На точность списывания
Толком еще не зная, как вовлечь ребят в дело вокруг текста, я однажды задала скромное такое домашнее задание: очередное программное стихотворение переписать в тетрадь по литературе точь-в-точь, как в книжке (пусть, думаю, пишут - оно не вредно). На следующий день в начале урока предложила соседям по парте поменяться тетрадками и за минутку оценить точность работы соседа-переписчика.
Минута прошла. Гляжу - а они все шебуршатся там что-то, пальцами в тетрадку тычут. "Что, - вслух озаботилась я, - неужели ошибок поналяпали?" Нет, грамматических ошибок обнаружено не было, в том-то все и дело. Разговоры о точности переписывания шли совсем в другой плоскости.
Вот это слово должно заканчиваться под третьей буквой верхнего слова. А у тебя под первой.
Заглавные буквы всего в два раза больше строчных. А у тебя в три-четыре!
Где в стихах ты видел, чтобы слова переносили на другую строчку?!
Кто-то требовал даже не засчитывать вовсе эти работы, поскольку они выполнены не печатными буквами...
А тут еще выяснилось, что в одном издании в конце третьей строчки второй строфы тире есть, а в другом издании нету. Интересно. Полезли в комментарии.
Пританцовывая на перемене после урока, Катя вдруг автоматически выдала две первые строфы и обалдела. Мальчики присвистнули...
Когда очередь дошла до следующего "программного", я обнаглела и после задания на точное списывание задала на дом сделать из стихотворения дырявый текст - с тем чтобы сосед по парте мог его потом "заштопать".
Тексты и подтексты
Потом началось кружение вокруг басен Крылова. Я принялась осуществлять все подряд идеи, услышанные от В.Букатова.
Команды по очереди озвучивали шумами ту или иную басню, а остальные отгадывали, какую именно. Например, "Слона и Моську" можно было распознать по шуму толпы, топанью Слона или тявканью Моськи.
Сочиняли смешные подражания. Реконструировали нехрестоматийные басни по тексту морали. Наугад открывали басню и зачитывали только мораль, а потом по группам сочиняли версии - чья окажется ближе к Крылову?
Работали с иллюстрациями. Сначала с книжными. Рассматривая в разных изданиях иллюстрации к одному и тому же тексту, выясняли, что каждый художник, оказывается, рисует какую-то свою историю. Детали его рисунка могут подтверждать текст, уточнять его. А могут ему противоречить! Это открытие заставляет все пристальней вглядываться в текст, и глаз начинает различать множество новых подробностей той или иной истории. И тогда возле собственных иллюстраций (а их рисовать лучше в парах или в малых группах), при помощи скотча вывешенных на стенку класса для обсуждения, возникают разговоры. Разговоры о самых, казалось бы, незначительных вещах, о какой-нибудь мелочи. Но именно эти разговоры могут привести каждого ученика к рождению собственной истории.
Пробовали читать весь текст одной и той же басни от лица разных персонажей. Например, "Слона и Моську" читали от лица зеваки из толпы, Моськи и Шавки - истории получались на удивление разные.
Каллиграфия, которой тогда заболели не только девчонки, но и мальчишки, тоже помогала работе с образом. Ведь переписчику, чтобы сочинить определенный почерк, создать собственный каллиграфический ряд, надо было выдумать образ рассказчика.
На "театралке" (так у нас называются уроки театра) ребятам предлагалось инсценировать фразу - одну и ту же. Каждая команда "оправдывала" ее по-своему - демонстрировала обстоятельства, в которых, по мнению команды, могла бы прозвучать эта фраза. Соответственно в каждой из этих инсценировок у одного и того же текста подтексты оказывались разными.
Рассказ от имени мачты
Можно ли сделать так, чтобы один и тот же текст стихотворения звучал как разный? Этому нас учат драмогерменевтические процедуры, разработанные В.Букатовым. Одна из них, корнями уходящая в театральную практику режиссера-педагога П.Ершова, такая: читая, как бы рассказывать некую историю от лица одного из персонажей.
Озадачьте чтеца (или группу чтецов), например, таким вопросом: как ты думаешь, кто мог бы рассказывать эту историю (стихотворение или прозу)? Например, историю, изложенную в басне "Стрекоза и Муравей", стрекоза будет рассказывать со своей колокольни, а Муравей - явно со своей. Как только начинаешь над этим задумываться, возникает целый ряд других вопросов: кому рассказывается история, кто слушатель? учитывает ли чтец аудиторию или говорит в пространство? с какой целью рассказывает? где и когда все это происходит?.. Чтобы на них ответить, приходится пробовать, то есть репетировать.
