Политико-правовые взгляды М.М. Сперанского. 3 страница
Двумя насущными и перспективными задачами в области внутренней политической жизни славянофилы считали отмену крепостного рабства и проведения нового разделения труда между государственной властью (самодержавием) и общественностью (народом). Юрий Федорович Самарин, видный участник подготовки крестьянской реформы, в распространяемой рукописи 1856 г. под названием "О крепостном состоянии и переходе из него к гражданской свободе" сформулировал суть первой задачи так: "Во главе современных, домашних вопросов, которыми мы должны заняться, стоит, как угроза для будущего и как препятствие в настоящем для всякого существенного улучшения в чем бы то ни было, вопрос о крепостном состоянии. С какого бы конца ни началось наше внутреннее обновление, мы встретимся с ним непременно". Положение крепостных крестьян было рассмотрено с нравственной, политической и хозяйственной точек зрения, и аргументация в пользу освобождения включила в себя характерные для славянофилов аргументы естественно-правового характера – права личности крестьянина (как хозяина и семьянина) как права естественные, согласованные с потребностями в свободном развитии человеческой природы и соответствующие порядку и законам, предустановленным Творцом.
Основной тезис другой программной задачи был сформулирован ^ Константином Сергеевичем Аксаковым в записке "О внутреннем состоянии России", представленной императору Александру II в 1855 г. Современное состояние России характеризуется, по словам записки, внутренним разладом, прикрываемым бессовестной ложью. Правительство и "верхние классы" чужды народу, их взаимные отношения не дружественные, они не доверяют друг другу: правительство постоянно опасается революции, народ склонен в каждом действии правительства видеть новое угнетение. Общий вывод автора гласил: "Царю – сила власти, народу – сила мнения". Народ русский не желает править, он ищет свободы не политической, а нравственной, общественной. Истинная же свобода народа возможна только при неограниченной монархии. Однако взаимоотношения правительства и народа ("государства и земли") должны включать в себя такие начала: взаимное невмешательство; обязанность государства защищать народ и обеспечивать его благосостояние; обязанность народа исполнять государственные требования, снабжение государства деньгами и людьми, если они нужны для осуществления государственных намерений; общественное мнение как живая нравственная и нисколько не политическая связь, которая может и должна быть между народом и правительством.
Видными представителями западников из числа правоведов были К. Д. Кавелин и Б. Н. Чичерин, которые со временем эволюционировали в сторону либерализма и стали идейными предтечами конституционных демократов начала XX столетия. В 40-х гг. в спорах славянофилов и их оппонентов на стороне западников были В. Г. Белинский, А. И. Герцен; Н. П. Огарев, Т. Н. Грановский, П. В. Анненков.
^ Константин Дмитриевич Кавелин (1818–1885) – один из основателей (совместно с С. М. Соловьевым и Б. Н. Чичериным) так называемой государственнической школы в истолковании истории России. Согласно его представлениям, основу и движущую силу исторического процесса образует борьба личности за свободу и "постепенное изменение" общественных форм – от родовых отношений к семейным, которые, в свою очередь, уступили высшей форме общественных отношений – государству. Россия шла тем же историческим путем, что и Западная Европа, но отстала от нее и потому должна прибегать к заимствованиям достижений цивилизации. В этом смысле реформы Петра I двинули Россию по пути европейского развития в сторону свободы и управления с помощью "современных актов и законов". Оправдание эпохи петровских реформ – в ее целях, поскольку средства дала, навязала ей сама старая Русь. В отличие от славянофилов Кавелин считал, что наряду с общинным индивидуальное начало все-таки присутствовало и до Петра и привело к постепенному созданию у нас общественности и юридической гражданственности, хотя и в неразвитой форме "умственной, нравственной и гражданской культуры".
С более радикальных философско-исторических позиций критиковал славянофилов ^ Тимофей Николаевич Грановский (1813–1855), для которого историческое развитие всегда сопровождается борьбой разнородных сил и каждую эпоху отделяет от другой "резкое различие", в том числе войны и революции (например, завоевания древних германцев, Французская революция XVIII в.). Историческое развитие бесконечно, поскольку вечно новы противоположности и никогда они не возвращаются к прежним пунктам, "из борьбы их исходят вечно новые результаты".
