К вопросу о геополитике панидей
Убедительный опыт географии и истории свидетельствует о том, что все идеи, которые провозглашают охватывающие целые народы, широкие цели (панидеи), инстинктивно стремятся к воплощению, а затем и к развитию в пространстве, становясь поддающимися описанию и реальными явлениями на просторах Земли в понятных, имеющих мировое политическое значение формах, даже если их предвозвестники категорично уверяют: “Царство Мое не от мира сего” , как христианство, или же устремлялись к нирване” , как буддизм.
Подобный опыт показывает нам, вплоть до сегодняшнего дня, по меньшей мере сквозь семь тысячелетий , что человечество нередко и во многих своих начинаниях задерживалось на пути, ведущем от общинно-племенной групповой организации через народное (национальное) государство к мечте о совместном освоении всех известных земель, о планетарном союзе. И этот опыт можно рассматривать и изучать до известной степени как застывший, окаменевший, принадлежащий прошлому, не более как ожившие руины, а отчасти (и при этом гораздо больше, чем кажется на первый беглый взгляд) — как вполне еще жизнестойкие образования или жизненные формы будущего, способные воскреснуть из небытия и даже искусно уклониться от пытливого вмешательства науки.
Но как ловко ценители панидей — дипломаты и государственные мужи затуманивают ради национальных в своей основе целей эти превращения. В тот момент, когда панидеи воплощаются на просторах Земли — и пусть это происходит в скромных формах родового наследства апостола Петра или нынешнего Ватикана, в исполнительных органах Второго или Третьего Интернационалов, Панамериканских союзов или объединенного всемирного государства, в протоколах Пантихоокеанского союза, в журнале “Пан-Европа” с его точной картой мира на обороте, — они тотчас же становятся добычей науки о пространстве в ее применении к государственно оформленной воле, объектом геополитики, которая исследует определяемые Землей, происходящие на ее почве процессы при каждом воплощении власти (силы) в пространстве, ее разделении, перераспределении, динамике, даже если речь идет о влиянии идей и их носителей.
Итак, наряду с атрибутами политического величия на реальной почве (auf dem Rucken der Erde), руническими и межевыми (пограничными) знаками, оборонительными сооружениями наподобие [с.253] Великой Китайской стены, наряду с воротами и гербовыми колоннами (в возведении которых особенно преуспевали иберы — испанцы и португальцы), наряду с рубежами культуры, которые для скрытого империализма более коварны, чем осознавал кое-кто из их творцов (ямен у китайцев , купола мусульманской мечети и ортодоксальной [православной] церкви, звонницы католических храмов и пагоды буддистов, монастыри-крепости, римские дороги и акведуки), следовало бы наблюдать прежде всего за земным образом жизни, путями носителей панидей как вершителей власти на планете, дабы воздать должное их следам, их поступкам в настоящем и будущем. Из этого становится ясным далее, насколько широко возможно исследовать в столь сжатых рамках осуществимость панидей в политическом пространстве, их долговечность и их сущностные, обусловленные природой черты, зафиксировать их диапазон (Umri?) в нескольких схемах, подтвердить документально, где ныне действующие панидеи размежевываются (abgrenzen) или пересекаются, каким ожидаемым возможностям они при этом идут навстречу, и как можно шире показать, каким образом передовые борцы за эти идеи могли бы обойти опасности, вняв предостережениям геополитики, главная задача которой в предвидении без каких-либо оговорок (prognose sine ira et studio) .
Разделение Панъевропейским союзом Куденхофе-Калерги земного пространства по панидеям (середина 20-х годов ХХ в.)
