СИМПАТИЧНЫЙ — НЕСИМПАТИЧНЫЙ 5 страница

Многие не знают, как трудно шутить. Неудачная шутка причиняет боль, доставляет неприятность, вызывает слезы вместо смеха. Шутка не ко времени мешает. Докучать и высмеивать — уже не шутка. Шутка тогда хороша, когда все смеются и никому не неприятно. Про горе-шутников говорят:

— Шут.

И тоже не любят.

Какие отсюда следуют правила жизни, каждый сам догадается. Одно лишь скажу:

Каждый человек должен ценить дружеское отношение и стараться его заслужить. Нельзя говорить: «Очень мне надо!»

Каждый должен дорожить товарищем. Но не надо и заискивать, стараться подольститься. И не следует огорчаться, если кроме доброжелателей найдется недоброжелатель: не все всегда обязаны тебя лишь любить.

ДОСТОИНСТВА — НЕДОСТАТКИ

— Скажи мне искренне: ты хороший, добрый мальчик? Ответы:

— Не знаю.

— То хороший, то так себе.

— Кажется, хороший.

— Иногда и не устоишь.

— Пожалуй, не очень.

— Мне часто всякие сумасбродства лезут в голову.

— Сам я не делаю ничего плохого, разве что ребята подговорят.

Ясно, я спрашиваю не первого встречного и тогда только, когда уверен, что скажет правду.

У каждого человека есть и достоинства, и недостатки, и у каждого они разные. У одного больше достоинств, у другого больше недостатков. Недостатки бывают более и менее досадные, явные или скрытые. Иногда недостаток особенно неприятен для окружающих, иногда для самого себя. С одними недостатками легко справиться, с другими трудно. А иногда неизвестно даже, недостаток это или достоинство.

Поэтому-то и нелегко знать правила, как надо вести себя и как исправляться, поэтому на вопрос. «А ты хороший?» — трудно сразу ответить.

Подвижность, живость — достоинства на уроке гимнастики и недостаток во время урока арифметики, недостаток в тесной городской квартире и достоинство в деревне.

Бережливость — достоинство, скупость — недостаток, а ведь скупость — это только слишком большая бережливость.

Скромность — достоинство, но чрезмерная застенчивость может походить на упрямство и скрытность, тут даже взрослые часто ошибаются. Иногда доброта просто легкомыслие и вместо пользы приносит вред. Надо уметь и умно отказать, когда просят. А сколько неприятностей у тех, кто одалживает кому-нибудь нужные ему самому вещи или даже не свои.

— Зачем ты ему дал?

— А он попросил.

— А разве ты не знал, что он забывает, теряет, не отдает?

— Знал.

— Так зачем же ты дал ему чужую книжку?

— А он попросил. Я думал, он вернет.

Эгоист называет доброту глупостью и зло твердит, что не стоит быть добрым. Нет, стоит, и следует и помочь, и услужить, только надо наперед думать.

Плохо, когда мало думают, но нехорошо и когда слишком долго думают, колеблются, не знают, как поступить. Доверчивость может быть и достоинством, и недостатком.

Любопытство и пронырливость — недостатки, но нехорошо, когда кому-нибудь ни до чего нет дела и ничто не интересно.

— Да ну, не стоит, а мне-то что?!

Один переоценивает себя, другой недооценивает. Бывает хищное самолюбие и достойная гордость.

Я долго мог бы перечислять и всего не сказал бы.

Вот почему в этой путанице трудно разобраться. И должен добавить, иногда мешают понять сами взрослые.

Один говорит:

— Я хочу, чтобы мальчик был такой, как я.

Во-первых, маленький не может быть таким, как взрослый. Во-вторых, и у меня, взрослого, есть свои недостатки, и я вот, например, совсем не хочу, чтобы у ребят были такие же недостатки, как у меня.

Другой говорит:

— Дети должны слушаться; мальчуган должен быть таким, каким я хочу и велю.

Во-первых, уверен ли я, взрослый, что я всегда прав, а во-вторых, может ли мальчуган, хотя и хотел бы, быть таким, каким мне нравится? Всегда таким?

Раньше меня больше всего огорчало и сердило, когда что-нибудь плохое делал не хулиган, а как раз хороший мальчик. И я говорил с упреком:

— А я тебе доверял. Не ожидал! Понять не могу... Сам не знаю, что с тобой делать.

