Дитятин Н. И. Верховная власть в России XVIII .столетия // Русская мысль. 1881. Кн. 4. С. 23

ГКррф М. А. Материалы >и >черты к биографии императора Николая I и к ис­ тории его царствования: Рождение и первые двадцать лет жизни (1796—1817 гг.) // Сб. РИО. СПб., 1896. Т. 98. С. 20.

,194

нужную монархическую екзекутивную власть по обширности госу­дарства, с преимуществом той вольности, которая нужна каждому состоянию для предохранения себя от деспотизма или самого госу­даря или частичного чего-либо. Сие все полагается уже вследствие установления и учреждения порядка наследства, без которого ничего не может, которой и есть закон фундаментальный».⁶

♦ ♦ *

Как уже отмечалось, закон о престолонаследии был принят по­сле прихода Павла I к власти, но продолжения в других «фунда­ментальных» законах не получил. Н. Я. Эйдельман справедливо заметил, что хотя Павел и разделял внушаемые ему Паниным и другими советниками конституционные идеи, но в его сознании они каким-то образом уживались с идеями типично «самодержав-но-централизаторскими». Именно так можно интерпретировать составленную в 1774 г. записку Павла «Рассуждения о государстве вообще относительно числа войск, потребных для защиты оного и касательно обороны всех пределов», так же как и многие другие проекты цесаревича.⁷ В них, как и во всей гатчинской «модели жизни», отчетливо выражены идеи ужесточения дисциплины, вве­дения строгой регламентации, «непременного порядка», усиления полицейского начала. Так сложился жизненный путь Павла Г, что он большую часть жизни прождал, волнуясь, своей «очереди» на трон и к моменту вступления на престол растерял все свои пре­краснодушные идеи конституционного устройства, продиктован­ные мыслями Панина и желанием делать добро. Став самодерж­цем, он начал осуществлять «гатчинский» вариант преобразова­ний, строить не «царство разума и закона», о котором они так много говорили с Н. И. Паниным, а грубое «екзекутивное» госу­дарство. Не нужно упрощать личность самого Павла I, видеть в нем романтического адепта конституционалистов. Известно, что генерал П. И. Панин долго размышлял перед тем, как вручить на­следнику престола составленный его братом перед самой смертью в 1783 г. проект конституционной реформы. Сочинения Павла Петровича на эту тему казались П. И. Панину «больше одним же­ланием к доказательству превосходности своей в авторских мудр­ствованиях, нежели существительном сердечном примышлении к истинному благу».⁸

Основой всего Павел I считал армию, и, став императором, он с реформы армии и начал. Очевидно, что екатерининская армия при всех ее блестящих победах нуждалась в преобразованиях, ес­тественных улучшениях, связанных с самим существованием ар­мии как живого, развивающегося организма. Однако армейские преобразования Павла I не касались ни социальных (рекрутчина), ни тактико-стратегических аспектов. Они коснулись внешней сторо­ны армейской жизни, привели к наведению порядка в строевой

⁶ Цит. по.: Сафонов М. М. Конституционный проект ... С. 266.

⁷ Эйдельман Н. Я. Грань веков. М., 1982. С. 44.

⁸ Сафонов М. М. Конституционный проект... С. 279.

подготовке, разработке новых уставов, улучшению материального довольствия войск, ужесточению дисциплины, ликвидации про­цветавшего в полках произвола офицеров, казнокрадства, беспо­рядков, формализма в отношении службы. Но при этом пресече­ние «распущенности» (по словам Павла I) в армии осуществлялось непривычно жесткими, чрезмерно строгими, весьма поспешными' мерами, что производило крайне тягостное впечатление на армию и общество, было сопряжено с новыми злоупотреблениями, наси­лием, оскорблениями и репрессиями. Борьба с «распущенностью» означала прежде всего ущемление дворянства, которое, по приня­той после Петра I традиции, записывалось (ради выслуги лет и званий) в полки с младенчества, а также получало длительные, фактически бессрочные отпуска. С этой практикой Павел I реши­тельно покончил.

