F.8.1 Какие социальные силы стоят за возвышением капитализма?

Капиталистическое общество это относительно недавнее изобретение. Для Маркса, в то время как рынки существовали тысячелетие "капиталистическая эра начинается с 16 века". [Капитал, том 1, с. 876] Как указал Мюррей Букчин, за "долгую эру, возможно длящуюся больше 5 веков", капитализм "сосуществовал с феодализмом и простыми товарными отношениями" в Европе. Он утверждает что этот период "не может быть назван переходным без истолковывания прошлого с учетом настоящего". [От урбанизации к городам, с. 179] Другими словами, капитализм не был неизбежным результатом истории или социальной эволюции.

Букчин продолжает, замечая, что капитализм существовал "с растущим значением в смешанной экономике Запада с 14 века до 17" но что "это буквально взорвалось в Европе, в частности в Англии, во время восемнадцатого и особенно девятнадцатого веков". [Избр. Произв., с. 181] Возникает вопрос, что лежит за этим "растущим значением"? Увеличился ли капитализм из-за присущей ему более эффективной природе или здесь действовали другие, неэкономические силы? Как мы покажем, это определенно было второе - капитализм родился не из экономических сил, но из политических действий социальных элит, которые обогащались за счет ростовщичества. В отличие от продукции ремесленников (простой товар), наемный труд создает неравенство и богатство для немногих и поэтому будет защищаться и поощряться теми, кто контролирует государство в своих собственных экономических и социальных интересах.

Развитию капитализма в Европе помогали две социальные элиты, появляющийся капиталистический класс в разлагающихся средневековых городах и абсолютистское государство. Средневековый город был "тщательно изменен постепенным увеличением в силе коммерческого капитала, в основном благодаря внешней торговле... Поэтому внутреннее единство коммуны было ослаблено, давая место растущей кастовой системе и необходимо ведя к растущему неравенству социальных интересов. Привилегированные меньшинства продвигали централизацию политических сил общества... Меркантилизм в погибающих городах республики логически вел к потребности в больших экономических единиц (т. е. национализировать рынок); и поэтому желание сильных политических форм очень усилилось... Таким образом город постепенно стал маленьким государством, прокладывая путь к предстоящему национальному государству". [Рудольф Рокер, Национализм и культура, с. 94] Кропоткин подчеркивал что это разрушение самоорганизации коммуны не только служило интересам появившегося капиталистического класса но также слжило интересам государства. Точно так же как лендлорд и капиталист ищут рабочую силу и рынок труда состоящий из атомизированных и изолированных индивидуумов, так же государство ищет способы устранить всех потенциальных противников и поэтому противостоит "всем коалициям и частным общетсвам, независимо от того какая у них цель". [Государство: это историческая роль, с. 53]

Растущая экономическая сила прото-капиталистов конфликтовала с силой феодальных лордов, что значило что первым нужна была помощь, чтобы собраться вместе. Эта помощь пришла в форме монархического государства которое, в свою очередь, нуждалось в помощи против феодальных лордов. С силами абсолютизма за спиной, капитал мог начать процесс увеличения своей силы и влияния путем расширения "рынка" через государственное действие. Это использование государственного принуждения было нужно, потому что, как заметил Букчин "в любом до-капиталистическом обществе, существовали компенсационные силы, чтобы ограничить рыночную экономику. Не менее значительно, многие докапиталистические общества вырастили препятствия, как они думали непреодолимые, к внедрению государства в социальную жизнь". Он заметил, "силу деревенских коммун противостоять вторжению торговли и деспотических политических форм в жизнь общества". Государственное насилие было необходимо, чтобы разрушить это сопротивление и, неудивительно, "класс, который получил наибольшую выгоду от появляющегося национального государства была европейская буржуазия... Эта структура... предоставила базис для следующей великой системы мобилизации труда: заводы". [Экология свободы, с. 207-208, 336] Абсолютистское государство, заметил Рокер, "зависело от помощи этих новых экономических сил, и наоборот". Поначалу государство продвигало планы коммерческого капитала, потому что его казна была заполнена за счет расширения торговли. Его армия и флот "сделали вклад в экспансию индустриальной продукции потому что им требовался ряд вещей, которые не могли предоставить лавки мелких торговцев. Таким образом постепенно возникли так называемые мануфактуры, предшественники более поздних больших индустрий". [Избр. Произв., с. 117-118] Как таковое, невозможно недооценить роль государственной власти в создании условий для сельскохозяйственного и промышленного капитализма.