Теперь я уже понимаю, что все не ангелы, и знаю, что надо сказать лишь:

— Старайся больше так не поступать.

Не надо ждать и требовать слишком многого, потому что это отбивает охоту и у хороших, и у плохих.

Один говорит, полный горечи:

— Мне уже никогда ничего нельзя.

А другой:

— Не стоит стараться, все равно все пропало.

Каждый должен верить, что он может исправиться, что у него есть не только недостатки, но и достоинства.

Я убедился — у ребенка потому лишь столько столкновений с окружающими и страданий, что он думает: «Я плохой». Ребенок не знает четко своих недостатков и, значит, не знает, в чем ему надо исправляться.

Говорит:

— Никогда уже больше не буду так делать.

И думает, что это ему удастся сразу, совсем и раз и навсегда.

А ведь это не всегда так бывает. И он ожесточается.

— Ничего не поделаешь, я такой и таким и останусь. Или еще хуже:

— Если я стараюсь и это не помогает, я назло буду еще хуже. Пускай что хотят, то и делают.

Иногда он замечает, что он не такой уж плохой, и спрашивает себя:

— И чего в самом деле они от меня хотят? Почему все только сердятся?

Часто спокойным ребятам легко прикинуться хорошими, и это возбуждает гнев и зависть:

«Размазня... Кукла... Маменькин сынок... Неженка... Тихоня... Рева...»

И чувствительный ребенок страдает, а его товарищи-исподтишники орудуют безнаказанно. Постоянное же приставание портит и тех и других.

Однажды — это было очень давно — привела ко мне мать сынка.

— Сил моих нет. Неуч, бродяга, уличный мальчишка. Раньше хоть порка помогала, а теперь и это не помогает.

Мальчика отправили за границу. Теперь он судья.

Другой, с которым не могли сладить родители, преподает гимнастику. Третий моряк.

И сами они натерпелись, и родители с ними исстрадались.

Теперь все хорошо.

Надо уметь найти общий язык, уметь мириться. И надо уметь прощать. А часто достаточно лишь переждать.

Даже у самых хороших бывают черные дни и недели. Одно не удалось, а потом все из рук валится: и в школе, и дома, и человек сам не знает отчего.

Я заметил, что мальчишки больше всего бесчинствуют в сентябре и в мае. В сентябре они еще помнят о каникулах, о свободе, а приходится сидеть в комнате. А весной, когда наступают первые теплые дни, ребятам уже невтерпеж, и они словно хмелеют. Даже в газетах тогда читаешь, что такой-то и такой-то убежал из дому.

Действительно, временами трудно, но я говорю себе:

— Что ж, бывает.

Иногда кто-нибудь очень следит за собой; обещал исправиться — и удалось! Ничего не сделал плохого, никто на него не сердился. А ведь первые дни самые трудные. И он уже думает, что так и останется, что он, как все. Он уже устал от этого старания. Ведь когда пытаешься исправиться, стараешься не играть, больше сидишь над книжкой, избегаешь всего, только чтобы что-нибудь не вышло. И вдруг катастрофа: опять! Вот тогда-то и наступает эта самая плохая неделя.

Я знал мальчика, который дрался иногда по два и по три раза в день. Никак не мог справиться с этим недостатком. Я посоветовал:

— Дерись раз в день.

Согласился. У него была сильная воля.

Мы поспорили на две конфеты в неделю:

— Если за неделю у тебя будет не больше семи драк, я даю тебе две конфеты, проиграешь — ты мне.

Так прошло четыре месяца.

Сначала мы спорили только насчет драк дома, а потом и дома и в школе. Сначала о семи драках, потом о шести, о пяти, о четырех, трех, двух и одной драке в неделю. Наконец о нуле — ни об одной. Потом начали спорить о ссорах.

Помню его последнюю победу.

Он стоял на лестнице. Другой мальчишка мчался по лестнице вниз, пихнул его, этот того. Но тот вспетушился и дал сдачи. А мой покраснел, насупил брови, закусил губы, сжал кулаки... Это длилось какое-то мгновение. И вдруг ринулся вниз прямо во двор. Там он долго стоял и ждал, когда успокоится.

Когда пришел срок нашему пари, он сказал улыбаясь:

— Чуть не проиграл, на волосок был от драки!

Мальчик этот теперь уже взрослый и говорит, что благодаря пари он отучился драться.

