Заговоры против николая ii

Социально-политическая ситуация накануне революции.

Оппозиция.

К началу Февральской революции действовавшая на тот момент Госдума IV созыва фактически превратилась в основной центр оппозиции царскому правительству. Умеренное либеральное большинство Думы ещё в 1915 году объединилось в Прогрессивный блок, открыто противостоявший царю; ядром парламентской коалиции стали партии кадетов (лидер П. Н. Милюков) и октябристов. За рамками блока остались как отстаивавшие идею самодержавия правомонархистские депутаты, так и левые радикалы (меньшевики и трудовики); большевистская фракция в 1914 году была арестована как не поддержавшая войну.

Основным требованием Думы стало введение в России ответственного министерства, то есть правительства, назначаемого Думой и ответственного перед Думой. На практике это означало трансформацию государственного строя из самодержавного в конституционную монархию по образцу Великобритании.

Вступление Российской империи в мировую войну, с первой в истории страны мобилизацией многомиллионной армии и формированием сплошной линии фронта протяжённостью тысячи километров, вскоре потребовало и массового перевода российской промышленности на военные рельсы. На фоне беспомощности режима повсеместно начали возникать различные общественные комитеты и союзы, бравшие на свои плечи повседневную работу, которой государство не могло должным образом заниматься: заботу о раненых и увечных, снабжение городов и фронта. В 1915 году крупные российские промышленники приступили к формированию военно-промышленных комитетов — независимых общественных организаций в поддержку военных усилий империи (см. также Особое совещание по обороне).

Ко времени Февральской революции эти организации во главе с Центральным военно-промышленным комитетом и Земгором (Главным комитетом Всероссийских земского и городского союзов) фактически превратились в рупор близкой к Госдуме оппозиции. Уже II Съезд ВПК (25-29 июля 1915 года) выступил с лозунгом ответственного министерства. Председателем Московского ВПК был избран известный купец П. П. Рябушинский.

Из ВПК выдвинулся ряд будущих деятелей Временного правительства; так, председателем Центрального ВПК в 1915 году был избран лидер октябристов А. И. Гучков, председателем Земгора — князь Львов Г. Е. Вначале движение представляло только крупных промышленников; под давлением левых радикалов с февраля 1916 года в составе комитетов начали появляться так называемые Рабочие группы. Так, в составе Центрального ВПК появилась Рабочая группа во главе с меньшевиком Гвоздевым К. А.

Широкое движение самоуправления пробивалось на поверхность, но правительство не оказало ему достаточной поддержки. Вместо того, чтобы наладить контакт с элементами гражданского общества, Николай II в августе 1915 года принял на себя звание Верховного Главнокомандующего, что на фоне постоянных военных поражений стало для самодержавия самоубийственным шагом. Изолированный в своём поезде в Ставке, Николай II с осени 1915 года в действительности уже не принимал непосредственного участия в управлении страной, зато резко возросла роль его жены, императрицы Александры Федоровны, крайне непопулярной из-за своего немецкого происхождения^[2].

В течение всего 1916 года распад власти продолжался. Государственная дума — единственный выборный орган — собиралась на заседания всего на несколько недель в году, министры сменялись беспрестанно, при этом на смену одним, малокомпетентным и непопулярным, приходили другие, ничуть не лучше^[2].

Отношения царского правительства с движением ВПК оставались прохладными. Особое раздражение вызывала близкая к меньшевикам Рабочая группа ЦВПК, которая во время Февральской революции фактически составила ядро Петросовета. В начале 1917 года Рабочая группа ЦВПК поддержала организацию всеобщей забастовки в годовщину «Кровавого воскресенья» — 9 января 1905 года. В конце января 1917 года Рабочая группа ЦВПК начала организовывать новую антиправительственную демонстрацию, приуроченную к открытию очередной сессии Госдумы; выпущенное ею воззвание требовало «решительного устранения самодержавного режима», что окончательно переполнило чашу терпения властей. В ночь с 26 на 27 января 1917 года Рабочая группа была арестована^[3]. Из тюрьмы их выпустили уже в ходе Февральской революции восставшие рабочие и солдаты.

Распутинщина.