Об интересе знаменитого профессора всеобщей истории в Московском университете к отечественной истории свидетельствует его публичная полемика с литературными распространителями доктрины "официальной народности" (Погодиным, Шевыревым) и славянофилами, а также его критика некоторых упрощенных западнических воззрений на прошлое России. Так, в речи Грановского перед студентами 1845 г. в связи с началом курса по истории средневековья содержится прямое указание на основных идейных оппонентов: "И вам, и мне предстоит благородное и, надеюсь, долгое служение России – России, идущей вперед и с равным презрением внимающей клеветам иноземцев, которые видят в нас только легкомысленных подражателей западным формам, без всякого собственного содержания, и старческим жалобам людей, без всякого собственного содержания, которые любят не живую Русь, а ветхий призрак".
Герцен писал впоследствии об известной условности деления на славянофилов и западников по той простой причине, что все они были патриотами своего народа и отечества. Их объединяло, по крайней мере в начальный период, решительное осуждение крепостного рабства и административно-судебного произвола, а также боязнь того, что если перемены не придут сверху, то переворот явится снизу. В этом отношении они близки в отдельных пунктах своих политических программ и декабристам и народникам. Так, существовавшая в 1845–1847 гг. в Киеве тайная религиозно-политическая организация (Кирилло-Мефодиевское общество) унаследовала от декабристов идею республиканизма и сближалась со славянофилами в провозглашении христианского учения исходным началом и основанием для "правления, законодательства, права собственности и просвещения".
После реформ 60-х гг. острота разногласий между славянофилами и западниками утратила свое былое значение. Славянофильство эволюционировало в сторону почвенничества и сблизилось во многом с консервативными противниками реформ, однако значительная часть их ожиданий и надежд в отношении русской общины была воспринята идеологами "русского социализма" (Герцен, Чернышевский и др.). Для славянофильства 70–80-х гг. характерны известная инертность и идейный догматизм. В этот период они становятся критической мишенью для русских марксистов и наиболее дальновидных консерваторов. Константин Леонтьев, один из наиболее талантливых выразителей трагизма социальной и политической ситуации в пореформенной России, склонный в какой-то момент даже к "монархическому социализму", заметил однажды в отчаянии: "Аксаков во время пожара читает благородную лекцию о будущей пользе взаимного страхования любви". В XX в. вопрос о самобытности русской истории вновь актуализировался в связи с социалистическим экспериментом и таким образом вопрос Хомякова и Киреевского о том, "что такое Россия, в чем ее сущность, призвание и место в мире" (Н. А. Бердяев), получил новые истолкования и новые оценки.
29. Политико-правовые идеи «почвенничества» (Ф.М. Достоевский, А.А. Григорьев, Н.Н. Страхов).
Государство и право в христианском мировоззрении почвенников не были самодовлеющими и абсолютными ценностями, как в западноевропейской мысли, где с идеей правовой государственности и концепцией прав человека связывали будущее идеальное устройство общества. Более того, для почвенников, как и большинства консервативных мыслителей России, был чужд взгляд на государство и право как великие достижения европейской культуры. Так, Буркхард и вовсе стал рассматривать государство с эстетической стороны как произведение искусства. Почвенники же государству и праву отдавали самое необходимое и традиционное место в православной культуре – крайнего средства борьбы со злом, защиты от внешних врагов. При этом, по мысли почвенников государство и право с необходимостью должны иметь духовную санкцию. Государственно-правовые институты подчинены религиозным ценностям общества и должны служить охране нравственности, но не превращаться в фетиш и самостоятельные ценности общественной жизни.
