Воспитание, идеология, моральный климат, отношение человека к человеку

«Юра успел заметить, как один из полицейских, воровато оглянувшись на патрулей, изо всех сил стукнул усатенького по макушке светящейся дубинкой. Жаль, не успел я его, подумал Юра. На минуту ему даже расхотелось лететь на Рею. Захотелось надеть красную повязку и присоединиться к этим крепким, уверенным молодым ребятам.»

(С)

«Как и все новое, новый принцип межпланетного транспорта с первых же минут обрел немало противников тех, кто возлежал на старых лаврах и не хотел идти дальше, кто всю жизнь свою посвятил доказательству невозможности практического осуществления фотонного привода, кто сначала, с маху, охаял нововведение, а потом не нашел в себе смелости признать свою неправоту, и просто тех, кто искренне не хотел рисковать людьми и государственными средствами… Их было много, гораздо больше, чем этого хотелось Краюхину и его соратникам, и он всегда ломал их сопротивление. Они кричали: “Беспочвенная фантазия! Дело отдаленного будущего!” Требовали, чтобы он отчитался за десятки сгоревших моделей, а он поднял за атмосферу и провел вокруг Земли беспилотный “Змей Горыныч”. Они пытались использовать против него гибель первого “Хиуса”, но это им тоже не удалось. Второй “Хиус” дал старт. Может быть, Краюхин допустил ошибку, дав “Хиусу” такое головоломное задание? Может быть, следовало сначала использовать фотонную ракету в обычных рейсах, привыкнуть к ней, сделать ее распространенным и надежным видом транспорта? Может быть… Но сколько времени отняло бы это? А сокровища Голконды ждут. И только “Хиус” даст человеку возможность овладеть ими.

Великий народ доверил ему лучших своих детей и первоклассную технику и за это доверие требовал победить пространство со всеми сокровищами и тайнами. Под силу ли ему, Краюхину, дать народу эту победу? Да, если “Хиус” возвратится с удачей, тогда никто больше не посмеет поднять голос против фотонной ракеты. Нет, если…

Неудача экспедиции была бы катастрофой дела всей жизни… Именно теперь, когда многие еще не верят в “Хиус”, когда еще не улеглась шумиха, поднятая “осторожными” вокруг внезапного взрыва первого “Хиуса”. Тогда казалось, что идея фотонного привода дискредитирована надолго… быть может, навсегда. Помнится, какие-то мерзавцы дошли до того, что уговорили несчастную мать Петросяна подать на него в суд. Только вмешательство правительственной комиссии заставило замолчать маловеров, примазавшихся к великому делу.»

(все цитаты – из СБТ)

«Кондратьев стал думать и вдруг с изумлением и ужасом обнаружил, что у него нет большой мечты. Тогда, в начале ХХI века он знал: он был коммунистом и, как миллиарды других коммунистов, мечтал об освобождении человечества от забот о куске хлеба, о предоставлении всем людям возможности творческой работы. Но это было тогда, сто лет назад. Он так и остался с теми идеалами, а сейчас, когда все это уже сделано, о чем он может еще мечтать? Сто лет назад... Тогда он был каплей в могучем потоке, зародившемся некогда в тесноте эмигрантских квартир и в застуженных залах экспроприированных дворцов, и поток этот увлекал человечество в неизведанное, ослепительно сияющее будущее. А сейчас это будущее наступило, могучий поток разлился в океан, и волны океана, залив всю планету, катились к отдаленным звездам. Сейчас больше нет некоммунистов. Все десять миллиардов - коммунисты. "Милые мои десять миллиардов... Но у них уже другие цели. Прежняя цель коммуниста - изобилие и душевная и физическая красота - перестала быть целью. Теперь это реальность. Трамплин для нового, гигантского броска вперед. Куда? И где мое место среди десяти миллиардов?"»

(ПДВВВ)

«- Нет, голубчики, коммунизм надо выстрадать. За коммунизм надо драться вот с ним, - он ткнул трубкой в сторону Хайры, - с обыкновенным простаком-парнем. Драться, когда он с копьем, драться, когда он с мушкетом, драться, когда он со "шмайссером" и в каске с рожками. И это еще не все. Вот когда он бросит "шмайссер", упадет брюхом в грязь и будет ползать перед вами - вот тогда начнется настоящая борьба! Не за кусок хлеба, а за коммунизм! Вы его из этой грязи подымете, отмоете его...»