К концу 1916 года высшая государственная власть оказалась дискредитирована цепью скандалов вокруг Г. Е. Распутина и его окружения. Возмущение распутинщиной достигло уже российских вооружённых сил — как офицерства, так и нижних чинов. Роковые ошибки царя в сочетании с потерей доверия к царской власти привели её к политической изоляции, а наличие активной оппозиции создало благоприятную почву для политической революции^[4]. Широко распространились слухи об измене, проникшей на вершину власти; главной предательницей общественное мнение считало императрицу Александру Фёдоровну. Не менее популярными были и слухи об интимной связи императрицы и Распутина.

Многие циркулировавшие в обществе слухи об императрице носили откровенно фантастический характер, как то: «дороговизна оттого, что государыня императрица отправила за границу 30 вагонов сахару», несколько раз появляются слухи, что она уже арестована за шпионаж и что в Царском Селе якобы находился прямой провод для связи с Берлином. В январе 1916 появляются слухи, что императрица якобы разводится с Николаем II и уходит в монастырь. После гибели британского военного министра Китченера появляются слухи, что императрица, сама будучи этнической немкой, якобы выдала Германии его местонахождение. После Февральской революции был проведён тщательный обыск царскосельского дворца, однако никаких «прямых проводов» и «радиотелеграфных станций» обнаружено не было.

Как известно, Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства с марта по октябрь 1917 года тщательно искала доказательства «измены» (а также и коррупции в царском правительстве). Были допрошены сотни людей. Ничего найдено не было. Комиссия пришла к выводу, что ни о никакой измене России со стороны императрицы не могло быть и речи. Посол Великобритании в России Дж. Бьюкенен в своём докладе в Лондоне в феврале 1917 года подчёркивал, что императрица (Александра Федоровна) «не только не работает в интересах Германии, как это часто утверждают, но она более всех других предана идее самодержавия в России и войны против Германии до полной победы союзников»^[5]. Однако Бьюкенен, как и многие, был резко настроен против Распутина.

Следует отметить, что целый ряд лиц, которых общественное мнение того времени считало «назначенцами Распутина», совершенно не собирались сохранять ему лояльность. Так, А. Ф. Трепов, возглавлявший царское правительство в ноябре-декабре 1916 года, попытался предложить Распутину взятку в 200 тыс. рублей в обмен за отказ от вмешательства в дела самого Трепова; взбешённый Распутин предал гласности попытку подкупа, что закончилось для премьера отставкой. Другой «назначенец Распутина», бывший министр внутренних дел Хвостов А. Н. ещё в 1915 году вообще попытался организовать убийство своего «благодетеля», однако предполагаемые убийцы не только не стали организовывать покушения, но даже сообщили о подготовке к нему.

Особыми скандалами сопровождались кадровые перемещения в Святейшем Синоде. Поставивший перед императором вопрос об удалении Распутина митрополит Петроградский Владимир (Богоявленский) сам был удалён на Киевскую кафедру. Назначение митрополитом Петроградским получил Питирим (Окнов), который давно и «с циничной откровенностью» (по словам протопресвитера Г. Шавельского) стал на сторону Распутина. За два месяца до Февральской революции один из наиболее идейных архиереев-монархистов, архиепископ Антоний (Храповицкий), в частном письме писал: «…рад своей опале у Двора и Синода при скандальном положении первого и глубокоуниженном второго»^[6].

«Глупость или измена?» — таким вопросом П. Н. Милюков характеризовал явление распутинщины 1 ноября 1916 года в своей знаменитой речи на заседании Государственной Думы^[7]. Знаменитая речь лидера партии кадетов — авангарда объединённой оппозиции царю и его правительству — знаменовала собой переход парламентской оппозиции (Прогрессивный блок) в решающее наступление на царя и его политический курс. 16 декабря 1916 года, в день убийства Распутина, Николай II отправил Государственную думу и Государственный совет на рождественские каникулы до 3 января.

Великокняжеская фронда».

Начиная с осени 1916 года, в оппозицию к Николаю II встали уже не только левые радикалы и либеральная Госдума, но даже ближайшие родственники самого царя — великие князья, которых на момент революции насчитывалось 15 человек. Их демарши вошли в историю как «великокняжеская фронда», по аналогии с фрондой принцев во Франции XVII века. Общим требованием великих князей стало отстранение от управления страной Распутина и царицы-немки и введение ответственного министерства.