Ф.М. Достоевский сформулировал своего рода закон возникновения и развития государственных и общественных форм. Религия народа предопределяет его государственный уклад, обеспечивает эффективность и силу государственного организма. Оскудение и разложение религиозных идеалов неизбежно приводи к разрушению и гибели государственных и общественных форм. Поэтому первейшей задачей общественного целого должно быть сохранение религиозных ценностей народа и нравственное самосовершенствование общества. Тогда и государственное устройство будет устойчивым, нравственно оправданным в глазах общества и действенно справляться с вверенной ему охраной общества и борьбой со злом. Идеалом государственного развития почвенники считали перерождение государства в церковь – принудительно обеспечиваемого единства к свободной общине верующих христиан. В «Братьях Карамазовых» отец Паисий говорит: «Господь наш Иисус Христос именно приходил установить церковь на земле. Царство небесное, разумеется, не от мира сего, а в небе, но в него входят не иначе как через церковь, которая основана и установлена на земле… Церковь же есть воистину царство и определена царствовать и в конце своем должна явиться на всей земле несомненно – на что имеем обетование» Именно против языческого культа государственности, этатизации общества и фетишизации государства выступали почвенники, подчеркивая переходный, низший характер государственных институтов по отношению к идеальному земному строю – общине верующих. В «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевский раскрывает христианский идеал общественного устройства в беседе Ивана Карамазова с отцом Паисием: «Вся мысль моей статьи, – говорит Иван Карамазов – в том, что в древние времена, первых трех веков христианства, христианство на земле являлось лишь церковью и было лишь церковью. Когда же римское языческое государство возжелало быть христианским, то непременно случилось так, что став христианским, оно лишь включило в себя церковь, но само продолжало оставаться государством языческим по-прежнему, в чрезвычайно многих своих отправлениях. В сущности так несомненно и должно было произойти. Но в Риме, как в государстве, слишком многое осталось от цивилизации и мудрости языческой, как например самые даже цели и основы государства. Христова же церковь, вступив в государство, без сомнения не могла уступить ничего из своих основ, от того камня, на котором стояла она, и могла лишь преследовать не иначе как свои цели, раз твердо поставленные и указанные ей самим господом, между прочим: обратить весь мир, а стало быть, и все древнее языческое государство в церковь. Таким образом (то ест в целях будущего), не церковь должна искать себе определенного места в государстве, как «всякий общественный союз» или как «союз людей для религиозных целей, а, напротив, всякое земное государство должно бы впоследствии обратиться в церковь вполне и стать ничем иным, как лишь церковью, и уже отклонив всякие несходные с церковными свои цели. Все же это ничем не унизит его, не отнимет его чести, ни славы его как великого государства, ни славы властителей его, а лишь поставит его с ложной, еще языческой и ошибочной дороги на правильную и истинную дорогу, единственно ведущую к вечным целям… Государственная организация общества, хотя и необходима в земной, грешной жизни, но ни коем случае не может быть пределом общественного совершенства и приводит в итоге к созданию тоталитарных, полицейских режимов – тюрьмы для народов. По сути дела и к государству относятся слова Ф.М. Достоевского из «Записок из мертвого дома»: «Впоследствии я понял, что, кроме лишения свободы, кроме вынужденной работы, в каторжной жизни есть еще одна мука, чуть ли не сильнейшая, чем все другие. Это: вынужденное общее сожительство. Общее сожительство, конечно, есть и в других местах; но в острог-то приходят такие люди, что не всякому хотелось бы сживаться с ними, и я уверен, что всякий каторжный чувствовал эту муку, хотя, конечно, большею часть бессознательно» В своей земной жизни человек должен всемерно продвигаться по пути к соборному единству, которое возможно в своем завершенном виде только на небесах – в конце земной истории. Земной град должен приближаться ко своему идеалу – общине верующих без государства и закона. И не должна церковь использовать в достижении любви, добра и милосердия государственных средств – насилия, армии, суровых законов и т.п. принудительные механизмы и институты бессильны в воздействии на душу человека, его духовную свободу. Внешне человек может и покориться, но внутри таить злые и греховные помыслы, которые рано или поздно при ослаблении контроля государства прорвутся и выльются в агрессивные преступления против других людей.
До тех пор пока общество не стало церковью необходимо государство как средство охранения людей от внешних врагов и нарушений порядка. Почвенники не раз подчеркивали неизбежность возникновения государства в России для сопротивления агрессивной внешней среде с Востока и Запада. Более того, они подчеркивали мощь русского государства, но не возводили его в конечный итог общественного развития. Н.Н. Страхов в статье «Роковой вопрос» отмечал: «Наши мысли обращаются к единому видимому и ясному проявлению народного духа, к нашему государству. Одно у нас есть: мы создали, защитили и укрепили нашу государственную целость, мы образуем огромное и крепкое государство, имеем возможность своей, независимой жизни. Немало было для нас в этом отношении опасностей и испытаний, но мы выдержали их; мы крепко стояли за идею самостоятельности и независимости…» Единственно возможной формой правления в России по мысли почвенников может быть самодержавие, основанное на православной вере и тесной связи народа с царем. В немногочисленных работах почвенников по вопросам формы государства можно обнаружить ряд традиционных черт русского самодержавия, признаваемых всеми консервативными мыслителями России от Карамзина до Тихомирова и Солоневича.
