Политические идеи Андрея Курбского
Андрей Курбский (1528—1583) принадлежал к знатному княжескому роду Рюриковичей. По отцовской линии он происходил от князя Смоленского и Ярославского Федора Ростиславича (около 1240— 1299), который в свою очередь являлся потомком в десятом колене великого князя Киевского Владимира Святого. По материнской же линии князь Курбский был в родстве с супругой Ивана Грозного Анастасией Романовной. Его прадед Василий Борисович Тучков-Морозов и прадед Анастасии Иван Борисович были родными братьями. "А тая твоя царица мн1з, убогому, ближняя сродница", — отмечал: князь Курбский в одном из своих посланий Ивану Грозному.
Вплоть до 1564 г. Андрей Курбский являлся ближайшим сподвижником русского царя, влиятельным царским воеводой. Более того, он был одним из любимцев Ивана IV. По свидетельству самого князя, в конце 1559 г. царь, посылая его на войну в Ливонию, сказал ему: "Я принужден или сам идти против ливонцев, или тебя, любимого моего, послать: иди и послужи мне верно". Однако к концу 1563 г. отношение Ивана Грозного к Андрею Курбскому изменилось. Князь пребывал в это время в Дерпте, но верные ему люди, находившиеся при царском дворе, сообщили, что царь бранит его "гневными словами". Опасаясь, что за этой бранью последует нечто более страшное для него, Курбский бежал весной 1564 г. в Литву и поступил на службу к королю Польскому и великому князю Литовскому Сигизмунду II Августу. Уже осенью указанного года он принимает участие в войне против России.
Желая оправдать свою измену, Курбский пишет послание Ивану Грозному, в котором обвиняет царя в несправедливых гонениях на себя и других русских воевод, покоривших "прегордые царства", в заточении и истреблении без вины целых боярских семей. "Но вкупе вся реку конешне: всего лишен бых и от земли божия тобою туне отогнан бых", — заявляет царю боярин-изменник, представляя свое бегство из России как изгнание. Иван IV отвечает на это послание Курбского. Так завязалась переписка, в которой и царь, и его бывший воевода, самозабвенно бичуя друг друга разного рода оскорблениями, со страстью обвиняя один другого в тяжких преступлениях и тем самым оправдывая себя друг перед другом, в общественном мнении ив... собственных глазах, высказывались о сущности царской власти, о способах и пределах ее осуществления, о взаимоотношениях царя со своими подданными и т.д.
Эта переписка, состоящая из двух посланий русского царя боярину-изменнику и трех посланий последнего бывшему своему государю, является для нас главным источником сведений о политических и правовых взглядах как Ивана Грозного, так и Андрея Курбского. Не только мировоззрение, но и стиль мышления, и уровень образованности (весьма высокий для того времени), и степень литературного таланта каждого из них выразились в этой переписке так отчетливо, как ни в каком другом произведении. Однако подлинная оценка политических и правовых взглядов Ивана Грозного и Андрея Курбского может быть дана лишь на основе анализа всего их литературного наследия. И царь, и боярин-изменник были чрезвычайно пристрастны в переписке друг с другом: каждый старался как можно сильней оскорбить своего оппонента. Поэтому все их высказывания в переписке необходимо соотносить с реальными фактами их жизни и деятельности, а также с тем, что писали они в посланиях другим людям.
Литературное наследие Андрея Курбского весьма обширно. Помимо трех сохранившихся
посланий Ивану Грозному оно включает в себя десятки посланий различным государственным и церковным деятелям, написанное к концу 70-х гг. XVI в. сочинение под названием "История о великом князе Московском", многочисленные переводы произведений таких авторитетных христианских писателей, как, например, Иоанн Златоуст, Иоанн Дамаскин, Дионисий Ареопагит, Григорий Богослов, Василий Великий, а также несколько компиляций, среди которых можно выделить "Историю Флорентийского собора". Некоторые из дошедших до нас литературных трудов Курбского были написаны им до бегства из России, однако большая их часть создана, на чужбине — преимущественно в 70—80-х гг., после того, как боярин-изменник перестал участвовать в военных походах против России.
По уровню своей образованности Андрей Курбский не уступал Ивану Грозному, и остается загадкой, когда успел прочитать столько книг воевода, почти все свое время проводивший в военных походах, причем с самых юных лет.
