Агрессия в сфере массовой информации

Опасность СМИ для школьников

Совместный просмотр видеофильмов ужасов и насилия является в настоящее время одним из наиболее типичных способов времяпрепровождения подростков. По сюжетам видеофильмов ужасов и насилия в банды и другие группировки обычно объединяются только мужчины. Женщины, будучи героическими персонажами, выступают лишь в роли борцов-одиночек, имея при этом за своей спиной поддержку мужчины – супер героя (например, фильмы «Скромная Блэз», «Лилиана — девушка из дикого леса», «Три ангела на острове смерти» и т. д.) Одним из редких исключений является фильм ужасов «День матери», в котором доминирующую роль играет насилие со стороны группы молодых девушек. Эта картина по результатам опроса популярности видеофильмов ужасов и насилия оказалась единственной лентой, названной девушками.

Таким образом, средства массовой коммуникации «помогают сформировать и закрепить в сознании подростка уверенность в том, что жестокость, агрессивность и сила являются самыми действенными регуляторами в межличностных отношениях. А это в свою очередь не может не увеличивать числа тех молодых людей, которые не только восхищаются насилием, но и даже обожествляют его.

Однако некоторые исследователи утверждают, что показ насилия на экранах телевизоров действует благоприятно на психику ребенка, так как безвредным путем дает выход скопившейся у него агрессивности, ослабляет его агрессивные инстинкты, выполняя функции своеобразных «предохранительных клапанов».

С целью проверки этой теории проводился такой эксперимент: группа студентов, доведенная предварительно до агрессивного состояния, была разделена на две части. Одной половине был показан фильм, рассказывающий о матче боксеров-профессионалов, другая половина смотрела видовой фильм без единой сцены насилия. После этого все участники эксперимента подверглись проверке с помощью тестов. Оказалось, что первая группа стала настроена менее агрессивно, чем вторая.

По мнению социолога Джеймса Хэллорана, отрицательное воздействие «жестоких передач» имеет место лишь тогда, когда они наслаиваются, накладываются на соответствующий личный жизненный опыт зрителя, т. е. когда происходит «совпадение» этих передач с соответствующим жизненным опытом зрителя. А поскольку у детей подобный опыт отсутствует, то они воспринимают элементы насилия и даже смерть как нечто нереальное, сказочное, подобно тому, как они воспринимают то, что Серый Волк проглатывает Красную Шапочку.

Данную точку зрения поддерживают многие социальные психологи. Так, Джузеппе Kаталано к статье «Рабы голубого джина»» пишет, что «телевидение гипнотизирует и порабощает линии тех детей, которые уже предрасположены к этому и не обладают необходимой защитной реакцией».

Существует и третья группа, которая пытается «синтезировать» точки зрения двух первых. Так, признавая тот факт, что «показ насилия в больших дозах, не являясь главным фактором в формировании преступных наклонностей, все же усиливает возможность того, что кто-то из зрителей будет вести себя более агрессивно в определенной ситуации», американские социологи Л. Берковиц и А. Бэндура не согласны полностью с теорией Хэллорана. Они считают, что «телемодели» могут быть восприняты подростком в качестве эталона поведения столь же эффективно, как и реальные модели, так как некоторые подростки с одинаковым успехом копируют как реальных гангстеров, так и их «киномодели». Однако, по их мнению, агрессивность, насилие (как формы подражания и «теленаправленности») могут иметь место у ребенка лишь тогда, когда, он находится в состоянии «фрустрации», т. е. в тех случаях, когда имеет место так называемая аккумуляция агрессивности.

АГРЕССИЯ В СМИ КАК ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Агрессия и педагогика

До сих пор отношения между психологией, психотерапией и психоанализом, с одной стороны, и педагогикой, с другой, складывались не совсем счастливо. Внедрение психологии в педагогику привело к тенденции патологизации не только детей, но и педагогов.

По форме агрессивные действия могут быть самыми разными. Сюда включаются: детские шалости и игры, подростковые споры, драки и конфликты; у взрослых: от таких вполне социально одобренных форм, как дискуссии, спортивные соревнования, до социальной патологи: войны, убийства, оскорбления, насилия и терроризм и пр.. Среди психологических особенностей, провоцирующих агрессивное поведение, обычно выделяют следующие: недостаточное развитие интеллекта, сниженная самооценка, низкий уровень самоконтроля, неразвитость коммуникативных навыков, повышенная возбудимость нервной системы, вследствие различных причин (травмы, болезни и пр.).