Paneuropa — пан-Европа
Panamerica — пан-Америка
Britbundes-Reich — Британская федеративная империя
Russischbundes-Reich — Российская федеративная империя
Ostasien — Восточная Азия
“Идите и научите все народы” — таков лейтмотив Нагорной проповеди , но, рассматриваемый с точки зрения [с.254] геополитики, он все же выражает и мысль о власти в пространстве. Уже в прошлом эта мысль отчетливо пересекается с другой: “Tu regere imperio populos, Romane, memento!” И такие категорические императивы панидей — из-за которых те обе, однако же, скрещивали мечи в двухтысячелетней борьбе духовного и светского в Центральной Европе — пересекаются, сталкиваются, заполняют становящееся все более тесным пространство, хотя их созидатели ходили босыми, лишь с нищенской сумой в монашеском облачении, как Будда, или же как мечтательные подпаски с посохом, подобно основателю мировой империи Ирана . Впрочем, монах-император Ашока , прежде чем изменить свои убеждения, вел кровавые миссионерские войны; а радующийся миру граф Куденхове-Калерги, украсивший свой журнал картой пан-Европы , в [первой] мировой войне по меньшей мере был равнодушен к подавлению движения многих миллионов за самоопределение. Однако если мы попытаемся рассмотренные в таком свете панидеи прошлого, протекавшие процессы их инкарнации (воплощения) отделить от таковых в современной жизни, то узнаем, сколь жизнестойки однажды осуществленные панидеи, так что совсем немногие следует считать отмершими, но даже и в этих случаях вовсе нет уверенности в том, что они не возродятся в новых движениях, имеющих политическое значение для всего мира. Разве мы не видим, что не только Ленин, но и граф Кайзерлинг преисполнены гордости тем, что в них есть частица татарской, урало-алтайской крови, что их влекут в прошлое притягивающие связи с Батыем и Чингисханом? Разве мы не находим в достопочтенных новых атлантах Монгольского народного государства гордость за прародителей — евроазиатские Монгольские империи отзвучавшего средневековья? Разве мы не видим, как обретает новую жизнь в русской, европейской, а также в китайской и индийской литературе великий завоеватель, первый создатель паназиатской мировой державы Чингисхан? Вместе с тем нам следует чуть помнить об обновлении ликторской связки (fascio) в некоем третьем Риме!
Мы видим, что почти все панидеи прошлого — и среди них многие появившиеся задолго до святилища панэллинского (т.е. всегреческого) Зевса, который подарил нам путеводное слово, — как-то действенны и по сей день. Это панидеи, возникшие на основе религиозных верований Передней и Средней Азии, как идеи мировой державы Ирана, панидеи эллинизма , Рима, монголов, иберов, англосаксов, китайцев. Разве мы не узнаем без труда их продолжающееся действие в примирении церквей , в панисламизме , в движении за Великую Испанию и латинизацию , в панславизме и в движении за Великую Британию. Даже огни жизни древних восточноиранских связностей (Zusammenhangen), — столь чудовищно растоптанных монголами, — вновь тянутся вверх, подобно индонезийским, к рунам которых в диаспоре принадлежат такие выдающиеся памятники культуры, как Ангкорват и Боробудур . При этом [с.255] мы признаем “панидеями” только те, которые, — возвысившись над откровенно завоевательским и эксплуататорским мышлением, — выступали носителями культурных миссий (Kultursendungen) и были обращены фактически ко всем , а не только к одержавшему верх господствующему слою. В число этих идей следует включить и пангерманскую как наиболее умеренную и подивиться тому, насколько она мало наступательна в сравнении с другими панидеями.
Ведь ее все же никогда не осеняла мысль, которую сегодня многие из находящихся на переднем плане панидей с редкой непринужденностью считают само собой разумеющейся, а именно объединить целые континенты или части Света под знаком известных путеводных воззрений в области культуры, власти и экономики.
С того момента, когда после завершения [первой] мировой войны стало известно, что столь страстно желаемая многими идеалистами консолидация всей планеты в едином сообществе народов — даже в столь шаткой и бессильной структуре, как женевская [т.е. Лига Наций], — не удалась (поскольку в ней отсутствовали две основные жизненные формы — Соединенные Штаты Северной Америки и Советский Союз, а еще больше власть и воля к подлинному равноправию ее членов и к действенной защите меньшинств), на переднем плане вновь появилась исподволь осуществленная еще в 1900 г. в Австралии мысль об объединении одной части Света в качестве промежуточной ступени к фактически еще не созревшему подразделению (Durchgliederung) структуры всей Земли.
