Быть, – значит не быть неадекватно понятым

Мир живой природы богат разнообразием существ, в совокупности реализующих совершенную в своей рациональности программу совместного выживания на Земле и развития. Эта программа пишется и переписывается миллиардами строк генетической информации в наследственных структурах организмов. За многие сотни миллионов лет генетически зафиксированные законы взаимоотношения между отдельными особями в непрерывном, все заполняющем, накрывающем планету биологическом океане в высочайшей степени гармонизировались.

Любая частица, любой элемент глобальной биологической системы – от вируса и отдельной клетки до популяций и макросообществ животных и растений, – проявляя активность, борясь за право остаться в этом мире, диктуя свое «Я» окружению, одновременно обслуживает жизнь на всех уровнях организации живой материи. Простой пример: муравьи. Несчетное количество муравьев трудится неустанно, выполняя работу, необходимую большим природным системам. А муравейник не только дом для муравьев, но и общественный инкубатор, где проходит начальная фаза жизни некоторых насекомых, в том числе жука‑бронзовки и голубой бабочки. И если жуки с самого юного возраста приносят муравьям пользу – очищают муравейник от древесной гнили (муравейник еще и «пастбище» микроорганизмов, которыми питаются жуки), то голубая бабочка живет за счет муравьев. Для бабочки пребывание на определенной стадии развития в муравейнике не случайность и не один из способов переждать зиму, а неотъемлемый этап естественного цикла жизни. Если из какой‑либо местности но каким‑либо причинам уходят муравьи, то уже следующим летом невозможно увидеть ни одной из этих прекрасных, порхающих и опыляющих цветы созданий. И, что удивительно, муравьи сами втаскивают личинки голубой бабочки в муравейник, принимая их за свои яйца. Если бы природе, биосистеме и самим муравьям не была бы полезна такая продолжающаяся миллионы лет муравьиная глупость, то несчастные маленькие труженики рано или поздно прозрели и бабочкам пришлось бы самим заботиться о своем потомстве. Наверняка мутация не раз давала муравьям шанс обнаружить навязанный им природой подвох, но восстановление справедливости приводило к гибели бабочек, цветов, птиц, травы, жучков, паучков, червячков, микроорганизмов и в конечном счете самих муравьев. Выживали лишь муравьи с «плохим зрением», и вселенская гармония восстанавливалась.

Известно множество примеров, доказывающих, что сохранить себя могут только максимально приспособившееся субъекты борьбы за существование:

а) яйца кулика‑сороки, зуйка и других птиц сходны по окраске и форме с галькой; некоторые жуки‑долгоносики и гусеницы, бабочек‑парусников, имеющие темную окраску в сочетании с белой, напоминают помет птиц; рыбы морской конек и морская игла имитируют водоросли; многие змеи в тропических лесах неотличимы от лиан; бабочка‑лунка серебристая напоминает часть отломленной ветки, при этом овальное охряное пятно на слегка вогнутых концах крыльев воспроизводит вид обнаженной древесины;

б) ловчие аппараты насекомоядных растений часто напоминают яркие цветки других растений и привлекают этим насекомых, которые погибают в ловушках; цветки орхидей часто бывают похожи на самок насекомых определенных видов и привлекают самцов для опыления;

в) южноамериканские бабочки‑белянки подражают несъедобным яркоокрашенным бабочкам семейства геликонид, обладающим неприятным запахом и вкусом; бабочки‑стеклянницы, многие виды мух‑журчалок имитируют пчел, шмелей, ос, имеющих жало;

г) некоторые насекомые вырабатывают яд, делающий их несъедобными, и имеют яркую окраску, чтобы их не перепутали с кем‑нибудь;

д) бабочки, схожие с сухими листьями, совершают круговые Движения, наподобие падающих листьев; гусеницы бабочек‑пядениц, похожие на ветки растений, неподвижны днем и активны ночью; мухи‑журчалки машут передними лапками, воспроизводя движения усиков у перепончатокрылых, и, подобно последним, жужжат; и так далее.

