Русские, нерусские и нерусские русские
Валерий Николаевич РАСТОРГУЕВ
доктор философских наук, профессор,
зав. кафедрой теоретической политологии МГУ,
заместитель главного редактора журнала
«Трибуна русской мысли»
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ВЫБОР ВЕЛИКОРОССОВ
Имя русского имеет ли теперь для нас ту силу неисповедимую, какую оно имело прежде?
Н.М. Карамзин
Реформаторы и рады бы поделиться с народом собственностью, но он, во-первых, не готов ее брать по причине своей неискоренимой общинности и соборности, а во-вторых, ему и рискованно ее доверять: распылит и промотает в полном соответствии с духом национальной "стихии".
А.С. Панарин
Русские, нерусские и нерусские русские
Какое будущее ожидает Россию, какой ей суждено стать в ближайшей и отдаленной перспективе, за горизонтом медленно уходящего смутного времени? Этот вопрос, судя по открытым источникам, не волнует разве что ее правительство: какой скажут, такой и будет. Кто скажет? Кому? Когда? Нет ответа.
Есть и другой вариант того же по сути вопроса: «чего хочет Россия?». Он требует не столько от сменяющих друг друга правительств, сколько от каждого из нас, граждан России и соотечественников, готовности отвечать за себя. А если быть до конца последовательным, пришлось бы спросить: «чего хотим все мы – сыновья и дочери России, не отрекшиеся от матери-родины, ее лидеры и оруженосцы, не изменившие присяге, ее молитвенники и простые труженики с непростыми судьбами, русские и не русские по происхождению? Особо над этим вопросом придётся потрудиться русской интеллигенции, у которой всегда складывались непростые отношения и с русским народом, и с властью, и с собственной совестью, и с братьями по призванию – интеллектуалами за пределами русского культурного мира.
Этот вопрос может поссорить, может помирить, но в любом случае он принуждает к диалогу. И в этом диалоге, как правило, выявляется любопытная закономерность: граница между русским и нерусскими никаким образом не связана ни с этнической самоидентификацией, ни даже с языковыми границами. К русским в духовном и культурном плане относят себя люди самого разного этнического происхождения и гражданской, а иногда и конфессиональной принадлежности. Их объединяет одно: все они хотят слиться с той исторической Россией, которая неотделима от великой русской культуры, обращенной к вечности, и образа семьи народов, где слабейшему члену семьи давали лучшее с общего стола, чтобы он стал сильным.
Иное дело – нерусские по убеждениям. Это сравнительно немногочисленное, но хорошо организованное племя так же интернационально, как и русский культурный мир, хотя внимательно следит, как правило, за собственной «кровно-этнической чистотой» и не перемешивается без разбора. Нерусские по убеждениям, среди которых немало русских людей, не любят Россию. Не любят именно из-за своих убеждений или, точнее, предубеждений. Но поступиться ими не могут – иногда себе же во вред, но чаше с выгодой: на русофобов всегда есть спрос. Для одних не любить Россию – временная работа или профессия, для других – хобби или призвание, но всех их сближает идейная фобия – страх, питаемый идеей, а не общая культура. По этой, видимо, причине их отличает какая-то особая невосприимчивость, мешающая диалогу, легко возникающему почти в любой межкультурной среде. У многих людей время от времени возникают какие-то фобии или идефиксы, но зачем же их делать смыслом жизни? Бывает, хочешь поговорить и даже договориться о чем-то с русофобами, особенно с теми, что фобствуют не по нужде, а по призванию, – и люди они, как правило, не глупые или, во всяком случае, начитанные, и на одной земле живем, а потом махнешь рукой: себе дороже, все равно не услышат. Этим они выделяют себя как среди русских (русских по родителям или по документам), так и среди русских немцев в России и в Германии (основная часть которых в большей степени русские и по духу, и по любви к России, чем «просто русские»), многочисленных русских американцев, французов и даже англичан. Впрочем, образ русских англичан немного потускнел в последнее время из-за повышенного интереса мировых и доморощенных СМИ к «нерусским по своим убеждениям русским англичанам», которые скупают Лондон с пригородами за нерусские деньги, вырученные за продажу русского добра.
Важно отметить, что дихотомия «русские – нерусские» совершенно по-разному воспринималась и воспринимается в разные моменты исторического развития (или исторической деградации) и разными людьми. Отношение к этим понятиям и образам находится в прямой зависимости от самооценки и личной способности к критическому восприятию навязанных человеку или социальной группе стереотипов, как бытовых, так и научных (не окончательно устоявшихся и вечно конкурирующих парадигм), а также откровенно лженаучных концептуальных схем, рассчитанных разве что на оболванивание. Все зависит в данном случае от образа «русские», не сгоревшего, как предполагалось идеологами-крематорами, но переплавленного до неузнаваемости в идеологических печах богоборческой и русоборческой диктатуры.