Особенно радикальными для великого князя взглядами отличался Николай Михайлович, за свой радикализм даже получивший от современников прозвище «Филипп Эгалите»; подобно своему «тёзке», великий князь впоследствии также погиб во время революционного террора. 1 ноября 1916 года Николай Михайлович направил царю письмо следующего содержания:

Пока производимый тобою выбор министров при том же сотрудничестве был известен только ограниченному кругу лиц, дела могли ещё идти, но раз способ стал известен всем и каждому и об этих методах распространилось во всех слоях общества, так дальше управлять Россией немыслимо… Ты веришь Александре Фёдоровне. Оно и понятно. Но что исходит из её уст, есть результат ловких подтасовок, а не действительной правды… Если бы тебе удалось устранить это постоянное вторгательство во все дела тёмных сил, сразу началось бы возрождение России и вернулось бы утраченное тобою доверие громадного большинства твоих подданных. Всё последующее быстро наладится само собой; ты найдёшь людей, которые, при изменившихся условиях, согласятся работать под твоим личным руководством… Когда время настанет, а оно уже не за горами, ты сам, с высоты престола можешь даровать желанную ответственность министров перед тобою и законодательными учреждениями…

7 ноября с аналогичным письмом к царю обратился великий князь Николай Николаевич. 11 (24) ноября похожее письмо написал великий князь Георгий Михайлович, особо отметивший всеобщую ненависть к премьер-министру Штюрмеру Б. В. (возглавлявшему царское правительство с 20 января по 10 ноября 1916 года), в тот же день — Михаил Александрович, 15 ноября — Михаил Михайлович.

Исследователь Куликов С. В. называет ядром «кристаллизации» фронды великого князя Николая Михайловича, перешедшего в оппозицию после назначения премьер-министром этнического немца Штюрмера. Среди других членов императорской фамилии, открыто сочувствовавших либеральным идеям, исследователь называет также великого князя Александра Михайловича, зятя Николая II принца Ольденбургского П. А., тётю Марию Павловну и даже будущего предполагаемого преемника на престоле, великого князя Михаила Александровича, который прямо заявлял, что «сочувствует английским порядкам» (парламентаризму).

Как отмечает Куликов, в оппозицию к царю встала даже его собственная мать, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, 28 октября в Киеве прямо потребовавшая отставки Штюрмера.

2 декабря великий князь Павел Александрович, после царской опалы на Николая Михайловича возглавивший фронду, от имени семейного совета Романовых потребовал от царя введения конституции.

Действия великих князей не ограничились только письмами. 16 (29) декабря 1916 года группа высокопоставленных заговорщиков-монархистов убила Григория Распутина. Среди участников заговора (князь Ф. Ф. Юсупов, В. М. Пуришкевич и др.) был и один из великих князей — Дмитрий Павлович.

После убийства Распутина взгляды «фронды» становились всё более решительными. Председатель Госдумы Родзянко в своих мемуарах утверждает, что великая княгиня Мария Павловна в последних числах декабря 1916 года в частном разговоре будто бы предлагала ему «устранить, уничтожить» императрицу.

Французский посол в Петрограде Морис Палеолог в своём дневнике сделал запись от 22 декабря 1916 года, утверждавшую, что великие князья Кирилл, Борис и Андрей Владимировичи открыто обсуждают перспективы дворцового переворота с целью воцарения великого князя Николая Николаевича. По сведениям посла, аналогичные разговоры также открыто вёл князь Гавриил Константинович.

«Фронда», однако, была с лёгкостью пресечена царём, который к 22 января 1917 года под разными предлогами выслал из столицы великих князей Николая Михайловича, Дмитрия Павловича, Андрея и Кирилла Владимировичей. Таким образом, четыре великих князя оказались в царской опале.

Между тем история с «фрондой» имела непосредственное продолжение уже во время бурных событий Февральской революции. Безуспешно стремясь сохранить монархию, великие князья Михаил Александрович, Кирилл Владимирович и Павел Александрович 1 марта 1917 года подписали проект манифеста «О полной конституции русскому народу» («великокняжеский манифест»). Отречения царя этот проект не предусматривал.

После Февральской революции ряд великих князей признали Временное правительство. 9, 11 и 12 марта на имя премьер-министра князя Львова поступили соответствующие телеграммы от великих князей Николая Николаевича, Александра Михайловича, Бориса Владимировича, Сергея Михайловича, Георгия Михайловича и принца Александра Ольденбургского^[8].

