Сюжет чудо святого антония 1 страница

Генрик Ибсен

Кукольный дом1879 Современная Ибсену Норвегия. Уютная и недорого обставленная квартира адвоката Торвальда Хельмера и его жены Норы. Сочельник. В дом с улицы входит Нора, она приносит с собой множество коробок — это подарки на елку для детей и Торвальда. Муж любовно суетится вокруг жены и шутливо обвиняет её — его белочку, бабочку, птичку, куколку, жаворонка — в мотовстве. Но в это Рождество, возражает ему Нора, немного мотовства им не повредит, ведь с нового года Хельмер вступает в должность директора банка и им не будет нужды, как в прошлые годы, экономить буквально на всем. Поухаживав за женой (она и после рождения трех детей — ослепительная красавица), Хельмер удаляется в кабинет, а в гостиную входит давняя подруга Норы фру Линде, она только что с парохода. Женщины не виделись давно — почти восемь лет, за это время подруга успела похоронить мужа, брак с которым оказался бездетным. А Нора? Она по-прежнему беззаботно порхает по жизни? Если бы так. В первый год супружества, когда Хельмер ушел из министерства, ему приходилось, кроме основной работы, брать деловые бумаги на дом и сидеть над ними до позднего вечера. В результате он заболел, и доктора сказали, что спасти его может только южный климат. Они всей семьей целый год провели в Италии. Деньги на поездку, довольно крупную сумму, Нора якобы взяла у отца, но это неправда; ей помог один господин… Нет, нет, пусть фру Линде ничего такого не думает!.. Деньги взяты взаймы под расписку. И теперь Нора регулярно выплачивает проценты по займу, прирабатывая тайком от мужа. Фру Линде опять поселится здесь, в их городе? Чем она будет заниматься? Хельмер, наверное, сможет устроить её у себя в банке, как раз сейчас он составляет штатное расписание и разговаривает в кабинете с поверенным Крогстадом, собираясь его уволить, — место освобождается. Как? Фру Линде с ним немного знакома? Ага, понятно, значит, они жили в одном городе и иногда встречались. Торвальд Хельмер действительно увольняет Крогстада. Он не любит людей с подмоченной репутацией. В свое время Крогстад (Хельмер с ним вместе учился) совершил подлог — подделал подпись на денежном документе, но суда избежал, сумев из трудного положения выкрутиться. Но это же ещё хуже! Ненаказанный порок сеет вокруг семена разложения. Такому человеку, как Крогстад, нужно бы запретить иметь детей — с таким воспитателем из них вырастут только преступники. Но подлог, как выясняется, совершила и Нора. Она подделала на заемном письме Крогстаду (именно он дал ей деньги на Италию) поручительскую подпись отца, обратиться к которому она не могла — в то время он лежал при смерти. Более того, документ датирован днем, когда отец его подписать не мог, потому что к тому времени уже умер. Прогоняемый с работы Крогстад просит Нору, чтобы она замолвила за него слово, он прекрасно зарекомендовал себя в банке, но назначение нового директора спутало все его карты. Хельмер хочет уволить его не только за темное прошлое, но даже за то, что он по старой памяти несколько раз назвал его на «ты». Нора просит за Крогстада, но не принимающий её всерьез Хельмер отказывает. Тогда Крогстад угрожает Hope разоблачением: он расскажет мужу, откуда она взяла деньги для поездки в Италию. Кроме того, Хельмер узнает и про её подлог. Ничего не добившись от Норы и на сей раз, Крогстад откровенно шантажирует обоих супругов: он посылает письмо Хельмеру с прямой угрозой — если история с подлогом Норы выплывет наружу, тому на посту директора банка не удержаться. Нора мечется в поисках выхода. Сначала она кокетничает с другом семьи доктором Ранком. Тот тайно в нее влюблен, но обречен на смерть, — у него наследственный сифилис. Ранк готов ради Норы на все и дал бы ей деньги, но к этому времени выясняется, что Крогстаду нужно иное. История доктора Ранка заканчивается трагически — супруги Хельмеры получают от него по почте открытку с черным крестом — крест означает, что доктор заперся у себя дома и никого больше не принимает: там он и умрет, не пугая друзей своим видом. Но что все-таки делать Hope? Позор и разоблачение страшат её, уж лучше покончить с собой! Но неумолимый Крогстад предупреждает: самоубийство бессмысленно, в таком случае будет опозорена её память. Помощь приходит с неожиданной стороны — от подруги Норы фру Линде. В решающий момент она объясняется с Крогстадом: в прошлом их связывала любовь, но фру Линде вышла за другого: на руках у нее оставались старуха мать и двое младших братьев, финансовое же положение Крогстада было непрочным. Теперь фру Линде свободна: умерли мать и муж, братья по-настоящему встали на ноги — она готова выйти за Крогстада, если ему ещё нужна. Крогстад обрадован, его жизнь налаживается, он наконец-то находит и любовь, и верного человека, он отказывается от шантажа. Но уже поздно — его письмо в почтовом ящике Хельмера, ключ от которого имеется только у него. Что ж, пусть Нора узнает, чего стоит на деле её Хельмер с его ханжеской моралью и предрассудками! — решает Крогстад. В самом деле, прочитав письмо, Хельмер едва ли не бьется в истерике от охватившего его праведного гнева. Как? Его жена — его пташка, его птичка, жаворонок, его куколка — преступница? И