Но при этом быстро обнаружились две очень большие трудности, а именно то, что отдельные части Света, крупные материковые ландшафты в ходе своего развития совершенно по-разному преуспели на пути к этой цели и что прежде всего представленное еще Ратцелем в столь ярком свете континентально-океанское противоречие заставило считаться с собой.
Из больших традиционных “частей Света” (имеется множество новых классификаций, и среди них предложенные Э. Банзе , но не вошедшие в обиход) уже однажды оформлялась пан-Азия, но затем распалась. Пан-Австралия еще в 1900 г. консолидировалась в Австралийское сообщество (Commonwealth), однако без своего океанского дополнения (Новой Зеландии) , на которое сильно рассчитывали при его создании, конструкция получила мнимое равновесие и оставалась столь неудовлетворительной, что у порога всенародное голосование по поводу ее перестройки. Пан-Африка все еще стояла на перепутье и зависела прежде всего от вопроса расовой эмансипации. Пан-Америка располагала международно признанными основными образованиями, но с 1900 г., похоже, бездействовала. Пан-Европа была сокровенной мечтой. Однако именно между этой сокровенной мечтой и возможностью ее осуществления вклинились в качестве парализующей силы морские панидеи, носители которых [с.256] предстали как прочное следствие былого морского всемирно-политического образования вокруг романского Средиземноморья — средиземноморской Римской империи, а позже ислама, и устойчивое присутствие морских панидей крупных островных народов и островных государств — англосаксов и японцев, равно как и паназиатские связи Советов и сопредельных с ними государств. Не только в Срединных морях Земли, а именно в романском, где панидеи составляли существенное содержание того, что мы так долго называли всемирной историей, в американском, где Соединенные Штаты защищают свою более скромную морскую панидею (наряду с крупной тихоокеанской), в австрало-азиатском, где панмалайская идея восстала против колониальных держав, но и в океанах они уже отчетливо набросили свои пересекающиеся тени, вступив в борьбу с континентальными образованиями.
При этом три океана проявляли себя по отношению к образованиям панидей совершенно по-разному. В Атлантическом океане , который долгое время во многих случаях был разделяющим рвом мировой политики, четко определились меридиональное и широтное размежевания: раздел Север — Юг между англосаксонскими, исконно северогерманскими и иберийскими коренными и колониальными народами (Stamm-und-Kolonialvolker) (где Запад противостоял колониально-политическому образу действия посредством мятежей, доктрины Монро , панамериканских идей, но дополненных умной культурной политикой) и проходящая с Востока на Запад демаркационная линия (Scheidemark) германо-иберийского раздела. В Индийском океане , где, “оседлав” муссоны, впервые с транспортно-технической точки зрения осилили трансокеанский переход крупного моря (правда, Ратцель был склонен считать его лишь “полуокеаном”), на более ранние малайскую и арабскую панидеи наложилась ныне британская, за которой, однако, становится уже ощутимым индийское притязание на Восточную Африку как “Индийскую Америку”, проникшее при завершении мировой войны в казавшуюся осуществленной британскую империю Индийского моря. Напротив, в Тихом океане образовался искусственно вызванный к жизни, но значительный, в основном культурно-политический Пантихоокеанский союз в качестве будущего инструмента осуществления своей панидеи. Но как раз рассмотрение и культурно-политическая оценка этой крупномасштабной синтетической панидеи самого большого моря — самого огромного географического пространства Земли, одной из всеобщих географических категорий всей ее совокупной поверхности — невольно приводят нас к выводу о пересечении панидей, порожденных не нашим временем, но действующих в нем в полную меру. Ведь и пантихоокеанской идее, которая кажется нам сегодня несколько искусственной в сравнении с естественной и традиционной мощью паназиатской, уже более четырехсот лет. Ее общее торжество вокруг “своего моря” началось в тот день св. Михаила 1513 г., когда Нуньес де Бальбоа , перейдя Панамский перешеек, вышел [с.257] к Тихому океану с кастильским флагом, чтобы захватить это море как монопольное испанской короны. Бальбоа сознательно совершил смелый прорыв в будущее ради империи, над которой никогда не должно было заходить солнце, однако его панидея продержалась в Великом океане лишь одно поколение — затем она была нарушена британским мореплавателем Дрейком в 1578 г. и его последователями.