(ПКБ)

«…имейте в виду, государство, наш народ, наше дело ждет от нас не только… вернее, не столько рекордов, сколько урана, тория, трансуранидов. Мы все мечтатели. Но я мечтаю не носиться по пространству подобно мыльному пузырю, а черпать из него все, что может быть полезно… Что в первую очередь необходимо для лучшей жизни людей на Земле, для коммунистического содружества народов. Тащить все в дом, а не транжирить то, что есть дома! В этом наше назначение. И наша поэзия.

Но я не из тех самодовольных дураков, которые ворчат, что нынешней молодежи-де не в пример легче, чем было нам. Ибо я знаю, как сложна ваша задача. Задача всегда определяется средствами, и насколько мощнее ваши теперешние средства, настолько сложнее и ваша задача. Вам будет не легче, чем нам… и даже труднее, ибо на вас больше ответственности. Друзья, если вам будет очень трудно, нестерпимо трудно, прошу вас, вспомните, для кого и во имя чего вы это делаете! Я знаю вас всех достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: если вы об этом вспомните, сил у вас будет больше.

— Я понял вас, Николай Захарович. И по вашему приказу я готов поступиться всем, даже честью. Но поступятся ли они?

Но человек умнее и сильнее природы. Он смел и упорен, и, если даже экипажу “Хиуса” суждено будет сложить головы, их гибель ни на минуту не задержит тех, кто пойдет вслед.

— Не смей! (Быков сначала не понял, чей это пронзительный выкрик.) Не смей так говорить о ней! В конце концов, это совсем не твое дело!

— Нет, и мое! И не потому, что она моя сестра. Это дело всех — и Краюхина, и каждого из наших ребят, в том числе и твоего краснорожего пустынника. Там, куда мы идем, жизнь всех будет зависеть от каждого. Мы должны быть абсолютно уверены друг в друге, а теперь я думаю: хватит ли у тебя в таком состоянии цепкости, воли к жизни? Не подведешь ли ты нас, Григорий Дауге?

— Полегче, Володя!

— Ничего не полегче… Неужели ты не раскусил ее, эту мою очаровательную сестричку? Ведь это не человек — это кукушка! Да-да, кукушка! Отними у нее смазливое рыльце, и что от нее останется? Мало разве других женщин? Верных, любящих, умных… Что ты за нее цепляешься?»

(все цитаты – из СБТ)

«– Сумасшедший мир. Дурацкое время, – сказала она устало. – Люди совершенно разучились жить. Работа, работа, работа… Весь смысл жизни в работе. Все время чегото ищут. Все время чтото строят. Зачем? Я понимаю, это нужно было раньше, когда всего не хватало. Когда была эта экономическая борьба. Когда еще нужно было доказывать, что мы можем не хуже, а лучше, чем они. Доказали. А борьба осталась. Какаято глухая, неявная. Я не понимаю ее. Может быть, ты понимаешь, Григорий?

– Понимаю, – сказал Дауге.

– Ты всегда понимал. Ты всегда понимал мир, в котором ты живешь. И ты, и Володька, и этот скучный Быков. Иногда я думаю, что вы все просто очень ограниченные люди. Вы просто не способны задать вопрос – «зачем?». – Она снова отпила из бокала. – Ты знаешь, недавно я познакомилась с одним школьным учителем. Он учит детей страшным вещам. Он учит их, что работать гораздо интереснее, чем развлекаться. И они верят ему. Ты понимаешь? Ведь это же страшно! Я говорила с его учениками. Мне показалось, что они презирают меня. За что? За то, что я хочу прожить свою единственную жизнь так, как мне хочется?

– Да, мне хорошо. Вот и дайте мне пить мою холодную воду, а они пусть пьют свою!

– Пусть, – спокойно согласился Дауге. Он с удивлением и радостью чувствовал, как уходит кудато противная гнетущая тоска. – Мы ведь не об этом говорили. Тебя интересует, кто прав. Так вот. Человек – это уже не животное. Природа дала ему разум. Разум этот неизбежно должен развиваться. А ты гасишь в себе разум. Искусственно гасишь. Ты всю жизнь посвятила этому. И есть еще очень много людей на Планете, которые гасят свой разум. Они называются мещанами.

– Спасибо.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал Дауге. – Но мне показалось, что ты хочешь обидеть нас. Широта взглядов… Какая у вас может быть широта взглядов?

- Но тут вы зашли в тупик. Есть сила, которую даже вам не побороть. Я имею в виду мещанство. Косность маленького человека. Мещан не победить силой, потому что для этого их пришлось бы физически уничтожить. И их не победить идеей, потому что мещанство органически не приемлет никаких идей.

– Вы были когданибудь в коммунистических государствах, Сэм?