это из-за нее благополучие семьи, достигнутое таким тяжелым трудом, идет теперь на распыл! От требований Крогстада им не избавиться до конца дней! Хельмер не позволит Hope портить детей! Отныне они будут отданы на попечение няньке! Для соблюдения внешних приличий Хельмер позволит Hope остаться в доме, но жить теперь они будут раздельно! В этот момент посыльный приносит письмо от Крогстада. Тот отказывается от своих требований и возвращает заемное письмо Норы. Настроение Хельмера мгновенно меняется. Они спасены! Все будет, как прежде, даже ещё лучше! Но тут Нора, которую Хельмер привык считать своей послушной игрушкой, неожиданно восстает против него. Она уходит из дома! Уходит навсегда! Сначала отец, а потом и Хельмер привыкли относиться к ней, как к красивой куколке, которую приятно ласкать. Она это понимала и раньше, но любила Хельмера и прощала ему. Теперь дело иное — она очень надеялась на чудо — на то, что Хельмер как любящий муж возьмет её вину на себя. Теперь она больше не любит Хельмера, как прежде Хельмер не любил её — ему просто нравилось быть в нее влюбленным. Они — чужие. И жить по-прежнему значит прелюбодействовать, продавая себя за удобства и деньги. Решение Норы ошеломляет Хельмера. Он достаточно умен, чтобы понять — её слова и чувства серьезны. Но неужели же нет никакой надежды, что когда-нибудь они воссоединятся? Он сделает все, чтобы они не были больше чужими! «Это было бы чудо из чудес», — отвечает Нора, а чудеса, как она убедилась на опыте, случаются редко. Решение её окончательно.

Генрик Ибсен Привидения1881

Действие происходит в современной Ибсену Норвегии в усадьбе фру Альвинг на западном побережье страны. Идет мелкий дождь. Гремя деревянными подошвами, в дом входит столяр Энгстранд. Служанка Регина приказывает ему не шуметь: наверху спит только что приехавший из Парижа сын фру Альвинг Освальд. Столяр сообщает: приют, который он строил, готов к завтрашнему открытию. Заодно будет открыт и памятник камергеру Альвингу, покойному мужу хозяйки, в честь которого назван приют. Энгстранд прилично на строительстве заработал и собирается сам открыть в городе собственное заведение — гостиницу для моряков. Тут как раз пригодилась бы женщина. Не хочет ли дочка к нему переехать? В ответ Энгстранд слышит фырканье: какая она ему «дочка»? Нет, Регина не собирается покидать дом, где её так привечают и все так благородно — она даже научилась немного французскому. Столяр уходит. В гостиной появляется пастор Мандерс; он отговаривает фру Альвинг от страхования построенного приюта — не стоит открыто сомневаться в прочности богоугодного дела. Кстати, почему фру Альвинг не хочет переезда Регины к отцу в город? К матери и пастору присоединяется Освальд. Он спорит с Мандерсом, обличающим моральный облик богемы. Мораль в среде художников и артистов не лучше и не хуже, чем в любом другом сословии. Если бы пастор слышал, о чем рассказывают им в Париже наезжающие туда «кутнуть» высокоморальные чиновники! фру Альвинг поддерживает сына: пастор напрасно осуждает её за чтение вольнодумных книг — своей явно неубедительной защитой церковных догм он только возбуждает к ним интерес. Освальд выходит на прогулку. Пастор раздражен. Неужели жизнь ничему фру Альвинг не научила? Помнит ли она, как всего через год после свадьбы бежала от мужа в дом Мандерса и отказывалась вернуться? Тогда пастору все-таки удалось вывести её из «экзальтированного состояния» и вернуть домой, на путь долга, к домашнему очагу и законному супругу. Разве не повел себя камергер Альвинг как настоящий мужчина? Он умножил семейное состояние и весьма плодотворно поработал на пользу общества. И разве не сделал он её, жену, своей достойной деловой помощницей? И еще. Нынешние порочные взгляды Освальда — прямое следствие отсутствия у него домашнего воспитания — это ведь фру Альфинг настояла, чтобы сын учился вдали от дома! Фру Альвинг задета словами пастора за живое. Хорошо! Они могут поговорить серьезно! Пастор знает, что покойного мужа она не любила: камергер Альвинг её у родственников просто купил. Красивый и обаятельный, он не перестал пить и распутничать после свадьбы. Неудивительно, что она от него сбежала. Она любила тогда Мандерса, и, как кажется, ему нравилась. И Мандерс ошибается, если думает, что Альвинг исправился — он умер таким же забулдыгой, каким был всегда. Больше того, он внес порок в собственный дом: она застала его однажды на балконе с горничной Йоханной. Альвинг добился-таки своего. Знает ли Мандерс, что их служанка Регина — незаконнорожденная дочь камергера? За круглую сумму столяр Энгстранд согласился прикрыть грех Йоханны, хотя и он всей правды о ней не знает — специально для него Йоханна придумала заезжего американца. Что касается сына, она вынужденно отослала его из дома. Когда ему исполнилось семь лет, он стал задавать слишком много вопросов. После истории с горничной бразды правления домом фру Альвинг взяла в свои руки, и это она, а не муж, занималась хозяйством! И она же прилагала неимоверные усилия, чтобы, скрывая от общества поведение мужа, соблюдать внешние приличия. Закончив исповедь (или отповедь пастору), фру Альвинг провожает его к двери. И они оба слышат, проходя мимо столовой, возглас