Я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше (лат.). - Ред 2 страница

Меньшее значение пока представляют работы антропологической шко­лы, даже ее корифеев. Причина этого лежит не только в недостатках материала, в малочисленности и иногда поверхностности наблюдений, ко­торые кладутся в основу исследований, не только в невероятном стремле­нии к обобщению случайных непроверенных данных, при полном пренеб­режении к работам предшественников, особенно старой, называемой ими классической, школы, к данным истории уголовного права, но в значитель­ной степени и в самой неопределенности преследуемой ими задачи, в силу смешения представлений о естественном понятии "зловредности" и услов­ном понятии "преступности". Попытки установить естественноисториче-ские признаки человека-преступника, охватывающие и убийц, и воров, и нарушителей законов о печати, и виновников различных акцизных нару­шений; попытки схватить общие биологические черты лиц, объявивших войну государственному строю той или другой страны и т.д., или даже лиц, по самым разнообразным побуждениям посягнувших на жизнь других, представляются не только бесцельными, но даже вредными и в теорети­ческом, и в практическом отношениях, приводя, как будет указано да­лее, к неправильной постановке самого вопроса о принципе карательной деятельности государства.

¹ Уголовная гигиена, говорит Рппь (8с1епсе. 1899. С. 25), указывает много средств преду­преждения преступлений, между которыми прежде всего он ставит: экономическую политику, доставляющую трудящемуся населению дешевую пищу; законодательные постановления о жилищах рабочих, обеспечивающие неимущим помещения за умеренную цену, с хорошим воздухом, светом, водой, такой обстановкой, которая не заставила бы сожалеть ни о трактире или кабаке, ни об одиночной комфортабельной келье-тюрьме; про­фессиональные союзы, доставляющие современному рабочему все хорошее, дававшееся ему общинной жизнью прежнего времени, т.е. взаимный надзор и взаимную помощь, правильную организацию благотворительности, законодательные постановления о страховании рабочих от болезней, несчастных случаев, дряхлости; борьбу с алкоголизмом, защиту, физическое и нравственное воспитание беспризорной молодежи; народное обуче­ние, борьбу с порочною печатью и т. п. Нужно, однако, с грустью прибавить, что все эти указанные Принсом примеры разумной гигиены в большей их части не относятся к России;

!^мы все еще ищем, забывая уроки прошлого, средства борьбы с преступностью в возмож­ном принижении и обезличении подвластных и в концентрации силы в местных органах власти, увы, нередко ничем не просветленных.^}

Однако, несмотря на это, и антропологическое направление внесло уже известный вклад в уголовное право, указав на невозможность принять за основу репрессии отвлеченный тип преступника вообще, обратив внима­ние на необходимость классификации преступников в интересах целесо­образной репрессии. Таким образом, изучение преступления как социаль­ного явления и антропологическое изучение преступника составляют от­расли знания, восполняющие уголовное право как юридическую науку, а не сливающиеся с ним, являясь составными частями самостоятельных на­ук социологии и антропологии¹. Знакомство с этими трудами, в особен­ности с работами уголовной социологии, необходимо для криминалиста; развитие их обусловливает прогресс уголовного права, но изучение этих сторон преступности не может устранить' необходимости и важности изучения преступного деяния с юридической точки зрения.