И все же природа – это не пьедестал для чемпионов силы, быстроты, отважности, терпеливости, выносливости или победителей конкурса перевоплощения и актерского мастерства, в совершенстве овладевших искусством подражать, сливаться с фоном, оставаться незамеченным или умеющим, обращая на себя внимание, выдавать себя за другого. Жизнь сложнее представлений о ней как о стихии всеобщей борьбы безжалостных соперников. Выживает и развивается – в соответствии с предоставляемыми планетой и окружающим космическим пространством возможностями – биосистема Земли в целом. А ее отдельные составные части, элементы, каждый на своем уровне организации жизни, лишь обеспечивают «фактуру», «полифонию», содержательное богатство жизни.

Организмы – элементарные частицы глобального биологического континуума, свободно размножаясь в количествах, превышающих, кажется, всякую необходимость, повторяясь в соответствии с законами наследования признаков родителей и изменяясь в следствие мутации, становятся податливым материалом в руках судьбы, апробирующей бесконечное множество вариантов использования ресурсов планеты для наращивания биологической массы и усложнения жизни. Отдельные представители фауны и флоры борются за свое личное выживание, но биологическая система, в которую они включены и принадлежность к которой пронизывает все их существо, начиная с атомарно‑молекулярного уровня, заставляет их своим рождением, жизнью и даже смертью служить глобальным системным интересам.

Жизнь уже реализовала себя в таком огромном разнообразии форм, настолько высоко соперничество во всех средах и условиях существования, организмы настолько зависимы друг от друга, что у любого элемента системы нет шансов, оптимизируя себя, противостоять тенденциям, оптимизирующим систему в целом. Способы размножения и сохранения потомства, маршруты передвижения, перелета, преодоления водных пространств, цепи питания, алгоритмы поведения, рефлексы – словом, все составляющие жизнедеятельности обеспечивают накопление и передачу необходимых биосистеме энергии, информации, веществ, органических соединений, регулируют химический состав и другие параметры насыщенных жизнью сред в масштабах всей планеты.

При возникновении общесистемных опасностей элементы системы отказываются от отстаивания своих личных интересов во имя общего выживания. Так, хищник и его потенциальные жертвы мирно пьют воду из одного источника во время засухи. Но и занимать свою естественную экологическую нишу непросто. На каждое предоставляемое судьбой место в биосистеме претендуют и стремятся занять его, выдержав конкуренцию, несколько, иногда сотни почти ничем не отличающихся друг от друга собратьев. Большинство из них появляется на свет только для того, чтобы быть съеденными (что, впрочем, является необходимым биосистеме вариантом осуществления программы жизни организма), не сдав экзамены на адекватность требованиям реального мира, не пройдя «чистилища» жизни, когда природа решает, кто достоин участвовать в продолжении рода – в воспроизведении потомства. Выживает тот, кто с наименьшими для системы потерями обеспечивает прохождение через себя необходимых окружению «токов» жизни, чья генетически обусловленная программа существования согласуется с аналогичными программами окружающей живой материи и чей генофонд биосистеме важно сохранить.

Какая интересная аналогия с религиозными представлениями! Жизнь с ее борьбой за существование – это «чистилище», смерть – «ад» (действительно, большинство живых существ в природе умирают насильственной смертью), а акт передачи генов, рождение потомства – «рай» (воистину рай!). И при этом с помощью «чистилища», «ада» и «рая» бог‑природа ведет борьбу за сохранение аналога «души» – за передачу новым поколениям драгоценных сочетаний генов организмов, продемонстрировавших свое соответствие неисчерпаемому многообразию требований, предъявляемых материальным миром к живому. Правда, большинство носителей идеальных комбинаций генов обречены после «рая» еще и на «ад». Хищники съедают родителей благородных семейств с не меньшим аппетитом, чем, например, неудачно родившихся белыми и отторгнутых соплеменниками альбиносов.

Очевидно и дальнейшее развитие аналогии. Если высококачественный набор генов есть как бы душа животного, то передача этой души вновь рождающемуся организму – «реинкарнация». И без понятия «карма» тогда не обойтись. [6]: «Карма – это общая сумма совершенных всяким живым существом поступков и их последствий, которые определяют условия его нового рождения (таких рождений согласно индуизму, буддизму, джейнизму должно происходить множество) и характер дальнейшего существования».