Таких записанных у меня в тетрадках пари, пожалуй, уже тысяч с пятьдесят. Я заключаю каждую неделю таких пари с разными мальчишками и девчушками по пятидесяти и более. Дело тут не в конфетках, а в победе.

Спорят о том, что будут вставать сразу как проснутся, умываться как следует, не опаздывать к столу, читать по пятнадцати минут в день; что не будут выскакивать с ответами в школе, стоять в углу, забывать, терять, лезть, приставать, надоедать, давать прозвища, болтать; что будут переписывать старательно по пяти строчек в день и чистить зубы. Что будут или не будут что-либо делать.

От вранья трудно отвыкнуть. Тот, кто часто врет, начинает с четырнадцати раз в неделю (по два раза в день).

Да, но кто проверяет, что без обмана? Никто, ведь чтобы выиграть, можно оговорить любое число.

— На прошлой неделе ты оставлял за собой право соврать четырнадцать раз, а на этой семь. Не мало ли?

— Хватит.

— А трудно тебе не врать?

— Сначала было очень трудно.

А вот мои проверенные на опыте правила:

1. «Если трудно, исправляйся не сразу, а постепенно».

2. «Выбирай для начала лишь один, самый легкий недостаток и прежде всего кончай с ним».

3. «Не падай духом, если долго нет улучшения или даже есть ухудшение».

4. «Не ставь слишком легких условий, но такие, чтобы ты мог выиграть».

5. «Не слишком радуйся, если сразу отучишься; избавляться от приобретенных недостатков легко, а от врожденных трудно».

Делая то, что ты не любишь, и не делая того, к чему ты привык, ты закаляешь волю. А это самое главное. Стать хозяином своих рук, ног, языка, мыслей...

Есть люди, которые относятся к себе слишком строго, и это нехорошо; есть и такие, которые слишком легко и слишком многое себе прощают, — это тоже плохо. А бывают люди, которые не знают своих достоинств и недостатков. Эти люди должны стремиться узнать их.

— Гноти сеаутон, — сказал греческий мудрец: познай самого себя!

МАЛЬЧИКИ — ДЕВОЧКИ

— Мальчики — люди, и девочки — люди. Значит, между ними нет разницы.

Так говорят одни.

— Неправда. Девочки спокойнее, послушнее, порядочнее, прилежнее, деликатнее.

Так говорят другие.

— А я предпочитаю мальчиков. Мальчики веселые, не наскучат, они не обижаются, искреннее, больше их все занимает, легче убедить.

— У девочек сердце мягче.

Вовсе нет, мальчик охотнее поможет, услужит.

— Неправда.

И они спорят и никак не могут согласиться.

Иные говорят так:

— Между мальчиками и девочками не должно быть никакой разницы. Если бы они вместе учились, вместе ходили в школу, они были бы совсем одинаковые.

И, в конце концов, так и неясно, кто прав.

Нет, ясно.

Правы и те, кто говорит, что отличаются, и те, кто говорит, что похожи.

Даже между деревом и человеком есть сходство: дерево возникает из семени, питается, растет, ощущает жажду, дышит, радуется солнцу, старится и умирает, даже спит и отдыхает, его можно даже обидеть, довести до болезни и увечья.

А птица не любит ли, как человек? Не печалится, не сердится, не тоскует? Хуже, чем человек, поет?

А собака — верный товарищ?

Похожи и взрослые на ребят...

И не отличаются ли друг от друга? Найдешь ли хотя бы двух совершенно похожих мальчиков? Разве все девочки одинаковы?

Ну а будь в школах совместное обучение?

А оно и было и есть. Ведь различия могут быть и большими, и малыми.

Одно дело говорить, как хочется, чтобы было и как должно быть, а другое дело, как оно есть.

Так кто же лучше, мальчики или девочки?

У каждого человека есть достоинства и недостатки, кто этого не знает? Недостатки и достоинства есть и у девочек и у мальчиков.

Нужно понимать друг друга, уважать, прощать и любить.

Очень долго и мне казалось, что потому у них разный характер, что раньше у мужчин и женщин были неодинаковые права, что юноша ходил на войну и охоту, а девушки ухаживали за больными, пряли и готовили пищу. Поэтому мальчики ловчее, и сильнее, и любят другие игры. Так уж привыкли.

Может быть, теперь это и реже бывает, но, когда я был маленький, взрослые часто говорили:

— Ничего, что мальчишка проказничает. Мальчишка и должен быть озорным. А девочке не пристало.