вырывающейся из объятий Освальда Регины. «Привидения!» — вырывается у фру Альвинг. Ей кажется, что она вновь перенеслась в прошлое и видит парочку на балконе — камергера и горничную Йоханну. Привидениями фру Альвинг называет не только «выходцев с того света» (так правильнее переводится это понятие с норвежского). Привидения, по её словам, — это вообще «всякие старые отжившие понятия, верования и тому подобное». Именно они, считает фру Альвинг, определили её судьбу, характер и воззрения пастора Мандерса и, наконец, загадочную болезнь Освальда. Согласно диагнозу парижского доктора, болезнь у Освальда наследственная, но Освальд, практически своего отца не знавший и всегда его идеализировавший, доктору не поверил, он считает причиной заболевания свои легкомысленные приключения в Париже в начале учебы. Кроме того, его мучает постоянный необъяснимый страх. Они с матерью сидят в гостиной в сгущающихся сумерках. В комнату вносится лампа, и фру Альвинг, желая снять с сына чувство вины, собирается рассказать ему всю правду о его отце и Регине, которой он легкомысленно уже пообещал поездку в Париж. Неожиданно разговор прерывается появлением в гостиной пастора и криком Регины. Неподалеку от дома пожар! Горит новоотстроенный «Приют имени камергера Альвинга». Время близится к утру. Все та же гостиная. На столе по-прежнему горит лампа. Ловкий столяр Энгстранд в завуалированной форме шантажирует Мандерса, утверждая, что это он, пастор, неловко сняв нагар со свечи, стал причиной пожара. Впрочем, волноваться ему не стоит, Энгстранд никому об этом ничего не расскажет. Но и пастор пусть поможет ему в благом начинании — оборудовании в городе гостиницы для моряков. Пастор соглашается. Столяр и пастор уходят, их сменяют в гостиной фру Альвинг и Освальд, только что вернувшийся с пожара, погасить который не удалось. Возобновляется прерванный разговор. За миновавшую короткую ночь мать Освальда успела подумать о многом. Особенно поразила её одна из фраз сына: «В их краю людей учат смотреть на труд, как на проклятие, как на наказание за грехи, а на жизнь, как на юдоль скорби, от которой чем скорей, тем лучше избавиться». Теперь, рассказывая сыну правду о его отце, она не столь строго судит о муже — его одаренная и сильная натура просто не нашла себе применения в их глуши и была растрачена на чувственные удовольствия. Освальд понимает, какие именно. Пусть знает, присутствующая при их разговоре Регина — его сестра. Услышав это, Регина поспешно прощается и покидает их. Она уже собиралась уйти, когда узнала, что Освальд болен. Только теперь Освальд сообщает матери, почему он ранее спрашивал её, готова ли она ради него пойти на все. И для чего ему, помимо всего прочего, была так нужна Регина. Он не до конца рассказал матери о болезни — он обречен на безумие, второй припадок превратит его в бессмысленное животное. Регина легко дала бы ему выпить приготовленный в бутылочке морфий, чтобы от больного избавиться. Теперь он передает бутылочку матери. Мать утешает Освальда. Его припадок уже прошел, он дома, он поправится. Здесь хорошо. Вчера весь день моросил дождь, но сегодня он увидит родину во всем её настоящем блеске, фру Альвинг подходит к окну и гасит лампу. Пусть Освальд взглянет на восходящее солнце и сверкающие под ним горные ледники! Освальд смотрит в окно, беззвучно повторяя «солнце, солнце», но солнца не видит. Мать смотрит на сына, сжимая в руках пузырек с морфием. Пересказал Б. А. Ерхов

«Строитель Сольнес»

Сольнес один из самых сложных и противоречивых образов Ибсена: мечтающий о сверхчеловеческом подвиге, он сам себе самый жестокий, безжалостный прокурор. Автор знакомит нас с героем незадолго до его гибели. Возможно, самое сильное чувство, переживаемое этим немолодым человеком,— страх. Поначалу кажется, что он боится оказаться хуже, чем должен или мог бы быть. Он должен быть лучшим архитектором, лучшим Строителем, каким был десять лет назад, в период своего творческого триумфа, когда водрузил победный венок на шпиль построенной им башни. Тогда он впервые встретился с девочкой Хильдой и пообещал ей «королевство», за которым она ровно через десять лет, день в день, 19 сентября, является. Хильда сразу признает, что никто, кроме него, не имеет права быть Строителем, что в точности совпадает со страстной убежденностью самого С. Поэтому он не дает возможности для продвижения молодых и явно более талантливых сотрудников. «Юность — это возмездие»,— говорит Сольнес имея в виду необходимость отвечать за невыполненные обещания молодости, закономерность наказания наглядной демонстрацией нового перед лицом старого и уходящего. Герой жестоко завидует себе самому, из прошлого, тому, кем он так и не стал. Он хочет быть подобен викингу, хотя в нем больше от тролля: у С. нет мужественной простоты, скульптурной определенности викинга — он существо двойственной, порочной природы, сознающей собственную принадлежность миру непонятного, страшного, неподвластного обыденному пониманию. Он не похищает женщин, как викинги, он искушает их души, обещая им то, чего дать не в силах. И дело даже не в малой готовности любить — он обречен разочаровывать, потому что пленяет видимостью того, чем на самом деле не обладает: талантом, красотой и благородством личности. Необходимы настойчивость и упорство Хильды, с детства очарованной картиной торжества молодого С., чтобы «правда о тролле» не сломила решимости связать с ним судьбу. Героем не только владеет зависть к несостоявшемуся призванию Строителя. С ужасом Сольнес. понимает, что он Разрушитель. Владеющий им тролль, одарив, жестоко наказывает: достаточно помыслить о желаемом, чтобы оно материализовалось. Так случилось с трагической гибелью его детей. Когда-то мечта С. о том, чтобы сгорел их старый дом, чтобы он, построив новый, мог прославиться как великий строитель, сбылась, хотя никакого материального касательства к этому герой не имел. Но после пожара у жены пропало молоко, и дети (мальчики-близнецы) не выжили. С. совершенно справедливо считает себя виновным в их смерти. Мифологически рождение ребенка — смерть отца. Подсознательно Сольнес боится всякой новой жизни, даже воплощенной в собственном потомстве. Три пустующие детские символизируют утверждение его собственной незыблемости. Две детские — для умерших детей, третья — словно для самого Сольнеса, того вечно юного и подающего надежды, каким он хочет быть. Ему необходимо бессмертие. Но юность в лице Хильды подвигает его на невозможное. С., поднявшись на выстроенную им башню, падает оттуда, испытав страх высоты. И погибает.

Генрик Ибсен

Бранд1865

Пасмурная погода, утренняя полумгла. Бранд, мужчина средних лет в черной одежде и с ранцем за плечами, пробирается по горам на запад к фьорду, где лежит его родная деревня. Бранда удерживают попутчики — крестьянин с сыном. Они доказывают — прямой путь через горы смертельно опасен, нужно идти в обход! Но Бранд не желает их слушать. Он стыдит крестьянина за малодушие — у того при смерти дочь, она ждет его, а отец медлит, выбирая кружную дорогу. Что бы он отдал за то, чтобы его дочь умерла спокойно? 200 талеров? Все имущество? А жизнь? Если он не согласен отдать жизнь, все остальные жертвы не в счет. Все или ничего! Таков идеал, отвергаемый погрязшими в компромиссах соотечественниками! Бранд вырывается из рук крестьянина, и идет через горы. Как по волшебству, тучи рассеиваются, и Бранд видит молодых влюбленных — они тоже торопятся к фьорду. Недавно познакомившиеся Агнес и художник Эйнар решили соединить свои жизни, они наслаждаются любовью, музыкой, искусством, общением с друзьями. Их восторги у встречного сочувствия не вызывают. По его мнению, жизнь в Норвегии не так хороша. Повсюду парят пассивность и малодушие. Люди потеряли цельность натуры, их Бог ныне смахивает на лысенького старичка в очках, снисходительно взирающего на лень, ложь и приспособленчество. Бранд, теолог по образованию, верует в Бога иного — молодого и энергичного, карающего за недостаток воли. Главное для него — становление нового человека, сильной и волевой личности, отвергающей сделки с совестью. Эйнар наконец узнает в Бранде товарища школьных лет. Прямолинейность и пылкость его рассуждений действуют отталкивающе — в теориях Бранда нет места простодушной радости или милосердию, напротив, он обличает их как расслабляющие человека начала. Встретившиеся расходятся по разным тропинкам — они увидятся позже на берегу фьорда, откуда продолжат путь на пароходе. Неподалеку от деревни Бранда ожидает еще одна встреча — с безумной Герд, девушкой, которую преследует навязчивая идея о подстерегающем её повсюду страшном ястребе; спасение от него она находит только в горах на леднике — в месте, которое называет «снежной церковью». Деревню внизу Герд не любит: там, по её словам, «душно и тесно». Расставшись с ней, Бранд суммирует дорожные впечатления: за нового человека ему придется бороться с тремя «троллями» (чудовищами) — тугомыслием (накатанной рутиной быта), легкомыслием (бездумным наслаждением) и бессмыслицей (полным разрывом с людьми и разумом). После многих лет отсутствия все в деревне кажется Бранду маленьким. Жителей он застает в беде: в деревне — голод. Местный администратор (Фогт) раздает нуждающимся продукты. Подойдя к собравшимся, Бранд, как всегда, высказывает неординарное мнение: положение голодающих не так уж и плохо — им предстоит борьба за выживание, а не мертвящая дух праздность. Жители деревни едва не бьют его за глумление над их несчастьем, но Бранд доказывает, что имеет моральное право относиться к другим свысока — только он вызывается помочь умирающему, который не вынес вида своих голодных детей и в приступе помешательства убил младшего сына, а затем, осознав, что натворил, попытался наложить на себя руки и теперь лежит при смерти в своем доме на другом берегу фьорда. Добраться туда не рискует никто — во фьорде бушует шторм. Помочь Бранду при переправе осмеливается лишь Агнес. Ее поражает сила его характера, и она, вопреки призывам Эйнара вернуться к нему или хотя бы к родителям, решает разделить судьбу с Брандом. Местные жители, тоже убедившиеся в твердости его духа, просят Бранда стать их священником. Но Бранд предъявляет к ним очень высокие требования. Его любимый девиз «все или ничего» так же бескомпромиссен, как известная латинская пословица: «Пусть погибнет мир, но восторжествует справедливость». Новый священник обличает даже свою старуху мать — за её