Поэтому предметом курса уголовного права должно быть изучение

¹ Уголовная социология имеет троякую задачу: 1) изучение мира преступников (ди топЛе с!е 1а спттаШё) в его настоящем и в его истории; 2) исследование причин, производящих преступление, и 3) она намечает организацию средств борьбы с преступлением. Но относясь к одному предмету - преступлению и преступнику, уголовное право и социология смотрят на него с различных точек зрения, под различными углами. Тем не менее взаимодействие их несомненно: законодатели прежнего времени имели в виду отвлеченного преступника и с его типическими чертами соразмеряли ответственность - социология показывает черты не отвлеченного, а действительного преступника, тем самым побуждая законодателя будущего индивидуализировать и уголовную ответственность. Наконец, это изучение преступника и факторов преступности даст основания социологии строить систему мер предупреждения преступления и борьбы с ним, в особенности с факторами индивидуальными, прафилаксию и терапевтику преступлений, важность которых для всякой законодательной реформы вполне очевидна, и в особенности даст основание для различия мер взысканий против лиц, не поддающихся карательному воздействию, и против лиц, пригодных для такового. Лист (в 5-м изд. § 1) делит науку уголовного права на две отрасли: 1) исследование государственных постановлений о наказуемости известных деяний, разработку преступления и наказания как обобщенных понятий, связанных друг с другом логическим отношением условия и последствия, и 2) уголовную политику, исследующую преступление как деяние, направленное на государственный правовой порядок, и наказание как средство борьбы с ним, связанные не логическим соотношением понятий, а началами целесообразности. (В 7-м издании он называет учение о преступлении и его причинах общим именем Кг1тто1о§1е.) Уголовная политика, в свою очередь, распадается на две части: 1) криминологию, изучающую преступление в его фактическом проявлении и созидающих причинах, объемлющую биологию преступлений (анатомию и физиологию или уголовную соматологию и уголовную психологию), изучающую преступление как проявление индивидуальных условий преступности, и уголовную социологию, исследующую преступление как продукт общественной жизни, и 2) пено-логию, т.е. исследование наказания как средства борьбы с преступлением. Но в самый учебник Лист не вводит изложение уголовной политики, а ограничивается только юридической стороной предмета. Криминологию, или криминалистику, т.е. учение о сущ­ности, формах и факторах преступления, равно как о законах природы, которые обу­словливают и определяют его причины и последствия, [он делит] на три части: 1) уголовную антропологию, распадающуюся на уголовную биологию и уголовную социологию; 2) уголовное право и 3) уголовную политику. Уголовное право он определяет (с. 186) как науку о государственных правоохранительных средствах против преступности, уголовное право он разделяет на предупредительное, или уголовное полицейское, право и карательное, или уголовное, право в тесном смысле, которое опять распадается: а) на материальное право, или учение о преступных проявлениях воли и законном составе преступлений и о карательных средствах, б) формальное, или процесс и в) учение о порядке исполнения наказания.

юридической конструкции преступных деяний и вызываемой ими кара­тельной деятельности государства, изучение совокупности норм, опре­деляющих наказуемость преступных деяний, а предметом курса русского уголовного права - изучение действующих в России постановлений о преступных деяниях и их наказуемости как вообще, так и в отдельных родах и видах¹.

Само собой разумеется, что юридическое изучение преступного деяния не может ограничиваться изучением только самого деяния, забывая личность, его учинившую; свойства и качества преступника определяют условия вменения, влияют на установление размера наказания, например, при повторении, несовершеннолетии, и т.д.; даже принятая в нашем уложении формула "виновный... наказывается" указывает на то, что при­меняемое наказание имеет непосредственное отношение к лицу; но не­трудно видеть, что эта личность входит в область уголовно-правовых ис­следований только потому, что она проявляется в преступном деянии, и лишь постольку, поскольку она проявляется в этом деянии. Поэтому предметом уголовного права и центром изучения является преступ­ное деяние, а не "преступность", деятельность личности, а не сама личность².

Преступное деяние как юридическое отношение заключает в себе два отдельных момента: отношение преступника к охраняемому законом юри-

¹ Такое определение содержания уголовного права отделяет его и от уголовного процесса как совокупности норм, определяющих судебный порядок установления преступности и наказуемости отдельных деяний. Впрочем, прежние криминалисты, как Фейербах, Гроль-ман, Генке, включали уголовный процесс в общее понятие уголовного права, и в нас­тоящее время французские писатели в учебниках уголовного права излагают общие начала процесса.