Одно из самых важных государственных действий с точки зрения ранней промышленности были так называемые Акты об Огораживании, по которым общинные земли - бесплатная фермерская земля, разделяемая крестьянами в большинстве деревень - была "огорожена" или включена в собственность разных лендлордов как частная собственность (смотри раздел F.8.3). Это обеспечило множество безземельных рабочих, у которых не было другого выбора кроме продажи своего труда лендлордам и капиталистам. На самом деле, широко распространенная независимость, происходящая от того, что у большинства домохозяйств была земля, заставляла растущий класс капиталистов жаловаться, как сказал один человек "что люди, которые должны работать на наемной работе, цепляются к земле, и в непослушании своих сердец предпочитают независимость сквоттеров найму у хозяина". (цитируется по Аллану Енглеру, Апостолы алчности, с. 12)

В услужении хозяину, государство всегда репрессировало все признаки "непослушания" и "независимости" (такие как забастовки, профсоюзы и так далее). Например, Франция 17 века видела "декреты... которые запрещали рабочим менять своих начальников или которые запрещали собрания рабочих или забастовки под страхом корпоративного наказания или даже смерти. (Даже Теологический Факультет Университета Парижа посчитал подходящим торжественно произнести проклятия в адрес греха рабочих организаций)". [Маурис Добб, Исследования в развитии капитализма, с. 160]

В дополнение, другие формы государственной помощи обеспечивали, что капиталистические фирмы получали фору, таким образом обеспечивая их доминацию над другими формами работы (такими как кооперативы). Главным способом создания запаса ресурсов, которые могли быть использованы для инвестиций было использование меркантилистской политики, которая использовала протекционистские методы, чтобы обогатить капиталистов и лендлордов за счет потребителей и их рабочих. Например, одним из самых общих жалоб ранних капиталистов было то, что рабочие не приходили постоянно на работу. Однажды поработав несколько дней, они исчезали, так как у них было достаточно денег чтобы продолжать жить. С более высокими ценами на еду, вызванными протекционистскими мерами, рабочим приходилось работать дольше и тяжелее и так они привыкли к заводскому труду. В дополнение, меркантилизм позволил местной промышленности развиться, запрещая иностранную конкуренцию и также позволил промышленникам получать сверхприбыли, которые они могли потом использовать, чтобы увеличить свои инвестиции. По словам марксистского экономического историка Мауриса Добба:

"Вкратце, меркантилистская система была системой эксплуатации через торговлю, регулируемой государством, которая играла очень важную роль в ранние годы капиталистической индустрии: это была экономическая политика века первоначального накопления". [Избр. Произв., с. 209]

Как суммирует Рокер, "когда абсолютизм победил всю оппозицию национальной унификации, продвигая меркантилизм и экономическую монополию, это дало всей социальной эволюции направление, которое могло только вести к капитализму". [Избр. Произв., с. 116-117]

Меркантилистская политика имела много форм, включая государство, предоставляющее капитал новым индустриям, изымающее капитал у гильдий и налоги, устанавливающее монополии на местных, иностранных и колониальных рынках, и дающее права и пенсии успешным капиталистам. В терминах иностранной торговли, государство помогало местным капиталистам, устанавливая тарифы, квоты, и запрещая импорт. Они также запрещали экспорт инструментов и технологий так же как эмиграцию квалифицированных рабочих, чтобы остановить конкуренцию (это относилось к любым колониям, которые имело специфическое государство). Другие политики были применены в зависимости от нужд специфической страны. Например, Англия приняла несколько Актов Навигации, которые заставляли торговцев использовать английские корабли, чтобы посещать ее порты и колонии (это разрушило коммерцию Голландии, ее главной соперницы). Не минимизировалось действие войны, с потребностью в оружии и транспорте (включая корабли) и государственными тратами в экономику. Неудивительно, учитывая это фаворизирование местной индустрии за счет соперников и подчиненного рабочего класса, период меркантилизма был периодом быстрого роста, в особенности в Англии.