Один и тот же ребенок может прекрасно уживаться в одной группе и совершенно не прижиться в другой. Или он может в этом году вести себя хорошо, а в следующем нет. И причиной тому может быть то, что пять его старых товарищей, ушли из группы и им на смену пришли новые. Но это ни в коем случае не значит, что данный ребенок стал вдруг невротиком. Изменилась всего лишь ситуация, а не он сам. Итак, нельзя торопиться с выводом: «Этот ребенок с нарушениями» или: «У него налицо психические проблемы».

Как раз, что касается чрезмерно приспособившихся детей, тут следует быть повнимательнее, чтобы не спутать их со здоровыми детьми. Чаще всего, молодые люди—между 14-юи 18-ю, которые обращаются с жалобами на невротические страхи, соматозы и другие психические проблемы, были на протяжении всей их жизни самыми образцовыми детьми для всех бабушек, тетушек, воспитательниц, учителей и т. п. Приспособленность или неприспособленность одного и того же ребенка зависит от многого - от правил, существующих в группе, от отношений с другими детьми и особенно от отношений со взрослыми, с воспитателями. Нередко так называемое «плохое» поведение является проявлением вполне «здоровых» реакций на неблагополучные условия жизни.

Взрослый, педагог тоже не может быть одинаково хорош со всеми. Педагогическая заповедь: «Ты должен любить всех детей одинаково» — как бы замечательна она ни была, к сожалению, невыполнима. И если мы станем стремиться к подобному идеалу, то должны будем наложить на свои собственные чувства такие тяжелые вериги, так проглатывать свою собственную ярость и так контролировать свой гнев по отношению к детям, что они неизбежно где-нибудь в другом месте вырвутся наружу. А это значит, что мы станем прибегать к каким-нибудь чрезвычайно субтильным видам проявления «агрессии», то есть станем так или иначе вредить детям, накладывать безосновательные запреты или делать еще что-то, что доставит ребенку страдание.

Воспитатель имеет право не справляться с одним определенным ребенком и рассчитывать на помощь точно так же, как дети имеют право требовать помощи, если они не уживаются с определенным воспитателем. Именно поэтому в этих случаев очень важны супервизии.

Нельзя считать, что возможно в любой момент понять проявления, выходки и мотивы поступков каждого ребенка и еще в придачу совершенно правильно на них отреагировать и что таким образом между ним и воспитателем будут молниеносно восстановлены хорошие отношения и ребенок перестанет страдать, а воспитатель при этом сможет одинаково хорошо заботиться и о других детях. Это невозможно по многим причинам.

Исследования демонстрируют, что педагоги часто не имеют представления о том, что вправду случается в группах. Как бы они ни стремились оставаться в курсе дела, массовые процессы и нарастание конфликтных обстановок разыгрываются без их ведома. В наилучшем случае они видят только итог, да и то не всегда в целом.

Педагогика состоит, собственно, из двух частей. В одном она предписывает понимание всего, что в настоящий момент происходит с ребенком и оказание ему помощи в том, как он может научиться по-иному, воспринимать свой мир и себя самого и налаживать свои отношения с другими и т. д. Эти задания простираются широко во времени. Но в другом педагог вынужден, становится похожим, скорее, на полицейского, т. е. он обязан устанавливать порядок, подчиняя его определенной структуре, без чего всякое совместное существование было бы невозможным.

Если пятилетний мальчик нападает на трехлетнего и мы знаем, почему он это делает, и можем его понять, это еще далеко не значит, что мы позволим ему отлупить малыша. Во-первых, мы обязаны не только вступиться за младшего, но и защитить старшего от проявления его собственного гнева. Потому что собственный гнев впоследствии внушит ему страх. Мы должны также предотвратить вероятность того, что он может оказаться «выброшенным» из группы, т. к. другие дети могут не простить ему его «неблагородного» поступка. И, во-вторых, мы обязаны защитить ребенка и от моего собственного гнева. Потому что, если мы, доверясь своим чувствам, не отреагируем своевременно, то в результате сами вынуждены будем испытать гнев на ребенка.