² Противоположное положение было высказано в нашей литературе проф. Фойницким в его статье "Уголовное право, его предмет, его задачи" (напечатанной в судебном журнале за 1874 г.). "На входных дверях науки уголовного права, - говорит автор, - мы читаем, что его предмет есть не преступление, а преступность, т.е. состояние лица, вызывающее нарушение юридических отношений, охраняемых карою, и подтверждаемое совершением в мире юридического порядка разнообразных изменений, составляющих выражение его, преступление же входит в уголовное право лишь потому, что оно составляет выражение преступности, в область уголовного права входят условия преступности, т.е. анализ разнообразных явлений, имеющих в своем результате юридическое состояние пре­ступности, и, наконец, в область уголовного права входит и изучение преступления в его последствиях, т.е. анализ тех юридических отношений, которые наступают для лица вследствие преступности, - эти отношения известны под именем наказания". Проф. В. Есипов в его очерке уголовного права возлагает на науку еще более трудную задачу: изучать с классической школой преступление, а с позитивной - преступника не в виде отдельных отраслей знания, а как единую и по-видимому юридическую науку, так как он отделяет уголовные - антропологию, социологию и статистику, как науки вспо­могательные, от уголовного права (с. 15) В самый очерк общей части у него введено противоположение отделов: преступник и преступление, наказание и наказуемые; но что же попало в эти новые отделы? В отдел о преступниках' I) понятие преступления, различие греха, безнравственности и преступления, виды неправды; 2) учение о субъекте преступления, об ответственности юридических лиц, учение о вменяемости и причинах, ее устраняющих, учение о соучастии, о повторении и совокупности, 3) личное состояние преступника, а именно: учение об умысле и неосторожности - вот и все, и притом в том же объеме и даже порядке, как во всяком старом учебнике. Казалось бы, знакомые все лица и берегов Америки не видно, но автор говорит (с. 8), что старая школа упускает из виду преступную личность и это пополнение есть заслуга новой школы.

дическому интересу - преступление и отношение государства к пре­ступнику, вызываемое учиненным им преступным деянием, - наказание; поэтому и уголовное право может быть конструировано двояко: или на первом плане ставится преступное деяние, по отношению к которому кара или наказание является более или менее неизбежным последствием, или же вперед выдвигается карательная деятельность государства и преступное деяние рассматривается только как основание этой деятель­ности.

В кодексах на первом плане обыкновенно стоит карательная деятель­ность государства - система наказаний, а потому и в тех учебниках или руководствах, которые стремятся главным образом дать только научную обработку известного кодекса, весь материал располагается по второй системе, т.е. на первый план ставится наказание; но при более свободном отношении к законодательному материалу, казалось бы, удобнее принять первую группировку, как соответствующую естественному порядку воз­никновения этих юридических отношений - преступления и наказания; этот порядок принят мной и в настоящем труде.

3. Признавая предметом уголовного права дудёступление ,и наказание, как юридические институты, мы еще не предрешаем вопроса о методах изучения этих институтов.

Понятно, что вопрос о методах изучения права относится к общей теории права, так как в этом отношении право уголовное не представляет чего-либо исключительного; нельзя, однако, не заметить, что в его лите­ратуре с большей рельефностью, чем в литературе других специальных отраслей правоведения, выразилась борьба двух противоположных спо­собов исследования: отвлеченного, или метафизического, и положи­тельного.

Исследования первого порядка пытались вывести все положения тео­рии преступления и наказания путем исключительно дедуктивным, из а рпоп установленного понятия о преступном, о существе карательной деятельности, об условиях гарантии личности и т.д. независимо от дейст­вительно существующих юридических отношений данной страны. Иногда это направление ограничивалось только более или менее беспощадной критикой существующего во имя отвлеченных принципов справедливости, общего блага, личной свободы, а иногда эти работы переходили и в по­пытки положительного характера, выражаясь в построении систем уго­ловного права, общего всем народам, лишенного какой-либо национальной окраски, даже в попытке начертания проектов кодексов, основанных исключительно на началах разума, на принципах права естественного. В особенности много работ отвлеченного направления находим мы в герман­ской литературе.