Как мы обсуждали в разделе C.10, некоторый вид меркантилизма всегда был необходим, чтобы страна индустриализовалась. В общем, как говорит экономист Пол Ормерод, "совет следовать политике чистого свободного рынка кажется противоречит урокам практически всей экономической истории начиная с Индустриальной революции. Каждая страна, которая входила в сильный стабильный рост, сделала это, нарушив принципы свободного рынка". Эти интервенции включают использование "тарифных барьеров", чтобы защитить зарождающуюся промышленность, "правительственные субсидии" и "активную государственную интервенцию в экономику". Он суммирует: "Модель предпринимательской активности на рынке, с разумной государственной поддержкой плюс репрессии на рынке труда, кажется хорошей моделью экономического развития". [Смерть экономики, с. 63]

Таким образом, социальные силы, создающие капитализм были капиталистическая активность и государственное действие. Но без поддержки государства, сомнительно, что капиталистическая активность была бы достаточной, чтобы сгенерировать первоначальное накопление, необходимое, чтобы завести экономику. Из этого следуют необходимость Меркантилизма в Европе и его модифицированной кузины государственной помощи, тарифов и "актов о гомстэдинге" в Америке.

F.8.2 Какой был социальный контекст утверждения "laissez-faire"?

Медовый месяц интересов между ранними капиталистами и автократическими королями продолжался недолго. "Та же самая монархия, которая по веским причинам стремилась продвинуть интересы коммерческого капитала и которая в своем развитии опиралась на помощь капитала, наконец превратилась в препятствие для любого дальнейшего развития европейской индустрии". [Рудольф Рокер, Национализм и культура, стр. 117]

Это и есть социальный контекст выражения «Laissez-faire»- системы, которая исчерпала свои возможности поддержки, то на что она опиралась на первоначальных этапах. Также как и дети в какой-то момент восстают против покровительства и правил своих родителей, так и капиталисты восстали против довлеющей поддержки абсолютистского государства. Политика меркантилизма фаворизировала одни отрасли и ограничивала рост других. Правила и регулирование, которое касалось тех, кого фаворизировали, уменьшала возможности для маневра капиталистов в изменяющихся условиях. Как утверждает Рокер «не смотря на те усилия, которые прикладывало абсолютистское государство, в своих интересах, удовлетворить запросы торговцев, они сковывали отрасль и оковы постепенно становились все более и более гнетущими… (это) стало тяжким бременем… которое парализовало всю экономическую и социальную жизнь» [Избр. Произв., стр. 119]. В конце концов, меркантилизм стал скорее препятствием, чем силой, и нуждался в замене. С ростом экономической и социальной силы класса капиталистов, эту замену стало легче сделать. Как отмечает Эррико Малатеста:

“Развитие производства, расширение торговли, безмерная власть денег…гарантировали это превосходство (экономической власти над политической властью) капиталистическому классу, который более не удовлетворяла поддержка государства, и который потребовал, чтобы государство ушло со своего поста. Государство, которое распоряжалось властью по праву победителя …тем не менее подвластное, в силу существующих обстоятельств, капиталистам, продолжало относиться к своим богатым бывшим рабам с высокомерием и презрением, и претендовало на независимость и доминирование. Государство и в самом деле защищало, как жандарм, частную собственность, но было таким жандармом, который мнит себя кем-то, и ведет себя надменно по отношению к людям, которых должен защищать и опекать; только, что не грабит и не убивает их сам на следующем углу; и капиталисты решили от него избавиться… и заменить его правительством, которое сами изберут, в любое время им подконтрольное и в особенности организованное таким образом, чтобы защищать интересы своего класса от любых требований и притязаний тех, кого они отстранили от власти». [Анархия, стр. 22-3]