Наследование записанной в виде генетической информации истории миллионов предшествующих жизней предков породистого пса, дремлющего после сытного обеда на коврике у камина рядом с креслом своего богатого хозяина где‑нибудь в старинном замке – разве может быть лучшая иллюстрация влияния предначертаний судьбы на жизнь родившихся в подлунном мире! Появляясь на свет с нужным набором генов, организм приобретает пе только важные для жизни качества, вытекающие из них преимущества перед конкурентами и предпосылки для относительно благополучной, лишенной многих потенциально возможных, реальных для соперников неожиданностей. Главное, что бы ни делал этот обладатель счастливой «кармы» (замер, имитируя веточку, совершал полет по сложнейшей траектории, повторяя медленное падание листа; раздулся или сжался, чтобы его приняли за муравьиное яйцо, птичий помет или камешек; после удачной охоты «закусывал» кем‑нибудь), он обязательно все будет делать органично, естественно, без напряжения, чувствуя себя как рыба в воде. Его союзником во всем будет сама‑ природа, ибо, адекватно понятый окружением, он становится нужным всем – от микроскопического вируса, родившегося, чтобы именно его заразить собой, до огромного хищника, который завершает длинную пищевую цепь и которого самого в конце концов тоже съедят простейшие.

Строя систему аналогий, мы сравнивали природу с Богом, сказав «бог‑природа». В переносном смысле такое сравнение звучит патетически, но тривиально. А в буквальном?

Режиссура Великого Реализма

Выживание живых организмов благодаря качествам, делающим их неидентифицируемыми. хищниками, называется мимикрией. Мимикрирующее существо прячется, маскируется, сливается с фоном, подражает форме или движениям объектов, за которых себя выдает, даже воспроизводит имитирующие звуковые и иные сигналы: «Одной из форм мимикрии является предупреждение хищника ярким цветом, резкими движениями, шумом об опасности, на самом деле ложной» [6].

На планете нет и никогда не было пи одного живого организма, избавленного от собственных врагов. Самый всесильный хищник в условиях дикой природы обязательно кого‑нибудь или чего‑нибудь боится: Иногда сразу несколько представителей фауны и флоры вместе пугают своего общего недруга, хотя бы для того, чтобы выиграть время и получить шанс на спасение для себя или соплеменников.

Человек не только субъект общественно‑исторической деятельности и культуры, но и создание природы, животное. Следовательно, какую бы значительную и продолжительную трансформацию ни пережил Homo sapiens, расставшись с племенем обезьян, ему никуда не уйти от генетически закрепленного наследия предшествующих миллионов лет биологической эволюции. Более того, органическое отражение человека в дикой природе не «тускнело» столь же стремительно, как память о прошлом социализирующихся людей. Природа и сегодня готова нас вновь принять, если мы откажемся от своего чрезмерно большого мозга, и пугает, как только мы с ней соприкасаемся, особенно в заповедных ее уголках.

Первобытные люди должны были сталкиваться с еще одной проблемой, связанной с повадками животных. Это общая проблема для любой системы «жертва – хищник», например, насекомые – птицы. Большинство насекомых свою активность сводят к нулю в те часы, когда охотятся их враги – птицы. Они прячутся, замирают и особенно тщательно выполняют требования, составляющие условия выживания в определяющем их существование варианте защиты. Неправильно выбрав время охоты или даже ее теми, направление, маршрут передвижения, неправильно скоординировав действия, люди могли обречь себя на неудачу, за которой следовали голод, болезни, смерть.

Такая суровая жизнь не прошла для нас бесследно. Разберемся в анатомии наших страхов. А для этого прежде всего исследуем механизм действия того варианта защиты жертвы от хищника, который мы определили понятием «мимикрия». Взаимоотношения первобытного человека с природой мы будем изучать на более простой и наглядной, но реальной модели – на системе «бабочка – птица – змея».

Птица охотится на бабочку, змея – на птицу. Кого из субъектов «звериных» отношений – бабочку, птицу или змею – следует ассоциировать с человеком, сказать сложно. Скорее всего человек множество раз оказывался в роли каждого из участников системы. Для большей прозрачности модели будем считать, что бабочка и птица являются единственной пищей соответственно птицы и змеи, то есть для птицы успешная охота на бабочку единственный способ не умереть с голоду, но встреча со змеей рано и поздно неизбежно произойдет и не может не завершиться трагедией. В чем интрига, ведь птице ничего не мешает съесть бабочку, а змея не умеет летать? Нет противоречия – нет и основы для развития отношений. Интрига, моделирующая историю первобытных людей, появляется, как только мы вводим в модель усложнение системы.