расчетливость и стяжательство. Он отказывает ей в причастии, покуда она не раскается и не раздаст бедным нажитое ею и столь любимое имущество. Находясь при смерти, мать посылает за сыном несколько раз: она просит его прийти, обещая сначала раздать половину, потом — девять десятых всего, чем владеет. Но Бранд не соглашается. Он страдает, но против своих убеждений пойти не может. Не менее требователен он и к самому себе. В дом под скалой, где они прожили с Агнес вот уже три года, редко заглядывает солнце, и их сын незаметно чахнет. Доктор советует: чтобы спасти Альфа, нужно немедленно переехать в другую местность. О том, чтобы остаться, не может идти и речи. И Бранд готов уехать. «Может быть, и к другим Бранду не стоит быть слишком строгим?» — спрашивает у него доктор. О долге напоминает Бранду и один из его прихожан: люди в деревне ныне живут по иным, более честным правилам, они не верят интригану-Фогту, распространяющему слухи, что Бранд уедет сразу, как только получит наследство матери. Бранд нужен людям, и он, приняв невыносимо тяжелое решение, заставляет согласиться с ним Агнес. Альф умер. Горе Агнес безмерно, она постоянно чувствует отсутствие сына. Единственное, что у нее осталось, — это вещи и игрушки ребенка. Внезапно ворвавшаяся в пасторский дом цыганка требует, чтобы Агнес поделилась с ней своим богатством. И Бранд приказывает отдать вещи Альфа — все до единой! Однажды увидевшая ребенка Агнес и Бранда, безумная Герд сказала: «Альф — идол!» Свое и Агнес горе Бранд считает идолопоклонством. В самом деле, разве они не упиваются своим горем и не находят в нем извращенного наслаждения? Агнес смиряется с волей мужа и отдает припрятанный у нее последний детский чепчик. Теперь у нее не осталось ничего, кроме мужа. Она не находит утешения в вере — их с Брандом Бог слишком суров, вера в него требует все новых и новых жертв, а церковь внизу в деревне тесна. Бранд цепляется за случайно оброненное слово. Он построит новую, просторную и высокую церковь, достойную проповедуемого им нового человека. Фогт всячески препятствует ему, у него свои планы более утилитарного свойства («Работный дом построим / в соединении с арестным домом, и флигелем для сходок, заседаний / и празднеств вкупе с сумасшедшим домом»), к тому же фогт против сноса старой церкви, которую считает памятником культуры. Узнав, что строить Бранд собирается на собственные деньги, фогт меняет свое мнение: он всячески хвалит смелость предприятия Бранда, а старую церковь-развалюху отныне считает опасной для посещений. Проходит еще несколько лет. Новая церковь построена, но к этому времени Агнес уже нет в живых, и церемония освящения церкви воодушевления у Бранда не вызывает. Когда же важный церковный чиновник заводит с ним речь о сотрудничестве церкви и государства и сулит ему награды и почести, Бранд не испытывает ничего, кроме отвращения. Он закрывает здание на замок, а собравшихся прихожан увлекает в горы — в поход за новым идеалом: их храмом отныне будет весь земной мир! Идеалы, однако, даже когда они точно сформулированы (чего Ибсен в поэме намеренно избегает), всегда абстрактны, в то время как достижение их всегда конкретно. На вторые сутки похода прихожане Бранда посбивали ноги, устали, оголодали и отчаялись. Поэтому они легко дают обмануть себя фогту, сообщающему им, что в их фьорд вошли огромные косяки сельди. Бывшие приверженцы Бранда мгновенно убеждают себя, что они им обмануты, и — вполне логично — побивают его камнями. Что ж, сетует Бранд, таковы переменчивые норвежцы — еще совсем недавно они клялись, что помогут своим соседям датчанам в войне с угрожающей им Пруссией, но позорно их обманули (имеется в виду датско-прусский военный конфликт 1864 г.)! Оставшийся один в горах, Бранд продолжает свой путь. Невидимый хор внушает ему мысль о тщетности человеческих устремлений и бесперспективности спора с Дьяволом или с Богом («можешь противиться, можешь смириться — /ты осужден, человек!»). Бранд тоскует по Агнес и Альфу, и тут судьба преподносит ему еще одно испытание. Бранду является видение Агнес: она утешает его — серьезных причин для отчаяния нет, все опять хорошо, она с ним, Альф вырос и стал здоровым юношей, на своем месте в деревне стоит и их маленькая старая церковь. Испытания, через которые прошел Бранд, ему только привиделись в страшном кошмаре. Достаточно отказаться от трех ненавистных ей, Агнес, слов, и кошмар развеется (три слова, девиз Бранда — «все или ничего»). Бранд выдерживает испытание, он не предаст ни своих идеалов, ни прожитой жизни и её страданий. Если нужно, он готов повторить свой путь. Вместо ответа из тумана, где только что было видение, звучит пронзительное: «Миру не нужен — умри же!» Бранд снова один. Но его находит безумная Герд, она приводит Бранда в «снежную церковь». Здесь на страдальца наконец-то нисходит благодать милосердия и любви. Но Герд уже видела на вершине врага — ястреба и стреляет в него. Сходит лавина. Увлекаемый снегом Бранд успевает задать мирозданию последний вопрос: в самом ли деле человеческая воля так же ничтожна, как песчинка на мощной деснице Господа? Сквозь раскаты грома Бранд слышит Голос: «Бог, Он — deus caritatis!» Deus caritatis означает «Бог Милостивый».