Малатеста здесь показывает настоящее значение выражения "оставьте нас в покое", или "laissez-faire". Абсолютистское государство (не государство вообще) начало влиять на доходные активности и власть капиталистов, поэтому они решили, что оно должно уйти - что и сделал усиливающийся капиталистический класс, когда устранил такие популярные движения как Английская, Французская и Американская революции. В таких условиях, когда государство не полностью контролируется капиталистическим классом, тогда имеет смысл противостоять государственному вмешательству, неважно насколько полезным оно было в прошлом - государство, управляемое аристократами и феодальными лендлордами не управляет классами в правильной форме. Это меняется, когда члены капиталистического класса удерживают государственную власть и когда лендлорды начинают себя вести как деревенские капиталисты, и, неудивительно, laissez-faire был быстро модифицирован и потом оставлен, когда капиталисты могли рассчитывать на капиталистическое государство и защищать свою экономическую власть внутри общества.

Когда капитализм избавился от нежелательного влияния враждебного использования государственной власти не-капиталистическими классами, тогда laissez-faire утратил свою полезность (точно так же как оно имеет свою полезность сегодня, когда атакует социальные пособия). Когда это было выполнено, тогда государственное вмешательство в общество было поощрено и приветствовалось капиталистами. "Это иронично, что главные протагонисты государства, в его политической и административной власти, были Утилитаристы из среднего класса, на другой стороне их этатистского баннера были начертаны доктрины экономического Laissez Faire". [Е.П. Томсон, Создание английского рабочего класса, с. 90] Капиталисты просто хотели, чтобы капиталистическое государство заменило монархическое государство, так что главы правительств следовали экономической политике, которая считалась бы капиталистами выгодной их классу как целому. Как говорит экономист по развитию Лэнс Тэйлор:

"В долгосрочной перспективе, не существует перехода к laissez-faire в современном экономическом росте. Государство всегда вмешивалось, чтобы создать капиталистический класс, и потом оно должно регулировать капиталистический класс, и потом государство должно волноваться о том, как не быть захваченным капиталистическим классом, но государство всегда было там". (Цитируется по Ноаму Хомскому, Год 501, с. 104)

Чтобы атаковать меркантилизм, ранние капиталисты игнорировали успешное влияние его политики на развитие индустрии и "запас богатства" для будущей экономической активности. Как указывает Уильям Лазоник, "политической целью (книги Адама Смита) "Богатство наций" было атаковать меркантилистские институты, которая Британская экономика построила за предыдущие два века. Адам Смит предлагал институциональные изменения, но у него отсутствовал динамический исторический анализ. В его атаке этих институтов, Смит мог спросить, почему такая большая часть мирового рынка была под контролем Британии в конце 18 века. Если бы Смит спросил этот "большой вопрос", он мог бы признать, что Британия была такой успешной на рынке благодаря меркантилистским институтам, которые он атаковал". Более того, он "мог бы опознать интегральное отношение между экономической и политической силой в восходе Британии к международному доминированию". В общем, "британские защитники laissez-faire отказывались говорить о роли, которая система национальной власти играла в создании условий, чтобы Британия начала свой динамичный путь развития... Они не беспокоились спросить, как Британия получила позицию "мастерской мира", в то время как они удобно игнорировали продолжающуюся систему национальной власти - Британскую Империю -которая продолжала поддерживать позицию Британии". [Организации бизнеса и миф рыночной экономики, с. 2, 3, 5]

Похожие комментарии применимы к американским сторонникам laissez faire, которые не замечают, что "традиционная" американская поддержка по всему миру свободной торговли это достаточно недавний феномен. Это началось только в конце Второй Мировой Войны (внутри Америки милитаристские политики Кейнса были оставлены). В то время как американская индустрия развивалась, государство и капиталистический класс не имели времени для laissez-faire (смотри раздел F.8.5 для деталей). После того как индустрия стала сильной, Соединенные Штаты начали проповедовать laissez-faire остальному миру - и начала обманывать себя про свою собственную историю, считая свои слоганы про laissez-faire секретом успеха. Как все остальные успешные страны с промышленностью, государство помогало капиталистам напрямую и косвенно (через тарифы, земельную политику, репрессии рабочего движения, субсидии инфраструктуры и так далее) и оно "оставляло их в покое" чтобы они угнетали и эксплуатировали рабочих, эксплуатировали потребителей, строили свои промышленные империи и так далее.