Будучи в эмиграции, Курбский писал о России, как о чужой для себя стране, однако и Литва не стала для него страной родной. "Изъгнанъну ми бывшу без правды от земли Божий и в странъстве пребывающу между человеки тяжкими и зело негостелюбными", — сетовал боярин-изменник на нелегкую свою судьбу на чужбине. Король Сигизмунд II пожаловал Курбскому в награду за его предательство России в качестве лена богатый и многолюдный город Ковель с местечками и селами на Волыни, а также поместья в Литве. Эта королевская щедрость к русскому боярину вызвала зависть у его соседей — польских панов. Между ними и Курбским разгорелись раздоры и тяжбы. Посол Ивана Грозного при королевском дворе доносил царю в 1571 г.: "А ныне Курбской завалчился с ляхи в межах, и ляхи его все не любят, а зовут его все израдцою и лотром (т.е. предателем и вором) и чают на него от короля опалы не вдолге, что полская рада вся его не любят".
В этих условиях единственной отрадой несчастного Курбского стали книги. "И утешающи ми ся в книжных делех и разумы высочайших древних мужей прохождах", — признавался Курбский в одном из своих посланий. Чтобы читать в подлинниках древнеримских писателей, он за короткое время выучил латынь. Отправляя около 1579 г. Ивану Грозному третье свое послание, Курбский приложил к нему текст второго послания, который не смог отправить ранее, а также сделанный им перевод двух глав из сочинения Марка Туллия Цицерона "Paradoxa ad M. Brutum"*. В этих главах, указывает Курбский царю, премудрый Цицерон дал ответ "к недругом своим, яже укаряще его изогнанцом и изменником, тому подобно, яко твое величество нас, убогихъ, не могуще воздержати лютости твоего гонения, стреляюще нас издалеча стрелами огненными сикованции (т.е. угроз) твоея туне и всуе".
* "Брут" ("Парадоксы Брута") — одна из книг Цицерона об ораторском искусстве. Курбский перевел главы: "Против Антония. Ответ" и "Против Клавдия".
Уже в первом своем послании Андрею Курбскому Иван Грозный обращается к нему как к "крестопреступнику честнаго и животворящаго креста господня, и губителю хрестиянскому, и ко вра-гомъ християнскимъ слагателю (т.е. к христианским врагам примкнувшему), отступшему божественнаго иконнаго поклонения и поправшесу вся священная повеления, и святые храмы разорившему, осквернившему и поправшему священныя сосуды и образы, яко Исавръ, Гноетезный, Арменинъ, и симъ всимъ соединителю...". "Но ради привременныя славы, и самолюбия, и сладости мира сего, — укоряет далее царь боярина-изменника, — свое благочестие душевное со крестиянскою второю и з закономъ попралъ еси...". Таким образом, Иван Грозный стремился представить измену Курбского как отступничество от христианской веры и попрание канонов Священного писания. Царь уподобляет бывшего своего воеводу византийскому императору-иконоборцу Льву Исавру и другим еретикам, замечая при этом, что Курбский их всех в себе соединил. Данная оценка Курбского не может быть признана соответствующей реалиям.
Конкретные факты жизнедеятельности Андрея Курбского в Литве, а также содержание его сочинений свидетельствуют о том, что он не только никогда не предавал христианской православной веры, но и был ее активным защитником.
По мнению Курбского, всякая ересь губительна для государства. Эту мысль он высказывал в послании старцу Вассиану Муромцеву, написанном в начале 60-х гг. XVI в., т.е. до его бегства в Литву. "Возведем мысленное око на восток и посмотрим разумным видением: где Индея и Ефиопия? — вопрошал Курбский. — Где Египет и Ливия и Александрия, страны великия и преславныя, многою верою ко Христу древле усвоенныя? Где Сирия, древле боголюбивая? Где Палестина, земля священная, от нея же Христос по плоти и вси пророцы, апостали?... Где Констянтин град преславныи, он же бысть яко око вселеннеи благочестием? Где новопроси явшия по благоверии Серби и Болгары и их власти высокия и грады преизобильныя? Не вси сия преславныя и преименитыя царства в прежних летах единодушно правую веру держаще, и ныне грех деля многих безбожными властели обладаны, от нихъ же верныя люди беспрестани прелыцаеми, и томими, и на различныя прелести от правоверия отвод ими... И паки обратим зрительное души к западным странам и посмотрим опасне мыслию: где Рим державный, в немже Петра апостола наместники, древний папа пожиша? Где Италия, от самых апостол благоверием украшена?... Возрим днесь мысленно: где сия вся? Не вси ли в различныя ереси разлияшася?"
Мысль о губительности ереси для государств была распространенной в русском общественном сознании со времен падения Византии. Андрей Курбский в приведенном отрывке воспроизводил своими словами сказанное Максимом Греком в его сочинении "Второе слово на богоборца пса Моамефа". В литературных трудах, написанных уже в Литве, Курбский продолжал развивать данную мысль. Он писал здесь уже о том, что могущество и благополучие государств прямо зависят от распространенности в них знания Священного писания и от процветания философских наук.
Имение Андрея Курбского в Миляновичах (близ Ковеля) превратилось в настоящий центр православной духовной культуры в Литве. Курбский перевез сюда значительную часть своей довольно большой по тем временам библиотеки. Он собрал вокруг себя своих единомышленников, знатоков древних языков и организовал с ними перевод на церковнославянский язык важнейших богословских произведений. Одновременно через свои послания Курбский развернул критику католицизма и протестанства. Он выступил и против унии католической и православной церквей. Критике этой унии и был посвящен его компилятивный труд "История Флорентийского собора". Одно из его посланий, сохранившееся под названием "Цедула князя Андрея Курбского до князя воеводы Киевского", показывает, что он резко критиковал и такую форму отступничества от истинного христианства, как арианство.
По мнению Курбского, ослабление христианской веры и распространение ереси опасно прежде всего тем, что порождает у людей безжалостность и равнодушие к своему народу и отечеству. Эти странные свойства он в избытке замечал у польских и литовских аристократов, с которыми довелось ему общаться после бегства из России. В "Истории о великом князе Московском" беглый русский боярин делает следующий вывод из своего знакомства с польско-литовской аристократической средой: "А издавна ли тые народы и тые люди нерадивии и немилосердыи такъ з1зло о ихъ язьпгё и о своих сродных? Но воистинну не издавна, но новой: первие в них обретахусь мужие храбры и чюйны (т.е. радящие) о своем отечеств1з. Но что нынъ таково есть и чего ради имъ таковая приключишася? Заисте, того ради: егда бЪша о вЪрЪ христианской и въ церковныхъ догмЪтехъ утверженны и в д-Ълехъ житейскихъ мернЪ и воздержнЪ хранящеся, тогда яко едины человЪцы наилепшие во всЪхъ пребывающе, себя и отечество броняще (курсив наш. — В. Т.). Внегда же путь Господень оставили и в1зру церковную отринули, многаго ради преизлишняго покоя, и возлюбивша же и ринушася во пространный и широкий путь, сир1зчь въ пропасть ереси люторские и других различных сектъ, паче же пребогатбйшие ихъ властели на сие непреподобие дерзнуша, — тогда от того имъ приключишася".
Именно как отступление от православия, попрание Христовых заповедей трактовал Андрей Курбский злодеяния Ивана Грозного. ?"Християнский, речешь, царь? — гневно обращается он в адрес своего бывшего царя в произведении "Сказание о великом князе Московском". — И еще православный, — отвещаю ти: християновъ губилъ и от православныхъ челов1зков рожденыхъ и
сосущихъ мла-денцовъ не пощадилъ!... Реку ти паки: поправши заповеди Христа своего и отвергшися законоположения евангелского, егда не явствено обещался диаволу и ангеломъ его, собравши воинъство полковъ дияволскихъ и учинивший над ними стратилаты окояных своихъ лоскател1зй, и ведый волю царя небесного, произвел д1зломъ всю волю сатанинскую, показующе лютость неслыханную, никогда же бывшую в Русии, над церковью живаго Бога?"
Обвиняя друг друга в предательстве православной христианской веры, Иван Грозный и Андрей Курбский демонстрировали тем самым, как это ни странно, одинаковый стиль политического мышления: оба видели в государственной деятельности прежде всего соблюдение Христовых заповедей.