Предположим, что предшествующие поколения бабочки, не находя спасения от птиц в полете, воспользовались возможностью, открываемой мимикрией, и защитились тем, что в результате естественного отбора приобрели изображение глаз змеи на своих крыльях. Помахивая крыльями, бабочка добивается такого высокого качества воспроизведения изображения (стереоизображения) глаз, что птица, боясь змеи, отказывается нападать на потенциальную жертву.

Теперь можно подумать, что бабочке грозит гибель от голода. Но природа находит выход из любого тупика. В реальных условиях птица найдет других бабочек, которые из‑за неизбежных мутаций менее подготовлены к встрече хищника, а змея съест не приспособленных к жизни птиц, например, излишне рискующих, охотящихся на всех бабочек без разбору и поэтому не замечающих приближение смертельного врага. В результате усовершенствуются виды бабочек, птиц и змей. Биосистема станет более устойчивой, жизнеспособной.

Если бы бабочки отказались от мимикрии и пытались научиться летать лучше птиц, то погибли бы от голода все змеи, летать не умеющие, птицы, избавившиеся от врагов, расплодились и покончили бы с бабочками, а затем и сами погибли. Мимикрия объединила участников системы и заставила их ежеминутно контролировать биологические достоинства и саморегулировать численность друг друга. Более того, бабочка и змея, не связанные никак непосредственно, образовали, благодаря неравнодушному к ним отношению птицы, своеобразный симбиоз (зависимость и взаимопомощь, доходящие до невозможности жить друг без друга), когда бабочка привлекает к змее ее пищу, а змея защищает бабочку.

Homo sapiens на каком‑то этапе эволюции мог оказаться и, вероятно, не одно тысячелетие был в роли беспомощной бабочки и выжил, так и не узнав о роли в его жизни аналогов нашей змеи – каких‑нибудь доисторических ящеров. Как «птица» он жил до тех пор, пока не покинул «джунгли» природы, и в чем‑то остается в этой роли и сегодня.

Самой интересной является третья интерпретация. Человек давно уже ощущает себя абсолютным хозяином Земли и прилегающего космоса, в состоянии «при необходимости» преобразовать («облагородить») фауну и флору планеты до неузнаваемости и, судя по всему, стихийно осуществляет нечто подобное. По большому счету, люди никого и ничего в мире природы не боятся и не ценят, траура по гибели ни одного биологического вида никто никогда не объявлял. Человечество не понимает, что у любого рожденного природой биологического вида есть своя «бабочка», от начертаний на крыльях которой зависит его судьба. Мы живем не думая, поедая, подобно змее, своих «птиц», и уверены, что «птицы» даются нам в изобилии, потому что мы – великое создание природы. Не дай нам Бог увидеть планету без нашей «бабочки»!

Мимикрия, то есть органичное сочетание перевоплощения и подражания с идеально точным воспроизведение движений и звуков, рассчитанное на восприятие и эмоциональную, во всяком случае не случайную и желательную реакцию внимательного зрителя и слушателя, напоминает театральное искусство (искусство синтетическое, поэтому я не говорю об образующих его составляющих). Театр природы и театр человека живут по одним и тем же законам. В сравниваемых природном и социальном явлениях даже можно выявить идентичные или похожие приемы, методы, творческие достижения, цели, задачи, а уж с реализацией природой сверхзадач не сравнятся никакие Станиславские, Брехты и Мейерхольды, вместе взятые.

Кто же является режиссером или режиссерами миллионов спектаклей, ежесекундно происходящих на огромных пространствах и во всех средах планеты? У гармонично целостного, обладающего бесспорным художественным единством зрелища, где бы оно ни наблюдалось – в театре или в джунглях, – должен быть автор.