Такис Фотопулес показывает, что социальные силы, делающие рынок "свободным" не имеют "естественной" эволюции к свободе:

"В противоположность тому, что утверждают либералы и марксисты, маркетизация экономики была не просто эволюционным процессом, следующий за экспансией торговли при меркантилизме. Современные (то есть капиталистические) рынки не эволюционируют из местных рынков и /или рынков иностранных товаров. Национальное государство, которое появлялось в конце Средних веков, играло важную роль в создании условий для "национализации" рынка и освобождении рынка от эффективного социального контроля". ["Национальное и рынок", стр. 37-80 Общество и природа, Vol. 2, No. 2, с. 44-45]

"Освобождение" рынка значит освобождение тех, кто владеет большей частью рынка (т. е. богатая элита) от "эффективного социального контроля", но остальная часть общества была не так удачлива. Кропоткин говорит похожую вещь: "В то время как давая капиталистам некоторую возможность собирать свое богатство за счет беспомощных рабочих, правительство никогда и нигде... не давало трудящимся возможность делать то, что они хотят". [Анархизм, с. 182]

Так, выражение "laissez-faire" происходит в период, когда капиталисты возражали против ограничений, которые помогли создать их. Это не имеет отношения к свободе, а относится к нуждам капиталистов во власти и доходах. Также мы должны помнить, что в настоящий момент государство управляется богатыми для богатых. Выборы, там, где они имеют место, задействуют богатейших из мужчин собственников капитала. Это значит, что было два аспекта в призыве к laissez-faire. С одной стороны, элита хотела убрать регуляции и интервенции, которые находила обременительными и считала ненужными, так как их социальная позиция была защищена их экономической силой (меркантилизм развился в капитализм, когда рыночная сила была достаточной, чтобы производить зависимость и подчинение, так как рабочий класс был успешно лишен земли и средств производства). С другой стороны, серьезные социальные реформаторы (как Адам Смит) признавали, что затраты на такое управление государством, вдохновленное элитой, большей частью падали на плечи рабочего класса. Моральный авторитет последних был использован, чтобы поддержать желание первых максимизировать свое богатство, наложив затраты на других (рабочих, потребителей, общество и эко-систему планеты) с государством, готовым помочь им.

Неудивительно, рабочий класс узнал про лицемерие такого порядка (даже если большинство современных правых либертарианцев не знают об этом и предоставляют свои услуги, оправдывая действия и желания репрессивных и эксплуатирующих олигархов, ищущих монополистические позиции). Они обратились к политическому и социальному активизму, желая изменить систему, где экономическая и политическая сила усиливают друг друга. Некоторые (как чартисты и марксисты) требовали политических реформ, чтобы превратить демократию в настоящую систему с одним человеком, одним голосом. Таким образом, политическая свобода будет использована, чтобы остановить худшие перегибы так называемой "экономической свободы" (т. е. капиталистических привилегий и власти). Другие (как мютюэлисты) стремились к экономическим реформам, которые бы обеспечили, что капиталистический класс бы исчез посредством настоящей экономической свободы. В конце концов, большинство других анархистов утверждали, что нужны революционные перемены, потому что государство и капитализм так переплетены, что оба должны быть убиты в одно и то же время. Однако, борьба с государственной властью всегда происходила от общего населения. Как утверждал Мюррей Букчин, это ошибка изображать эту "революционную эру и ее демократические устремления как буржуазные, изображение, которое делает капитализм системой, больше связанной со свободой, или даже с обычными гражданскими свободами, чем это было исторически". [От урбанизации к городам, с. 18] В то время как капиталистический класс мог иметь выгоду от таких популярных движений как Английская, Американская, и Французская революции, но эти революции не были возглавлены, начаты и не велись буржуазией.

