Телекультура — миф и реальность 4 страница

Идиотскими лозунгами вроде «интеллигент­ное телевидение — интеллигентному зрителю» нужно будет подбивать клиентуру на покупку дорогостоящей аппаратуры, позволяющей вы­бирать из предлагаемого набора любой кино- и вообще образный материал, смешивать или из­менять его по своему усмотрению и смотреть по личному телевизору такие самостоятельно по­ставленные программы. А что для управления такой аппаратурой потребуются изрядные тех­нические познания и навыки, имеющиеся в рас­поряжении только у фанатиков техники, и без того натренированных и привыкших к соответ­ствующей активности, — намеренно обходят молчанием. Вот и здесь вновь выстраивается иллюзия, вскармливается новый миф. Опашов-ски колко замечает по этому поводу: «Медий­ные концерны почуяли тут миллиардные сдел­ки. Но от бума до бумеранга, может быть, всего один маленький шаг, потому что одни партнеры делают расчеты без участия других. Поколение телезрителей, остававшихся пассивными на протяжении четырех десятилетий, не может вдруг сделаться безгранично интерактивным. Уже приспособившийся зритель «отшатнет­ся» — он хочет, чтобы его и дальше кормили из рук. Привыкнув к удобному развлекательному тандему кресло—экран, большинство зрителей и в будущем станет пользоваться телевидением главным образом как способом отвлечься, рас­слабиться и развлечься»67.

Упражнения в потреблении в детской комнате

И все-таки вполне возможно, что скепсис в отношении телевидения будет расти. Ведь

упомянутая утрата иллюзий постепенно прони­кает из научных кругов в сознание рядовых те­лезрителей, вызывая уже кое-какие эффекты пробуждения, прежде всего там, где зритель ис­пытывает шок, встречаясь с практическими по­следствиями собственной кресельно-гедонистской ментальности. Такое случается, к примеру, когда он поневоле убеждается в том, что уве­селение от просмотра рекламы внезапно обора­чивается делом отнюдь не веселым, если дети требуют купить те или иные товары, всегда стремятся получать все самое новое и т. д. Мно­гим родителям приходится переживать самый настоящий потребительский террор со стороны собственных детей.

Из соответствующих исследований извест­но, что в США на рынке рекламы в детских пе­редачах бум начался с начала 90-х годов, когда обнаружилось растущее влияние детей на поку­пательский спрос родителей. Сорок тысяч рек­ламных роликов в год, т. е. вдвое больше, чем двадцать лет назад, сегодня адресуются прямо детям68, прежде всего в виде клипов, пользую­щихся все большей популярностью, и в этой сфере действительно складывается прибыль­ный рынок мировых масштабов.

Согласимся ли мы, чтобы детей коммерчес­ки эксплуатировали начиная с самого нежного возраста, натаскивали их на потребительскую ориентацию, чем злоупотребляют глашатаи но­вых стилей одежды? В США уже начинают спрашивать себя об этом. Но давление обще­ственного мнения все-таки столь сильно, что за­конодатель хотя и вышел на сцену, но до ради­кальных ограничений дело так и не дошло — коммерция оказалась важнее69.

Эпидемия ожирения

Многочисленные исследования, проведен­ные в США на тему влияния рекламных роли­ков на пищевые привычки детей, остались гла­сом вопиющего в пустыне. Уже в 1980 г. было отмечено, что в американских программах для детей 80% рекламы посвящено темам игрушек, кукурузных хлопьев, сластей, лакомств и ресто­ранов готового питания. В 1990 г. исследовате­ли обнаружили, что «шесть из десяти реклам­ных клипов по субботним утрам рекламируют товары, относящиеся к питанию. Большая часть продуктов, которые показывают в них детям,

содержит в себе излишне много сахара — это сладкие кукурузные хлопья, пирожные, сласти, сладкие напитки и кексы (...). Эти клипы, как правило, увлекательны, выдержаны в быстром темпе, сделаны с выдумкой, сопровождаются приятной музыкой и проигрышами и разыгра­ны симпатичными актерами. Представление продуктов в них увязано с шутками, позитив­ными качествами, призами и знаменитостями, вызывающими восхищение»70. Но и в ежевечер­них игровых фильмах очень многие персонажи едят и пьют71, правда, это редко бывают регу­лярные приемы пищи — они, как правило, по­глощают лакомства совсем «попутно» — причем точно так же, как и зрители.

Вот с чего предлагают брать пример — и, конечно, не удивительно, что избыточный вес и крайние формы ожирения приобрели в США чуть ли не эпидемический размах, особенно сре­ди детей школьного возраста и молодежи. В 1990 г. исследователи констатировали: 25% детей и 30% подростков имели избыточный вес, а крайние формы ожирения за пятнадцать лет стали встречаться на 98% чаще72.

