Свидетельства археологических раскопок

В 1953—1960 годах археологическая экспедиция под руководством Р. Солецки в пещере Шанидар (Северный Ирак) обнаружила многослойную стоянку древнекаменного века, возраст которой определяется в 50—70 тысяч лет. Нижние ее слои относятся к мустьерской культуре (позднейшая культура раннего палеолита), верхние — к позднему палеолиту. Самое интересное в пещере — это девять скелетов мужчин, среди них примерно сорокалетний инвалид. У него была повреждена левая глазница (скорее всего, он не видел левым глазом), сросшийся перелом левой стопы, изуродованная страшнейшим артритом нога и сильно стершиеся зубы. К тому же у него практически отсутствовала правая рука.^[336] Ясно, что с такими повреждениями он не мог обеспечивать себя сам, а значит, его кормили и похоронили сородичи.

На первый взгляд, этот факт свидетельствует о существовании социальной взаимопомощи, зачатков гуманизма.

Но, думается, это не так. Утверждать об этом можно, как минимум, при двух условиях:

— если подобные захоронения обнаруживаются в статистически значимых масштабах,

— если количество таких случаев неуклонно возрастает с приближением к стадии цивилизации.

Между тем в действительности нет ни достаточно представительных масштабов, ни тем более увеличения частоты таких свидетельств; делать же ко многому обязывающий вывод на основе случайных наблюдений некорректно.

Напротив, как уже говорилось при освещении института семьи, института государства, все в жизни древнего человека свидетельствует об обратном: уклад первобытного общества не возбраняет принимать в пищу человеческое мясо, уничтожать неблагополучных детей, убивать одряхлевших стариков и, разумеется, таких инвалидов. Еще в IV в. до нашей эры Аристотель возводит это в государственный закон.

Словом, конфликта с нравственным чувством человека во всем этом нет, а значит, нет и норм, обязывающих к социальному обеспечению инвалидов. Таким образом, забота о нетрудоспособных по нравственным альтруистическим соображениям на ранних этапах истории, скорее всего, исключена. Но там, где появляется избыток необходимого продукта, который к тому же полностью отчуждается от своего производителя, оказывается возможным выживание даже таких инвалидов. Право на «ничей» продукт там, где нет острого дефицита, получает каждый. Поэтому в подобных захоронениях мы застаем лишь переходный этап от все еще полуживотных форм сосуществования к только зарождающейся социальности.

Когда в полной мере заработают механизмы, регулирующие собственно общественную жизнь, этот «альтруизм» исчезнет, чтобы возродиться вновь лишь через несколько десятков тысяч лет.

Итак: отчуждаться должен любой продукт, будь то орудие, необходимое для добычи (производства) предметов непосредственного жизнеобеспечения, или собственно предмет удовлетворения базовых потребностей человека. Первое обстоятельство делает возможным использование уже готового средства любым, кто умеет пользоваться им, что существенно повышает шансы всей общины на выживание. Второе — возможность специализации на производстве орудий, что, в свою очередь, улучшает их технические характеристики.

Далее. На первых порах (находимый готовым) предмет окружающей среды может использоваться в качестве орудия только для удовлетворения какой-то одной потребности, а именно той, что испытывается в настоящий момент. Меж тем и отдельные орудия и тем более весь формирующийся орудийный фонд имеют свою логику развития. Эта логика развивается по двум основным направлениям:

— умножение кратности применения орудия,

— универсализация орудия.

Действительно, если в самом начале формирования социума использованное средство может быть выброшено (м выбрасывается) тотчас же после достижения цели, то со временем оно начинает сохраняться и использоваться вновь. Там же, где сами орудия становятся продуктом сложного технологического процесса, их сохранение и повторное использование становится обязательным. С дальнейшим же развитием средства труда становятся многоцелевыми, полифункциональными, иными словами, начинают использоваться в совершенно различных видах деятельности.

Таким образом, уже на ранних этапах истории:

— процесс изготовления орудия не переходит в непосредственное удовлетворение потребности, но отчуждается от производителя и становится достоянием общины, как над-индивидуальной формы организации;

— в свою очередь, собственно потребление может начаться без выполнения предшествующих операций по изготовлению необходимого средства. Другими словами оба звена единого процесса разделяются в пространстве и времени.

Но, как уже сказано, со временем в единую цепь действий: производство орудия — производство предмета потребления — непосредственное потребление входят новые и новые средства. Все это усложняет ее, преобразуя в технологическую последовательность: «производство промежуточного орудия... — производство конечного орудия... производство предмета потребления — непосредственное потребление».

[S—O—O—O… O—O]

Со временем пространственно-временной разрыв, возникающий между этими звеньями, делает каждое из них

[...O—O...]

самостоятельным видом практики.

Все это открывает возможность:

— диверсификации общественного производства,

— неограниченное расширение номенклатуры производимых продуктов,

— появление и умножение прибавочного продукта.

В свою очередь, только с появлением прибавочного продукта и начинается собственно история человеческого общества. Все, что предшествовало ему, может быть охарактеризовано как предродовой период.