Будто мальчик должен быть смелым, девочка робкой, мальчик подвижным, девочка спокойной, мальчик легкомысленным, девочка благоразумной.

Девочки завидовали мальчикам, и между ними не было согласия.

Но его и теперь нет. Почему?

Смотрю я и думаю, и вот что мне кажется.

Мальчиков сердит, что девочки быстрее растут и раньше созревают.

Приятно расти. А тут вдруг мальчик замечает, что девочка его обгоняет. Одного с ним возраста или даже моложе, а выглядит старше.

— И что она воображает? Ишь ты: барышню из себя корчит.

(Это значит: делает вид, что взрослая.)

Мальчик или горюет про себя, или всячески пристает и докучает.

— Мамзель-стрекозель, — говорит сердито и с презрением.

Иногда девочка и сама огорчена, не хочет расти; я знаю случаи, когда девочки мало едят, чтобы не полнеть и не расти.

Или, выведенная из себя, ответит:

— Сопляк.

И война готова.

Если мальчик ловчее и сильнее, он силится доказать, что он больше значит, а если слабее, начинает делать наперекор, назло. Поссорился с одной девочкой, а в обиде на всех.

Хуже всего, если люди делают друг другу назло, нарочно, чтобы рассердить.

Так уж повелось на белом свете, что одному легче, другому труднее, один здоровый и сильный, другой слабый, одному больше дано, другому меньше, — так пусть хоть по крайней мере не будет того, чтобы один радовался, что сумел принести горе другому, один плакал, а другой над этим смеялся.

Однажды мальчик приставил девочке к голове пробочный пистолет и пугал, что выстрелит. Девочка плачет, а он смеется.

— Экая глупая: боится.

Хватает мячик и убегает. Знает, что не прав, а еще дразнится:

— А что ты мне сделаешь?

Может быть, я слишком строг, но я думаю, что низко, подло, мерзко:

Издеваться над беззащитным.

Досаждать слабому.

Шутить, доводя до слез.

Эта никому не нужная злобность так сердит, так возмущает, такое вызывает отвращение к человеку и жизни!

Часто взрослые думают, что это просто глупость, шутка, невинная проказа. О, нет, проклятое стремление досадить — это, может быть, самый большой недостаток у мальчиков в отношении девочек.

Знаете что? Я встречал добрых, мягких, веселых, справедливых учительниц, которые потом становились злыми, суровыми, нервными и недоброжелательными оттого лишь, что дети делали им назло. В том и состояла забава: вывести из себя.

Девочки меньше дерутся: и не пристало, и платье мешает, и волосы; нет сноровки, не знают приемов борьбы. Девочки щиплются или царапаются — руками или словами. Высмеивания, секреты, сплетни, ссоры...

Мальчишек это очень раздражает. Выходит, мальчишки действуют искренне и явно, а девчонки исподтишка.

И здесь взрослые допускают большую ошибку. Думают, что удар рукой больнее, чем обида, колкое слово.

Ошибался и я: я долго думал, что начал тот, кто первый ударил. Вовсе нет, виноват тот, кто задирал.

«Ангелочки, воображалы, недотроги, нюни, плаксы, ябеды».

Правда, девочки часто стараются показать, что они лучше, чем есть. Но и мальчики неискренние, мальчики стараются показать, что они хуже, чем есть.

Не могу понять, почему это так, но мальчику кажется, что ему не пристало, стыдно быть спокойным, благоразумным, благовоспитанным. Мальчишка лучше порвет с товарищами, чем признается, что он не хулиган.

Да, несправедливо осуждают мальчиков. Но они сами виноваты.

Мальчику так же, как и девочке, хочется быть красивым, только он в этом не признается. Я знаю, как мальчишки неохотно стригутся, но говорят, что у них мерзнет голова и шапка будет велика. Хочется им хорошо одеваться, хочется быть милыми и деликатными, да не пристало признаться.

Мальчишке труднее быть чистеньким, он любит подвижные игры. У мальчиков больше синяков и шишек, порезанных пальцев, ссадин на коленях; мальчики больше дерут башмаки, чаще бьют стекла. Да потому, что они больше мастерят и более дотошные. Но они не грязнули.

Просто мальчики любят все побыстрее, менее терпеливы, и потому тетради у них не в таком порядке. Но стараются мальчики не меньше.

Как и девочки, они сострадают, жалеют, им неприятно видеть чужое горе, только они не хотят показать этого, боятся насмешек. Знай они, что бояться приставаний и прозвищ — это тоже трусить!