Но в борьбе, которую император повел с трехлетними сержан­тами — «нетчиками» и пожизненными отпускниками была зало­жена цель ббльшая, чем просто достижение порядка в армии или фанатичное желание изжить «потемкинский дух». Для Павла I была неприемлема сама сословная свобода, которой, благодаря ре­формам Екатерины II, пользовались дворяне. Утверженное зако­ном право дворянина служить или не служить казалось Павлу I оскорбительным, рассматривалось как продолжение той «распу­щенности», которую он видел при дворе. И за этим стоял не просто каприз, а иная, чем у Екатерины II, система взглядов на социаль­ный строй и внутреннюю политику.

Идеи Павла I о соотношении свобод и службы так же силлогич-ны, как и идеи Никиты Панина о «фундаментальных законах»: 1. Замеченные в армии «распущенность», «разврат по службе» и не­порядки — во многом следствие злоупотребления свободами и при­вилегиями, предоставленными Екатериной II дворянству. 2. Свобо­дами и привилегиями может пользоваться только просвещенный, со­знательный человек. 3. Сознательный же, просвещенный дворянин понимает, что привилегии и обязанности тесно связаны между со­бой и, думая о процветании Отечества и служении престолу, он ни­когда не злоупотребит своими вольностями. Следовательно, такой дворянин прилежно служит, а злоупотребляющий этими привиле­гиями — недостойный их бездельник.

Эта по-своему вполне-логичная схема с неизбежностью прихо­дила в противоречие с екатерининской схемой развития граждан­ского, сознательного общества через сословные привилегии, свободы, права. Итогом конфликта идей стала политика Павла I, нацелен­ная на сворачивание перспективной сословной программы Екате­рины И. Это проявилось как в фактической ликвидации свободы дворян служить, в отмене дарованной им Екатериной II свободы от телесных наказаний, в сужении полномочий дворянских выборных органов с последующей в 1799 г. отменой губернских выборов дво­рянства, так и в ограничении системы сословного управления у ку­печества и мещан.

Развитием идей Павла I стала переориентация всей системы управления и внутренней политики. В системе управления при Павле I преобладающее значение приобретает административный,

бюрократический момент. Именно бюрократами заменяются дво­рянские выборные должности, губернаторы получают большую ад­министративную свободу за счет прав сословий, управление начи­нает осуществляться по военно-полицейскому принципу. Тогда же наносится серьезный удар по складывавшейся системе нового суда, которая подменяется администрированием чиновников и полицей­ских. В этих условиях ни о какой планируемой Екатериной II ре­форме Сената уже не могло идти речи, как и вообще о расширении принципа сословного управления. Административные меры осуще­ствлялись, как и в армии, поспешно, грубо, приводили к возраста­нию в управлении роли не «твердоустановленного» закона, а адми­нистратора, полиции, политического сыска, доносительства. Это неизбежно плодило злоупотребления, нелепости и неразбериху.