А вот на телеэкранах ожирение вполне ло­гично затушевывается: почти все, кого можно там увидеть, стройны, имеют идеальный вес и являют взору идеальные пропорции фигуры. Они совершенно спокойно поглощают самые калорийные продукты питания, подспудно вну­шая телезрителю благую весть: «Можешь есть сколько и чего угодно — и не растолстеешь ни­когда!» При этом, разумеется, никто не говорит ему, что есть сколько угодно, не толстея, может разве что какая-нибудь особа, страдающая ис­тощением. Стало быть, булимия*, как в 1990 г. метко сформулировал В. Г. Дитц, выступает как «наиболее широкая форма приспособления к телевнушениям о питании»73.

Американские исследователи приложили большие усилия, чтобы показать, что эти посла­ния с телеэкрана фактически влияют на пище­вые привычки детей и взрослых. Так, в 1990 г. было выяснено, что между ожирением и потреб­лением телевидения существует характерная взаимосвязь: «Зрители, смотревшие телевизор более трех часов в день, страдали ожирением вдвое чаще тех, кто смотрел телевизор менее

_________________

* Булимия — болезнь (встречается прежде всего у жен­щин), проявляющаяся в маниакальных приступах пато­логического голода («волчьего аппетита»).

часа в день». Далее, оказалось, что «время, про­водимое перед экраном не ожиревшими детьми, позволяло достаточно надежно предсказывать, грозит ли им в более позднем возрасте опас­ность заболеть ожирением»74.

Нэнси Синьорьелли, подробно изучавшая воздействие телевидения на пищевые привычки зрителей, закончила свой отчет словами: «Итак, телевидение и масс-медиа вообще предлагают весьма проблематичные и потенциально опас­ные сведения о пище и питании. (...) Поэтому нам очень важно осознать все коварство этих сооб­щений о пище и питании в масс-медиа — особен­но если они адресованы детям и подросткам. Если мы хотим жить долго, сохраняя здоровье, нам придется извлечь отсюда урок»75.

Сколь бы ни был верен этот призыв к разуму, он не подействует на заядлых телезрителей, ведь они уже безнадежно увязли в заколдованном круге своей мании: тот, кто много времени отда­ет телевизору, не может много заниматься спортом и потому легко жиреет; но если он уже ожирел, у него нет желания заниматься спор­том, — и вот круг замыкается: он сиднем сидит у телевизора, поглощая калорийные лакомства, которые при таких условиях, как показано в первой главе, усваиваются организмом еще менее, чем при полном безделье.

Когда дети становятся убийцами

22 апреля 1999 г. «Зюддойче цайтунг» заме­чала по поводу резни в Литлтоне, штат Колорадо (США): «Статистики утверждают, что в среднем за свою жизнь вплоть до поступления в колледж молодой человек мог увидеть в масс-медиа изоб­ражения более чем 200 000 преступлений, свя­занных с насилием, и репортажи о примерно 16 000 убийствах — по телевизору».

Вновь и вновь повторяющиеся в последние годы в прессе подобные сообщения указывают на тенденцию, привлекающую к себе и в Европе все более обеспокоенное внимание по мере приумно­жения числа телеканалов. Рост показа насилия по телевидению стал темой, не только крайне ожес­точенно дебатировавшейся в кругах специалис­тов, но и превратившейся в предмет оживленных обсуждений и в самих масс-медиа, и в обществе. За всю историю телевидения этой дискуссии не было равных: она оставила далеко позади даже дебаты о рекламных клипах для детей.

Дискуссия о воздействии масс-медиа велась страстно, как никакая другая, но и, как никакая другая, дала неопределенные выводы. В ее ходе, к примеру, ссылались (справедливо, но на деле цинично) на давление коммерции, которое ощу­щают на себе владельцы телеканалов в ежеднев­ной борьбе за просмотровое время. В этой свя­зи, пишет Удо Михаэль Крюгер, «участившееся обращение к темам насилия и секса как орудие в усиливающейся конкурентной борьбе кажет­ся неизбежным, потому что ее участники стре­мятся добиться большей дальнобойности, при­влекая к своим передачам больше внимания, и таким путем достичь коммерческого успеха. На губительные побочные эффекты для отдельных телезрителей можно не стесняясь закрывать глаза, тем более что доказать прямую причин­ную зависимость тут попросту невозможно»76.