Генрик Ибсен

Пер Гюнт1867

Действие поэмы охватывает время от начала до 60-х гг. XIX в. и происходит в Норвегии (в Гудбраннской долине и окрестных горах), на марокканском побережье Средиземного моря, в пустыне Сахара, в сумасшедшем доме в Каире, на море и снова в Норвегии, на родине героя. Молодой деревенский парень Пер Гюнт дурачится, обманывая мать Осе. Он рассказывает ей историю об охоте на прыткого оленя. Раненый олень взвивается с оседлавшим его Пером на вершину хребта, а потом прыгает с высоты в кристально чистое, как зеркало, озеро, устремляясь к собственному отражению. Затаив дыхание, Осе слушает. Она не сразу спохватывается: эту историю она знает — Пер лишь слегка переиначил старинное предание, примерив его на себя. Порванная одежда сына объясняется другим — он подрался с кузнецом Аслаком. Задирают Пера окрестные парни часто: он любит пофантазировать, а в мечтах видит себя героем сказок или легенд — принцем или королем, окружающие же считают его истории пустым хвастовством и вздором. Вообще, Пер слишком заносчив! Ещё бы, ведь он — сын капитана, пусть даже спившегося, промотавшего состояние и бросившего семью. И ещё одно — Пер нравится девушкам. По этому поводу мать сетует: что бы ему не жениться на Ингрид, дочери богатого хуторянина? Тогда бы были у них и земля, и поместье! А ведь Ингрид заглядывалась на Пера. Жаль! Как раз вечером играют её свадьбу, Ингрид выходит замуж за Маса Мона. За Маса Мона? Тюфяка и простофилю? Этому не бывать! Пер идет на свадьбу! Пытаясь отговорить сына, Осе угрожает — она пойдет с сыном и перед всеми его ославит! Ах, так! Пер, смеясь и играючи, сажает мать на крышу чужого дома: пусть посидит тут, покуда её не снимут, а он пока сходит на праздник. На свадьбе незваного гостя встречают в штыки. Девушки не идут танцевать с ним. Пер сразу отличает среди них Сольвейг, дочь крестьянина-сектанта из переселенцев. Она так прекрасна, чиста и скромна, что даже ему, лихому парню, боязно к ней подступиться. Пер приглашает Сольвейг несколько раз, но всякий раз получает отказ. В конце концов девушка признается ему: ей стыдно идти с подвыпившим. Кроме того, она не хочет огорчать родителей: строгие правила их религии ни для кого исключений не делают. Пер огорчен. Воспользовавшись моментом, парни предлагают ему выпить, чтобы потом над ним посмеяться. Пера к тому же злит и раззадоривает неумеха жених, не знающий, как надо обращаться с невестой… Неожиданно даже для самого себя Пер хватает невесту под мышку и, «как свинью», по выражению одного из гостей, уносит её в горы. Страстный порыв Пера недолог, он почти сразу отпускает Ингрид на все четыре стороны: ей далеко до Сольвейг! Разъяренная Ингрид уходит, а на Пера устраивают облаву. Он прячется в глубине леса, где его привечают три пастушки, отвергающие ради его любви своих дружков-троллей. Здесь наутро Пер встречает Женщину в Зеленом Плаще, дочь Доврского короля — правителя обитающей в лесу нечисти — троллей, кобольдов, леших и ведьм. Пер хочет Женщину, но ещё больше ему хочется побыть настоящим принцем — пусть даже лесным! Условия Доврский дед (так зовут лесные придворные короля) ставит жесткие: тролли исповедуют «почвеннические» принципы, они не признают свободного выезда за пределы леса и довольствуются только домашним — едой, одеждой, обычаями. Принцессу отдадут замуж за Пера, но прежде ему следует надеть хвост и выпить здешнего меду (жидкого помета). Покривившись, Пер соглашается и на то и на другое. Все во дворце Доврского деда выглядит заскорузлым и безобразным, но это, как объясняет Доврский дед, лишь дефект человеческого взгляда на жизнь. Если, сделав операцию, перекосить Перу глаз, он тоже будет видеть вместо белого черное и вместо безобразного прекрасное, то есть приобретет мировоззрение истинного тролля. Но на операцию Пер, готовый ради власти и славы почти на все, не идет — он был и останется человеком! Тролли наваливаются на него, но, услышав звуки церковного колокола, отпускают. Пер — в обморочном состоянии между жизнью и смертью. Невидимая Кривая обволакивает его путами и скликает для расправы крылатых демонов. Пер спотыкается и падает, но опять слышно церковное пение и звон колоколов. С криком: «Смерть мне, бабы у него за спиной!» — Кривая отпускает Пера. Его находят в лесу мать и Сольвейг. Осе сообщает сыну: за похищение Ингрид он теперь объявлен вне закона и может жить только в лесу. Пер строит себе избушку. Уже выпал снег и дом почти готов, когда к нему на лыжах прибегает