В последние месяцы перед революцией Николай II столкнулся перед практически непрерывным давлением с требованиями учредить ответственное министерство. Помимо либеральной Думы и «фрондирующих» великих князей, к этим требованиям присоединилось также множество других лиц.

Британский посол в Петрограде Дж. Бьюкенен на скандальной аудиенции 30 декабря 1916 года (12 января 1917 года по новому стилю) высказал мнение, что последний состав царского правительства назначен под влиянием действовавших через императрицу «германских агентов», и посоветовал назначить премьер-министром «человека, к которому питали бы доверие как он сам [царь], так и народ, и позволил бы ему избрать своих коллег».

7 января 1917 года того же потребовал председатель Госдумы Родзянко, 29 января — А. А. Клопов, 8 февраля в завуалированной форме в пользу ответственного министерства высказался губернский предводитель московского дворянства П. А. Базилевский, 4 февраля к этим требованиям присоединился также лорд А. Милнер, глава британской делегации на Петроградской конференции союзников.

Заговоры против Николая II.

После устранения Распутина начали возникать планы насильственного смещения самого Николая II с престола с отречением его в пользу одного из великих князей, по образцу дворцовых переворотов XVIII века. По данным Ричарда Пайпса, первый подобный заговор возник вокруг будущего премьер-министра Временного правительства, известного в то время деятеля Земгора князя Г. Е. Львова, и предполагал он воцарение популярного в войсках великого князя Николая Николаевича. Соответствующее предложение было передано ему 1 января 1917 года через тифлисского городского голову А. И. Хатисова. Великий князь от предложения отказался, заявив, что «мужик и солдат не поймут насильственного переворота», однако извещать царя о заговоре он тоже не стал. После этого в качестве основной кандидатуры на роль нового царя стал рассматриваться родной брат Николая II, великий князь Михаил Александрович. План предусматривал отречение царя в пользу несовершеннолетнего наследника при регентстве Михаила.

Глава партии октябристов (во время Первой мировой войны также председатель Центрального Военно-промышленного комитета) А. И. Гучков рассказывал в эмиграции, что осенью 1916 года «родился замысел о дворцовом перевороте, в результате которого государь был бы вынужден подписать отречение с передачей престола законному наследнику. В этих пределах план очень быстро сложился. К этой группе двух инициаторов (Н. В. Некрасов и Гучков) присоединился по соглашению с Некрасовым М. И. Терещенко, и таким образом образовалась та группа, которая взяла на себя выполнение этого плана… примкнул к нашему кружку и князь Вяземский»^[9]. Осенью 1916 года А. И. Гучков через свои связи в Военно-промышленных комитетах вовлёк в заговор двух-трёх командующих фронтами (во главе с Н. В. Рузским) и нескольких чиновников Департамента ж/д в Петрограде, а в последние дни перед Февральской революцией и начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Алексеева^[10]. 9 февраля 1917 года в кабинете председателя IV Государственной думы М. В. Родзянко состоялось совещание лидеров оппозиционных думских фракций. Присутствовали также приглашённые на него генерал Н. В. Рузский и полковник А. М. Крымов. Переворот, согласно сделанным здесь намёткам, должен был произойти не позже апреля 1917 года (на апрель было запланировано согласованное с союзниками по Антанте наступление, которое неизбежно вызвало бы подъём патриотизма и сделало бы переворот невозможным). План заговорщиков был прост (и воплотился в жизнь 1 марта): во время очередной поездки государя в Ставку в Могилёв постараться задержать царский поезд (эта задача возлагалась на командующего Северным фронтом Н. В. Рузского) и, арестовав царя, заставить его отречься от престола^[11] По данным С. П. Мельгунова, в феврале 1917 г. с Родзянко встречался также и генерал М. В. Алексеев^[12].