Зато другие считали, что показ сцен насилия не принес бы вовсе никакой прибыли, если бы не было зрителей, наслаждающихся ими. И дей­ствительно, многие исследователи приводят данные о том, что велико число потребителей телевидения, не только относящихся терпимо к самым крайним проявлениям насилия на эк­ране, но и откровенно смакующих их. Это число, видимо, примерно равно числу тех, кто таки­ми сценами возмущается. По этому поводу час­то задают вопрос: а что вообще понимать под насилием? Для детей, скажем, весьма привле­кательно «насилие развлекательного типа» в фантастических фильмах или в комиксах. Может быть, уже это опасно? Или таким путем мы как раз и внушаем детям, что насилие без­вредно и ни к чему плохому не ведет?

Совсем уж неразрешимым оказался вопрос, побуждают ли детей и подростков сцены наси­лия на экране подражать им на практике. Неко­торые исследователи годами упрямо держались тезиса, что телевидение, наоборот, прямо-таки устраняет агрессивность, поскольку дает воз­можность пережить агрессивное влечение не в реальности, а в воображении (теория катарси­са*), или хотя бы сдерживает его, возбуждая страх перед экранным образом (теория сдержи­вания). Впрочем, нигде как будто бы не найти и окончательного доказательства, что экранное насилие влечет за собой насилие реальное. Даже тезис о том, что, постоянно видя сцены насилия,

________________

* Катарсис — «очистительное» для души эмоциональное потрясение (такое действие, по Аристотелю, оказывает трагедия).

телезритель мало-помалу примиряется с ним как явлением повседневным, вроде бы опровер­гается длительными исследованиями.

И все-таки исследователи не могут в конеч­ном счете игнорировать понимание того, что «ни благонамеренная, но преуменьшающая опасность теория катарсиса, ни теория сдер­живания не могут считаться достаточно на­дежными: вредоносные воздействия тут вполне возможны — даже если их причинную обуслов­ленность еще нельзя доказать неопровер­жимо»77. Давление общественного мнения воз­росло, в результате чего в дело вмешался законодатель, владельцы телеканалов оказались под ударом регулярных разоблачений в публи­кациях о доле показа насилия в отдельных про­граммах и поспешили восполнить урон прести­жа добровольным самоограничением. Казалось, общество добилось своей цели. Но поскольку до сих пор бесспорным было только, «что сцены насилия могут оказывать негативное воздей­ствие на проблемные группы», а в остальном в науке царит большая неуверенность «относи­тельно того, как и насколько экранное насилие воздействует на эти проблемные группы»78, то ограничения не могли быть очень уж строгими.

Оказалось невозможным добиться на практике ни торжества правосудия, ни неоспоримых на­учных доказательств прямой взаимосвязи меж­ду показом насилия по телевидению и конкрет­ным насильственным деянием. В результате проблема не снята, а только смягчена.

Между тем жизнь говорит свое. Начиная с 1996 г. цепь убийств, совершаемых школьни­ками, в американских школах так и не прерыва­лась, а масштабы боен становились все более устрашающими.

• 2 февраля 1996 г. в штате Вашингтон че­тырнадцатилетний подросток застрелил учителя и двух школьников.

• 19 февраля 1997 г. на Аляске семнадцати­летний школьник застрелил директора школы и одноклассника.

• 1 октября 1997 г. в штате Миссисипи шест­надцатилетний школьник зарезал свою мать, поехал в школу и застрелил там двух девочек, а семерых других детей тяжело ранил.

• 1 декабря 1997 г. в штате Кентукки четыр­надцатилетний школьник на утреннем бо­гослужении застрелил троих одноклассни­ков и ранил пятерых. По его собственному

признанию, он воспроизводил сцену из видеофильма.

24 марта 1998 г. в Джонсборо (Арканзас) произошла резня особого рода: двое под­ростков, одиннадцати и тринадцати лет, надели полевую армейскую форму, воору­жились целым арсеналом стрелкового оружия, вбежали на перемене во двор сво­ей школы и открыли беспорядочную стрельбу по школьникам и учителям. После они сами удивлялись тому, что на­творили: пятеро погибли, десятеро ране­ны, некоторые тяжело. Губернатор штата Арканзас возложил вину за это «на куль­туру, где дети оставлены на произвол де­сятков тысяч убийств, демонстрируемых по телевидению и в кино»79.

• 24 апреля 1998 г. в Пенсильвании четыр­надцатилетний школьник на школьном бале застрелил учителя и ранил еще тро­их человек.

• 21 мая 1998 г. в Орегоне пятнадцатилет­ний подросток застрелил своих родите­лей, после чего отправился в буфет своей школы и застрелил школьника, а девят­надцать других ранил.