Резюмируя высказывания Ф.М. Достоевского, можно сказать, что идеалом христианского устройства общества будет постепенный переход от государственных и юридических институтов к свободному принятию каждым человеком нравственного закона своей собственной совести. Совестливый человек не нуждается в государстве и законе и творит добро без внешнего принуждения и давления юридических норм. Говоря словами Федора Михайловича справедливое и христианское устройство – это такое, в котором «я хочу не такого общества, где я не мог делать зла, а такого именно, где я мог бы делать зло, но сам не хотел его делать». Западная модель борьбы с преступлением все силы бросила на обеспечение такого контроля за человеком, чтобы он не мог из-за страха осуждения и наказания, не мог совершить преступления. В такой модели абсолютно безразлично состояние души человека, его свободный и добровольный нравственный выбор. Главное, что бы он внешне был лоялен по отношению к власти. Однако, никакой контроль или его слабость не удержат слабых духом людей от зла.
Поэтому единственный путь в развитии общества лежит в плоскости нравственного самосовершенствования личности и создания строя на высоких требованиях к совести человека. Высшие функции правосудия в трактовке почвенников должны быть не у государственного суда, а у суда общины, суда совести и Божьего суда. Придание руководящего значения юридическим средствам отдаляет человечество от общественного идеала и позволяет подспудно разлагаться душевному складу человека. Когда все внимание перенесено на внешне правомерное поведение безотносительно к нравственному основанию поступков, тогда и совесть человека может навсегда замолчать.
Справедливо будет сказать, что мировоззрение почвенников расходится с основополагающими положениями юриспруденции, построенной на базе юридического позитивизма, чтущего букву закона безотносительно к его целям, содержанию и социальным, нравственным последствиям. Так, афоризм Сенеки, полностью разделяемый почвенниками, - «задуманное, пусть и не осуществленное, преступление все же есть преступление», противоречит идея правоведения о наказании за действительное зло – вредные для общества поступки. То, что в душе у человека причины преступления, а не во внешней одной среде, для юристов немыслимо. Вместе с тем верно то, что в душе следует искать корни зла и греха, и что нет более страшного наказания как угрызения собственной совести и страх перед потерей благодати соборной любви.
Ф.М. Достоевский не раз по поводу целого ряда юридических дел критически высказывался о бессовестности адвокатского сословия и слабости государственного суда, в том числе с участием присяжных заседателей. Очень часто писатель спорил с представителями юриспруденции и социологии по вопросу о причинах преступлений. Он отрицал влияние общественной среды на душу преступника и искал зло в его воспитании, культуре, глубинах духа человека. Писатель указывал: «Те же, отступники дела, волки в овечьем стаде, что бы ни представляли в свое оправдание, как бы не оправдывались, например хоть средой, которая заела и их в свою очередь, всегда будут правы, особенно если при этом потеряли и человеколюбие. А человеколюбие, ласковость, братское сострадание к больному иногда нужнее ему всех лекарств. Пора бы нам перестать апатически жаловаться на среду, что она нас заела. Это, положим, правда, что она многое в нас заедает, да не все же, и часто иной хитрый и понимающий дело плут преловко прикрывает и оправдывает влиянием этой среды не одну свою слабость, а нередко и просто подлость, особенно, если умеет красно говорить или писать»241.
По поводу адвокатов Федор Михайлович замечал: «слышится народное словцо: «адвокат – нанятая совесть»; но главное, кроме всего этого, мерещится нелепейший парадокс, что адвокат и никогда не может действовать по совести, не может не играть своей совестью, если б даже и хотел не играть, что это уже такой обреченный на бессовестность человека и что, наконец, самое главное и серьезной во всем этом то, что такое грустное положение дела как бы даже узаконено кем-то и чем-то, так что считается уже вовсе не уклонением, а, напротив, даже самым нормальным порядком»242.
По делу Джунковских, Кронеберга, связанных с насилием родителей по отношению к детям, писатель подчеркнул бесперспективность рассмотрения семейных дел государственным судом. Обвинение родителей и лишение их родительских прав приведут лишь к окончательному распаду и так пошатнувшейся семьи. Ребенок, воспитанный вне своей семьи, будет испытывать страдания в отсутствие родительской любви. Выход Ф.М. Достоевский видел в том, чтобы такого рода конфликты разрешались общиной верующих и имели своей главной целью сохранение семьи и заботу о детях. И в целом, писатель стоял на позиции разрешения споров соборным единством и на основе традиционных механизмов и средств, например, мирской сходки крестьян.
Таким образом, христианская концепция государства и права почвенников может быть сведена к следующим постулатам. Во-первых, государство и право признаются служебными, вынужденными средствами борьбы с проявлениями зла и агрессией со стороны внешних врагов.