Направление положительное берет за отправную точку своих исследо­ваний реально существующие уголовно-правовые отношения и строит не только учение об отдельных видах преступных деяний, но и общее учение о преступлении и наказании на основании постановлений того или другого уголовного законодательства, данных практики, положений обычного пра­ва и т.д. Этот положительный характер изучения права ныне пред-

ставляется преобладающим. "Уголовное право, - говорит Гольцендорф (Руководство, § 4), - поскольку оно соединено с бытием волей и действи­ем государственной власти, повсюду необходимо имеет положитель­ный и национальный характер. Поэтому естественное уголовное право в отдельном государстве так же не может иметь практического значения, как и всемирное уголовное право, принадлежащее всему человече­ству и применяемое повсюду, безотносительно к той или другой тер­ритории"¹.

Но отношение положительного метода изучения к изучаемому мате­риалу может иметь различные оттенки.

Оно может стоять в полном подчинении этому материалу, в рабской зависимости от него: вся задача исследователя ограничивается только разъяснением статей или фрагментов, их экзегезою, сопоставлением отдельных положений, устранением противоречий и т.д.

Или оно может заключаться в научной обработке существующего права, в отвлечении от этого материала общих начал и в построении этим путем системы данного права, в установлении догмы права.

Или же, наконец, рядом с научной обработкой права в его изу­чение может быть введена и критическая оценка действующего пра­ва и притом с двоякой точки зрения: его устойчивости и его жизнепригод-

ности.

Устойчивость правовых норм проверяется по преимуществу условиями их исторического развитияЦТраво создается народной жизнью, живет и видоизменяется вместе с ней; поэтому понятно, что прочными могут оказаться только те положения закона, в которых выразились эти исто­рически сложившиеся народные воззрения: закон, не имеющий корней в исторических условиях народной жизни, всегда грозит сделаться эфе­мерным, сделаться мертвой буквой. Историческая оценка всякого нового закона является одним из первых приемов критического анализа праваГ] Не нужно забывать, однако, что историческая почвенность есть только одно, но не единственное условие жизненного значения закона; не нужно забывать, что исключительно историческая оценка всякого законода­тельного движения, всякой реформы легко может сделаться тормозом народного развития.

В особенности в этом отношении с осторожностью нужно относиться к продуктам правового творчества позднейших эпох, когда право выраба­тывается уже не непосредственно самим народом, а выделившимися из него элементами; все равно, будут ли факторами праворазвития дьяки, в приказах поседелые, или чиновники в вицмундирах. Вымирают не только формы правовых институтов, но и их содержание: река времен в своем стремлении уносит не только все дела людей, но иногда и двигающие ими принципы; бывает наследие, отказ от которого составляет обязанность перед человечеством. Особенно односторонней может быть исключитель­но историческая оценка права у криминалистов, имеющих дело с наиболее изменчивой и наиболее поддающейся преобразованиям и личным влияниям

' В Германии провозвестником и выдающимся представителем этого направления был знаменитый гейдельбергский проф. Миттермайер в его многочисленных трудах по праву и процессу, позднее - проф. Гольцендорф.

областью права. Где же нам, нервно расстроенным продуктам XIX в., -нам, приобщившимся волей или неволей к общему гуманистическому развитию человечества, мечтать о карательных идеалах наших предков, о дыбе и застенке, о рвании ноздрей и нещадном битье кнутом, об уре­зании языка и четвертовании.

Поэтому теоретик, изучающий право, а в особенности законодатель, его реформирующий, не отрекаясь без нужды и повода от наследия предков, должен всегда иметь в виду и другой критерий оценки правовых положений, их жизнепригодность. Из жизни для жизни,- вот тот девиз, ко­торый должен быть начертан на знамени законодателя. Уголовное право должно быть одеждой, соответствующей тому, для чего ее шьют: идеально сшитый фрак или бальное платье окажутся непригодными при работе за плугом или верстаком, или при доении коров и уже во всяком случае не заменят тулупа или шубы зимой. Даже в борьбе с аномальными явлениями, с преступностью законодатель не должен забывать, что он служит общей цели государства - развитию народной жизни, а тем самым и общему прогрессу человечества, осуществлению его идеалов. Кровавый признак отдельных злодеяний, как бы глубоко они ни потрясали нрав­ственное чувство каждого, не должен заволакивать твердый и спокойный взгляд законодателя, устремленный в будущее.