Создание опорных владений в зоне Индийского океана
Unmiltelbarer Besitz — прямое (непосредственное) владение,
Schutzstaaten u.s.w. — государства, которым оказывается помощь и т.д.
Einflu?gebiet, Interessenspharen, Mandate u.s.w. — область влияния, сферы интересов, мандаты и т.д.
Wieder verloren oder aufgegeben — снова потерянные или признанные таковыми
И все же именно во взаимосвязи паназиатской и пантихоокеанской идей еще больше, чем в связи пан-Европы с какой-нибудь другой панидеей, которая пересекается с мечтами панъевропейцев (вроде панмалайской, евразийской панславизма, великобританской, пананглосаксонской), мы наблюдаем важное, геополитически действующее различие панидей, разделяющее их на эволюционные и революционные . Очевидно эволюционные черты несут в себе, например, пантихоокеанская и в меньшей степени, в противовес ее колониально-испанскому происхождению, современная панамериканская идея, а также большинство “наднациональных” объединительных взглядов, исходящих от островных народов и островных государств. Исключение составляет вновь возродившееся вследствие гнета панмалайское движение, которое может стать эволюционным, лишь склоняясь к идее [с.258] “Великой Японии”, а революционным — обретя мощную поддержку направляемого из Москвы, а также Китая и Индии революционного паназиатского движения, питаемого антагонизмом в положении цветных и белых в мире, — т.е., например, выступающего за “пан-Африку африканцев”, против “белой Австралии”.
Антагонизмы континентальных и морских панидей и таких, которые надеются скорее посредством преобразования (метаморфоза) или скорее катастрофы (краха) достигнуть своих целей в пространстве, часто ведут к параллельным, но несовпадающим действиям. Поскольку панидеи разветвляются во многих направлениях, становится, следовательно, необходимым исследовать географическими методами отдельные из них в связи с их политическими инструментами и лозунгами, сопоставив не только во всемирном масштабе, но и в отдельных, по возможности чистых экспериментальных полях.
В качестве средства для такого исследования панидей напрашивается непосредственно вызванная ими к жизни литература, а также сочинения противоположного толка, которые каждую из них стараются тотчас же освободить от пут. Некоторые панидеи располагают сводными программами, изложенными в таких журналах, как “Pan-Europa”, или “Pacific Affaris” Пантихоокеанского союза, или “Новый Восток” (Москва), “Young Asia”, или в книгах, кои самими соответствующими движениями рассматриваются в качестве своего священного писания, например труд Н.Я. Данилевского “Россия и Европа” — “библия” панславизма или книга Б.К. Саркара “Futurism of Young Asia” . Другие же программы приходится терпеливо искать в протоколах различных конгрессов и движений.
Зачастую для превентивных мероприятий существуют ангажированные оппоненты, коим обязаны глубоким проникновением в суть пандвижений, как Лотроп Стоддард, автор книги “New world of Islam” (“Новый мир ислама”) , как те представители паназиатских связностей, которым, например, панъевропейская мысль представляется попыткой колониально-империалистической перестраховки. Более редкими стали спокойные и объективные изложения, в свое время апробированные панамериканским движением (характеристика Зиверсом (1900) его важного инструмента — трансамериканской железной дороги) или Лигой Наций благодаря Говарду Эллису (1928) .
Литературный уровень свидетельств, характеризующих геополитику панидей, весьма различен: от вершин мировой классической литературы вроде увещеваний Рабиндраната Тагора, который, находясь в Токио, призывал Японию не изменять [с.259] своего азиатского облика, паназиатского письма Сунь Ятсена к Инукаи27 , книги Гриффита Тейлора “Environment and Race” (“Окружающая среда и раса”)vii до безудержного потока листков. И здесь, чтобы отделить истину от фальши — как я попытался это сделать в отношении паназиатского и пантихоокеанского движений и их физических основviii , — требуется постоянное наблюдение за силовым полем, где опасные для жизни сверхнапряженности (Hochspannungen) иногда посылают свои разряды друг против друга в совершенно неожиданных направлениях.