Во-вторых, идеалом общественного и государственно-правового развития для почвенников является превращение принудительно организованного общества в свободную, соборную общину верующих – церковь.
В-третьих, идеалом земного государства по мысли почвенников является самодержавие, основанное на патриархальных, органических отношениях народа с царем и предполагающее широкую автономию местного самоуправления.
В-четвертых, почвенники отдавали первенство религиозно-нравственным регуляторам поведения, подчеркивая слабость и ограниченность закона в жизни общества. Поступок человек определяется его совестью, верой, а не требованиями закона, которые рассчитаны лишь на тех порочных людей, которые не совершают зла из-за страха перед наказанием. Почвенники по сути дела сформулировали закон, согласно которому потеря религиозных основ человеком приводит к его нравственному беззаконию, возрастанию юридических начал, но не обеспечивающих как прежде совестливого поведения людей.
В-пятых, выступая за сохранение и возрождение традиционных христианских основ жизни, почвенники указывали на слабость законов в удержании преступников от зла и его перевоспитании. По их мнению, необходимо постепенно вопросы осуждения за зло, исправления преступника передавать в руки соборной церкви – самой общины верующих, что позволит преступнику почувствовать муки совести, раскаяться и снова войти за свои добрые дела в церковь, получив благодать Бога.
В-шестых, почвенники предлагали альтернативы формализованному государственному правосудию – суд общины, суд совести, Божий суд, способные нравственно перевоспитать оступившегося человека и предотвратить новые проявления греха, зла и преступлении.
30. Цивилизационный подход Н.Я. Данилевского к русскому государству и праву.
Основу цивилизационного подхода, существенно расширившего рамки классификационных критериев государственности, впервые сформулировал Н.Я. Данилевский (1822–1885), который в своем сочинении «Россия и Европа» (1869) выдвинул теорию обособленных «культурно-исторических типов» (цивилизаций), отличающихся самостоятельностью и своеобразием религиозного, социального, бытового, промышленного, научного, художественного и иного развития.
Его учение о цивилизациях, развивающихся подобно биологическим организмам и проходящих стадии возмужания, дряхления и гибели, исходит из обоснования неизбежности смены культурно-исторических типов, которая происходит в непрерывной борьбе друг с другом и внешней средой.
Общими категориями, под которые подводились бы естественным образом все стороны народной деятельности, которые обнимали бы собою все разнообразные обнаружения исторической жизни, обозначаемые словами «культура» и «цивилизация» и не могли бы уже быть подведенными один под другой, Н.Я. Данилевский признает четыре, а именно:
1) Деятельность религиозная, объемлющая собою отношения человека к Богу, — понятие человека о судьбах своих, т.е. народное мировоззрение как твердая вера, составляющая живую основу всей нравственной деятельности человека.
2) Деятельность культурная, в тесном значении этого слова, объемлющая отношения человека к внешнему миру: во-первых, теоретическое, научное; во-вторых, эстетическое, художественное (причем, конечно, к внешнему миру причисляется и сам человек как предмет исследования, мышления и художественного воспроизведения) и, в-третьих, техническое, промышленное, то есть добывание и обработка предметов внешнего мира, применительно к нуждам человека и сообразно с пониманием как этих нужд, так и внешнего мира, достигнутым путем теоретическим.
3) Деятельность политическая, объемлющая собою отношения людей между собою как членов одного народного целого и отношения этого целого как единицы высшего порядка к другим народам.
4) Деятельность общественно-экономическая, объемлющая собою отношения людей между собою не непосредственно, как нравственных и политических личностей, а посредственно — применительно к условиям пользования предметами внешнего мира, следовательно, и добывания, и обработки их.
Различия в характере народов, составляющих самобытные культурно-исторические типы, те различия, на которых должно основываться различие в самих цивилизациях, составляющие существенное содержание и плод их жизненной деятельности, могут быть подведены под следующие три разряда:
1) под различия этнографические; это те племенные качества, которые выражаются в особенностях психического строя народов;
2) под различия руководящего ими высшего нравственного начала, на котором только и может основываться плодотворное развитие цивилизации, как со стороны научной и художественной, так и со стороны общественного и политического строя;
3) под различия хода и условий исторического воспитания народов.
Н.Я. Данилевский выделял пять законов исторического развития цивилизаций:
Закон 1. Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группою языков, довольно близких между собою для того, чтобы сродство их ощущалось непосредственно, без глубоких филологических изысканий, — составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества.