Ученики бормочут, склонившись над текстом: подбирают подходящий голос, придумывают обстоятельства, обговаривают соответствующие жесты, поведение. "Если ты ведешь рассказ от лица мачты,
То почему не гнешься и не скрипишь?.. Ты кому это говоришь? Буре? А буря где - внизу или вверху?" Такая фрагментарная работа иногда растягивается на несколько уроков, и тогда по ходу дела рушатся старые версии и рождаются умопомрачительные новые. Которые, в свою очередь, тоже проверяются на прочность. Возвратами к тексту и чтением наизусть.
Каждое чтение отличается от предыдущего. Истории получаются разные. И дети слушают, потому что им есть до этого дело: ведь, по сути, надо отгадать загадку - понять, кто рассказывает, кому, с какой целью, где... Поэтому слушают крайне внимательно - не пропустить бы какого штриха.
А поскольку действительно слушают, а не просто делают вид, то с каждым прочтением что-то запоминается, что-то укладывается в голове, что-то понимается. И когда доходит очередь читать наизусть - уже не приходится лихорадочно вспоминать следующую строчку. Да и не до того, честно говоря, образ бы не потерять!
И опять возникает вопрос: за что ставить оценку? Наверное, все-таки не за то, что "без запинки" или "с выражением" (хотя это как-то само собой вдруг получается). А за что и какую? Пусть вам подскажут ваши ученики: ведь они были очень заинтересованными и дотошными зрителями.
Подсказы телом
А вам не случалось разучивать стихотворение прямо на уроке? Четыре группы примерно по пять человек, в каждой группе на столе - текст стихотворения, отксеренный или в книжке. Учитель дает три минуты (три пишем, пять в уме), чтобы группы могли прочесть стихотворение раз-другой и кое о чем договориться.
Затем в каждой группе кидается жребий. Тот, на кого он пал, должен (кошмар!) рассказать стихотворение наизусть. От того, насколько точно он расскажет, зависит оценка всей группы. А слушатели-оценщики - соседняя группа. Группы в парах еще одной жеребьевкой (попросту - считалочкой) устанавливают, какая группа выступает первой, а какая оценивает (не беспокойтесь, потом они поменяются ролями).
Одна парочка групп ищет себе место в классе, чтобы не мешать другой парочке. И вот чтец, запомнив в лучшем случае десятую часть стихотворения, да и то через пень колоду, выходит на лобное место, набирается духу, вздыхает поглубже и начинает-таки рассказывать стихотворение. Как же это возможно?
Хитрость в том, что группа имеет право подсказывать своему чтецу. Подсказывать как угодно, но только не написанием слов (ни на бумажках, ни в воздухе пальцем) и не проговариванием их (одними губами в том числе). И, конечно, никаких подсказов звуками. Только телом. Можно махать руками, изображать все что угодно. Но, чур, не сходя с места, возле своего стула. Таковы правила. Если участники группы за те три минутки (а пять в уме) успели договориться между собой о каких-то условных знаках, жестах по тексту стихотворения, то это, конечно, упрощает дело. Подсказывают все кто во что горазд. Ну а на кого смотреть чтецу - это дело его личных пристрастий. Оценщики же, в свою очередь, смотрят в оба (тоже, видимо, предварительно договорившись, кто за кем), чтобы правила подсказов блюлись неукоснительно, и за каждое нарушение начисляют штрафные очки.
Вот таким манером пятиклассники учили наизусть "Меркнут знаки Зодиака" Н.Заболоцкого. Длинное стихотворение, если помните. И чтецу надо прочесть его по возможности плавно, не рвя текст на куски (это тоже учитывается оценщиками при выставлении отметки). При таком разучивании, конечно, хохота много - "толстозадые русалки" одни чего стоят...
Тексты?! Текстом могут пользоваться все, кроме, разумеется, чтеца. Но текст - один на группу. Приходится ухватывать взглядом и изображать сразу целые куски текста. И не только чтец, стоящий на лобном месте, невольно запоминает стихотворение, но и те, кто ему подсказывает.
К
огда телом пытаешься выражать смысл слов, словосочетаний, предложений - тут всплывает какое-то другое понимание, вдруг какие-то слова открываются с неожиданной стороны. По себе знаю - тоже показывала телом, как "спит растение картошка" и "дремлет рыба камбала". Вообще посмотреть со стороны на то, что происходит в классе, - дурдом. Одни психи молча и с энтузиазмом кривляются, а на них пристально смотрят два других психа да еще при этом одновременно что-то поют (чтобы, "не порвав фразы", успеть понять очередную подсказку одногруппников, чтецам приходится тянуть гласные и таким образом почти что петь тоненькими инопланетными голосами)...