Не многое изменилось, так как капиталисты сегодня ищут максимум свободы от государства, чтобы обеспечить максимальную власть над их зарплатными рабами и обществом. Одна важная форма поддержки, которой правые либертарианцы хотят, чтобы государство (или "защитные" фирмы) оказывали капитализму, это обеспечение прав собственности - право владельцев собственности "делать как они хотят" на их собственности, что может иметь широкие и очевидные социальные последствия. "Либератарианские" капиталисты возражают против попыток других - рабочих, общества как целого, государства, и т. д. - влиять на власть боссов. То, что это просто защита привилегий и власти (а не свободы) обсуждалось в разделе B и в других главах части F, поэтому мы не будем здесь повторяться. Сэмюэль Джонсон однажды сказал: "мы слышим самые громкие возгласы о свободе от хозяина африканских рабов". [цитируется по Ноам Хомски, Год 501, с. 141] Наши современные "либертарные" капиталисты владеют зарплатными рабами и кричат о точно такой же "свободе".

F.8.3 Какие еще формы принимала интервенция государства в создании капитализма?

Кроме того, что оно было заказчиком новых форм продукции и социальных отношений, также оно защищало власть собственника, государство вмешивалось экономически также другими способами. Как мы отметили в разделе B.2.5, государство играло ключевую роль в трансформации законов общества в капиталистические законы, игнорируя традиционное и обычное право, когда это было удобно сделать. Похожим образом, использование тарифов и раздача монополий компаниям играло важную роль в накоплении капитала за счет работающих людей, точно так же как это сделало разрушение профсоюзов и разгон забастовок силой.

Однако, одним из самых вопиющих из этих действий было огораживание общественной земли. В Британии, посредством Актов Огораживания, земля, которая свободно использовалась бедными крестьянами, была отдана в частную собственность к крупным лендлордам. Как суммировал социалистический историк Е. П. Томпсон, "социальное насилие огораживания состояло из ... радикального, тотального навязывания деревне капиталистической собственности". [Создание английского рабочего класса, с. 237-8] Права собственности, которые давали преимущества богатым, заменили права использования и добровольное соглашение, которым пользовались крестьяне для использования земли. В отличие от прав пользования, которые полагались на общину, права собственности требовали вмешательства государства, чтобы их создать и поддерживать. "Парламент и закон обеспечивали капиталистическое определение эксклюзивной собственности на землю", замечает Томпсон. Этот процесс включал в себя игнорирование желаний тех, кто пользовался общественной землей и репрессирование тех, кто возражал. Парламент, конечно, управлялся богатыми для богатых. Богатые люди просто "подчинялись правилам, которые они сами создали". [Обычая в коммунах, с. 163]

Неудивительно, многие владельцы земли стали богатыми с помощью огораживания общественной земли, пустырей и холмов, в то время как многие простые люди лишились своих вековых прав. Огораживание земли было огромным мошенничеством крупных землевладельцев. По словам английской народной поэмы, написанной в 1764 году как протест против огораживания:

Они вешают мужчину и хлестают женщину,

Которые крадут гуся из общей земли;

Но отпускают на свободу более крупного злодея,

Который крадет землю у гуся.

Нужно помнить, что процесс огораживания не был ограничен только периодом индустриальной революции. Как замечает Колин Вард, "Во времена Тюдоров, волна огораживаний, проведенная владельцами земли, которые искали прибыль от высокой цены на шерсть лишила общинников средств к существованию и заставила их искать работу в другом месте или стать бродягами или сквоттерами на помойках по окраинам деревень". [Cotters and Squatters, с. 30] Первая волна увеличила количество сельского пролетариата, который продавал свой труд лендлордам. Мы не должны забывать, что это навязывание капиталистических прав собственности не подразумевает, что оно было незаконным. Как замечает Майкл Перелман, "формально, этот отъем земли был полностью легальным. В конце концов, крестьяне не имели прав собственности в узком смысле. Они имели только традиционные права. По мере развития рынка, первые жадные до земли дворяне и позже буржуа использовали государство, чтобы создать законную структуру, аннулирующую традиционные права". [Изобретение капитализма, с. 13-14]