Конечно, при подобной оценке на первом плане должно стоять на­циональное значение правовых положений: не для удивления или восхва­ления со стороны чужеземцев создаются законы, а для удовлетворения потребностей страны. Но и полное отчуждение от права других народов, от их исторического правового опыта, от вековой работы человечества было бы пагубно для национального развития права. Во всяком праве, а следовательно, и в нашем, рядом с моментом национальности существует и момент всеобщности; не может какой-либо обладающий зачатками дальнейшего развития жизни народ противоположить себя человечеству, такое отчуждение от живущего есть признак вымирания жизни.

Таким образом, задачей положительного изучения должно быть не только догматическое выяснение и изложение начал действующего пра­ва, но и критическая их оценка на основании данных практики и начал науки, на основании опыта других народов и отечественной истории права.

Преобладание того или другого элемента, догматического или крити­ческого, зависит от того состояния, в котором находится в данный момент законодательство страны. Появление нового полного кодекса всегда выдвигает на первый план работы чисто догматические, и наоборот, чем более устарело законодательство, чем сильнее сознается необходимость его реформы, тем более преобладают и в литературе данного права работы критические.

4. Указанное различие методов разработки уголовного права подтвер­ждается и обозрением его литературы¹.

Уголовное право как наука возникло только у новых народов: даже римские юристы не дали ни одного систематического исследования по уголовному праву; отдельные фрагменты по этим вопросам мы встречаем только в 47-й и 48-й книгах дигест.

Открытие юридических факультетов в Италии также не придало самостоятельного значения уголовному праву, так как везде, не исключая Болонского университета, вопросы уголовного права излагались в общем курсе, римского права. Эта отрасль права представляла мало практи­ческого интереса сравнительно с правом гражданским вследствие незначительного участия ученых-юристов в уголовном правосудии той эпохи.

Древнейший труд, дошедший до нас от конца ХШ столетия, специально посвященный уголовному праву, принадлежит итальянскому писателю Альберту Гандину - ЫЬеИиз ее та1ейсиз¹.

Более обстоятельная разработка уголовного права начинается толь­ко с XVI столетия; к этому же времени появляются в Тюбингенском и Йенском университетах отдельные курсы по этому предмету. В ли­тературе уголовного права XVI и XVII вв. господствовало влияние двух школ - итальянской и голландской. В Германии работы по уголовному праву приобретают самостоятельный характер еще позднее, в XVII столетии.

Восемнадцатый век не был пригоден для догматических работ: начав­шаяся переделка всего общественного и государственного строя, выдви­нувшееся на первый план учение о правах личности и гарантиях свободы в государстве и т.п. не могли примириться с законодательством, коре­нившимся в принципах инквизиционного процесса, в эпохе суеверий и религиозной нетерпимости. Все стремления выдающихся умов того вре­мени, проникнутых верой в прогресс, в развитие человечества, были на­правлены не к тому, чтобы выяснить существующее, уложить его в определенную рамку, создать систему действующего права, а, наоборот, к тому, чтобы расшатать и потрясти железные цепи и каменные оплоты, которыми ограждались деспотизм и невежество.