В системе «бабочка – птица – змея» «режиссером» является птица. Бабочка с ее изображениями на крыльях и виртуозно точно воспроизводимыми необходимыми движениями – результат работы «режиссера». А реальный глаз змеи есть взятый из жизни образ, который «режиссер» воспроизводит на сцене. К сожалению для бабочек, «режиссер» перенял творческий метод у скульпторов. Он отсекает все, что не соответствует его замыслу, – съедает бабочек, как только заметит несоответствие воспроизводимого изображения реальному. Природная жестокость «постановщика» обеспечивает феноменальный результат, не мыслимый в театре. Иногда, даже внимательно присмотревшись, трудно заметить спрятавшееся животное. Надо помнить, что унаследованные от предшествующих поколений уловки затаившегося существа обычно рассчитаны не на нас, людей, а на вполне конкретного хищника. Только по этой причине нам вообще удается стать свидетелями «спектакля». Хищник не замечает того, что видим мы. Оценкой таланта «актера» становится сохраненная жизнь.

Но если это так, то напрашивается фундаментальный вывод: некие события, явления, процессы в окружающем мире живого должны были оставаться недоступными для органов чувств Homo sapiens! Природа не станет для одного из видов животных делать исключение. Это относится к обезьянам, первобытным людям и к людям XXI века. Сегодня наши естественные возможности видеть, слышать, чувствовать дополняют многочисленные физические приборы, методы анализа и вычислительная техника. Но так было не всегда, и даже этот арсенал средств изучения не открывает всех секретов материального мира. Человечество превратилось в мощнейшую общепланетарную преобразующую силу, серьезно подрывающую силы природы. Ответ природы на глобальное воздействие не может не быть адекватно глобальным. Мы были и остаемся для всего живого хищниками. А против хищников применяется мимикрия.

Поскольку сегодня спрятаться от нас природе трудно, нас ждут такие формы мимикрии, с помощью которых на нас будет оказываться долговременное давление, нарушающее наш генетический потенциал и снижающее нашу численность. Одним из примеров воздействия на людей является наркомания. Природа одновременно и создала соответствующие растения, и заложила в человеческий организм тягу к ним.

Мимикрия лучше проявляется там, где смена поколений у организмов идет быстрее, то есть в популяциях вирусов и бактерий. Следовательно, человечество должно в будущем обнаруживать все больше трудноизлечимых болезней. Причем продолжительность скрытого, инкубационного периода у каждой новой такой болезни должна увеличиваться (в этом и будет состоять мимикрия: люди все позже будут обнаруживать, что заболели).

Тенденции развития мимикрии микроорганизмов наиболее наглядно можно проиллюстрировать на примере СПИДА. Если вернуться к нашей модели, мы без всяких сомнений можем сказать, что вирус болезни – «змея», человек – «птица». Но кто выполняет роль третьего участника системы? Известно, что вирус проникает в организм человека с кровью больного при сексуальной близости и употреблении наркотиков. Этот факт и является разгадкой всей «идеи» мимикрии вируса. Человек, стремясь удовлетворить сексуальные желания или пагубную страсть к наркотикам, не замечает произведенной природой подмены здорового сексуального партнера и чистого шприца на опасных носителей инфекции. Причем природа учитывает возможности человечества, способного проводить сложнейшие биофизические исследования и обнаруживать вирусы у заболевших. Поэтому она использует самые сильные желания человека (наркоман, например, вообще не способен преодолевать тягу к наркотику) и на годы увеличивает инкубационный период болезни, в течение которого вирус себя не проявляет, но поражает новые жертвы.

Если СПИД не поможет природе в борьбе с Homo sapiens, обязательно появится суперСПИД – болезнь, характеристиками которой будут:

а) инкубационный период, соизмеримый с продолжительностью половой активности человека (то есть десятки лет);

б) стимулирование у зараженного человека поведения, способствующего заражению других людей и разрушению собственного организма (незаметная для человека корректировка психики, искусственно вызываемые сильное сексуальное желание, повышенная сексуальная потенция, непреодолимая тяга к наркотикам, что‑либо другое подобное, но более сложное);

в) воздействие на рождающееся поколение людей (передача болезни по наследству, искажение передаваемой генетической информации).