И наконец, мальчики стыдливы не менее девочек. Только мальчики говорят нехорошие слова громче. А делают что-нибудь неприличное из озорства или чтобы «себя показать».

Как и девочки, мальчики брезгуют «свиньями». Если девчонки «ангелочки», то мальчишки «задавалы» и, значит, тоже «воображалы».

Мальчики задирают иначе, более шумно, только и всего.

Взрослые должны знать, что мальчики больше всего сердятся и сильнее всего мстят, когда затронута их стыдливость.

— Не хочу, чтобы она смотрела, — говорил мальчик. — Если ей можно, так и мне.

Теперь мода другая. Ребятам говорят, что не надо стыдиться ходить в купальниках и спортивных костюмах. Это лучше, чем когда считали, что девочка должна быть стыдливой, а мальчишка бесстыжим. Спорт и харцерство принесли большую пользу.

Я пишу об этом потому, что неправда вредна, а здесь было много лжи. Не зная, как со всем этим быть, мальчишки злятся и живут с девочками на ножах.

— Не выношу девчонок, — говорит мальчик.

— Не выношу мальчишек, — говорит девочка.

Неправда.

Один раз приятнее играть и говорить с мальчиками, другой раз — с девочками. Есть игры, в которых девочки мешают, а есть и общие. Может же девочка бегать лучше, чем мальчик, почему тогда мальчику нельзя играть в куклы?

— Ой, он с девчонками играет!

— Ой, она с мальчишками играет!

А начни мальчик с девочкой чаще разговаривать, сразу:

— Жених и невеста, парочка.

А я знаю целых четыре случая, когда мальчик с девочкой любили друг друга еще когда ходили в школу, а выросли — стали мужем и женой.

И знаю случай, когда мальчик играл в куклы. Девочки шили платьица и одеяльца, а он делал для кукол кроватки и шкафики. И никто не смеялся, не над чем тут смеяться.

Мое правило жизни такое:

«Быть искренним. Не обращать внимания на разные подковырки. Если я что люблю, говорю: «люблю», и баста».

И второе правило:

«Меня не касается, маленький кто-либо или большой и что говорят про него другие: красив, некрасив, умен, глуп; меня не касается даже, хорошо ли учится, хуже меня или лучше; девочка это или мальчик. Для меня человек хорош, если хорошо относится к людям, если не желает и не делает зла, если он добрый».

Иногда учителя говорят:

— Он хорошо учится, много читает, развитый.

А кому от этого польза? Если он эгоист, сухарь и вдобавок задавала? Совсем как богатый скряга — вызывает только злость и зависть.

Не знаю, что больше объединяет людей — сходство или именно различие? Одного я люблю за то, что он похож на меня, а другого за то, что не похож. Раз веселый дружит с веселым, раз — со спокойным и грустным. А иногда один из друзей как бы опекает другого. Могут полюбить друг друга старший с младшим, богатый с бедным, мальчик с девочкой.

Я заметил, что только глупые люди хотят, чтобы все были одинаковые. Кто умен, тот рад, что на свете есть день и ночь, лето и зима, молодые и старые, что есть и бабочки и птицы, и разного цвета цветы и глаза и что есть и девочки и мальчики. А кто не любит думать, того разнообразие, которое заставляет работать мысль, раздражает.

ПРОШЛОЕ — БУДУЩЕЕ

С грустью я заканчиваю эту небольшую книжку. С неспокойной душой кончаю этот свой опыт.

Я писал эту книжку очень быстро, боялся, что если хотя бы на один день прервусь, то остыну и не закончу, а начало порву и выброшу.

А мне кажется, что эта книжка очень нужная. Может быть, не всем, а тем, кто любит вдумываться.

Когда собираешься писать книгу, всегда кажется, что она нужная и будет легко писаться и читаться.

Нужно ведь, чтобы старший рассказал о том, что он знает, и облегчил младшему понимание жизни и ее правил.

А мне это легко сделать, я уже много лет работаю с ребятами — вижу, что они делают, беседую с ними, выслушиваю их вопросы, жалобы, знаю, что им мешает, докучает, понимаю их трудности.

И такую книгу будет приятно читать, потому что наряду с ошибками и проступками, ссорами и обидами я вижу столько прекрасных дел и добрых намерений, столько взаимных услуг, уступок, помощи, заботы и доброжелательности.