Важно заметить, что многочисленные и подчас доведенные до абсурда полицейские мероприятия Павла I возникли не на голом месте, не были импортированы из королевства Фридриха II, перед которым Павел I преклонялся. Полицейское начало, «регуляр­ность» входили в идеологию самодержавия XVIII в., являлись ее не­пременным элементом и проявлялись — разумеется, с разной пол­нотой — при всех правителях. То же самое можно сказать и о сыс­ке, и о доносах. Если Павел I запрещал употреблять слова «курносый» или «Машка», то Екатерина II знаменита «гонениями» на названия реки Яик и станицы Зимовейской — мест, связанных с Пугачевским восстанием. Павел I запрещал танцевать вальс, но­сить круглые шляпы, а Екатерина II, пытаясь добиться тишины в церкви, издала указ о вешании на болтунов, несмотря на их чины и звания, цепей и ящика для милостыни. И во многом другом Павел I был продолжателем дел своих предшественников. Он впервые стал награждать церковных иерархов светскими орденами, но это логич­но вытекало из всей церковной политики самодержавия, которая была с петровских времен направлена на превращение церкви в го­сударственную контору с чиновниками в рясе, которых можно было наказывать и награждать. Да и в системе управления, и во внутрен­ней политике Павла I было много схожего с тем, что делалось до не­го. И Екатерина II, и Павел I в теории и практике управления исхо­дили из опоры на доверенных, лично преданных людей. Если при Екатерине II огромную роль в управлении играл генерал-прокурор Сената Вяземский, то Павел I усилил роль своего генерал-прокуро­ра А. А. Беклемишева. Как и Екатерина II, Павел I последователь­но и жестко проводил личное, «министерское» начало в управле­нии. Он восстановил коллегии, но не для возрождения принципа коллегиальности, а для превращения их в разновидность мини­стерств. От упраздненных екатерининских наместников власть пере­няли губернаторы, особые управители, наделенные, как А. А. Арак­чеев или Н. П. Архаров, гигантской властью в пределах, определен­ных поручением императора. В итоге ту систему единоличной власти, которую сумела сохранить Екатерина II, усилил ее сын.'

⁹ Шильдер И. К. Император Павел I: Историко-биографический очерк. СПб., 1901; Клочков М. Н. Очерки правительственной деятельности времени Павла I. Пг., 1916.

В конце XVIII в. оказалось, что не изжила себя и популярная в начале века концепция «отца Отечества» — заботливого и муд­рого, сурового и справедливого патриархального Хозяина. Как Петр Великий, Павел I вникал в разнообразные мелочи жизни, выравнивая их по нормам «регулярности» и полицейского поряд­ка, а также по собственному разумению. Социальная политика Павла I была не только негативной реакцией на сословную рефор­му Екатерины II, но и возвратом к старинным началам равенства всех государственных рабов перед одним господином. Носитель высших ценностей государственной власти, думающий только о благе народа в целом, император смотрел на людей как на одина­ково подвластных ему подданных, которых при необходимости можно пороть, отправлять в Сибирь, лишать собственности, чи­нов, наград, невзирая на их звания, чины, происхождение и уж, конечно, «фундаментальные» сословные привилегии.

Этим объясняется и противоречивость его политики в отноше­нии разных групп населения. Как справедливый отец он сурово за­ставлял дворян служить, но вместе с тем заботился об их благосо­стоянии: в декабре 1797 г. учредил государственный вспомогатель­ный банк для разорившихся помещиков, а самое главное—в обилии раздавал помещикам государственных крестьян, причем за четыре года своего царствования раздал крестьян так много, как его мать не смогла раздать за десятилетия. При этом, пользовавшийся уважением народа как государь, «строгий» к дворянам, он считал, что все казенные земли нужно раздать помещикам: они, по его мне­нию, лучше заботились о крестьянах, чем казенные управители, да к тому же были даровыми полицмейстерами.¹⁰ Заботился он и о чи­стоте дворянского сословия, исключив указами 1798 г. из армии всех офицеров, выслужившихся не из дворян. Такой же внешне противоречивой была и политика в отношении крестьянства. Зна­менитым указом 5 апреля 1797 г. он рекомендовал ограничить бар­щину тремя днями, другими указами запрещал продавать дворовых и крестьян без земли, но одновременно издавал указы, распростра­нившие крепостничество на Новороссию и Дон.

Но все же, при общности ряда политических принципов с пред­шествующими режимами, правление Павла I — по своему стилю, приемам, методам — казалось необыкновенно деспотичным, неоп­равданно жестоким, привело русское общество в состояние страха и растерянности. Павел I утратил чувство реальности, усилилась его изоляция, что открыло путь к заговору и развязке — перево­роту и убийству императора 12 марта 1801 г. Получилось так, как он сам и писал в 1783 г.: «...деспотизм, поглощая все, истребляет, наконец, и деспота самого».¹¹

¹⁰ Семевский В. И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине
XIX века. СПб., 1888. Т. 1. С. 233.

¹¹ Сафонов М. М. Конституционный проект... С. 266.