Сольвейг: она ушла от строгих, но любимых ею родителей, решив остаться с ним навсегда. Пер не верит своему счастью. Он выходит из избушки за хворостом и неожиданно встречает в лесу сильно подурневшую Женщину в Зеленом с уродцем, которого она представляет Перу как его сынка — тот, кстати, встречает отца не слишком приветливо («Я папочку пристукну топором!»). Троллиха требует от Пера, чтобы он прогнал Сольвейг! Или, может быть, они заживут в его доме втроем? Пер в отчаянии, его тяготит тяжелое чувство вины. Он страшится запачкать Сольвейг своим прошлым и не хочет её обманывать. Значит, он должен от нее отказаться! Попрощавшись, он уходит из избушки якобы на минуту, но в действительности навсегда. Перу не остается иного, как бежать из страны, но он не забывает о матери и посещает её. Осе больна, ей помогает соседка; нехитрое имущество в доме описано судебным приставом. В несчастье матери, конечно, виноват сын, но Осе оправдывает его, она считает, что сам по себе её Пер неплох, его сгубило вино. Старуха чувствует, жить ей осталось недолго — мерзнут ноги, царапает дверь кот (плохая примета!). Пер садится на кровать и, утешая мать, рассказывает ей нараспев сказку. Они оба приглашены в волшебный замок Суриа Муриа. Вороной уже запряжен, они едут по снежному полю, по лесу. Вот и ворота! Их встречает сам святой Петр, и Осе, как важной барыне, подносят кофе с пирожным. Ворота позади, они — у замка. Пер хвалит мать за её веселый нрав, за терпение и заботливость, он не ценил их раньше, так пусть же за доброту ей воздаст хозяин волшебного замка! Искоса взглянув на Осе, Пер видит, что она умерла. Не дожидаясь похорон (по закону вне леса его может убить каждый), он уезжает «за море, чем дальше, тем лучше». Проходит много лет. Перу Гюнту под пятьдесят. Ухоженный и преуспевающий, он принимает на средиземноморском берегу Марокко гостей. Рядом в море стоит его яхта под американским флагом. Гости Пера: деловитый мастер Коттон, глубокомысленно многозначительный фон Эберкопф, бомондный мосье Баллон и немногословный, но пылкий Трумпетерстроле (швед) — превозносят хозяина за гостеприимство и щедрость. Как удалось человеку из народа сделать такую блестящую карьеру! В осторожных выражениях, стремясь не задеть либерально-прогрессистских взглядов гостей, Пер Гюнт говорит им правду: он спекулировал в Китае церковным антиквариатом и занимался работорговлей в южных штатах в Америке. Сейчас он на яхте направляется в Грецию и может предложить друзьям дело. Превосходно! Они с удовольствием помогут грекам-повстанцам в их борьбе за свободу! Вот, вот, подтверждает Гюнт, он хочет, чтобы они раздували пламя восстания как можно сильнее. Тем больше будет спрос на оружие. Он продаст его Турции, а прибыль они вместе поделят. Гости смущены. Им стыдно и одновременно жаль упускаемой прибыли. Фон Эберкопф находит выход — гости отнимают у Гюнта яхту и уплывают на ней. Проклиная несостоявшихся компаньонов, Пер грозит им вслед — и чудо! — груженная оружием яхта взрывается! Бог хранит Гюнта для дальнейших свершений. Утро. Гюнт прячется от хищных зверей на пальме, но и здесь попадает в общество… обезьян. Мгновенно сориентировавшись, Пер приспосабливается к законам стаи. Приключение заканчивается благополучно. Соскочив с дерева, герой бредет по пустыне дальше, осуществляя в воображении величественный проект орошения Сахары. Пер Гюнт превратит пустыню в идеальную страну — Гюнтиану, он расселит в ней норвежцев и будет поощрять их занятия науками и искусствами, которые расцветут в столь благодатном климате. Единственное, чего ему сейчас не хватает… это коня. Удивительно, но Гюнт тут же его получает. Коня и драгоценные одежды прятали за барханом воры, которых спугнула разыскивавшая их стража. Облачившись в восточные одежды, Гюнт отправляется далее, и в одном из оазисов арабы принимают его за важную персону — как считает сам Гюнт, за пророка. Новоявленный пророк не на шутку увлекается прелестями местной гурии — Анитры, но она обманывает его — ей нужна не душа (которую она у пророка просила), а драгоценности Гюнта. Роль пророка ему тоже не удалась. Следующая остановка Пера в Египте. Рассматривая Сфинкса и статую Мемнона, Пер воображает себя знаменитым историком и археологом. Мысленно он строит грандиозные планы путешествий и открытий, но… лицо Сфинкса ему кого-то напоминает? Кого же? Не Доврского ли деда? Или загадочной Кривой? Пер делится своими догадками с неким Бегриффенфельдом, и тот, очень заинтересованный