– Был. И видел там мещан.

– Вы правы, Сэм. Они еще есть и у нас. Пока есть, и вы это заметили. Но вы не заметили, что у нас их гораздо меньше, чем у вас, и что у нас они тихие. У нас нет воинствующего мещанина. Пройдет еще поколение, другое, и их не станет совсем.

Не для коммунизма, а для всего человечества опасно мещанство. Потому что в ваших рассуждениях, Сэм, есть одна ошибка. Мещанин – это всетаки тоже человек, и ему всегда хочется большего. Но поскольку он в то же время и скотина, это стремление к большему по необходимости принимает самые чудовищные формы. Например, жажда власти. Жажда поклонения. Жажда популярности. Когда двое таких вот сталкиваются, они рвут друг друга, как собаки. А когда двое таких сговариваются, они рвут в клочья окружающих. И начинаются веселенькие штучки вроде фашизма, сегрегации, геноцида. И прежде всего поэтому мы ведем борьбу против мещанства. И скоро вы вынуждены будете начать такую войну просто для того, чтобы не задохнуться в собственном навозе. Помните поход учителей в Вашингтон в позапрошлом году?»

(все цитаты – из С)

« – Значит, вы в эпицентр, - сказал биолог из кухни. - В эпицентре, конечно, есть на что посмотреть. Особенно сейчас. Кстати, вы имеете хоть какое-нибудь представление о том, что происходит в эпицентре?

– Очень смутное, - ответил Беркут. - Кое-что рассказывали летчики, но близко ведь никто туда не подходил.

– Я видел его два раза с вертолета, - сообщил Круглис. - Месяц назад, еще до гибели "Галатеи".

-… Что это может быть, товарищи физики?

– Не знаю, товарищ Круглис.

– Значит, никто не знает. Мы, биологи, тем более. Очевидно только, что происходит нечто совершенно необычное.

- Но самое главное - киберы почему-то не дошли до эпицентра.

– Не дошли?

– Они вернулись, не выполнив задания. Прошли всего сто двадцать километров и вернулись, словно получили команду "назад". Или испугались. Откровенно говоря, мне это не нравится.

– Значит, информации у нас практически нет, - проговорил Беркут задумчиво.

Полесов смотал пленку и сунул ее в карман комбинезона.

– Можно послать разведчиков еще раз, - сказал он.

– Мы и так потеряли много времени, - нетерпеливо сказал Иван Иванович и поглядел на Беркута:

– Давайте двигаться. На месте разберемся.

"Высшая защита не помогает, - думал Полесов. - То, что врут приборы, и трудно дышать, и колют иголочки, - это еще полбеды. Беда будет, если сдаст двигатель, нарушится настройка магнитных полей реактора, которые держат кольцо раскаленной плазмы. Стоит разладиться настройке, и `Тестудо' превратится в пар со всей своей высшей защитой. Самое лучшее - поскорее убраться отсюда".

– И нам придется возвращаться, - продолжал Иван Иванович. - И мы ничего не узнаем, потому что понадеялись на ваш танк и на ваших киберов. Надо было рискнуть и прорываться на турболете.

Иголочки кололи уже плечи и бедра.

– Хорошо, - сказал Подесов. - Пристегнитесь.

Иван Иванович замолчал. Физики пристегнулись к креслам широкими мягкими ремнями.

– Готовы? - спросил Полесов.

– Готовы…

Полесов выключил свет и положил ладони на рычаги управления.

В приемнике щелкнуло, и наступила тишина. Полесов достал из кармана тюбик со спорамином, проглотил таблетку и посмотрел на экран. По ту сторону земляного вала, недалеко от опушки тайги, валялись исковерканные обломки. Изломы металлопласта ярко искрились на солнце. Это была "Галатея" - автоматический турболет, высланный в эпицентр для разведки месяц назад. "Галатея" взорвалась над эпицентром по неизвестным причинам, и с тех пор Леминг запретил воздушные разведки.

– Спокойно, Леминг! Убираться отсюда не надо. Пришли людей. Больше людей. Пришли Кузьмина, Еселеву, Акопяна. Обязательно пришли Акопяна. И поторопись, Леминг, надо упредить следующий взрыв. Только через голубой туман на вездеходах не пройти. Попроси у межпланетников еще несколько танков высшей защиты. Они тоже не очень спасают, но все-таки…

- Танки с оборудованием находятся в пути и будут у вас завтра утром. А люди будут у вас через четверть часа. Я выслал три турболета.

– Не стоило бы. - Беркут покосился на экран, где у опушки тайги блестели под солнцем обломки "Галатеи". - Здесь уже есть один турболет.