Некоторые исследователи^[13][14] полагают, что резкое обострение противостояния власти и оппозиции в 1916 — начале 1917 гг. было вызвано обвинениями властей в адрес Земгора и Военно-промышленных комитетов (созданных и контролируемых оппозицией, но дотируемых государством) в коррупции^[15][16]

Генерал царского охранного отделения Спиридович А. И. так описал обстановку в Петрограде 20 февраля 1917 года, непосредственно перед революцией:

Повидав кое-кого из Охранного отделения, понял, что они смотрели на положение дел безнадёжно. Надвигается катастрофа, а министр, видимо, не понимает обстановки, и должные меры не принимаются. Будет беда. Убийство Распутина положило начало какому-то хаосу, какой-то анархии. Все ждут какого-то переворота. Кто его сделает, где, как, когда — никто ничего не знает. А все говорят и все ждут. Попав же на квартиру одного приятеля, серьёзного информатора, знающего всё и вся, соприкасающегося и с политическими общественными кругами, и с прессой и миром охраны, получил как бы синтез об общем натиске на правительство, на Верховную Власть. Царицу ненавидят, Государя больше не хотят. За пять месяцев моего отсутствия как бы всё переродилось. Об уходе Государя говорили как бы о смене неугодного министра. О том, что скоро убьют Царицу и Вырубову говорили так же просто, как о какой-то госпитальной операции. Называли офицеров, которые, якобы, готовы на выступление, называли некоторые полки, говорили о заговоре Великих Князей, чуть не все называли В. К. Михаила Александровича будущим Регентом.

Вопреки распространённому мнению, до Николая II дошли сведения о готовившихся против него заговорах. Как подчёркивает исследователь Куликов С. В. в фундаментальной работе «Бюрократическая элита Российской империи накануне падения старого порядка», ещё осенью 1916 года соответствующая информация была передана царю через дворцового коменданта Воейкова В. Н., однако Николай II нашёл опасения коменданта «преувеличенными».

В конце декабря 1916 года имевшиеся у него сведения о заговорах попытался сообщить астраханский черносотенец Н. Н. Тиханович-Савицкий, однако царь отказался дать ему аудиенцию, заявив, что «слишком занят». Так и не получив аудиенции, Тиханович-Савицкий 30 декабря передал царю через адмирала Нилова К. Д. письмо, сообщавшее, что Земгор во главе с князем Львовым готовит заговор. Судя по тексту, автор был хорошо информирован; в заключение он посоветовал целиком разогнать Земгор, иначе он «сделает своё дело», на что царь наложил резолюцию: «Во время войны общественные организации трогать нельзя».

В начале января 1917 года премьер-министр князь Голицын Н. Д. сообщил Николаю II, что «жизнь царя и царицы в опасности» и что в полках «открыто говорят об объявлении другого царя», на что сам царь заметил: «Императрица и я знаем, что мы в руке Божией. Да будет воля его!».

В конце января о заговоре царю сообщил флигель-адъютант Мордвинов А. А., на что Николай II ответил: «Ах, опять о заговоре, я так и думал, что об этом будет речь, мне и раньше уже говорили… добрые, простые люди все беспокоятся… я знаю, они любят меня и нашу матушку Россию и, конечно, не хотят никакого переворота. У них-то уж наверно более здравого смысла, чем у других».

13 февраля председатель Госдумы Родзянко сообщил генералу Гурко В. И., что, по его сведениям, «подготовлен переворот» и «совершит его чернь», и попросил донести эту информацию до царя. В тот же день генерал на аудиенции высказался в пользу ответственного министерства; при этом Гурко грубо нарушил придворный этикет, опоздав на аудиенцию и заставив царя ждать.

Непосредственно перед революцией директор Департамента полиции Васильев А. Т. подготовил для министра внутренних дел Протопопова доклад, сообщавший о наличии одновременно двух революционных заговоров. Однако ни Протопопов, ни премьер-министр князь Голицын произвести соответствующие аресты так и не решились.

В 1983 году за рубежом было опубликовано признание главного либерального идеолога Февральской революции, министра первого состава Временного правительства П. Н. Милюкова, которое он сделал в узком кругу единомышленников после своей отставки, в мае 1917 г.^[17], и затем изложил в одном из писем вскоре после Октябрьского переворота^[18]:

«Вы знаете, что твёрдое решение воспользоваться войной для производства переворота было принято нами вскоре после начала войны, вы знаете также, что наша армия должна была перейти в наступление (весной 1917 года), результаты коего в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования. Вы понимаете теперь, почему я в последнюю минуту колебался дать свое согласие на производство переворота, понимаете также, каково должно быть мое внутреннее состояние в настоящее время. История проклянёт вождей так называемых пролетариев, но проклянёт и нас, вызвавших бурю».