Оболенский Д. А. Мои воспоминания о вел. кн. Елене Павловне // PC. 1909. Март. С. 507
колаевскую эпоху, и составили в новое царствование то звено, которое смогло осуществить переход деятельности центральных, да я высших государственных учреждений к новой политике. Словом, очевидно, что Александр II вовсе не возглавлял движение за реформы, а оказался внутри него и формировался с ним вместе. Его программа, или представления по крайней мере о комплексе преобразований, складывалась по мере выдвижения отдельных пунктов, блоков, да и целостных программ, многие из которых он прочитал, поскольку часть авторов или писала целенаправленно для него, или стремилась ознакомить со своими сочинениями правительственную j верхушку, в том числе самого носителя верховной власти.
Довольно быстрое осознание Александром II и его ближайшим окружением бесперспективности, тупиковости прежней политики произошло в момент, когда новый монарх мог представить себе лишь ближайшие свои шаги: достойный выход из войны, кадровые \ перемещения, определение планов на будущее. Составить ceeq точное представление о положении России в этих условиях было необходимо всему обществу, в том числе и императору. Известно, с какой жаждой набросилась российская читающая публика на рукописные записки, распространявшиеся довольно широко, издаваемую за границей российскую публицистику, каким событием стат ли статьи новых и преобразованных старых журналов. На первых порах эта потребность в знаниях определила терпимое, иногда даже благожелательное отношение Александра II к критическим со- \ чинениям. Было принято благодарить за правду. На всеподданней-ший отчет министра внутренних дел за 1855 г. он отозвался по--метой: «Читал с большим любопытством и благодарю в особенности за откровенное изложение всех недостатков, которые с Божией по^ мощью и при общем усердии, надеюсь, с каждым годом будут ио» правляться».10
Апогеем этой готовности власти услышать правду о состояние страны оказался октябрьский циркуляр главы российского флота; вел. кн. Константина Николаевича по морскому ведомству, ста^ вивший в пример критическую записку П. А. Валуева «Дума рус*? ского» и требовавшего от подчиненных ему следовать. Однакд нельзя и преувеличивать готовность Александра II принять крщ тику и советы с легкостью и в полном объеме. Чтение им записок с анализом положения и критикой политики предшествующего периода далеко не всегда сопровождалось выражением благодарности. Неоднократно он отдавал распоряжения о розыске анонимных ' авторов и привлечении их к ответственности, о создании на rpa-j нице барьеров для публицистической литературы, печатаемой в, Европе, а потому и более свободной и резкой.
Александр II жил в эпоху переходную, и не только жил, но и творил ее, и потому нес на себе и весь груз наследия прошлого, ему дорогого, и тенденции будущего. Отсюда и его противоречивость, и постоянные колебания, и осторожность. «Нынешнее цар-
10 Татищев С. С. Император Александр II: Его жизнь и царствование. СПб., 1903. Т. 1. С. 300.
ствование тем отличается, — писала Е. А. Штакеншнейдер 20 марта 1860 г., когда лицо царствования уже стало определяться, —что никто никогда не уверен, что то, что худо или хорошо сегодня, будет худо или хорошо завтра. Государь, конечно, новый человек и либерал и сам, и, должно быть, очень добрый человек, к тому же и чувствительный. Решать и вершить же человеку такого рода очень трудно. Он вечно колеблется. Сегодня огромный шаг вперед, и либералы торжествуют. Но завтра этот шаг кажется уже слишком огромным, и отступают на полшага; потом делают шаг в сторону, и затем еще неуверенность и в промежутках этих колебаний возможность обделывания разных темных дел».11 Эти слова относятся к периоду активной разработки крестьянской реформы, задаче, наиболее трудно разрешимой, вызывавшей и неприятие помещиков, и завышенные ожидания крестьян. Александр II в полной мере осознавал не только болезненность изменения крепостнических отношений, но и поворотное значение этого, и обычно характерная для него как политика и реформатора осторожность здесь была вдвойне естественна. Забота о предотвращении беспорядков занимала его постоянно, и потому еще задолго до 19 февраля 1861 г. он обдумывал меры упрочения власти на местах в виде введения института временных генерал-губернаторств. Когда министр внутренних дел С. С. Ланской представил императору свои возражения на проект создания генерал-губернаторств, император высказал точку зрения, которую можно считать для него принципиальной, проходящей через всю его внутреннюю политику: «Мы не должны от себя скрывать, что Россия входит в новую, еще небывалую эру, и потому на будущее преступно было бы правительству смотреть, так сказать, сложа руки. Так, мы должны быть готовыми ко всему».12 Другим таким принципом проведения политического курса, исповедовавшимся Александром II, был принцип постепенности. «Не все делать вдруг», — как он неоднократно повторял.13
Эта разумная осторожность приводила к тому, что император сравнительно легко соглашался на разработку проблемы, собирание предварительных данных, работу подготовительных комиссий, словом — на тот неизбежный этап работы, который предшествует законодательному процессу. Поэтому в России времен его царствования начинаний было даже больше, чем свершений.
Оказавшись разумным «центристом», император остро нуждался в людях, которые бы приняли на себя роль первого министра, но отнюдь не с правами, а с обязанностями премьера. Ему хотелось иметь под рукой человека, которому можно было бы доверять, но который бы не претендовал на самостоятельность и тем более на наличие и осуществление собственной программы. «Существования первого министра я никогда не допущу», — заявил он в сентябре 1861 г. в ответ на осторожное предложение П. А. Ва-
11 Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки (1854—1886). М., 1934. С. 251.