– Чепуха. Они пройдут над бывшей автострадой на бреющем полете. Ничего им не сделается.»

(все цитаты – из ЗЭ)

«- Куда ступила наша нога, оттуда мы не уйдем.

- Что мы, зря умирали там? - крикнула беленькая девочка.

- Зря, - сказала Елена Владимировна. - Надо жить, а не умирать.

- Подумаешь! - сказал юноша. - На Земле тоже умирают. Даже молодые!

И, если нужно умереть для того, чтобы после нас жили, любой из нас пойдет без колебаний на смерть. Так всегда было и всегда будет!

"Эк его!" - подумал Кондратьев одобрительно.»

(ПДВВВ)

«– Рыба ищет, где глубже, а человек – где хуже. Понял, Юрка? Здесь все хорошо. Тревоги учебные, аварии понарошку. А вот коегде – похуже. Гораздо хуже. Туда и надо идти, а не ждать, пока тебя поведут…

«– Товарищ генеральный инспектор! Люди же хотят работать! Гравиметристы хотят работать? Хотят. Релятивисты хотят? Тоже хотят. Я уже не говорю про космогонистов, которые втиснулись сюда прямо через мой труп. И на Земле еще полтораста человек роют землю от нетерпения… Подумаешь, ночевать в лифте! Что же, ждать, пока МУКС закончит постройку новой станции? Нет, планетолог Юрковский рассудил бы совсем иначе. Он не стал бы выговаривать мне за перенаселенность. …Я уступил бы вам свою койку, а сам бы занял аварийный лифт, и мы бы с вами работали до тех пор, пока бы все не стало ясно, как весеннее утро! А вы приезжаете собирать жалобы. Какие могут быть жалобы у человека, имеющего интересную работу?

- Вот они, люди, Юра! Настоящие люди! Работники. Чистые. И никакие коекакеры им не помешают. – Он осторожно откинулся спиной к стене, и Юра торопливо подсунул ему подушку. – Смешное слово «коекакеры» – правда, Юра? А вот скоро мы увидим других людей… Совсем других… Гнилушки, дрянь… Хуже марсианских пиявок…

– Краюхин просто не любил теории. Он брал молодых, кидал их в печку и смотрел, что получится. Если не сгорали, он признавал в них равных.

– А если сгорали?

– Как правило, мы не сгорали.

Они будут прямо гореть от любопытства. Их будет больше всего интересовать, что успели передать Юрковский и Крутиков о своей находке. Они будут восхищаться мужеством Юрковского и Крутикова, их самоотверженностью и будут восклицать с завистью: «Вот это были люди!» И больше всего их будет восхищать, что они погибли на боевом посту.

– То есть как это? – сказал Юрковский, поднимая глаза от рукописи. – А приоритет?

– Какой еще приоритет? – сказал Быков.

– Мой приоритет.

– Зачем это тебе понадобился приоритет?

– Помоему, очень приятно быть… ээ… первым.

– Да на что тебе быть первым? – удивился Быков.»

(все цитаты – из С)

«Жена Ермакова была первым человеком, высадившимся на естественном спутнике Венеры. И там произошло какое-то несчастье. Никто об этом не знает ничего толком — какое-то столкновение между членами экипажа. С тех пор женщин перестали брать в дальние межпланетные рейсы…»

(СБТ)

Извините за особенно долгое цитирование ЗЭ – но очень уж характерно и показательно.

«Теория высокого воспитания», кажется, должна была победить где-то к середине рассматриваемого периода (если опираться ещё и на ОЗ), но что-то не очень просматривается как она сама, так и результаты её внедрения. Зато результаты активной политической пропаганды налицо. Тот же Бородин уже пропитан коммунистической идеологией по самую макушку. Как это удалось осуществить за сравнительно короткий исторический отрезок от момента написания первой из книг АБС до начала Утра? Надо полагать, дедовскими методами – промыванием мозгов через школы, вузы, ТВ, газеты. В результате разницы между рядовым членом общества и партийным пропагандистом в области идеологии уже практически не видно (правда, произносить трескучие пустые речи последние умеют всё же куда лучше – вспомните приведённый выше пустопорожний вздор «воодушевляющего» характера, который был произнесён одним из них в виде тоста накануне полёта «Хиуса»). Приходится констатировать, что коммунистический (в духе съездов КПСС, а не Маркса) образ мыслей окончательно проник в массы и превратил большинство в добровольных агитаторов (вспоминается комсомольский спич Юры Бородина в таверне в С). Культивируются трудоголизм, готовность в любой момент пожертвовать собой за родину и любое порученное ею дело, ненависть и презрение к мыслящим и чувствующим иначе. Сплошное «понедельник начинается в субботу», короче. Отягощённое патриотически-суицидальным синдромом. Жизнь человеческая стоит немного – точно дешевле киберов. И стремление рискнуть жизнью и здоровьем не просто поощряется – иное поведение презирается. Таким вот образом воспитываются и эксплуатируются героизм и самопожертвование. А ведь не нами сказано: несчастна та страна, которая нуждается в героях. Мир Утра, безусловно, не только нуждается – он на них стоит.