собеседником, обещает познакомить его со своими каирскими друзьями. В доме с зарешеченными окнами Бегриффенфельд под страшным секретом сообщает: буквально час назад преставился Абсолютный разум — они в сумасшедшем доме. Бегриффенфельд, директор его, знакомит Пера с больными: Гуту — поборником возрождения древнего языка индийских обезьян, Феллахом, считающим себя священным быком древних египтян Аписом, и Гуссейном, вообразившим себя пером, которое требуется немедленно очинить, что он и делает сам, перерезая себе горло перочинным ножом. Вся эта фантастическая сцена была хорошо понятна современникам Ибсена, в ней на «египетском» материале зашифрованы выпады против национального норвежского романтизма: Гуту, как предполагают, это Ивар Осен, создатель лансмола, искусственного языка, составленного из крестьянских диалектов (кстати, на нем сейчас читает и пишет почти половина населения страны), феллах — это норвежский бонд (то есть крестьянин), «священная корова» и идеал норвежских романтиков, Гуссейн — министр иностранных дел Мандерстрем, предавший во время датско-прусского военного конфликта в 1864 г. идеалы скандинавизма: он подменил конкретные действия Швеции и Норвегии в защиту Дании писанием бесчисленных нот протеста, за что и был прозван Ибсеном в газетной статье «способным пером». Ошалев от атмосферы безумия и совершившегося на его глазах самоубийства, Пер падает в обморок, а безумный директор желтого дома садится на него верхом и венчает его голову соломенным венком дурака. Проходит ещё много лет. Совершенно седой Пер Гюнт возвращается на родину. Его корабль тонет у берегов Норвегии, но Гюнту, зацепившемуся за выброшенную в море лодку, удается спастись. На борту судна Пера преследовал Неизвестный Пассажир, тщетно выпрашивавший у него его тело «для целей науки» — ведь Пер, по его мнению, непременно скоро умрет. И этот же Пассажир появляется в море снова и цепляется за перевернутую лодку; на прямой вопрос, не Дьявол ли он, Пассажир отвечает уклончиво и казуистически вопросом на вопрос, в свою очередь обличая Пера как человека, не слишком стойкого духом. Пер благополучно добирается до родной местности. Он случайно попадает на кладбище, где выслушивает хвалебное слово священника над гробом одного поселянина — человека, отхватившего себе во время войны серпом палец (Пер в юности стал случайным свидетелем этой сцены). Этот человек всей жизнью и, главным образом, своим неустанным трудом искупил свое малодушие и заслужил уважение общества. В словах священника Перу слышится упрек — ведь он не создал ни семьи, ни дома. В своей бывшей деревне на похоронах Ингрид Пер встречает много состарившихся до неузнаваемости давних знакомых. Да и сам он остается неузнанным, хотя люди о нем помнят — местный полицмейстер, например, вспоминая о Пере, называет его поэтом, верившим в выдуманную им сказочную реальность. Зато Пера сразу узнает в лесу Пуговичник, уже давно его разыскивавший. Время Гюнта на земле закончилось, и Пуговичник намерен тут же на месте перелить его душу в пуговицу — ведь ни в Рай, ни в Ад душа Пера не попадет, она годна лишь на переплавку. Негодяем Пера Пуговичник не считает, но ведь и хорошим человеком он тоже не был? Самое же главное, Пер Гюнт не выполнил на земле своего предназначения — он не стал самим собой (уникальной и неповторимой личностью), он лишь примерял на себя разные усредненно-стандартные роли. Впрочем, об этом Пер знает и сам, разве недавно не он сам сравнивал себя с луковицей. Луковица тоже не имеет твердого ядра и состоит из одних шкурок. Пер был и остался перекати-полем. Пер Гюнт не на шутку напуган. Что может быть страшнее переплавки души — превращения её в абсолютно аморфную безликую серость? Он просит у Пуговичника отсрочку, он докажет ему, что и в его натуре было нечто цельное! Пуговичник отпускает Пера. Но встречи его с потерявшим былую мощь Доврским дедом и с Костлявым (Дьяволом?) ничего определенного не дают, а Гюнту сейчас нужно именно это — определенное! Скитаясь по лесу, Пер выходит на построенную им когда-то избушку. На пороге его встречает Сольвейг, постаревшая, но счастливая от того, что увидела его снова. Только теперь Пер Гюнт понимает, что он спасен. Даже под самыми разнообразными масками в течение всей его пестрой жизни он оставался самим собой — в надежде, вере и любви ждавшей его женщины. Пуговичник отпускает Пера с предупреждением, что будет ждать его на следующем перекрестке. Они ещё поговорят между собой. Пересказал Б. А. Ерхов