По самому свойству подобной борьбы критическая литература ХУШ в. должна была разбросаться в бесчисленном количестве мелких бро­шюр, листков, но ее как бы центральным устоем является сделавшееся бессмертным вкладом в гуманистическую литературу исследование маркиза Цезаря Беккариа о преступлениях и наказаниях (Ое1 йеНп! е <1е11е репе, 1764 г.), критический памфлет на существующие уголовные и процессуальные законы, горячий протест против злоупотреблений судебной практики и застарелости законодательных определений. Известен отзыв об этой книге одного из крупных защитников старого порядка в уголовной литературе Жусса: "Эта книга содержит в себе систему самых опасных новых идей, усвоение коих может привести только к ниспровержению существующего порядка в образованных нациях, эта книга нападает на религию, нравы, на самые священные обязанности". Но иначе отнеслось к труду Беккариа общественное сознание: книга

1 Книга о злодеяниях. - Ред.

¹ Подробно изложен этот отдел в курсе А. Кистяковского "Главнейшие моменты истории науки уголовного права". § 15-19.

Беккариа получила громадное распространение в Италии и тотчас же после ее выхода была переведена на другие языки; причем во Франции аббат Морелле не только перевел, но и значительно переделал ее внеш­ний порядок, так что его переделка была позднее усвоена и самим авто­ром. Книга Беккариа была неоднократно переводима и на русский язык¹.

В России литература уголовного права, как и вообще вся наука пра­воведение, началась с переводов с иностранных языков, причем прежде всего при Петре Великом и Екатерине П были переводимы сочинения, касающиеся вопросов уголовного права лишь как части государственного права вообще, а с Александра I появились переводы и специальных иссле­дований по уголовному праву.

Так, при императоре Петре I были переведены: Самуил Пуффендорф. Ве ойсю Мните е1 сшз² (перевод напечатан уже после смерти Петра I); Он же. О законах естества и народов; Гуго-Гроций. О законах брани и мира, 3 книги.

При Екатерине II были переведены, между прочим: Юсти. Изо­бражение народных обществ и всякого рода законов. Пер. Волкова. 1770; Зонненфельс, Начальныя основания полиции или благочиния. 1787; Блакстон. Истолкования английских законов, переведенные Десницким В. 3 т. 1780-1782; Монтескье. О духе законов. 1705; Неттельбладт. На­чальное основание всеобщей естественной юриспруденции, приноро­вленное к употреблению положительной юриспруденции. 1770; сочинение, служившее долгое время главным руководством для студентов Мо­сковского университета, между прочим, и по уголовному праву: Беккариа. Рассуждение о добродетелях и награждениях. Пер. Карина. 1769; и др.

При Александре I специально из сочинений, относящихся к уголовному праву, были переведены: Беккариа. О преступлениях и наказаниях. Пер. Языкова (1803 г.) и Хрущева (1806 г.); Бентам. Рассуждение о граждан­ском и уголовном законоположении, 1805-1810. Пер. Михайлова с дополнениями, от Дюмона сообщенными; Ф. Фейербах. Право уголовное. Кн. 1: Философская или всеобщая часть. 1810; Кн. 2: О преступлениях и наказаниях. 1811; Кн. 3: О процессе. 1827; Он же. Исследование о госу­дарственной измене. 181% Шлецер. Начальныя основания права римского, гражданского и уголовного, основанные на естественном праве и поли­тике. Пер. Вельяминова-Зернова; и др.

С эпохи Екатерины появляются у нас и самостоятельные работы по юриспруденции, причем научное движение до эпохи свода тесно свя­зано с основанием университетов и развитием преподавания в них права.

В учрежденной в 1725 г. по мысли Петра Великого Академии наук

¹ Древнейший перевод Языкова: Беккариа. Рассуждение о преступлениях и наказаниях. Переведено с итальянского языка на французский Андреем Морелле, а с онаго на российский - Дмитрием Языковым в 1803 г.; затем, в 1806 г., издан перевод Хрущевым, в 1878 г. - Соболевым, а в 1879 г. - С. Зарудным под заглавием "Беккариа о преступлениях и наказаниях в сравнении с главой X Наказа Екатерины II и с современными русскими законами".

² О долге человеческом и гражданском (лат.). - Ред

уголовное право самостоятельно не преподавалось, а входило в общую кафедру правоведения.