Закон 2. Для того чтобы цивилизация, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и развиваться, необходимо, чтобы народы, к нему принадлежащие, пользовались политическою независимостью.
Закон 3. Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций.
Закон 4. Цивилизация, свойственная каждому культурно-историческому типу, тогда только достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразны этнографические элементы, его составляющие, — когда они, не будучи поглощены одним политическим целым, пользуясь независимостью, составляют федерацию или политическую систему государств.
Закон 5. Ход развития культурно-исторических типов всего ближе уподобляется тем многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения — относительно короток и истощает раз и навсегда их жизненную силу.
31. Народнический радикализм (П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев).
На рубеже 60-70-х годов главным направлениям в русском революционнодемократическом движении стало народничество. Взгляды народников, защищавших интересы крестьянских масс, сохраняли преемственность с положениями революционных демократов 60-70-х годов, ибо, по-прежнему, в российском крестьянстве они видели главную силу, способную осуществить в более или менее близком по времени будущем революционный переворот, который разрушит монархию и весь существовавший в стране экономический и социальный порядок.
В.И.Ленин, изучавший русское народничество, выделял три его характерные черты: 1) признание капитализма в России упадком, регрессом, 2) признание самобытности русского экономического строя вообще и крестьянина с его общинной артелью и т.п. в частности, 3) игнорирование связи «интеллигенции» и юридико-политических учреждений в стране с материальными интересами определенных общественных классов.
Народники не понимали исторического значения капитализма, считали, что Россия может и должна пойти по иному, некапиталистическому пути развития, отказывались от политической борьбы (или недооценивали ее значение).
В 70-е годы идеологами народников были М.А.Бакунин, П.Л.Лавров и П.Н.Ткачев.
«Бунтарское» (анархистское) направление возглавлял М.А.Бакунин. Взгляды Бакунина в значительной степени представляли собой измененные в радикальном направлении анархические идеи французского социалиста П.-Ж.Прудона. Призывая к революционному свержению существующего строя, Бакунин видел главное «исторически необходимое зло» в государственной власти, любые формы которой должны быть уничтожены. Решающую роль в этом, по его мнению, должны играть народные массы, которые толкает на борьбу инстинкт свободы. В России такой революционной силой может стать постоянно готовое к выступлению крестьянство. Его нужно только объединить и поднять практическим, боевым бунтарским путем. Бакунин отвергал необходимость революционного просвещения масс и политической борьбы с царизмом. Основной целью революции, по его мнению, должно было стать установление равенства между людьми. При этом в новом безгосударствеином обществе возникнет «свободная федерация» рабочих ассоциаций, как земледельческих, так и фабрично-ремесленных.
Бакунин сыграл заметную роль в европейском движении, был знаком с К.Марксом и называл себя сторонником материалистического понимания истории, но на деле был далек от марксизма и вносил раскол в интернационал. В 1872 г. за дезорганизаторскую деятельность он был исключен из этой организации.
В России взгляды Бакунина, его призывы «идти в народ» находили своих приверженцев, особенно среди революционной молодежи.
Другое теоретическое направление в народничестве («пропагандистское») возглавлял П.Л.Лавров. В отличие от Бакунина Лавров не считал, что русский народ готов к выступлению. Только систематическая пропаганда, воспитание руководителей из среды самого народа могли, по его мнению, обеспечить необходимые условия для революционного выступления.
Вместе с тем Лавров преувеличивал роль интеллигенции, считая «критически мыслящую личность» двигателем общественного прогресса. При этом Лавров полагал, что интеллигенция в долгу перед народом, так как свое развитие «цивилизованное меньшинство» приобрело за счет труда, страданий и крови народа.
Еще одним направлением в революционном движении 70-х годов явилась деятельность народников-бланкистов («заговорщическое» направление) во главе с П.Н.Ткачевым. Ткачев считал, что народ не может провести в жизнь идеи социальной революции, на это способен только заговор интеллигентов – «революционного меньшинства». По его мнению, в России деятельность заговорщиков значительно облегчалась тем, что самодержавие является фикцией, «висит в воздухе», не имея опоры и поддержки. Несколько ударов по «всеми покинутому правительству» должны привести к его падению, после чего захваченный государственный аппарат будет использован революционерами. Сторонники Ткачева думали, что коммунистические инстинкты, присущие русскому крестьянству, позволят затем реализовать в стране социалистические идеи и превратить Россию в образцовую социалистическую страну.