Природа, отвечая человечеству на хищническое к ней отношение, будет идти на все более страшные для людей крайности, пока давление не прекратится. В то же время у Homo sapiens выработается иммунитет против всех этих страшных болезней или болезни сами «уйдут», как только мы перестанем насиловать природу и гармонизируем с ней наши отношения. Какие только эпидемии ни переживали обезьяны и первобытный человек за миллионы лет, но наш вид процветает! Либо мы живем дружно с окружающими нас фауной и флорой, как жили наши доисторические предки, либо начнем вымирать миллионами, и нас не спасут никакие лекарства. Против природы у человека защиты пет! Мы биологические создания и вынуждены потреблять натуральные продукты. В мире живого на всех уровнях – от атомарно‑молекулярного до общепланетарного – сохранилось наше отражение (например, в виде лекарственных трав, полезного для нас лесного воздуха, лечебных источников, грязей и т. д.). Природа знает про нас больше, чем мы сами. У нас даже в нашем собственном кишечнике живет специальная необходимая нам для жизнедеятельности микрофлора.

«Режиссерами» собственного благополучия мы не являемся. Сколько ни создавали на орбитальных космических станциях замкнутую биосистему для снабжения космонавтов кислородом и продуктами, ничего из этого не вышло: транспортные корабли но‑прежнему поднимают с Земли на орбиту воздух и все, в чем нуждается человеческий организм. Как ни велики успехи в сельском хозяйстве', а избежать болезней животных и растений, в том числе опасных для человека, не удается. При всех наших достижениях мировое хозяйство людей бесконечным числом ниточек связано с природой. Мы не в состоянии и не пытаемся построить автономную, замкнутую систему собственного жизнеобеспечения.

Каким бы могущественным ни чувствовало себя человечество, «бабочки», на крыльях которых начертана наша судьба, реальны, существуют независимо от нашего желания, и нам не удастся без серьезных последствий для себя игнорировать факт их присутствия в материальном мире.

Голограммы для Homo sapiens

Вернемся к системе «бабочка – птица – змея». Какие выводы можно сделать, сравнивая изображение, запечатленное на крыле бабочки, с реальным глазом змеи? Если бабочка жива, значит, с точки зрения птицы, сравниваемые объекты идентичны. Человек – существо более высоко организованное, и мы в состоянии обнаружить отличия, тем более в нашем распоряжении физические приборы. Перечень отличий, качественная и количественная их оценка дали бы исчерпывающую характеристику возможностей органов чувств птицы как никакое другое исследование, ибо мы наблюдали бы действия птицы, стимулируемые самой естественной мотивацией – голодом и страхом быть съеденной.

Если при принятии решения напасть на жертву или спасаться от хищника бегством птица действительно отдает предпочтение информации, поступающей от органов зрения, тогда изображение и оригинал должны быть очень и очень похожи. Предположим, глаз змеи цветной и переливается всеми цветами радуги, а изображение на крыле бабочки черно‑белое или какой‑то из цветов спектра отсутствует. Любой исследователь радовался бы как ребенок, открыв такое несоответствие. Это означало бы, что птица – полный или частичный дальтоник.

Долгая эволюция подарила летучим мышам собственный биологический ультразвуковой локатор, то есть излучатель ультразвука и заменяющее органы зрения приемное устройство, воспринимающее отраженные ультразвуковые волны. Если бы в нашей системе место птицы заняла летучая мышь, бабочка «перестроилась» бы и стала напоминать американский самолет‑невидимку «Стелс», который, говорят, поглощает излучение локаторов, ничего не отражает и поэтому не различим на фоне неба. Или бабочка «приобрела» бы свой собственный излучатель ультразвука и в ответ на полностью поглощаемое излучение летучей мыши отвечала бы сложным, объемным ультразвуковым «эхом», предельно достоверно имитирующим отражение от змеи, которое бы пугало летучую мышь. И это не просто фантазия. Существуют мошки, научившиеся в результате долгой борьбы за существование на самом деле излучать ультразвук, и летучая мышь принимает их, сотнями парящих перед ней, за стену, отражающую посланный ею сигнал.

В реальности дело обстоит даже еще сложнее. Каждый из участников системы «бабочка – птица‑змея» в действительности может жить в своем мире излучений. И, что удивительно, совершенно слепое животное может иметь пестро раскрашенное оперение. Более того, в качестве брачного партнера оно выберет самого раскрашенного претендента. И все потому, что «режиссер» спектакля родился зрячим. Если «режиссеров» два или несколько, то декорации спектакля и несчастные актеры будет окрашены яркими красками, излучать ультразвук различной интенсивности, отражать или поглощать электромагнитные волны, издавать запахи, флюоресцировать, нагреваться или охлаждаться сложным образом, совершать изящные движения и при этом еще охотиться, питаться, размножаться, воспитывать потомство – и все это для того, чтобы их съели чуть позже, чем тех, кто менее талантлив.

