Глава viii год четвертый: выбор места для новой столицы

Четвертый год правления оказался богатым событиями. Аменхотеп IV во время одной из своих поездок остановился в пустынной местности, в Среднем Египте, – там, где ныне расположена эль-Амарна. Трудно предположить, что он был неожиданно очарован этим ландшафтом. Прекрасно зная страну (как в результате своих предыдущих путешествий, так и потому, что изучал земельные кадастры), царь, скорее всего, в течение некоторого времени обдумывал свой выбор.

Карнак становился для Атона слишком тесным. Божественное Солнце вынуждено было делить свое жилище с Амоном и другими богами. Однако в прошлом, когда какая-либо божественная сила приобретала статус имперского бога, ей предлагали новую резиденцию, соответствующую ее изменившейся функции. Теперь так следовало поступить и с Атоном. Соорудив для него храмы в Карнаке, царь счел необходимым предоставить этому богу место, свободное от всяческих влияний, которое было бы посвящено только ему.

Выбор места был далеко не случаен. Будущий священный город Атона предполагалось построить на полпути между Фивами и Мемфисом. Таким образом, он стал бы «полюсом равновесия» между южной столицей, воплощающей великолепие Нового царства, и северной столицей, символом славы Древнего царства. Новой столице Египта предстояло открыть третью эпоху в истории страны, стать «откровением», превосходящим и углубляющим все предыдущие.

На восточном берегу Нила, напротив города Атона, располагался Гермополь – древний священный город бога Тота, владыки иероглифов («слов бога»). Покровитель писцов, хранитель знаний, Тот считался богом-Луной, визирем и писцом Солнца.

Расположенные напротив друг друга на обоих берегах реки, город Солнца и город Луны зримо представляли единство космоса, наполненного светом двух великих светил. В представлении египтян Луна была не что иное, как «ночное Солнце».

В Солнце и Луне видели также два глаза бога-творца, чей взгляд каждое утро заново созидает мир. Итак, выбор фараона основывался на метафизических соображениях и символическом мышлении.

На четвертом году своего правления Аменхотеп IV совершил первый официальный визит в то место, где собирался возвести будущую столицу. Он объявил, что в близлежащих скалах будут высечены гробницы для членов царской семьи, а также для священного быка Гелиополя и жрецов бога Атона. Этим заявлением он подчеркнул непосредственную связь между своей реформой и древнейшими египетскими культами. Отныне почитание Солнечного бога станет главным религиозным долгом его подданных.

Основание новой столицы не было «революционным» актом Аменхотепа IV (то есть внезапным, совершенно неожиданным событием). Он готовился, прежде чем сделать окончательный выбор, потом публично объявил о своем решении, потом, вероятно, не раз посещал устроившее его место и, наконец, занялся организацией крупномасштабных строительных работ. Мы не должны воображать себе фараона-мистика, одинокого перед лицом враждебных чиновников и недоверчивого народа: с одной стороны, сооружение священного города в такой ситуации оказалось бы невозможным, с другой – сама эта ситуация представляется неправдоподобной для Древнего Египта.

Аменхотеп IV был царем. В его распоряжении находился гигантский государственный аппарат. В том обстоятельстве, что царь собирается строить новую столицу, не заключалось ничего необычного. В прошлом подобное уже происходило, причем несколько раз.

Строительство города Атона стало великим событием царствования. В связи с этим потребовалось внести изменения в экономическую политику. Возможно, Аменхотеп IV приостановил работы по реставрации зданий Карнака, которые велись постоянно. Архитекторы, скульпторы, граверы, рисовальщики теперь должны были сосредоточить все свои усилия на возведении нового города. То же касалось и отрядов специализированных рабочих.

Большая часть поступлений, прежде предназначавшихся для Фив, была теперь передана новой столице. Двор, административные учреждения, высокие чиновники, другие жизненно важные органы государственной власти должны были привыкнуть к мысли о перемене царской резиденции.

Документы информируют нас о том, что царь во время своего первого пребывания в эль-Амарне жил в большом шатре. Он, несомненно, лично наблюдал за началом больших строительных работ и деятельностью зодчих.

На всем протяжении пятого года правления развертывалась оживленная строительная деятельность. Ахетатон, «Страна Света Атона», уже начинал существовать как реальность. Камень за камнем воздвигались храмы, дворцы и дома. Царь непрерывно курсировал между Фивами и Ахетатоном. Нил – очень удобный путь сообщения, и по нему можно перемещаться быстро. В Фивах, очевидно, то и дело созывались различные советы. За несколько месяцев царь успел проинформировать основные государственные учреждения о своих решениях. Изменения экономической политики в условиях жесткого египетского администрирования требовали значительных усилий.

Несомненно, это и было одной из причин, по которым Аменхотеп IV на пятом году правления стал прилагать к своему имени эпитет «Живущий Правдой (Маат)». Царь часто подчеркивал свою связь с этим божеством. В те моменты, когда фараон трапезничает, думает, поучает придворных, он «живет Правдой». В знаменитой великолепной гробнице Рамосе, фиванского визиря, который переехал в эль-Амарну вместе с царем, Аменхотеп IV изображен сидящим под балдахином. За его спиной стоит богиня Маат, которая дарует царю силу и миллионы лет жизни.

Маат – владычица всех богов. Она обеспечивает им защиту. Она – дочь Ра, божественного Света, чья бессмертная сущность распространяется с ее помощью по всему космосу. Она является также неизменным законом вселенной, идеалом мудрецов, Правдой и Справедливостью, которые не могут быть осквернены ни одним прегрешением.

Аменхотеп IV, как и любой фараон, обязан в своих действиях уважать Маат и способствовать ее процветанию. В противном случае цивилизация окажется под угрозой. Если Маат вдруг перестанет править Египтом, страна придет в упадок и будет несчастна. Ведь Маат – это вечный космический порядок.

Эпитет «Живущий Правдой» всегда прилагался только к богам. Значит ли это, что Эхнатон, заимствовав его, тем самым выразил чрезмерные претензии на божественный статус? Скорее всего, нет: ведь, провозгласив себя царем-богом, он лишь продолжил традицию Древнего царства (чтобы более отчетливо, чем его ближайшие предшественники, акцентировать вневременной аспект личности фараона).

Быть может, Аменхотеп IV потому так настаивал на своих особых взаимоотношениях с Маат, что собирался провести широкомасштабную реформу. Он хотел как можно яснее показать, что задуманная им реформа вполне соответствует космическому миропорядку, то есть вечному закону, что она не является порождением хаоса.

В представлении египтян этот момент был принципиально важным. Если бы они сочли, что действия фараона не согласуются с Маат, а значит, ведут к беспорядку, хаосу, то были бы уверены, что их правителя ждет неминуемый крах. Необычный эпитет Аменхотепа IV должен был убедить их в том, что как строительство города Солнца, так и сам царь находятся под покровительством богини Маат.

Итак, все было готово к новому событию. Царь намеревался совершить решающий акт, после которого возвращение назад с избранного им пути стало бы уже невозможным.

Девятнадцатого дня третьего месяца сезона перет^[59] имя «Аменхотеп (IV)» было запечатлено на царском памятнике в последний раз.