Являясь технически законной, потому что лендлорды создавали законы, влияние этой кражи земли не должно быть недооценено. Без земли, вы не можете жить и должны продавать свою свободу другим. Это ставит людей с капиталом в более выгодное положение, что имеет тенденцию повышать, а не понижать, неравенство в обществе (и таким образом ставит безземельных рабочих в ухудшающееся со временем положение). Этот процесс можно увидеть на ранних стадиях капитализма. С огораживанием земли была создана сельскохозяйственная рабочая сила, которой приходилась путешествовать в места, где есть работа. Этот наплыв безземельных бывших крестьян в города обеспечил то, что традиционная система цехов была разрушена и трансформировалась в капиталистическую индустрию с боссами и зарплатными рабами, вместо мастеров и их подмастерий. Поэтому огораживание земли играло ключевую роль, "ясно, что экономическое неравенство вряд ли создаст разделение общества во всемогущий владеющий класс и подчиняющийся класс, работающий на зарплату, если доступ к средствам производства, включая землю, каким-либо способом не запрещен существенной части общества". [Маурис Добб, Исследования в развитии капитализма, с. 253]

Важность доступа к земле суммировали в этом лимерике последователи Генри Джорджа (писатель 19 века, который призывал к национализации земли и "единому налогу"). Джорджисты выразили свой базовый аргумент о важности земли в этих нескольких, замечательных, строчках:

Экономист из колледжа планировал

Жить без доступа к земле

Он бы достиг успеха

Но обнаружил что ему нужны

Еда, убежище и место, чтобы стоять.

Таким образом, анархисты озабочены "монополией на землю", частью которой были Акты об Огораживании. Монополия на землю, говоря словами Такера, "состоит из обеспечения государством земельных прав, которые не основаны на персональном занятии и культивации". [The Anarchist Reader, с. 150] Нужно помнить, что общинная земля не включала в себя большие землевладения членов феодальной аристократии и других лендлордов. Это помогло искусственно ограничить доступную землю и создать сельский пролетариат точно так же как огораживания.

Важно помнить, что зарплатный труд впервые образовался на земле и это было защитой прав на землю лендлордов и дворянства, совмещенное с дворянством, это значило, что люди не могли просто работать на своей земле. Подавляющие экономические условия, созданные огораживанием земли и приведением в силу прав собственности, обеспечило то, что капиталисты не должны были угрожать оружием людям, чтобы они работали часами в авторитарных, дегуманизирующих условиях. В таких условиях, когда большинство лишено собственности и находится под угрозой голода, бедности, бездомности и так далее, "инициация насилия" не необходима. Но потребовались ружья, чтобы привести в силу систему частной собственности, которая создала рынок труда в первую очередь, огородить общинную землю и защитить собственность дворянства и богатых.

Понизив доступность земли для сельских людей, огораживания разрушили независимость рабочего класса. Через эти акты, бесчисленное множество крестьян были исключены от доступа к своим бывшим средствам существования, это заставило их искать работу у лендлордов или переехать в города, чтобы искать работу на недавно появившихся заводах многообещающих индустриальных капиталистов, которые таким образом были обеспечены готовым источником дешевого труда. Капиталисты, конечно, не описывали результаты таким образом, но пытались сбивать с толку с их обычной риторикой про цивилизацию и прогресс. Например, Джон Беллерс, сторонник огораживаний, живший в 17 веке, утверждал, что общинная земля была "помехой для Индустрии, и ... Питомником Праздности и Наглости". "Леса и большие общинные земли делают бедных, которые владеют ими, похожими на индейцев". [цитируется по Томсону, Избр. Произв., с. 165]