Я с радостью сажусь писать. Но стоит взять в руки перо, как сразу все выходит не так, как хочется. Тяжело и трудно. И только когда глава окончена, вспоминаешь, что то-то и то-то упущено, что об одном написано слишком кратко и непонятно, а о другом, менее важном, слишком много и растянуто.

Начинаешь исправлять и переписывать, но это не помогает. Совсем так, словно задумывал один, а писал другой.

Одно в мыслях и в мечтах, другое на бумаге, буквами и словами.

И уже даже не хочется писать.

К чему? Мало ли и без того интересных, хороших, нужных книг?

Да и так ли это, как я думаю? Быть может, желая облегчить понимание, я затрудняю и путаю?

Легко ошибиться старому человеку, когда он пишет детям о детях! А ошибешься, вместо того чтобы завоевать доверие, можно вконец его потерять.

А чем сидеть и писать, приятнее взять книжку и сесть под дерево почитать или пойти прогуляться.

К чему писать: быть может, так и должно быть, что ребята — отдельно и взрослые — отдельно? Каждый сам по себе. Те свое, эти свое.

Надо признать, что мы не встречаем в ребятах ни искренности, ни доверия. Ребята неохотно говорят нам о том, что думают и чувствуют на самом деле. Неохотно делятся трудностями и сомнениями, мечтами и планами на будущее, опытом своего прошлого.

Один не хочет говорить, потому что не знает наверняка: то ему кажется так, то эдак. И ему стыдно. Он не знает, что и взрослые немногое знают наверняка, и у них мысли разные, и они колеблются и заблуждаются.

Другой не хочет говорить, боится, что его высмеют, станут шутить над тем, что для него всерьез и важно.

А третий и хотел бы сказать, да не знает, как начать.

Это-то и трудно, говорить о том, что больше всего занимает.

— Как удивительно!

— Что удивительно?

Все. Все, что ты помнишь и о чем забываешь. И как человек засыпает, и что ему снится, и как просыпается, и что было и не вернется, и что будет. И воспоминания, и память, и мечты, и намерения, и решения.

Ошибаются взрослые.

Им кажется, что у детей только будущее, а прошлого нет.

Им кажется, что дети не хотят думать о будущем и об этом будущем с ними надо часто говорить.

— Когда я был маленький, — говорит ребенок.

— А теперь ты большой? — и взрослые смеются.

Это же неприятно!

Мне кажется, старик охотнее рассказывает о своем детстве, чем самолюбивый ребенок. Словно это что-то постыдное.

Быть может, это потому так, что взрослые чаще напоминают ребенку о том, что у него в прошлом было неудачей, ошибкой, заблуждением. И с гордостью говорят:

— Теперь ты уже старше.

Часто взрослые удивляются:

— Как он помнит! И откуда он это помнит?

Удивляются, что помнит людей, события и разговоры, о которых сами они, взрослые, забыли.

А меня это совсем не удивляет.

Лучше всего помнишь то, что видишь, слышишь или делаешь в первый раз. В первый раз живешь в городе или в деревне, едешь по железной дороге — плывешь на лодке — твоя первая фотография — впервые в горах или на море — в цирке, в театре — первый день в школе — первый твой товарищ.

Но если в первый раз ты что-нибудь делал давно, а потом делал это еще много раз, все смешается, перепутается, но кое-что от каждого раза останется — и вот воспоминание готово.

Что значит: помнить и забывать? Почему иногда важное забываешь, а какую-нибудь мелочь помнишь, часто забываешь, что было недавно, а помнишь, что было давно? Одно воспоминание ясное, а другое смазанное, как бы в тумане. Почему что-нибудь вспомнилось именно сейчас?

Никто не помнит, когда он впервые увидел собаку. Да,, но он ее уже знает. Он видел больших собак, маленьких собак, белых и черных, легавых и борзых, пуделей и мопсов, старых собак и слепых щенят, собак, которые стояли или гонялись друг за дружкой, и тех, с которыми он играл. Поймавшая муху собака — веселая и злая — собака, которая полизала, залаяла, хотела укусить, укусила. Голодная собака — больная — озябшая — с перебитой лапой. Встреча собаки с кошкой — собака на цепи — собака, попавшая под машину.

«Теперь я уже представляю, теперь я уже понимаю, теперь я уже знаю, уже не боюсь, уже для меня не тайна».