Попытка привлекательна, но не безопасна, не легко достижима. И все же она должна стать постоянной, чтобы нас не застали врасплох разрушающие культуру взрывы. Ибо нужно знать, включаются ли ныне эти уже фактически существующие промежуточные образования между “империей”, трансформированной в государство “народностью”, нацией и мировым сообществом — Лигой Наций в качестве моста или препятствия. Но общее представление об этом можно получить, если бы в геополитической критике современных панидей с такой безучастностью, какая вообще возможна лишь при чисто политико-географическом наблюдении за земной поверхностью, исследовались условия и возможности их существования в пространстве с всеобщей точки зрения — сухопутной и морской. Даже такое интересное и умное исследование, как научный трактат Карла Штруппа , не имеющий географического фундамента, подвергается опасности, ибо принимает в расчет лишь словесные конструкции и мечтания сторонников некоторых панидей, а не их земные возможности. Однако заслугой Штруппа — автора работы “Worterbuch des Volkerrechts” — остается то, что большинство панидей в его собрании ключевых терминов воспринимались как животворные и поистине творческие силы и были разработаны с такой тщательностью, как это позволяли динамически активное, проникнутое страхом (Woolf. “Revolt against Europe” — Вольф. “Мятеж против Европы”); проблема цветного населения) и волей к борьбе (Москва; Университет имени Сунь Ятсена) , осязаемое рабочее поле и опытный образец (Versuchsstuck).
Кто соприкоснулся со становлением борьбы хотя бы одной-единственной среди крупных панидей нашего времени, тот знает, что объективное изложение, достижимое в других областях знания, в данном случае было бы возможно, если описать эту идею чисто ретроспективно, отступив от ее состояния примерно на десять лет (как это фактически имеет место во многих географических и страноведческих работах) и отказавшись от важнейшего — от взгляда на ее возможность воздействовать на настоящее и через определенные ступени на ближайшее будущее. [с.260]
Именно такое геополитическое рассмотрение панидей непременно открывает взгляд на механизм, силовые линии и экспериментальные поля нашего века , нашего времени — и тогда предстает в движении сложная картина связанных, а не отдельных изолированных событий — и встает извечный вопрос о родившемся вместе с нами праве. Такое рассмотрение панорамы находящегося на полном ходу машинного зала — удел не каждого; кто был приучен к статической точке зрения, тому такой откровенно выраженный динамический подход покажется не совсем удобным. Однако именно естественные, успешно вырастающие на почве, обусловленные природой основные черты и направления — это и есть то, что остается, более того, укрепляется и сызнова позволяет составить представление о пространственных возможностях определяемых волей маневров. Итак, именно в таком способе рассмотрения я усматриваю единственно возможный противовес обманчивому, путаному — часто из лучших побуждений — потоку речей и словесному камуфляжу, которые сознательно или неосознанно затуманивают как тенденции, так и очертания панидей. Поставив воздушный замок из бумаги на твердую почву, мы должны не только направить на него искусственный свет, но и подвергнуть его буре и грозе — устоит ли он в пространстве, столкнувшись с иными делами, — лишь тогда можно проверить его способность противостоять напору и давлению, имеющуюся или отсутствующую оборонительную энергию в качестве промежуточного сооружения между народным духом (Volkheit) и Лигой Наций! [с.261]
ПРИМЕЧАНИЯ
(с.253) Ин. 18:36.
(с.254) Мф. 28:19.
(с.259) Данилевский Н.Я . Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. СПб., 1995.
(с.259) Sarkar В . К . The Futurism of Young Asia. Berlin, 1922.
(с.259) Stoddard L . The New World of Islam. New York, 1928.
(с.259) Ellis H. С . Origin. Structure and Working of the League of Nations. London, 1926.
(с.260) Taylor G. Environment and Race. London, u. Oxford, 1927.