Наши древние предки умели жить в мире природы. Они обнаруживали или интуитивно чувствовали зависимость разных природных событий друг от друга и в отличие от примитивной змеи догадывались о существовании собственной «бабочки». Некоторых «бабочек» они, вероятно, даже «знали в лицо». Тем более это «лицо», если говорить буквально о лице, теоретически могло быть в чем‑то похоже на человеческое, а в переносном смысле всегда присутствовало рядом с людьми.

Говоря так, я не вношу ничего нового в наше понимание мимикрии. Пугая или привлекая человека, живой континуум неизбежно представлял людям видения – мнимые образы мимикрирующей фауны и флоры. Говоря языком современных представлений, речь могла идти о целых голограммах, или мимикриолограммах.

Я уверен, что, если бы какому‑нибудь организму нельзя было бы выжить никаким иным образом, кроме как создавая из себя голограмму, и у него было бы достаточно времени для эволюции, такая голограмма появилась и была бы не отличима от созданной человеческим гением. Когда‑нибудь, продвинувшись в понимании механизмов передачи наследственной информации, люди научатся выращивать и будут разводить, подобно цветам, живые голографические картинки, а может быть, мы доведем природу до состояния, когда она, отчаявшись, будет вынуждена бороться с нами с помощью таких «близких» к настоящим голограмм.

Пока же я под голограммами имею в виду нечто более простое. Животные, птицы (например совы), кроны деревьев, листва кустарников в сочетании с водопадами, другими естественными элементами ландшафта могли воспроизводить отпугивающие или манящие человека видения и звуки. Вот этот комплекс согласованных воздействий на органы чувств человека и есть мимикриолограмма. Образцовым примером настроенной на человека голограммы является комплексное воздействие на органы наших чувств притягательных соблазнов, которые использовал вирус СПИДа.

Люди, конечно же, наблюдали видения и многочисленные соблазны, адресованные диким животным. Мыслящее существо должно было догадаться, что некоторые из этих фантомов помогают, то есть являются «бабочками». Как ни догадаться, если охота или охрана от диких животных своего жилища с «бабочкой» успешнее, чем без нее!

Что бы вы сделали, узнав какую большую роль в вашей жизни играет «бабочка»? Я бы охотился только с «бабочкой», синхронизировал свою жизнь с расписанием появлений «бабочки», стал бы умолять своего неожиданного, приносящего удачу друга чаще помогать мне на охоте и в конце концов стал бы отдавать ему часть пойманных на охоте животных. Поскольку «бабочка» никак не реагировала бы па мои действия (она не мыслит и не способна уловить связь между хорошей охотой людей и ненужными ей людскими подарками), я посчитал бы себя не способным лично общаться с «бабочкой» и поручил бы эту ответственную работу специальному человеку.

Человек, которому чаще других удавалось бы «договориться» с «бабочкой», обязательно бы нашелся.' Может быть, он как‑то особенно бормотал, пел или танцевал, неповторимо постукивал по деревьям, костям или натянутым шкурам животных, лучше улавливал запахи и звуки, умел, как никто, запоминать, сравнивать и замечать зависимость поведения «бабочки» от времени года и суток, погоды, яркости луны… Словом, я бы всецело доверился этому человеку и завещал своим детям и внукам с трепетом внимать каждому слову, произнесенному им и его учениками. Я назвал бы «бабочку» богом, причем языческим (потому что «бабочку» можно уговорить), а человека, понимающего бога, – шаманом, хотя его ученикам будет больше нравиться наименование «жрец», но это произойдет много позже.

Человечество – вышедший из природы и стремящийся жить самостоятельно вид. Мы жестоки по отношению к природе и сегодня, пользуясь своим могуществом, ее буквально подавили. Но, когда люди рано или поздно поймут бессмысленность борьбы с природой, объединенный мозг и знания человечества позволят симбиозу «мыслящий человек ~ живая материя» начать новый, фантастический по открывающимся перспективам этап жизни на Земле. Ошибки и преступления, которые мы успели совершить, можно списать на счет безответственности юности (Horrio sapiens – ребенок по календарю эволюции живой материи) и, не расследуя, амнистировать. Но, мне кажется, много полезнее выяснить, когда и по какой причине человечество отклонилось от правильного направления развития и возможно ли возвращение на путь, ведущий к гармонии и благополучию. Ведь довольно долго между нами и биосистемой Земли не было противоречий.