В другом месте Томпсон утверждает, что общины "видятся сейчас как опасные центры недисциплинированности... Идеология была добавлена к эгоистичному интересу. Вопросом публичной политики для джентльменов стало убрать крестьян с общинной земли, привести трудящихся к зависимости". [Создание английского рабочего класса, с. 242-3] Давид Макналли подтверждает, что "это было в точности элементы материальной и духовной независимости, которые многие из самых откровенных защитников огораживаний стремились разрушить". Сторонники огораживаний 18 века "были примечательно прямолинейны в этом отношении. Общественные права и доступ к общинной земле, они утверждали, позволяли иметь степень социальной и экономической независимости, и поэтому производила ленивые, распутные массы сельских бедняков, которые избегали честного труда и посещения церкви... Отказывая таким людям в общинной земле и общественных правах, мы заставляем их подчиняться тяжелой дисциплине, наложенную рынком труда". [Против рынка, с. 19]

Земля давала рабочему классу степень независимости, что позволяло им быть "наглыми" в свою пользу. Это должно было быть остановлено, потому что это подрывало корни авторитарных отношений в обществе. Общинная земля повышала свободу для обычных людей и делала их менее желающими следовать приказам и соглашаться на наемный труд. Отсылка к "индейцам" важна, так как независимость и свобода коренных американцев хорошо задокументирована. Общей чертой обоих культур было общее владение средствами производства и свободный доступ к ним (узуфрукт). Это обсуждается далее в разделе I.7 (Разве либертарный социализм не разрушит индивидуальность?). Как подчеркивал Букчин, завод "не родился из нужды интегрировать труд с современными машинами", он появился, чтобы регулировать труд и сделать его регулярным. "Помешательство буржуазии на социальном контроле и его зверски анти-натуралистическое мировоззрение делали вклад в нерегулярность, или "естественность", в ритме и интенсивности традиционных систем работы, больше чем цены или зарплаты, запрашиваемые работниками. Больше, чем любой отдельный технический фактор, эта нерегулярность вела к рационализации труда при одном ансамбле правил, к дисциплине труда и регулированию времени, которая была на современной фабрике... начальная цель фабрики была в доминации над трудом и разрушении независимости рабочего от капитала". [Экология свободы с. 406]

Поэтому давление должно было разрушить связи рабочих с землей и таким образом "потеря этой независимости включала в себя потерю контакта рабочего с выращиванием еды... Жизнь в деревенском доме... часто значила выращивание семейного сада, возможно выгон коровы, приготовление домашнего хлеба, и умение содержать дом в хорошем состоянии. Индустриальным императивом стало стереть эти умения и средства к существованию из жизни рабочих. Таким образом, полная зависимость рабочего от завода и от индустриального рынка труда было прекрасным условием для триумфа индустриального общества... Необходимость разрушить любые независимые средства для жизни, которыми рабочий мог запастись... происходила из заинтересованности в ослаблении пролетариата до состояния полного бессилия перед лицом капитала. И с этим бессилием приходила вялость, потеря характера и общины, и падение морального духа". [Бучкин, Избр. Произв.,, с. 406-407] Неудивительно, была положительная связь между огораживанием и миграции из деревень и "определенная корреляция... между степенью огораживаний и опорой на плохие ставки... огораживания привели к оттоку населения и более высокому уровню обеднения". Более того, "стандарты жизни были в среднем гораздо выше в тех областях, где трудящиеся совмещали индустриальную работу с фермерством... Доступ к общинным землям значил, что трудящиеся могли пасти животных, собирать хворост, камни и золотоносный песок, копать уголь, охотиться и рыбачить. Эти права часто создавали разницу между пропитанием и крайней нищетой". [David McNally, Избр. Произв., с. 14 и с. 18] Законы об охоте также обеспечили, что крестьяне и слуги не могли легально охотиться за дичью, как во времена Ричарда II (1389) до 1831, ни один человек не мог убить дикое животное, если только ему было это не разрешено на основании собственности или социального положения.

Огораживание земли (независимо от того какую форму оно принимало - смотри раздел F.8.5 для эквивалента в США) решало две проблемы - высокая цена труда, и свободу и достоинство рабочих. Огораживания прекрасно иллюстрируют принцип, что капитализму требуется государство, чтобы обеспечить, что большинство людей не имеют свободного доступа к любым средствам существования и поэтому должны продавать себя капиталистам, чтобы выжить. Нет сомнения, что если бы государство "оставило в покое" европейских крестьян, позволяя им продолжать их коллективное фермерст