(с.260) Haushofer K. Das erwachende Asien // “Suddeutsche Monatshefte”, 1926. Munchen; Idem. “Geopolitik des Pazifischen Ozeans”. II. Aufl. Berlin, 1928.
(с.260) Strupp K. Panismus // “Frankfurter Zeitung”. 7.III.1927; “Pan-Europa”. VI.1929.
У буддистов нирвана — чудное, бесконечное, благословенное место, где нет ни страданий, ни смерти, ни увядания, — место спасения и успокоения. [с.261]
Следует иметь в виду, что археологические и лингвистические изыскания, современная методика научного исследования значительно отдалили в глубь тысячелетий время сложения цивилизаций. [с.261]
Светское государство пап — Папская область, или Вотчина святого Петра (Patrimomum Petri), — возникло в 756 г., когда франкский король Пипин Короткий передал во владение папе Стефану II территорию в центре Италии. В период своего расцвета оно включало около /итальянских земель. Папская область как монархическое светское государство просуществовала более одиннадцати веков; была ликвидирована в 1870 г. в процессе объединения Италии, когда Рим стал столицей нового государства. С тех пор возник так называемый римский вопрос — конфликт между Ватиканом и Итальянским государством из-за владений пап. Как уже упоминалось, конфликт был урегулирован лишь в 1929 г. Латеранскими соглашениями, предусматривавшими образование на территории Рима суверенного государства Ватикан. [с.261]
Панамериканский союз был создан в 1910 г.; с 1948 г. выполняет функции административного аппарата Организации американских государств. [с.261]
Флаг, отмечающий резиденцию мандарина. [с.261]
“Предвидение без гнева и пристрастия” (лат .). [с.261]
Нагорная проповедь — проповедь, которую, по преданию, произнес Христос; совокупность нравственных принципов христианской религии. [с.261]
“Помни, ты вершишь власть над римским народом” (лат .). [с.261]
По понятиям феодального средневековья, духовный меч — это наднациональный и всеевропейский авторитет “церковь”. В теории “двух мечей” нашли [с.261] отражение основные принципы папской теократии, сформулированные папой римским Григорием VII (между 1015 и 1020 — 1085). Согласно этой теории, папству должна принадлежать не только высшая духовная власть в мире, но и высшая светская власть. [с.262]
Речь идет об основателе династии Ахеменидов Кире Старшем (? — 530 до н.э.), происхождение которого окутано легендами. Согласно одной из них, он, хоть и царский сын, был подкидышем, воспитанным пастухом. [с.262]
Как уже упоминалось, Ашока — правитель государства Маурья в Индии, вел борьбу с брахманами. Их господству и авторитету нанес сильный удар, объявив государственной религией буддизм. [с.262]
См. примеч. 2. С. 200. [с.262]
Ликторская связка (fasces) — пучок розог, обвязанный ремнями с секирой посередине, который носили ликторы на левом плече как символ власти в Древнем риме [с.262]
Здесь, вероятно, имеется в виду Италия времен фашистского диктатора Муссолини, который мечтал возродить “Великую Римскую империю” с ее претензией на мировое господство. Итальянские фашисты, исходя из такой “философии истории”, предстали перед современниками с внешними символами и атрибутами Древнего Рима: салютование поднятием вверх правой руки, римский боевой клич “Эйялла”, дикторские знаки, римское обозначение боевых единиц — легионы, когорты, манипулы, центурии и т.д. Своеобразное значение в фашистском лексиконе приобрело слово “Рим”, фашисты употребляли его не только и не столько в смысле “Рим — столица Италии”, сколько “Рим — столица европейской и мировой цивилизации”. [с.262]
См. примеч. 6. С. 19. [с.262]
В 1054 г. единство христианского мира было нарушено религиозным расколом, католическая церковь стала подчиняться папе римскому, а православная церковь — византийскому патриарху Османские завоевания и взятие Константинополя турками углубляют это разделение, которое сохраняется и по сей день. Вероятно, автор имеет в виду великий раскол между папствами в Риме и Авиньоне (1378-1417). В результате этого раскола христианская Европа разделилась на две части Испания, Португалия, Франция, королевство Неаполь и Шотландия поддерживали авиньонского папу, другие — папу в Риме. Констанцский собор (1414-1418) решил вопрос о расколе церкви. [с.262]