Воспоминания — это наш опыт. Они учат человека, что делать, чего избегать. И каждый присматривается, приглядывается, потом встречает что-нибудь новое, другое. Помнишь, забываешь, опять вспоминаешь.

Сколько я в детстве падал, сколько пережил горьких неожиданностей, стыда и страха, прежде чем узнал, что режет, обжигает, что такое ножик, стекло, молоток, листовое железо.

Сведения, почерпнутые от родителей и товарищей, в школе и из книжек, то, что я видел, слышал, прочел, — все это, вместе взятое, составляет прошлое, веселые и печальные воспоминания; все это диктует мне правила жизни на теперь, на сегодня.

И только потом уже будущее.

Некоторые ребята пишут дневники: ежедневно отмечают, что случилось. Многие остывают, ведь писать трудно, а каждый день приносит столько нового. Другие делают иначе: записывают в тетрадку названия городов и улиц, которые они узнают, заглавия прочитанных книг, имена знакомых и друзей. Это как бы счет прошлого, итог приобретенного опыта.

Правильно ли поступают взрослые, постоянно пугая тем, что будет?

«Будет тяжело, будет плохо... Ты должен привыкать... должен научиться... через десять — двенадцать лет...»

Может быть, дети не очень даже этому верят. Ведь странно подумать, что ты будешь таким, как отец. Дети представляют себе это как-то иначе.

Ах, мечтания юности!

Приятно в уютной комнате или в постели думать о том, что когда-то будет. Мечтать о путешествиях и приключениях, что ты знаменитый полководец, или что раздаешь деньги бедным, или что ты ученый, поэт, певец или скромный, но всеми уважаемый и любимый учитель.

Воображаешь, что не все удавалось сразу, а что были и препятствия, и трудности, даже борьба и опасности. Но в мечтах препятствия только приятны, благодаря им сказка, которую рассказываешь себе, длиннее, а победить можно каждую минуту, и все кончится хорошо.

Как-то я спросил в классе, кем кто хочет быть. Один мальчик сказал:

— Волшебником.

Все засмеялись. Мальчик смутился и прибавил:

— Я буду, наверное, судья, как мой папа, но ведь вы спрашивали, кем я хочу быть?

Именно такой вот смех, а затем и прозвища приучают к неискренности и скрытности. Ведь каждая мечта словно волшебная сказка.

А мечты полезны и важны. Человек не сразу знает, к чему себя готовить. По-разному прикидывает, из десяти разных выдумок составляя одну программу жизни.

Какова разница между мечтой и программой?

Мечта — это отдых, удовольствие, она не налагает никаких обязательств. Люди говорят:

«Витает в облаках, строит воздушные замки, желает достать звезду с неба».

Да, да! Летит на самолете фантазии, думает ради забавы о том, чего нет, подняв взор к звездам. Томится, жаждет. Именно так. И дорастает до программы, которая серьезна, строга, сурова, которая требует и обязывает.

Программа — это как бы клятва, присяга у знамени жизни.

Человек решил, приступил и идет к цели медленно, но верно.

— По географии у меня пятерка, я учу иностранные языки, рассматриваю карты, атласы, знакомлюсь с городом и его окрестностями, читаю приключенческую литературу и про разных людей и про зверей. Я буду путешественником.

— Я охотно разговариваю и играю с маленькими. Терпеливо отвечаю им на вопросы, объясняю, растолковываю, помогаю и выслушиваю их жалобы. Я люблю свою маленькую сестричку (или брата). Расскажу сестренке сказку, покажу картинки, дам почитать свою книжку — ласково и спокойно. Я буду учителем.

— Я стараюсь познать свои недостатки и достоинства. Человек строптивый не может быть ни полководцем, ни пилотом, ни воспитателем. Я хочу быть справедливым, точным, благоразумным, отважным, дисциплинированным, правдивым.

— Я хочу иметь сильную волю.

Кто умеет только мечтать и ждет, что все само придет и само собой сделается, тот, может быть, и будет кукситься, когда увидит на деле, что все это не так и более трудно.

— А я люблю то, что трудно. Хочу добиваться и выходить победителем. Я знаю себя. Я умею смолчать и приказать. Я мужествен и терпелив. Мягок с другими, суров к себе. И я веселый — не капризничаю и не жалуюсь.

— Мне столько лет, сколько есть. Я не стыжусь ни своего возраста, ни своих мыслей, ни своих чувств. Я заставлю уважать себя и ту цель, которую себе поставил.