог оценить обстановку: на дистанции я был вторым. Первым к заветному плотику плыл в трех метрах впереди меня кандидат в курсанты Сергей Петров. Рядом со мной плыли и другие кандидаты. Руками и ногами мы работали отчаянно, расстояние до плотика, на котором нежился под лучами теплого осеннего солнца физкультурник (он был мастером спорта по фехтованию), медленно, но сокращалось. Натренированности и практических навыков плавать на короткие дистанции на время у нас не было, поэтому наши силы начали быстро иссякать. Когда до плота оставалось метров двадцать–двадцать пять физкультурник начал кричать в нашу сторону:
– Нажать! Нажать!... Осталось до нормы тридцать секунд…,двадцатьпять!...Быстрей!...Быстрей!...Давай!...Давай!..Двадцать секунд!...Пятнадцать!...Работать! Работать! Работать!...Ну, ну,…Молотить! Молотить! Моло…
Я по-прежнему плыл вторым. Крик физкультурника морально поддержал нас, мобилизовал наш силы на борьбу со временем: мы немного прибавили в движении. Однако… Дальше на слова преподавателя я не обращал внимания: было уже не до секунд, я предпринимал отчаянную попытку удержаться на плаву и доплыть до финиша. Когда до плота оставалось метров пять, я заметил, что Петров почти остановился. Редкие взмахи его рук, всё-таки несли его к плоту. Наконец, он схватился за плот. Следом за ним, еле переводя дух, за плот, как за спасительную соломинку, ухватился и я. К тому времени, обессилив, я мог уйти ко дну, как камень, но удержался на плаву: под рукой оказался плот. Для остальных пловцов плот, как и для нас с Петровым, был единственным спасательным средством. Его плавучесть резко уменьшалась, и он медленно начал погружаться в воду.
– Что вы делаете? Отцепитесь от плота! Успокойтесь! Успокойтесь! Дышите глубже. Активнее работайте ногами, ногами работайте, ногами…Сильней! Сильней! – кричал преподаватель.
Плот окончательно потерял плавучесть и уже под водой, но еще с сидящим на стуле преподавателем, начал медленно крениться в нашу сторону.
– Что же это такое! Откуда вас набрали таких инвалидов! – возмущался и кричал преподаватель.
Физкультурник со своим стулом и с секундомером на шее оказался в воде. К тому моменту мы уже в состоянии были отплыть от плота и медленно начали двигаться к пирсу.
На берегу нас встречали оба преподавателя: искупавшийся преподаватель на яле вернулся к месту старта раньше нас.
Он обратился к нам со словами:
– Не знали мы, что вы такие слабаки. Вы не представляете себя, что вы натворили. Вы вывели из строя секундомер. Мы с Николаем решили всё-таки дать вам шанс получить положительную оценку: проверим вашу силу при подтягивании на канате.
Пеньковый канат диаметром, примерно, пять сантиметров висел на большом суку огромной сосны. Каждый из нас должен был на руках, без помощи ног, подняться по этому канату на высоту десять метров.
Вперед вышел всё тот же намокший преподаватель и начал управлять экзаменом:
– Кандидат первый справа!
– Есть!
– К снаряду!
Когда кандидат остановился перед канатом, преподаватель подал ему команду:
– Вперед!
Кандидат начал подниматься на руках вверх по канату. Начальной резвости и прыти хватило не на долго: всё труднее и труднее становилось перемещать ему своё тело вверх. Движение замедлилось, затем остановилось. Небольшая передышка на дистанции не помогла. Руки выпрямились: у кандидата не нашлось больше сил, чтобы вновь согнуть их в локтях и двигаться вверх. Но он в надежде на лучший исход всё еще цепко продолжал держаться за канат. Несколько тщетных попыток продвинуться вверх, хоть на сантиметр, усугубили его положение на канате и, … окончательно обессилив, он, почти с пятиметровой высоты, быстро сполз вниз, на землю.
Раздалась новая команда преподавателя:
– Кандидат второй справа! К снаряду!
И через небольшой промежуток времени:
– Вперед!
Со вторым кандидатом случилось то же самое, что и с первым. Разница состояла только в том, что второй кандидат поднялся вверх по канату на меньшую высоту.
Не повезло и остальным кандидатам: никто из нас не подтянулся на канате на десять метров.
Уставшие и морально подавленные мы вернулись на спортивную площадку, которая находилась недалеко от столовой. Преподаватели открыли дверь своей небольшой деревянной кладовой, похожей на небольшой наскоро сбитый сарай, и вынесли оттуда шесть брезентовых мешков. Мы стояли, понурив свои головы, и ждали своей участи.