Панисламизм — религиозно-политическая идеология, в основе которой лежат представления о “единстве” мусульман всего мира и необходимости их сплочения в едином мусульманском государстве. Оформился в конце XIX в. [с.262]
Вероятно, имеется в виду создание государств крестоносцев на Востоке по феодальному образцу Западной Европы. Так, участники четвертого Крестового похода основали на завоеванной ими территории Латинскую империю (1204-1260). Эти государства распались под ударами турок. [с.262]
Панславизм — так в Австро-Венгрии и Германии начиная с середины XIX в. называли идеологию западных славян, боровшихся за освобождение из-под власти турок и немцев, а также действия России в поддержку национальной независимости болгар, сербов, чехов, хорватов, словаков. В современной интерпретации это идея славянской культурно-политической взаимосвязи, находящая выражение в различных концепциях политической философии. [с.262]
Боробудур — буддийский храм на Яве, время его закладки относят к концу VIII в. [с.262]
Многочисленные движения или течения во всемирной истории, в названии которых есть частица “пан-” (от греч. — все), употребляемая в сложных словах для обозначения явления в целом, неоднозначны как по форме, так и по содержанию. Отсюда широкая возможность их оценки и истолкования различными исследователями в зависимости от личных взглядов и убеждений, от желания акцентировать внимание на том или ином аспекте данного пандвижения, ведь оно, как всякое социально-политическое явление, может включать и позитивные и негативные элементы.
Такой подход отчетливо проступает и в рассуждениях Карла Хаусхофера. который осуждает одни пандвижения и позитивно оценивает другие без достаточных на то оснований, а порой и вопреки очевидной истине. Немецкий геополитик, бесспорно, прав, отрицательно оценивая доктрину панамериканизма. Действительно, [с.262] ее основу составляет ложный тезис о не существующих в реальности географической, экономической и культурной “общности” и “единстве” всех стран Американского континента. Такие “общность” и “единство” в истории Американского континента, где сложились и сосуществовали не одна, а несколько цивилизаций, были и остаются фикцией Доктрина панамериканизма — не что иное, как политический инструмент Вашингтона. Примечательно, что организационный центр панамериканизма — Панамериканский союз, выполняющий функции административного аппарата так называемой “Организации американских государств”, находится в Вашингтоне.
В ином свете предстает, например, паниндийское движение, которое способствовало консолидации национально-освободительных сил и сыграло свою роль в завоевании Индией независимости. Следует заметить, что паниндийское движение Хаусхофер рассматривает с точки зрения глобальных интересов Германии в ее соперничестве с Англией, обладавшей в то время огромной колониальной империей, на развал которой делала ставку Германия в стремлении укрепить свои позиции в мире.
Когда же речь заходит о пангерманизме, то здесь очевидно откровенное стремление Хаусхофера выдать желаемое за действительное Он не жалеет красок, чтобы придать привлекательный образ движению, которое за время своего существования в полной мере доказало свою шовинистическую, агрессивную сущность.
Пангерманизм — зародившаяся в конце XIX в идеологическая доктрина внешней политики Германии, направленная на включение в состав империи “добром или силой” всех земель, где в той или иной мере существовали германские элементы населения. В колониальной политике пангерманцы стремились к созданию большой германской колониальной империи в Африке и Южной Америке.
Организационным центром идеологии пангерманизма стал “Пангерманский союз” (1891-1939), членами которого были видные парламентарии преимущественно консервативного направления, профессора из числа национал-либералов, юристы, промышленники, генералы и офицеры. Членами Союза являлись основоположники геополитики Фридрих Ратцель и Рудольф Челлен. Союз финансировался крупными металлургическими фирмами. Его пропаганда постепенно захватывала все более широкие круги.