Подведомственный контингент рассматривается всесильными органами власти как расходный материал (на Венере один за другим разбивались автоматические спускаемые аппараты, и тогда… послали людей). Действительно, бабы-то потом новых нарожают, а тут транжирится продукция народного хозяйства. Нет, дежурные заклинания типа «мы должны беречь человеческие жизни» звучат, конечно, но на практике реализуется совсем иная политика… При этом даже обращение (ради наказания виновных в гибели людей) в «наш, народный суд», «самый гуманный суд в мире» объявляется (и считается) происками «мерзавцев», желающих ради неясных личных целей затормозить прогресс. К счастью, правительственная комиссия выше суда…

Все, кто не готовы погибнуть за страну и партию, объявляются мещанами и жёстко третируются – вплоть до полного разрыва с ними самых близких. Люди окончательно перестали разговаривать по-человечески и обращаются друг к другу почти исключительно через «товарищ», как в плохих американских фильмах. Впрочем, они совершенно счастливы, и их незамутнённое сознание безоблачно (как и у жителей КНДР, полагаю). Конечно, кроме так называемых «мещан», но потому их и стараются игнорировать, а если не удаётся – пытаются перевоспитать вплоть до физического уничтожения (шутка, конечно… но в каждой шутке…). В конце концов, кому мешала сестра-«мещанка» Юрковского, всего лишь желавшая жить (и, в частности, отдыхать) так, как ей нравится?!

Я не исключаю, что многие из так называемых «мещан» и вовсе отказывались работать: ввиду постепенного отмирания денег материальные стимулы к труду исчезли, а к пресловутому «моральному стимулированию» и тотальной пропаганде эти выродки (я не случайно использовал словечко из «Обитаемого острова») оказались ввиду каких-то причин невосприимчивы. Несомненно, это раздражало трудоголическое большинство, а уж партийно-государственная система отличнейшим образом использовала и направляла это раздражение – всегда умела и умеет делать подобное. Похоже, и в «прекрасном далёко» без «образа врага» правящая верхушка и советское население в целом жить не могут.

Требуется пройти серьёзные испытания, пообщаться с умными и (почти) самостоятельно мыслящими людьми (такими, как Юрковский или Горбовский), чтобы начать сомневаться в самых диких и нелепых из вбиваемых партией постулатов (см. диалоги Жилина со стажёром Юрой Бородиным). Хотя бы в желательности для человека героической смерти.

Странно, что в таком идеологически выдержанном обществе умудрились появиться и сделать неплохую карьеру персонажи, подобные Шершню и Кравцу из обсерватории на Дионе («честолюбивый маньяк» и «провинциальный интриган», соответственно). А откуда взялись Мюллер, сбежавший со станции (так ведь Мюллер же… что с них, иностранных мюллеров, возьмёшь?!), и Базанов, не покинувший, правда, пост, но источающий на всех и каждого яд и сарказм?! И ведь из-за какого-то пустяка – непременного желания видеть свою фамилию на собственных научных работах?! (Тут, кстати, небезупречен и сам громовержец Юрковский, жаждущий непременно защитить пресловутый личный «приоритет»). Или все эти Шатрова, Свирский, Аверин, «зацикленные» на любви, ревности и сексе, вместо того, чтобы отдавать все силы работе?.. Явные родимые пятна прошлого, невозможные для «правильных» граждан ССКР… Как они все пробрались-то на передовую научную станцию?! Загадочная история…

И ещё один момент, весьма характерный для Мира Утра (да и Полудня, в общем-то). Общество в ССКР подчёркнуто и сугубо патриархально. Женщина – существо слабое, которое надо защищать даже вопреки её желанию. Поэтому принято решение не пускать женщин к внешним планетам и звёздам – и не пускают, ибо там опасно. Разрушая семьи и судьбы (пример – разлучённые Богдан Спицын и его возлюбленная; а ведь она – один из лучших штурманов и могла бы пригодиться в дальних полётах).

Наши рекомендации