Мартовский возраст. Письма к дочери

Вместо предисловия

Трудно ли воспитывать детей в семье!

Наивный вопрос: разве есть более сложная проблема, чем воспитание хорошего, честного, трудолюбивого, отзывчивого Человека! Хорошие дети – гордость родителей, плохие дети – их горе. Но до того как ребенок из пеленок вырастет Человеком, родителям нужно пройти как будто всем хорошо знакомыми, но в действительности неведомыми тропинками воспитания. Как будто знакомыми потому, что существует известная всем общая формула воспитания: нарушил ребенок что-то – наказывай, сделал что-то хорошее – поощряй. Это же проще простого. Да многие так и воспитывают. Но ведь каждый ребенок – уникальное явление, и каждая воспитательная среда – тоже неповторимая действительность! Как быть в таких условиях? Надо постоянно искать, строить гибкую, неординарную педагогику.

В одной семье двое, трое и более детей. Все они разные по природным данным, и, не будем удивляться, у них условия воспитания тоже разные. Это нам только кажется, что в одной и той же семье всем детям предоставляются равные возможности. Доказательство тому – факт воспитания, скажем, старшего сына в нашей семье, которое прошло более гладко (хотя в принципе не бывает «гладкого» воспитания), и дочери (которая младше брата на два года и восемь месяцев) – через все бурные пороги переходного возраста.

Как воспитывался в нашей семье сын, вы уже знаете. Письма же, отправленные из комнаты в комнату, были вначале написаны не для того, чтобы рассказать читателю теперь уже о воспитании в семье дочери, а для того, чтобы найти с ней общий язык и склонить ее к самовоспитанию. А так как они имели определенный воспитательный эффект, я решился опубликовать их, тем более, что дочь моя дала на это свое согласие.

«Мартовский» возраст. Письмо первое

Добрый вечер, моя милая девочка!

Решил послать тебе несколько писем из комнаты в комнату.

Правда, комнаты находятся рядом, и ты можешь возразить: зачем писать, так скажи что хочешь. Но я все-таки предпочел говорить с тобой письмами. Письмо есть письмо: прочитаешь один раз, другой, призадумаешься над радостью и заботами родителей, и быть может, многое друг в друге мы поймем в такой мере, что не понадобятся слова, начиненные раздражением, и мы не обескровим наше ежедневное общение, семейную жизнь, напротив, сделаем их более жизнерадостными, любовными и содержательными.

Готовя письма, я сам стану глубже обдумывать и анализировать свои советы, наставления, оценки, отношения, сотни раз буду взвешивать справедливость и обоснованность того, к чему хочу тебя призвать; так мы избежим поспешных слов, отягченных зачастую беспредметными эмоциями.

На разговор в письмах меня натолкнул твой возраст.

Мы, твои родители, чувствуем, что наши взаимоотношения с детьми должны меняться и развиваться по мере вашего взросления. Ведь мы не будем читать девушке 16–17 лет нравоучения и учить уму-разуму так же, как несколько лет назад. Тогда мы могли, пользуясь правами родителя, не разрешать, запрещать тебе делать то, что считали нецелесообразным. Тогда и ты с легкостью мирилась с неоспоримостью родительских требований.

Теперь тебя одолевает потребность все достичь собственным умом, и это вполне естественное явление: ведь когда-нибудь должен птенчик слететь с гнезда и из птенца превратиться в птицу? Но бедненький птенчик, если он не слушает наставительного чириканья мамы и папы и пытается без разрешения выпрыгнуть из гнезда, когда еще крылья не окрепли: вместо того чтобы подняться в небесную высь, может бесславно пасть на землю. Видели же мы недавно такого непослушного птенца, и кошка была тут как тут. Как она обиделась, что мы опередили ее, поймали птенца и взяли его домой. За неделю у птенчика окрепли крылья, и он вольно взлетел в воздух.

Вся жизнь ребенка – это стремление к взрослению. Но не всегда к истинному, а зачастую мнимому, призрачному взрослению.

Знаешь, что такое подлинная взрослость, настоящая независимость? Это – забота о близких, скрепленная твоим трудом, это – обязательства и ответственность за судьбу и благополучие других.