По основании 12 января 1755 г. Московского университета сначала был единственный преподаватель права доктор Венского универси­тета Филипп Дильтей (умер в 1781 г.), впоследствии преподаватель естественного, государственного, гражданского и уголовного права по Пуффендорфу и Нетгельбладту. Преемником его по кафедре уголовного права был ученик Дильтея, занимавшийся потом в Англии, в Глазго, у Адама Смита, отец русской юриспруденции Семен Ефимович Дссницкий (умер в 1789 г.)¹. Десницкий кроме уголовного права читал также государ­ственное, римское и гражданское право, он оставил после себя ряд публич­ных речей: по общим вопросам юриспруденции, о прямом и ближайшем способе изучения юриспруденции. 1768; о пользе знания отечественного законоискусства. 1778; по уголовному праву о причинах казней в делах криминальных. 1770; о вещах священных, святых и принятых в благоче­стие. 1772. Десницкий получил образование в Глазговском университете и первый стал читать лекции на русском языке, проявляя в них и обширную ученость, и блистательное красноречие; Десницкий первый провозгласил необходимость вместе с теорией изучать и положительное право. Из тру­дов других профессоров Московского университета, имеющих отношение к уголовному праву, нужно упомянуть о последователе Локка - Лангере: Речь о происхождении и свойстве вышняго криминального суда, и что употребление онаго разсуждать надлежит по различному состоянию граж­данства, и по намерению, которое в наказании людей иметь должно. 1767; о Льве Цветаеве (умер в 1835 г.), одном из выдающихся профессо­ров и юристов Московского университета, писавшем и по теории права и напечатавшем небольшой труд по уголовному праву: Начертание теории уголовных законов, 1825 г. (82 стр.). Равным образом нельзя не указать на труды преподавателей в Московском университете русского практи­ческого законоискусства, в особенности Захария Аникеевича Горюшки-на - самоучки, сделавшегося из канцелярских чиновников профессором, его Руководство к познанию российского законоискусства: В 4 кн. 1811-1916, содержащее вместе с теорией и указания на историю русского права, а также Описание судебных действий: В 2 ч. 1805 и 1807; 2-е изд. 1814-1815.

В открытом в 1805 г. Казанском университете первым преподавателем был Нейман, начавший свою деятельность в Дерптском университете, а потом бывший в комиссии составления законов у Сперанского; он издал свои лекции под названием "Начальные основания уголовного права", 1814, 74 страницы маленького формата, никакого отношения к русскому праву не имеющие.

Из сочинений этого периода, имевших отношение к уголовному праву и вышедших не из университетов, следует указать: Наумов Начертания естественного права. 1808-1809; Он же. Разделение преступлений против

' Насколько значительна была слава Десницкого даже в последующих за ним поколениях, можно видеть из отзыва о нем проф. Морошкина: "Ему недоставало только читателей и иностранного имени для занятия места близ Монтескье с Блакстоном, Потье и другими юристами прошедшего века"

права гражданского и против права уголовного. 1813'; Осип Гореглядь. Опыт начертания российского уголовного права. Ч. 1: О преступлениях и наказаниях вообще. 1815. Это сочинение содержит преимущественно изложение постановлений нашего законодательства о преступных дея­ниях; труд Горегляда послужил вместе с проектом Уголовного уложения 1813 г. источником при составлении 1-го раздела Свода законов уголов­ных, 1832; такой же практический характер имела и работа Гуляева "Российское уголовное право". 1826 г., излагающая постановления об от­дельных преступлениях.

Свод законов, хотя и значительно оживил нашу литературу, но преимущественно в области историко-юридических исследований и мало отразился на догматической разработке права. Даже труд профес­сора уголовного права в Московском университете С.И. Баршева "Об­щие начала теории и законодательства о преступлениях и нака­заниях" 1841 г., долгое время бывший единственным руководством по уголовному праву, излагал учение о преступлении и наказании от­влеченно, без соответственной разработки нашего права. Такая раз­работка началась только с эпохи судебных уставов и под их несомненным влиянием: