Г. Вторжение политической науки в сферу экономики

Некоторые экономисты выступают в качестве сторонников «империалис­тической экспансии экономики в традиционные области социологии, поли­тической науки, антропологии, юриспруденции и социальной биологии» (Hirschleifer, 1985, р. 53). Кое-кто из этих «империалистов» принадлежит к числу известных ученых, даже лауреатов Нобелевской премии. В журнале «American Economic Review» было опубликовано нечто вроде их манифеста, отрывок из которого стоит процитировать: «Абсолютно невозможно выделить некое пространство для экономики, смежное с другими социальными наука­ми и одновременно отделенное от них. Экономика насквозь пронизывает их, а они, в свою очередь, пронизывают экономику. Существует лишь единая социальная наука. Империалистическое, захватническое могущество эконо­мике обеспечивает то обстоятельство, что применимость наших аналитичес­ких категорий — дефицит, цена, предпочтения, возможности и т.п. — имеет поистине универсальный характер... Таким образом, экономика на деле пред­ставляет собой всеобщую грамматику социальной науки. Однако такое поло­жение вещей имеет и оборотную сторону. По мере того, как научная работа в антропологии, социологии, политической науке и т.п. будет все в меньше отличаться от экономических исследований, экономисты будут осознавать, насколько эта тенденция ограничивает их функции. В итоге экономика долж­на раствориться в антропологии, социологии, политической науке и психо­логии» (Hirschleifer, 1985, р. 53).

Такой подход является анахронизмом, он противоречит восприятию эко­номики как сужающейся дисциплины: «Экономика как формальная дисцип­лина переживает значительные трудности, поскольку ее основные достиже­ния — концептуализация, теория, применение математических методов и мо­делирование — сопровождались все большей ее изоляцией от других соци­альных наук» (Beaud, 1991, р. 157).

На деле история социальных наук последнего периода свидетельствует о том, что экономическая наука утратила свои позиции во многих областях исследований, которые стали объектом пристального внимания смежных на­учных дисциплин. В какой-то момент экономическая наука оказалась на пере­путье: она могла выбрать путь интеллектуальной экспансии, проникновения

в другие дисциплины, но ценою собственной диверсификации и с опреде­ленным риском раствориться в них (политическую науку такая перспектива не испугала), однако вместо этого экономическая наука предпочла хранить чистоту профессии и верность исходным принципам, расплачиваясь за это утратой обширного научно-исследовательского пространства. И тем не менее многие экономисты считают, что выбор чистоты профессии, методологичес­кой строгости и терминологической неизменности был верным.

Этот пример лишний раз доказывает, что самодостаточность, если исполь­зовать термин, широко применяемый экономистами, раньше или позже при­водит к сужению дисциплинарных границ. Однако это отнюдь не означает, что исследовательское пространство в рамках пределов, покинутых экономи­стами, оказалось заброшенным — вскоре его освоением занялись представите­ли других социальных наук. Над этими ранее пустовавшими территориями ныне развиваются собственные флаги менеджмента, политической экономии, науки о развитии, компаративного изучения стран третьего мира, экономичес­кой и социальной истории. Позиции экономики в семье социальных наук мог­ли бы теперь быть более прочными, если бы она не замкнулась в себе.

Такое положение вещей становится еще более удивительным в свете про­гнозов некоторых выдающихся ученых — от Маркса и Веберадо И. Шумпетера, К. Полани, Т. Парсонса и Т. Смелзера (Martinelli, Smelser, 1990), к этим именам нельзя не добавить Парето, — в соответствии с которыми централь­ное место в их теориях отводилось объединенным усилиям экономики, соци­ологии и политики. Целая армия известных американских экономистов при­знавала приоритет исследования политических процессов, несмотря на то, что основное внимание в своих исследованиях они уделяли экономическим явле­ниям. К их числу следует отнести К. Арроу, Э. Даунса, К. Боулдинга, Ч. Линдблома, Дж. Бьюкенена, Г. Таллока, А. Хиршмана, Дж. Харсани, Г. Саймона, Д. Блэка, Дж. Ротенберга, Т. Шеллинга, Р. Масгрейва, М. Олсона и др.

Некоторые экономисты-эклектики отвергают тезис о сужении рамок эко­номической науки, о котором говорят другие, ссылаясь на исследования в области развития. При этом процесс развития они сводят лишь к экономичес­кому развитию, которое отождествляют с экономическим ростом, в свою очередь трактуемым как увеличение инвестиций, иначе говоря, ростом на­коплений. Ушло несколько десятилетий на то, чтобы отказаться от показателя валового национального дохода в пересчете на душу населения в качестве основного совокупного показателя уровня развития. Г. Мюрдаль выступал про­тив тех экономистов, которые отстаивали применение моделей, опирающих­ся на критерии только одной научной дисциплины.

Во многих странах значительное число экономистов уединилось в своих башнях из слоновой кости, в результате чего неизученными остались многие области, нуждавшиеся в тщательном исследовании. В частности, по сравнению с политологами и социологами вклад экономистов в разработку проблем раз­вития стран третьего мира оказался гораздо скромнее. Особенно заметно это проявилось в Соединенных Штатах, Латинской Америке и Индии.

Если научная дисциплина тяготеет к тому, чтобы замкнуться на самой себе, если она недостаточно открыта вовне, если ее специалисты не стремятся к объединению усилий с представителями других дисциплин, научное про­странство смежных со сферой ее интересов областей не остается пустым. Мно­гие экономисты относились к политической науке с некоторой долей снисхо-

дительности. Это привело к появлению параллельного и конкурирующего с экономикой направления научной мысли — политической экономии, особен­но активно развивавшейся в Соединенных Штатах, Великобритании и скан­динавских странах. Эта дисциплина взяла себе старое название из французско­го арсенала наименований отраслей науки, В настоящее время политическая экономия является одним из главных направлений американской политичес­кой науки— ее представители работают весьма результативно и издают целый ряд пользующихся широкой известностью журналов. Она имеет особую попу­лярность среди соискателей ученых степеней по специальности «политическая наука». Таким образом, оттого, что развитие экономики пошло по пути уг­лубленного изучения собственных проблем и интересы ее замкнулись на себе самой, основные преимущества получила политическая наука.

Тридцать лет назад Ф. А. Хайек писал: «...никто не может стать великим экономистом, оставаясь при этом лишь экономистом— меня так и тянет до­бавить, что экономист, остающийся лишь экономистом, скорее всего со вре­менем станет помехой, если не потенциальной опасностью, для исследова­тельской работы» (Hayek, 1956, р. 463). Возможно, что теперь уже экономике не удастся отвоевать те пространства, на которых прочно утвердились полити­ческая наука, социология, экономическая история и особенно политическая экономия. Некоторые экономисты все еще питают надежды на изменение сложившегося положения: «Необходимо ограничить применение условия ceteris paribus, чтобы встать на позиции междисциплинарного подхода, иначе гово­ря, повернуть экономику лицом к многомерной действительности» (Bartoli, 1991, р. 490). Однако отхода от аргументации, основанной на предположениях и теоремах, уже недостаточно, поскольку изменилась сама реальность: «эко­номические проблемы стали политизированными, а политические системы все в большей степени проявляют озабоченность состоянием дел в экономи­ке» (Frieden, Lake, 1991, р. 5).