Наблюдения за племенами, сохранившими вдали от цивилизованного мира первобытный образ жизни, показывают, что наши праотцы с большим уважением относились к природе, охотились на животных и пользовались другими природными дарами только в жизненно необходимых объемах, вообще не трогая не интересующую их, с точки зрения жизнеобеспечения, органическую материю. Более того, шаманы, «читая» голограммы, составленные природой для людей и животных, постигали глубину мудрости жизни и старались гармонизировать отношения своих соплеменников с… богами.

Языческие боги древних реально существовали. Это были те элементы и явления живой природы, в которых в результате длительной эволюции отразилось присутствие человека и которые, в свою очередь, отражались на его жизни, причем таким образом, что человек мог использовать и использовал это взаимное влияние в интересах своего выживания.

Сложнейшая, имевшая важное значение для человека, по существу вмещавшая всю его жизнь (от зачатия до посмертной судьбы останков) система взаимоотношений с богами, с именно таким образом и никак не иначе понимаемыми богами есть язычество. Поскольку ни биологическая основа, ни законы природы за время развития человеческой цивилизации не изменились, языческие боги продолжают реально существовать там, где сохранилась флора и фауна. Это объективная реальность. В случае гармонизации отношений человечества и биосистемы Земли боги восстановятся, и их влияние на жизнь людей будет только возрастать. От языческих богов нельзя избавиться. Они должны присутствовать даже в искусственной живой среде наших городов и сельскохозяйственных районов.

Глава II. ТАЙНА

Цивилизация

Египетская, вавилонская, китайская, иранская, индийская, древние американские культуры зародились и развивались независимо друг от друга, с пуля. Они сформулировали и нашли силы на практике реализовать принципы существования людей вне и независимо от природы [12]: «В Египте еще за двадцать веков до нашей эры существовали живописно спланированные и регулярные города (столицы, в истории страны их было несколько; храмовые, торговые города; стратегически укрепленные и крепостные пункты близ государственных границ) с геометрически правильной сетью улиц и ярко выраженными городскими центрами, включавшими дворцовые и храмовые комплексы. Обитаемой частью Египта издавна была только узкая долина вдоль Нила, вокруг которой простирались пустыни: с запада – песчаная Ливийская, а с востока – каменистая Аравийская. Необходимые для выживания в этих условиях ирригационные работы сформировали неповторимую древнюю цивилизацию.

Здесь впервые при строительстве наземных и пещерных храмов, пирамид, зиккурат, некрополей, дворцов, царских резиденций, других сооружений, обладавших одновременно подавляющей колоссальностью и лаконизмом архитектурных форм, были решены проблемы создания ансамблей, включавших в себя произведения архитектуры, скульптуры и живописи, разработаны идеи организации пространства, монументальности и пропорций. Одна из древних столиц страны – город Фивы, он имел в окружности 140 стадий, то есть 25 километров, у него было 100 врат, через которые к храму бога Амона и дворцам стекалось множество паломников».

Информация о том, что город Фивы имел в окружности 140 стадий основывается на свидетельстве Диодора Сицилийского – автора «Исторической библиотеки», написанной в I веке до нашей эры. Опираясь на современные знания о числах гармонии, мы можем предположить, что названный размер составлял в точности 144 стадии.

«В городе было водохранилище – «священное озеро», росли священные рощи, пальмы которых с обнаженными стволами и остролистой развесистой кроной производили сильное впечатление. Большой храм Амона в Фивах, более известный под названием Карнакского храма, заслуженно считался одним из «чудес света», так как в монументальности архитектурных форм и в гигантских абсолютных размерах он не имел себе равных. Карнакский храм вместе с соседними малыми храмами составлял систему ансамблей, различных по расположению и размерам, а если учесть, что и Луксорский храм, лежавший на расстоянии около трех километров от храма Амона, был связан с ним специально построенной аллей сфинксов, то станет понятным размах этой замечательной планировоч<