Реконструировать многоходовые и конкурирующие проекты, включенные в реальный политический и исторический процесс, крайне сложно. Но через наплывы времени и событий все отчетливее проступают основные контуры и даже фазы планов и сценариев разрушения России, которые маниакально претворялись и претворяются в жизнь с использованием колоссальной энергии, невиданных доселе ресурсов (ресурсов самой же России) и патологической жестокости ее насильников. Такие геополитические проекты, изменившие до неузнаваемости человеческий мир на столетия вперед, оставляют кровавый след в череде поколений и не могут уйти в забвение.
История с «перековкой» русского народа и великороссов как его ядра – свидетельствует: за необъяснимой вакханалией насилия над народом – и физического, и морального, и экономического – просматривается единая логика и четкая цель. Можно выделить три основных параллельных, синхронизированных направления или манипуляции (образно говоря, «три пласта») этого политического проекта, который на самом деле был не только значительно сложнее и изощренней, но и являлся звеном долгосрочной программы-утопии полного миропереустройства. Сегодня на смену этой утопии пришли другие утопии-правопреемницы, не менее опасные, о чем мы еще будем говорить. Преемственность подобных программ глобального изменения мира необходимо отслеживать, поскольку проверенные временем палаческие методы устранения препятствий на их пути (Россия – главное из препятствий) долго еще будут востребованы.
Первое и основное направление было связано с долгосрочными манипуляциями с русским языком и массовым сознанием. В результате был, по сути, изъят из обращения, из сознания и даже подсознания миллионов людей в России – и высокообразованных в том числе – исторически сложившийся адекватный образ и, что особенно важно, самообразрусского народа. Так, почти незаметно «потерялся» исконный смысл слова «русские» – общего имени для граждан России и самоназвания мощного суперэтноса, основу которого, как известно, составляют великороссы, белорусы и малорусы, подавляющая часть которых относила и относит себя к православию (отсюда традиционное для исторической России отождествление русских и православных). Теперь эти значения если и упоминаются, то с отсылкой на процесс естественного обновления языка[1] и поправкой «устар.».
Осуществить столь сложную политическую задачу помогла тотальная, ничем и никем не ограниченная власть. Власть над всеми информационными потоками, прессой, образованием и наукой. А также власть над самим языком (соответствующие реформы) и всей литературой – как отечественной, так и мировой, которая была полностью и многократнопросеяна и профильтрована, переосмыслена и перекомпонована, «перередактирована», а частично и заново переписана под контролем единого центра. Далеко не каждая страна могла выделить необходимые для такого масштабного и многолетнего деяния денежные, человеческие, интеллектуальные, организационные и иные ресурсы.
Вторая составляющая проекта заключалась в том, чтобы ввести в обиход обновленное до неузнаваемости слово «русские», но уже в совершенно новом значении – как слово-бирку для обозначения одной из ветвей русского народа – великороссов. Смысл фокуса – окончательное вымывание из языка и культурной памяти людей еще живого, реально существующего суперэтноса, который в результате теряет способность осознавать себя как целое и теряет право на жизнь. Эта задача в технологическом плане была попроще, поскольку опиралась на уже проделанную работу, а кроме того, не противоречила традиции и языковому узусу. Дело в том, что большинство великороссов редко использовало это имя, поскольку они считали себя прежде всего русскими, то есть подданными Российской империи и православными (это еще один смысловой вариант слова «русские»). Они не только не кичились своим особым положением, но и не обращали внимания на этнокультурные отличия – как от «других русских» (по принадлежности к большому этносу), так и от других подданных России.