Но ведь в жизни существует не только труд. Человек любит и развлекаться, и отдыхать, и путешествовать. Любит и уединяться. Взрослый не бежит к родителям за разрешением: «Если можно, отпустите меня в кино!» И получается так, что в глазах ребенка и подростка взрослость и самостоятельность рисуются в виде развлечений, удовольствий, бесконтрольных действий. Как будто тот, кто уже вырос, купается в море удовольствий, всегда делает то, что хочет, гуляет когда и где пожелает.

А так как в детстве и отрочестве все родители вынуждены то и дело что-то не разрешать сыну или дочери, говорить: «Ты еще маленький (маленькая)», эти тысячи запрещенных желаний (одни – омытые горькими слезами, другие – окутанные мечтами о будущем) постепенно накапливаются и в один прекрасный день превращаются в комок противоречий. Хорошо еще, если сердце, переполненное этими эмоциями, находится в дружбе с разумом, который переборет, убедит, утешит, успокоит его: тогда подросток войдет во взрослость как в торжественно украшенный дворец, где множество близких людей ждали его прихода, чтобы начать праздник.

Но если благоразумие не выдержит напора эмоций, тогда воспитатели, особенно неопытные, будут разводить руками и удивленно восклицать: «Что с этим ребенком случилось? Каким он был вежливым, воспитанным, внимательным, послушным, а стал грубым и жестоким!» К счастью, такие крайности все же не часты. Большинство твоих сверстников на грани эмоций и благоразумия: то чувства перетянут, то разум.

В этом возрасте ваш характер схож с капризной погодой марта: только что светило солнце, и вдруг небо покрылось тучами.

Нынче и ты вступила в «мартовский» возраст. Перед тобой мерцает кажущаяся взрослость, ты тянешься к ней, стремишься войти в рай взрослости, но наши родительские старания, надеемся, наделили тебя разумом.

Сейчас в твоем характере солнце и тучи быстрее чередуются друг с другом, чем на мартовском небе.

На пороге взрослости у тебя как бы вновь открываются глаза. Однажды ты вдруг обнаруживаешь: двор, который твоему детству представлялся таким большим, на самом деле оказался малюсеньким; смешной становится кукла, которую ты крепко обнимала и говорила, что ты ее мама. На бабушку, за подол которой ты цеплялась раньше: «Расскажи, прочитай, погуляй со мной!» – нынче смотришь свысока и считаешь, что она отстала от жизни. Родители же, оказывается, это те люди, которые, правда, тебя воспитали, о тебе заботились, тебя очень любят, но теперь уже не могут понять тебя, иногда даже мешают тебе. Ты уклоняешься от их ласки, которую раньше так желала, их советы тебе надоедают, твердишь: «И сама знаю!»

Да, будто заново открылись глаза; вокруг те же люди, те же предметы и явления, но их ты видишь через обратные линзы бинокля.

Раньше сама была маленькой, все вокруг было большим и чудесным; нынче же ты большая, а все вокруг уменьшилось больше, чем в действительности.

И нельзя выбрать лучшего возраста, чтобы покритиковать, не согласиться, заупрямиться, возразить, посмеяться над чем-то или кем-то, не поверить. Какая еще другая нужна причина для этого? Тебе и в самом деле все так кажется, и, кроме того, как же ты вступишь во взросление, если не дашь понять окружающим: «Нынче я так легко вам не подчинюсь, какую бы мудрость вы ни изрекли, отныне я начинаю жить своим умом».

Но тот бинокль, который все уменьшает и отдаляет в твоих глазах, одновременно непомерно увеличивает твои собственные возможности, желания, переживания. Если что-то радует тебя, то это не просто радость, а через край; если что-то огорчает, то уж до глубины души; если кто-то тебе нравится, то до самозабвения. Твоя радость, твоя боль, твое увлечение, твое желание – начало и конец Вселенной. И разве есть вокруг тебя кто-то, переживающий сильнее тебя радость, огорчение, боль, увлечение? Что такое чужое самолюбие по сравнению с твоим самолюбием!..