• Самой страшной за последние годы оказа­лась бойня, учиненная 20 апреля 1999 г. в школе города Литлтона (штат Колора­до) двумя школьниками, семнадцати и восемнадцати лет: они расстреляли две­надцать школьников и учителя, ранили двадцать восемь других ребят, заложили в здание школы больше тридцати бомб, после чего покончили с собой. Как выяс­нилось позже, это злодеяние они плани­ровали очень долго.

• Неделей позже в Канаде четырнадцати­летний убийца-подражатель стрелял в двух школьников, один из которых умер.

Сообщения о подобных вспышках насилия приходили и из Японии (убийства в Кобе в мае 1997 г., поножовщина среди подростков в мар­те 1998 г.).

Разумеется, было бы неправильно просто обви­нить в этом насилии телевидение и думать, что вот оно все и объяснилось. Есть и совершенно иные серьезные причины насилия в нашем об­ществе80. И тем не менее нельзя пройти мимо одного факта: упомянутые школьники, прежде чем совершить это в действительности, несчет­ное число раз пережили, глядя на телеэкран, хладнокровную стрельбу по людям как совер­шенно безобидное и не оставляющее никаких последствий театральное представление. Пусть даже причины их преступлений надо искать в совсем других местах — во всяком случае, для их совершения экран предоставил им все мысли­мые импульсы, даже выбор для самоидентифи­кации в виде «крутых» героев, которые так нра­вятся подросткам.

А те самые взрослые, что с таким ужасом взирают на настоящие убийства, считают нор­мальными ежедневные убийства на телеэкране и дают детям с младенческого возраста по кап­лям принимать весть: стрельба по людям — все­го лишь шутка и больше ничего. Они полагают­ся на то, что дети прекрасно умеют отличать фикцию от реальности. А что, если дети не про­водят это различие со всей четкостью? Спишем все на «несчастный случай на производстве» и будем продолжать как ни в чем не бывало?

Американский военный психолог Дэйв Гросмен в 1999 г. настоятельно предупреждал общественность, что «показы насилия в масс-медиа и еще более опасные, пропитанные наси-

лием интерактивные видеоигры» запускают у детей и подростков как раз те психические ме­ханизмы, с помощью которых профессиональ­ных солдат учат убивать81. К этому он добавил: «Я почти 25 лет прослужил пехотным офицером и психологом, и задачей моей было — делать людей способными к убийству; в ее выполнении мы и преуспели. Однако способность убивать не возникает сама собой — в ней нет ничего есте­ственного. Этому надо учить. Сегодня мне уже ясно: точно так же, как на военной службе мы кондиционировали* и тренировали людей, что­бы они смогли убивать, — мы совершенно без­думно, слепо допускаем, чтобы такое происхо­дило и с нашими детьми»82. В качестве главных условий такого кондиционирования он называ­ет выработку жестокости и бесчувственности. То и другое показ насилия поощряет в детях с самого нежного возраста.

После трагедии в Джонсборо множество ев­ропейских и канадских тележурналистов брали интервью у Гросмена. Но, по его собственным словам, «ни один американский телеканал заинтересованности

________________

* Психологический термин, означающий «вырабатывать условный рефлекс».

не проявил. Американское теле­видение молчит о моей истории. Оно знает, что виновато, и хочет избежать посягательств на свою верховную власть. Сегодня ничто не укро­ется от рыскающих глаз телекамер — кроме их собственного губительного влияния на детей»83. Характерно уже одно то, как американская об­щественность отреагировала на бойни в Джонс-боро в 1998-м и Литлтоне в 1999 г.: президент США Билл Клинтон, правда, допустил, что «средний американский подросток вплоть до восемнадцатилетнего возраста успевает увидеть по телевидению и в кино больше сорока тысяч сцен убийства»84, но оживленные дебаты, про­шедшие в США, крутились по большей части вокруг вопроса, не стоит ли еще больше ограни­чить доступ к стрелковому оружию.

Тем самым фокус проблемы сместился на принципиальный спор о якобы священном и неотъемлемом праве свободного человека в свободном обществе носить оружие всегда и везде. Правда, для США это и впрямь насущный вопрос, потому что там доступ к оружию имеют даже дети дошкольного возраста. Но что касает­ся упомянутых массовых убийств, речь идет в первую очередь не о том, как оружие оказалось у убийц, а о мотивах, заставивших их со­вершить эти преступления, и тут уж просто нельзя замалчивать ежедневное экранное наси­лие, как будто оно здесь совсем ни при чем. Тем не менее политики вплоть до президента поспе­шили наобещать ужесточение законов об ору­жии, а вот о преградах ежедневному показу на­силия никто всерьез так и не сказал. Что еще для этого должно произойти? Неужто паралич воли зашел так далеко, что нас не вырвать из него даже катастрофам?

Наши рекомендации