Подобно Ивану Грозному, Андрей Курбский трактовал верховную государственную власть как дар Бога. Россия для него не простое государство, но — "Святорусская империя". "...Вся земля наша Руская от края до края, яко пшеница чиста, верою Божию обретается", — писал он в послании Вассиану Муромцеву. Русский царь, в понимании Курбского, это прежде всего праведный судия. По его словам, цари и князья на Руси "во православной вере от древних родов и поднесь от Превышняго помазуются на правление суда".
Представляя государственную власть как дар божий, Курбский вместе с тем отмечал, что носители ее не исполняют в действительности предназначенного им Богом. Вместо того, чтобы вершить праведный суд, они творят произвол, "неслыханные смерти и муки на доброхотных своих умыслиша". Эти слова Андрея Курбского о носителях государственной власти вообще, без указания их конкретных имен, содержатся в его послании старцу Вассиану Муромцеву, написанном в начале 60-х гг. XVI в. Князь повторит их позднее, в первом своем послании Ивану IV, датируемом 1564 г. "Почто, царю, — обратится беглый князь к его величеству,— силных во Израили побил еси, и воевод, от Бога данных ти на враги твоя, различными смертьми расторглъ еси, и победоносную святую кровь ихъ во церквах Божиих пролиялъ еси, и мученическими кровьми праги церковные обагрил еси, и на доброхотных твоих и душу за тя полагающих неслыханные от века муки, и смерти, и гоненьяумыслил еси..." (курсив наш. —В. Т.).
Таким образом, выступление Андрея Курбского против царского произвола не было только ответной реакцией князя на ставшие ему известными конкретные угрозы царя Ивана Грозного в отношении лично его. Это была устойчивая мировоззренческая позиция, которую Курбский выражал еще до своего бегства в Литву.
В посланиях бывшему своему царю, написанных на чужбине, Курбский развивает тему царского произвола. Пребывая на безопасном для себя удалении от мстительного царя, он может выражаться предельно резко и определенно. Его послания обличают теперь беззаконие не властителя вообще, а конкретного носителя верховной государственной власти — русского царя Ивана IV. Но выводы, которые делает князь-обличитель, относятся ко всем вообще властителям. В третьем послании Ивану Грозному Андрей Курбский проводит мысль о том, что беззаконие, творимое властителем, губительно не только для его подвластных, но и для самого властителя и его семьи.
Ссылаясь на высказывание Давида из Ветхого завета о том, что не долго пребудут перед Богом те, кто созидает престол беззакония, Курбский заявляет: "И аще погибают царие или властели, яже созидают трудные декреты (т.е. жестокие постановления) и неудобь подъемлемые (т.е. неисполнимые) номоканоны, а кольми паче не токмо созидающе неудобь подъемлемые повеления или уставы з домы погибнути должны, но во яковых сии обрящутся, яже пустошат землю свою и губят подручных всеродне, ни сосущих младенцев не щадяще...".
В этом же послании Ивану Грозному беглый князь прямо заявляет, что царь утратил то, что ему подобает по царскому сану, а именно: праведный суд и защиту подданных. Причем Курбский называет причину этой утраты. Тебе, обращается он к царю, только и остается, что браниться, как пьяной рабыне, "а что воистинну сану царскому належит или достоит, сир1зчь суд праведный и оборона, се уже подобно изчезла за молитвою и советом прелукавые четы осифлянския Васьяна Топоркова, яже ти советовал и шептал во ухо не держати мудрейшие рады при соб1з, и других
таковых советников твоих вселукавых мнихов и мирских".
