И суффиксов субъективной оценки при переводе на русский язык

Отличительной морфологической особенностью русского языка (по сравнению с целым рядом других языков, в частности, с французским, английским, немецким и мн. др.) является широко развитая система суффиксов, выражающих количественную степень или субъективную оценку и связанных как с категорией существительных, так и с категорией прилагательных. Наличие этих суффиксов у прилагательных особенно характерно, так как в названных западноевропейских языках они в прилагательных отсутствуют; что же касается существительных, то в немецком языке имеется лишь суффикс уменьшительный, во французском тот же суффикс применяется лишь к очень ограниченному числу имен существительных, в английских же существительных он почти вовсе отсутствует. То, что выражается по-русски суффиксами, в этих языках может быть выражено, главным образом, специальным лексическим добавлением — прилагательным, указывающим на размер („klein", „groß", „ein wenig", „petit", „grand", „un peu"; "little", "big" и т. п.), на ласкательное отношение говорящего к лицу или предмету („lieb", „nett", „cher", Joli"; "dear", "pretty" и т. д.) или может быть и вовсе не выражено, лишь подразумеваясь или выражаясь широким контекстом. В переводе же при передаче существительных и прилагательных (реже наречий) подлинника возникает возможность, если в контексте есть для этого условия, воспользоваться данной специфической чертой морфологии русского языка, способной выразить иногда важный смысловой оттенок слова. Примеры применения этого приема в переводах с французского:

„Elle avait unjupon rouge fort court qui laissait voir des has de soie blancs avec plus d'un trou, et des souliers mi-:gnons de maroquin rouge..."   „Une robe ŕ paillettes, des souliers bleus à paillettes aussi, des fleurs et des galons partout..." „Tout cela, il fallut encore que je le portasse dans des sacs de papier..."   „— Sais-tu, mon fils, que je crois queje t'aime un-peu?"   „Elle trouvait plaisante, maintenant, sans doute, cette insistance, car elle riait par petits rires brefs, saccadés". „Et il se sentit remué par cet aveu sflencieux, repris d'un brusque begum pour cette petite bourgeoise bohême et bon enfant..."

«На ней была очень короткая красная юбка, позволявшая видеть белые шелковые чулки, довольно дырявые, и хорошенькие туфельки красного сафьяна...»1. «Платье с блестками, голубые туфельки тоже с блестками, всюду цветы и шитье...». «Все это я опять должен был нести в бумажных мешочках...». «Знаешь, сынок, мне кажется, что я тебя немножко люблю»2. (Перевод М. Л. Лозинского) Мадлену, видимо, забавляло его упорство, - на это указывал ее короткий и нервный смешок»3. «И, взволнованный этим молчаливым признанием, он вдруг почувствовал, что его опять потянуло к этой взбалмошной и добродушной мещаночке...»4. (Перевод H. М. Любимова)

Во всех приведенных примерах перевода, совершенно обыкновенных, чуждых всякого элемента непривычности, применена морфологическая особенность, которая отсутствует в ИЯ: ни одно из существительных, переведенных на русский язык с использованием уменьшительной формы- „soulier", „sac", „fils", „bourgeoise", „rire" — не допускает во французском языке применения уменьшительной формы. В некоторых случаях, как видим, лексическим средством выражения значения уменьшительности во французском тексте выступает прилагательное („petit", „mignon").

Иногда лексическое значение прилагательного вызывает в переводе применение уменьшительного суффикса как в существительном, так и в прилагательном („souliers mignons" — хорошенькие туфельки). Наличие уменьшительного суффикса в существительном подлинника может также вызвать применение соответствующего суффикса и в прилагательном перевода в порядке экспрессивного морфологического согласования, вызывающего усиление стилистической окраски, которая присуща суффиксу.

Во всех приведенных выше примерах использование русского суффикса при переводе не вызывает сомнений, так как вполне соответствует как предметному значению слов подлинника, так и стилистической окраске текста. Надо, впрочем, сказать, что русские переводчики XIX века, в том числе и выдающиеся, несколько злоупотребляли этим специфическим элементом русской морфологии как средством подчеркивания или сгущения стилистической окраски (особенно при переводе с немецкого). Вот один из таких, во всяком случае, спорных по результату примеров применения суффикса субъективной оценки (усиленного) в структуре наречия:

„Oder was es einjunger Liebender, der in den Armen seiner Geliebten jenen Unsterblichkeitsgedanken dachte, und ihn dachte, weil er ihn fuhlte, und weil er nichts anderes fuhlen und denken konnte! - Liebe! Unster-blichkeit! - In meiner Brust ward es plotzlich so heifi daß ich glaubte, die Geographen batten den Aquator verlegt, und er laufejetzt gerade durch mein Herz".

«Или родилась эта идея бессмертия у юного любовника, в объятиях его милой, и думал он об этой идее, потому что чувствовал ее, и ничего другого не мог ни думать, ни чувствовать! Любовь! Бессмертие! У меня в груди стало вдруг так жарко, что я поневоле подумал: уж не промахнулись ли географы и не пролегает ли экватор прямёхонько через мое сердце»1.

Итак, в практике переводческой работы при использовании русских суффиксов также нет и не может быть стандарта. Если при одних условиях они закономерно используются там, где в подлиннике ничего формально соответствующего им нет, то при других условиях они в переводе оказываются спорными (или полностью неуместными) даже независимо от наличия формального основания в иноязычном тексте.

Целесообразность применения русских суффиксов (или отказа от них) при переводе определяется, таким образом: 1) соотношением смысловых функций соответствующего лексического элемента подлинника и русского слова с суффиксом субъективной оценки и 2) смысловыми и стилистическими факторами того более обширного целого (предложения, иногда абзаца или цепи абзацев), в котором находятся соотносительные элементы подлинника и перевода.

Само собою разумеется, что при переводе с русского на такие языки, где суффиксы субъективной оценки употребительны в меньшей степени или не представлены вовсе, возникает особая задача, решаемая путем применения добавочных лексических средств1.