Вот какие вы, юноши и девушки «мартовского» возраста! Потому-то и случается: кто-то без оглядки бежит из дому – мол, родители обидели; кто-то, не задумываясь, следует за первым же встречным – мол, безумно люблю; кто-то бросает в лицо матери слова, начиненные грубостью, и ранит ее в самое сердце – она сама, мол, меня оскорбила. А кто-то начинает писать стихи, глотать книги, увлекаться спортом или замыкается в самом себе.

Пройдет не так много лет, и если разумность и воспитание друг с другом счастливо согласуются, то прекрасно: определится характер, проявится личность, гражданин, труженик, заботливый сын (или дочь).

Но родителям грозит и большая опасность: какая-нибудь непредвиденная, незаметная ошибка может навсегда выбить подростка из общественной колеи и как щепку бросать из стороны в сторону, сбить с пути, исковеркать судьбу.

Тогда обратится к родителям сын (или дочь), который вчера кричал: «Оставь меня в покое!» – и острыми, как кинжал, словами упрека ранит сердце: «Пусть на вашей совести будут мои страдания! Если я ничего не смыслил, вы же понимали!»

Нам, твоим родителям, вовсе не хочется ограничить твою независимость. Мы видим, как ты на наших глазах вдруг выросла, и любуемся твоей взрослостью. Но все же тревожимся, зная, что и мы, воспитывая тебя, не избежали той ошибки, какую допускают тысячи родителей: ограждали тебя от постоянного труда, чтобы оставалось больше времени для учебы, занятий музыкой и иностранным языком.

Не побоюсь сказать: увы, сейчас в большинстве семей раннее включение ребенка в трудовую деятельность считается чуть ли не его угнетением. «Ничего от него не хочу, лишь бы учился!» – гордо заявляют мамы и папы.

В прошлое кануло то время, когда труд ребенка облегчал семейные тяготы. В том далеком прошлом дети трудовых людей хорошо знали, что такое нужда, голод, больная мать, оставшаяся без лекарства. Ранние заботы и чувство ответственности накладывали на них обязательства и ускоряли становление подростка, его подготовку к самостоятельной жизни. У ребенка, с 5–6 лет включенного в семейную, хозяйственную, трудовую деятельность, в 15–16 лет были уже в крови обязательства и ответственность взрослого человека. Ему приходилось трудиться наравне с родителями, а результат труда прибавлялся к бюджету семьи. Совместный труд, общие семейные заботы сближали родителей и детей, усиливали взаимопонимание, взаимосочувствие. Тогда, в старые времена, учение было уделом лишь избранных.

Но сейчас ведь все обстоит иначе. Во-первых, семьи уже не находятся в таком положении, чтобы биться за кусок хлеба, добытого потом малых детей. Во-вторых, всеобщее среднее образование уже давно стало для всех обязательным. В-третьих, мы уже давно хорошо поняли, что учение, образование являются одной из основ личного счастья и общественного благосостояния, и ни одна семья не желает, чтобы дети отставали в учении. «Все для вас!» – восклицаем мы. И в самом деле, трудимся, не покладая рук, чтобы на долю детей оставалось меньше забот, даже тогда, когда они станут взрослыми, сами будут матерями и отцами. Если это в наших силах, то ключи от квартиры преподносим так, будто это ручные часы, легковую машину дарим так, будто расплачиваемся с давнишним долгом.

Именно наши заботы о благоустройстве наших детей ослабили добрые трудовые традиции. «Ты только учись, – внушаем ей (ему), – тебе не надо готовить обеды, убирать квартиру. Хочешь поработать на фабрике? Да разве мы в чем-нибудь нуждаемся? Помочь в сборе чайного листа? Но только долго не стой на солнце, не утомляйся!»

Во многих, в очень многих семьях так и растут юноши и девушки. Хорошо это? Об этом я напишу тебе в другой раз. А здесь скажу только, что мы, родители, допускаем большую ошибку: вместо того чтобы детям с самого же начала определить постоянное дело, мы поступаем наоборот – из рук выхватываем это дело и даже не задумываемся, что этим задерживаем в них возникновение и упрочение чувства ответственности и заботливости.