Чтобы объяснить, как удалось совершить подмену, важно обратить внимание на исторические предпосылки, которые облегчали поставленную задачу, а также на общий политический и социокультурный контекст. В этой связи можно напомнить хотя бы о том, что во второй половине ХIХ - начале ХХ веков осуществлялись первые масштабные опыты в области «национального конструирования» и, соответственно, искусственного стимулирования интереса народов к своим «этническим и национальным корням». Цель экспериментов была прозрачна: найти действенные инструменты вытеснения и разрушения династического принципа политического мироустройства для расчищения «площадки под строительство нового мира». Великороссов эти эксперименты по понятным причинам почти не коснулись (становление самосознания державообразующей нации только укрепило бы империю). А если и коснулись, то преимущественно интеллигенции и высших образованных классов общества, что углубило пропасть между верхними и нижними этажами общества и отчасти предопределило успех февральского и большевистского переворотов. В целях ослабления Российской империи такие выборочные эксперименты ставились с разным успехом над другими народами России: вбить клин, посеять недоверие, разбудить «комплексы», зародить надежду местных князьков заполучить в свои руки уже не вотчину, а собственное царство. Теперь, в начале третьего тысячелетия, у них появился шанс войти, хотя бы в качестве обслуживающего персонала, в клуб персон, определяющих судьбы мира (для плебса подойдет сказка о перспективах вхождения в число избранных, цивилизованных народов). А в этом случае цена затеи никакого значения уже не имеет.
Третья манипуляция, осуществленная в несколько приемов, может быть документально воссоздана, потому что потребовала мобилизации сил подавления и раскрутки на полную мощность репрессивного аппарата или, как говорят теперь, «зачистки». Благодаря слаженной работе карательных и «просветительских» органов само слово «великоросс» в целях «социальной профилактики» было фактически вытеснено из общеупотребимого языка. Его штыком выскребли и из всех «сусеков» массового сознания. Предлог для демонстрации сверхбдительности и нечеловеческой жестокости, с которой истреблялась память о «великорусской гордости» вместе с ее носителями – мнимая угроза зарождения «великорусского шовинизма».
Современный аналог-страшилка, призванная, вероятно, покончить даже с тем куцым, извращенным и «остаточным» понятием «русский», которое в советскую эпоху так и не удалось убрать из языка (бывшего великорусского) – так называемая «угроза русского фашизма». При этом вольные или невольные крематоры от культуры, забывают тот факт, что В.И.Ленин, у которого они берут уроки ненависти к общим идейным врагам, в борьбе за умы и сердца «базового населения» России вовсе не клеймил великодержавные устремления русских, а тонко играл именно на высоких национальных чувствах великороссов. Он именовал их (и себя вкупе с ними) не иначе, как «представителями великодержавной нации крайнего востока Европы и доброй доли Азии», которым «неприлично было бы забывать о громадном значении национального вопроса». При этом Ленин клятвенно обещал великороссам не только не вытравлять последнюю память об этом «гордом имени», но и поднять на недосягаемую высоту престиж Великороссии как великой державы: «мы, великорусские рабочие, - писал будущий вождь, - полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии, строящей свои отношения к соседям на человеческом принципе равенства» (Ленин В.И. «О национальной гордости великороссов»). Где оказались те великороссы и та Великороссия после переворота?
Политика, как Восток – дело тонкое: одно говорят (если это позволено), другое думают (если это возможно), а делают третье (если это предписано). Пишут: «гордись», читай: «если жизнь не дорога». Вопрошают: «Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет!» (тот же и там же), но подразумевают: «мы особенно ненавидим свое рабское прошлое[2]» (там же). Бичуют «помещиков, споспешествуемых капиталистами, которые ведут нас на войну, чтобы душить Польшу», а после захвата власти готовят польский поход Тухачевского...
Почему нынешнее поколение ярых борцов с мнимой угрозой «русско-великорусского шовинизма-фашизма» отказались от двойной игры, от лести и лживых обещаний? Почему сбросили личину? Растеряли профессионализм, помельчали? Да нет, просто бояться стало некого: дело-то сделано: русские не знают, а некоторые и знать не хотят, что они русские. Скажи, к примеру, украинцу, даже не оранжевому, что он русский – не поймет, а оранжевый – так и оскорбится. В его сознании все русские – москали. Да что там украинцы, скажи великороссу, что он великоросс – тоже не поймет, а скажи ему, что он сам не русский, если считает нерусскими других представителей русского народа – так и вовсе слушать перестанет…
Забыл народ собственное имя – и нет народа, как не было. Ушел русский народ с политической карты, ушел из истории, канул в лету. И никому не больно. И некому оплакивать. Чего и кого теперь боятся русофобам? Да они теперь и не русофобы вовсе, а что-то вроде мародеров.
Только слышен стон предков наших, которые молились и умерли за Россию, за русский народ. Ни они, ни святые, в земле Российской просиявшие, не разошлись по своим этническим углам, как это пришлось сделать народам нашим после Беловежской пущи. Может быть, молитвами русских святыхвернется та многонациональная Россия, та воистину Святая Русь, которая без единого русского народа себя не мыслила?