В случае если пятилетний мальчик нападает на 3-х летнего и мы знаем, отчего он это делает, и можем его понять, это ещё далеко не означает, что мы разрешим ему отлупить малыша. Во-первых, мы должны не только лишь вступиться за младшего, но и отстоять старшего от проявления его личного гнева .Оттого что собственная злость после чего внушит ему испуг и страх. Мы обязаны еще предотвратить возможность такого, что он имеет возможность оказаться «выброшенным» из группы, т. к. иные малыши имеют все шансы не извинить ему его «неблагородного» поступка. И, во- вторых, мы должны отстоять ребенка и от моего личного гнева. Оттого что, в случае если мы, доверяясь собственным чувствам, не отреагируем вовремя, то в итоге сами станем испытывать агрессию на ребенка.

В то же время, если каждый воспитатель станет думать лишь о своих симпатиях и антипатиях, то появится большая опасность, что он перестанет обращать внимание на потребности и запросы детей. И наоборот, известно много очень «прогрессивных» родителей, которые позволяют детям слишком много и те пользуются слишком большой свободой. Однако чего лишены при этом дети, так это ощущения, как много радости приносят они своим родителям. С другой стороны, многие родители так перегружают себя в отношениях со своими детьми и предъявляют к себе такие высокие требования, что сами теряют большую долю радости по отношению к своим детям. Как бы ни тверд в наших воспитательных действиях сознательный отказ от наказаний и излишних запретов, он не всегда функционирует. Потому что, если мы себя не чувствуем счастливыми со своими детьми, то так или иначе в какой-либо субтильной форме мы все же выместим на них свою агрессивность. Наш долг перед нашими детьми — научиться так устанавливать границы, чтобы нам с ними тоже было хорошо.

Итак, в педагогике мы должны действовать в двух направлениях, а именно как те, кто несет ответственность за установление границ и структур, и, с другой стороны, мы должны постоянно размышлять о типичных конфликтах, их анализировать и развивать долгосрочные стратегии преодоления трудностей.

Нельзя смешивать такие разные вещи. То, что мы знаем, почему ребенок так любит смотреть телевизор, еще не означает, что мы должны ему это разрешить. И даже, если знаем, какой гнев вызывает у ребенка запрет, и понимаем, что гнев этот нормален и, пожалуй, в какой-то мере и справедлив, мы не можем разрешить ему на нас замахиваться, обругивать или крушить все вокруг. Мы можем не разрешать ребенку проводить слишком много времени у телевизора, потому что считаем это важным для самого ребенка, но в то же время можно понять, как ему этого хочется. Можно также понять, что он на нас за это злится. Но, тем не менее, мы не позволим ему поднимать на нас руку. Физическая агрессивность детей против родителей настолько же вредна, насколько вредны телесные наказания детей родителями.

Конечно, это было бы чудесно, если бы удавалось так заботиться о детях, чтобы они при этом всегда оставались приветливыми, а еще лучше, чтобы они сами делали все, чего мы от них ожидаем. К сожалению, это невозможно.

Но если мы понимая, какую обиду наносим ребенку тем, что постоянно чего-то от него требуем, то в нас автоматически зародится желание как-нибудь это сгладить. Такая позиция и такое желание привести в порядок разладившиеся вдруг отношения позволят нам запрещать, требовать, устанавливать границы и говорить «нет» с хорошим чувством — потому что знаем, что все равно любим своего ребенка и настроены по отношению к нему терпимо, ласково и приветливо.

Но чаще всего мы так долго терпим, пока не начнем злиться. И если мы тогда говорим «нет», то делаем это раздраженно, в результате чего это «нет» в глазах ребенка отождествляется со злостью и означает: мама (папа) меня больше не любит. Слишком редко бывает так, что ребенок получает отказ и в то же время продолжает чувствовать, что он любим. Если мы что-то запрещаем, пока способны сохранять расположение к ребенку, то мы и само слово «нет» говорим с иным чувством, и мы пытаемся смягчить ситуацию, утешить сына или дочку, заключить компромисс. Однако если уже успели разозлиться, то ничего этого не получится.

Понимать и уважать потребности и запросы детей, конечно же, еще далеко не означает все им позволять. Разрешить, позволить — это зависит от обстоятельств, соображений здоровья, педагогических взглядов, а также это вопрос моей собственной психогигиены.

Наши рекомендации