А когда наш вчерашний ребенок неожиданно постучится в дверь возмужания, самостоятельности (мальчик затянется сигаретой, девочка начнет без меры крутиться перед зеркалом), только тогда мы начинаем видеть, что совершили ошибку, чрезмерно долго ухаживали и лелеяли его в теплице обеспеченности, откуда выскакивают девочки и мальчики, разнаряженные, как цветочки, или выпархивают, как пестрокрылые бабочки.

И ты у меня такая же беззаботная бабочка, моя родная, и мы являемся родителями, допустившими ошибку: очень долго держали тебя в теплице нашей заботливости и твоей беззаботности, своевременно не предоставили тебе дело, за которое бы ты несла ответственность.

Не думай, будто я в чем-то упрекаю тебя. Зачем же я тогда изучал психологию и педагогику, если не знать, что каждая возрастная ступень характеризуется собственной природой и нуждается в своей педагогике. И «мартовский» возраст действительно нуждается в специальной педагогике; я сейчас именно об этом и забочусь – какой педагогике следовать. Должен при знаться: в этом деле мне нужны твои совет и помощь. Я знаю две разные педагогики. Первую называют авторитарной, вторую же – гуманной. Если я последую за авторитарной педагогикой, то вынужден буду не обращать внимания на строптивость твоего «мартовского» возраста: сказал – и кончено. Плачь сколько угодно, тверди, что, мол, ты уже большая и если что случится, то с тобой, а не с нами. Я сто раз повторю про себя: строго требуй от этой девчонки ответа за любое самовольство, грубость, наказывай за проступки. Зато поощряй добрые поступки. И по этому пути я буду усердно следовать. Так же поступит и мама. И ты понемногу привыкнешь, что без разрешения родителей никакого (представляешь, никакого) права не имеешь. Тем временем, пройдут годы и утихнет «мартовский» возраст, ну и что же, если порой ты будешь плохо думать о нас, ну и что же, если по отношению к родителям у тебя может появиться страх или недоверие? В конце концов, и ты поймешь, что мы никогда не хотели тебе зла и все делали, заботясь о тебе.

Следуя же педагогике гуманной, нужно будет искать пути, чтобы ты добровольно согласилась идти за нами. Нам надо будет помочь тебе понять, догадаться, согласиться. Нужно будет тебе самой доверить решение некоторых вопросов с надеждой, что поступишь разумно. Нам надо быть предельно искренними и откровенными друг с другом. Ты будешь участвовать в рассмотрении семейных дел, мы будем тебя принимать как полноправного члена семьи, будем считаться с твоими разумными советами. Доверим тебе какой-нибудь участок забот, возможно, и самый главный. Будем стараться больше быть вместе, будем дружить.

Если мы выберем путь гуманной педагогики, тогда тебе самой надо будет помочь нам в своем же воспитании. Надо довериться нам, понять нас, попытаться посмотреть на себя и на свои собственные поступки нашими родительскими глазами.

Взаимопонимание, взаимоуважение, дружба, справедливость – вот на какие нравственно-этические нормы опирается гуманная педагогика. Я хочу, чтобы мы придерживались этой педагогики, педагогики гуманной, более сложной, утонченной, но содержательной и романтичной. Мы ведь и до сегодняшнего дня стояли на этом пути. Гуманное воспитание не оставит в твоем сердце осадка неприятных эмоций, оно поможет тебе разобраться в самой себе, покажет, что мы существуем друг для друга. Правда, тебе часто придется преодолевать себя, добровольно отказываться от многих удовольствий, зато у тебя сформируется благородный характер, к которому никогда больше не прикоснутся бациллы эгоизма, грубости, зависти, зла. В тебе выработается чувство сопереживания – высшее свойство настоящего человека.

Нам всем вместе надо пройти «мартовский» возраст так, чтобы все вышли победителями. И пусть нас не смутит и не собьет с пути строптивость этого возраста.

Как ты думаешь, сможем мы выдержать испытание?

Твой отец