Союз требовал создания обширной германской колониальной империи, призывал к переделу колоний, рекомендовал начать с малых держав (Португалии и Бельгии), но не останавливался перед захватом колоний Англии и Франции, ограблением и расчленением России, захватом Прибалтики, Украины и Кавказа. В Европе Пангерманский союз интересовали Скандинавия, Голландия, Дания и часть Швейцарии, которые должны были стать частями Германской империи. Пангерманцев особенно привлекало побережье Па-де-Кале по соображениям стратегическим и железорудные бассейны Брией и Лонгви по соображениям экономическим. Их аппетиты распространялись также на Бельгию и Францию. Пангерманцы советовали не обращать внимание на такие “мелочи”, как международное право, торжественное признание Германией нейтралитета Бельгии, призывали не церемониться с доктриной Монро, требовали превращения Португалии в немецкую колонию, а междуречье Тигра и Евфрата — в хлопковую провинцию Германии. Притязания пангерманцев затрагивали интересы народов Балканского полуострова, которые должны были стать ее вассалами. Союзную Австро-Венгрию предполагалось объединить с Германской империей. Вместе с Балканами она должна была стать мостом в Турцию, по которому пройдет пресловутый “Drang nach Osten” — “Натиск на Восток”.
Иными словами, Пангерманский союз занимался активной пропагандой империалистической экспансии Германии Неудивительно, что из арсенала пангерманцев гитлеровцы заимствовали многие идеи. [с.263]
Банзе Эвальд (1883-1953) — немецкий географ и военный писатель. В 1912 г. опубликовал свои соображения по поводу географического деления земной поверхности. Новый подход был продиктован стремлением установить такие крупные области (Erdteile), в которых географической среде отвечала бы культурная индивидуальность. Так, для “Ориента” (Ближний Восток и Северная Африка) критериями, согласно Банзе, служат “степи” и ислам, для Монголии — [с.263] не только степной и пустынный характер природы, но также расовые и религиозные признаки В результате получилась эклектичная система, научная ценность которой весьма сомнительна Банзе один из первых среди немецких географов принял нацистскую доктрину Одна из основных работ Банзе — “Пространство и люди в мировой войне”, где он воспевал культ войны. [с.264]
26 сентября 1907 г. британская колония Новая Зеландия получила статус доминиона. [с.264]
Доктрина Монро — декларация принципов внешней политики США, провозглашенная в послании президента Дж. Монро конгрессу 2 декабря 1823 г. Ее суть выражается в формуле “Америка для американцев”. В первой половине XIX в. доктрина Монро имела оборонительный характер и была направлена против какого бы то ни было вмешательства европейских государств, объединенных в Священный союз, в дела Американского континента. Вступлением в первую мировую войну США порвали с одним из руководящих принципов доктрины Монро — невмешательством в дела Европы. [с.264]
Бальбоа Васко Нуньес (1475-1517 гг.) — испанский мореплаватель-конкистадор. В 1513 г. первым из европейцев пересек Панамский перешеек и открыл Тихий океан. [с.264]
Дрейк Фрэнсис (около 1545 — 1595 гг.) — легендарный английский мореплаватель и пират. Совершил второе после Магеллана кругосветное путешествие (1577-1580 гг.). [с.264]
Министр Японии. [с.264]
В 1925 г. Советское правительство приняло решение (в рамках сотрудничества с Гоминьданом) об учреждении в Москве Университета имени Сунь Ятсена. Это учебное заведение готовило прежде всего кадры политических работников-революционеров. Отбор будущих слушателей всецело доверялся китайской стороне. На открытии Университета в ноябре 1925 г. выступил Троцкий, проявлявший интерес к китайской революции как практической попытке осуществления “перманентной революции”. Первым ректором Университета был К. Радек, читавший там лекции по истории китайской революции Известно, что осенью 1926 г. перед слушателями выступали Троцкий и Сталин, между которыми возникла дискуссия о характере китайской революции. По Троцкому, на повестке дня в Китае стояла социалистическая революция, по Сталину — буржуазная. Исходя из разных посылок, ораторы формулировали исходные принципы. Троцкий считал необходимым разрыв с Гоминьданом, Сталин — сотрудничество с ним. Университет функционировал до 1930 г. [с.264]
ГЛАВА II