– В порядке исключения, – обратился к нам с разъяснением всё тот же намокший преподаватель, – вместо бега на сто метров на время, вы будете сдавать экзамен по переносу тяжестей в течение двух часов без отдыха. Сейчас загружайте мешки валунами и битым кирпичём. У каждого в мешке должно быть не менее десяти килограмм.
Преподаватели стали подходить к каждому из нас и, на вскидку, на глазок, приподнимая двумя руками наши мешки, определяли вес камней. Некоторым кандидатам приказывали увеличить вес груза, а другим, наоборот, убавить. Наконец, мы начал ходить по спортивной площадке с мешками кирпичей на спине. Каждый двигался по своему выбранному маршруту.
Примерно через полчаса в лагере прозвучал сигнал „Обедать!”. Роты кандидатов в курсанты прибывали в столовую, рассаживались на свои места. Начался обед. Кандидаты наблюдали, как мы ходили с мешками по спортивной площадке, и удивлялись нашему поведению.
Экзамен „бег на сто метров на время” запомнился мне на всю жизнь. В дальнейшем почти все кандидаты из других рот сдавали этот экзамен без затруднений. Я предполагаю, что установленный ранее норматив командованием был значительно снижен.
Кроме бега на сто метров на время, мы сдали экзамены по бегу на пять километров на время, по прыжкам в длину, подтягиванию на турнике, на канате, по выполнению несложных упражнений на турнике, по прыжкам в воду с десятиметровой вышки, плаванию без времени на четыреста метров, по преодолению полосы препятствий на время, метанию гранаты.
В области военно-морской и строевой подготовки наши знания проверялись по устройству шестивесельной шлюпки и её парусного оснащения, по знанию флажковой сигнализации, по выполнению строевых приёмов одиночным бойцом в строю отделения и взвода, по знанию уставов Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Красного Флота.
На острове Валаам мы получили хорошую общевойсковую подготовку. Проводили боевые стрельбы из мосинской винтовки, пулемёта Максим, освоили действия в составе отделения и взвода. На лагерном сборе мы научились грести на шлюпках (шестивесельном яле и десятивесельном катере), ставить и убирать паруса, ходить под парусом.
На Валааме мы физически окрепли и возмужали. Несмотря на жесткий распорядок дня, строгие требования командиров, не особенно благоприятные погодные условия (моросящие и проливные дожди, низкие температуры в ночные и утренние часы во второй половине сентября), отсутствие элементарных удобств, мы не болели, а, наоборот, получили хорошую физическую закалку.
| У |
чеба на острове Валаам оставила большой след в нашей памяти. Иногда Валаам курсанты и преподаватели вспоминали и на лекциях в училище. Так, например, капитан-лейтенант Алексеев на первом курсе читал нам лекции по морской практике и навигации. Курс был небольшим, но большинству из нас нравился. Лекционная аудитория находилась на первом этаже здания Адмиралтейства, имела три больших окна, которые выходили своим фасадом на Сенатскую площадь. С внешней стороны здания, вдоль окон находился и сейчас находится тротуар. При чтении лекции, взгляд молодого и стройного капитан-лейтенанта, нередко, задерживался на молодых особах, проходивших вдоль окон аудитории с внешней стороны здания. Он сопровождал их своим взглядом на протяжении всей видимости: от появления в первом окне и до исчезновения фигуры за кормовым косяком последнего окна аудитории. Курсантов капитан-лейтенант, естественно, на это время исключал из своего сознания и терял свое влияние на них. Курсанты же в эти мгновения вели себя дисциплинированно и так же, по примеру своего старшего командира, вытянув шеи в сторону окон, не оставляли без внимания девушек, вышагивавших по асфальту тротуара. Наконец, очередной объект созерцания капитан-лейтенанта исчезал в проёме последнего окна. Он возвращал свой взгляд на курсантов и восклицал:
– Ну, а вы-то, что? Вы-то что? Нуте-ка скажите лучше, какая это вешка[6] вестовая или зюйдовая? – и он, показывая указкой на плакат, на котором были нарисованы эти вехи, продолжал: – Ну, ну, кто знает? Кто знает?
Аудитория молчала: вешек мы еще не знали и на острове Валааме их не изучали.
– Не пойму, – продолжал капитан-лейтенант, улыбаясь, – чем вы на Валааме-то занимались. Не может же быть, чтобы вы там только и рыли выгребные ямы для гальюнов?!