В представлении Андрея Курбского царская власть должна осуществляться при содействии советников. Причем он понимал под ними не отдельных людей, время от времени дающих царю советы, но постоянно действующий совещательный орган при царе. Образец такого органа князь видел в Избранной раде — коллегии советников, действовавшей при Иване IV в 50-х гг. XVI в. Создание ее Курбский считал одним из самых полезных дел тогдашних соратников молодого царя Алексея Адашева и попа Сильвестра. По словам Курбского, они собрали к царю "сов1зтников, мужей разумныхъ и совершенныхъ, во старости мастите сущих, благочестием и страхом божиимъ украшенныхъ, других же, аще и во среднемъ в1зку, тако же предобрыхъ и храбрых, и тех он1зхъ в военныхъ и в земских вещах по всему искусных". И внушили его величеству приязнь и дружбу по отношению к ним, дабы без их совета "ничесоже устроити или мыслити". "И нарицалися тогда оные сов1зтницы у него избранная рада, — продолжает Курбский. — Воистинну, по д1зломъ и наречение им1зли, понеже всё избранное и нарочитое сов1зты своими производили, сиир1зчь суд праведный, нелицеприятен яко богатому такъ и убогому, еже бываетъ во царствий наил1зпш1зе...".
Царь же, удостоенный царства, но обделенный Богом дарованиями, "должен, — отмечает Курбский, — искати добраго и полезнаго сов1зта не токмо у сов1зтниковъ, но и у всеродныхъ челов1зкъ, понеже дар духа даетца не по богатеству вн-Ьшнему и по сил1з царства, но по правости душевной, ибо не зрит Богъ на могутство и гордость, но на правость сердечную и даеть дары, сир1зчь елико хто вместит добрымъ произволениемъ".
Мысль о необходимости для царя иметь при себе советников Курбский обосновывал в первую очередь ссылками на Священное писание, приводя, в частности, такие изречения царя Соломона, как: "царь хорошими советниками крепок, как город крепкими башнями" и "любящий совет хранит свою душу, а не любящий его совсем исчезнет". Вместе с тем князь прибегает и к заимствованному у Дионисия Ареопагита логическому доказательству данного своего утверждения. Все бессловесные одушевленные существа, повторял Курбский мысль этого авторитетного христианского писателя, направляются и принуждаются своим естеством, а словесные — не только плотские люди, но и бестелесные силы, т.е. святые ангелы, — управляются советом и разумом.
В своих мыслях о соотношении светской власти и церкви Андрей Курбский был близок к идеологии нестяжателей. Реальное состояние русской православной церкви, которое он наблюдал, будучи в России, вызывало у него вполне обоснованную тревогу. Описывая его в своем послании Вассиану Муромцеву, Курбский отмечал, что он не осуждает в данном случае, а "беду свою" оплакивает. По его словам, современные ему церковные деятели "не вдовиц и сирот заступают, ни напаствованных и бедных избавляют, ни пленников от пленения искупают, но села себе устряют, и великие храмины поставляют, и богатьствы многими кипят, и корыстми, яко благочестием, ся украшают".
Андрей Курбский считал, что церковь должна являться препятствием разгулу беззакония и кровавого произвола властителей. К этому высокому предназначению поднимает церковь дух христианских мучеников, принявших смерть в борьбе против преступных и неправедных властителей. "Где убо кто возпрети царю или властелем о законопреступных и запрети благовременно и безвременно? — восклицал Курбский за несколько лет до начала опричнины. — Где Илия, о Науфеове крови возревновавыи, и ста царю в лице со обличением? Где ли лики пророк, обличающи неправедных царей? Где Амбросии Медиаламскии, смиривыи великаго царя Феодосия? Где златословесныи Иоанн, со зелным запрещением обличив царицу златолюбивую? Где ныне патриархов лики и боговидных святителей и множество преподобных ревнующе по Бозе а нестыдно обличающих неправедных царей и властителей в различных их законопреступных делех, исполняюще и блюдуще слово Спасителя?"
В этих вопросах Курбского уже слышался и ответ: никто на этой грешной земле не заступится за униженных и оскорбленных, кроме самого Господа Бога. И только "Страшный суд" принесет им избавленье от преступных властителей.
"А писанейце сие, слезами измоченное, во гроб с собою повелю вложити, грядущи с тобою на суд Бога моего Исуса. Аминь". Так написал пустившийся от отчаяния в бегство из России и от России князь в послании своему бывшему царю.
А царь ответил: "А еже свое писание хощеши с собою во гробъ положити, се убо последнее християнство свое отложилъ еси. И еже убо Господу повел1звшу еже не противитися злу, ты же убо и обычное, еже и невежда имуть, конечное прощение отверглъ еси; и по сему же н1зсть подобно и пению над тобою быти".