Общие черты фольклорного музицирования

В мифах, возни­кших в разных точках земного шара, имеются общие темы (напри­мер, тема происхождения мира, данного племени и его обычаев), персонажи (например, культурный герой - первопредок, изобретаю­щий и оставляющий в наследство потомкам различные материальные блага и социальные установления), модели мысли (например, модель классификации универсума, основанная на представлении о порожде­нии первопарой - через ширящееся число потомков - всего многооб­разия действительности¹). Этим мифологическим универсалиям соответствуют универсалии музыкального фольклора.

Среди них - парадокс, который в профессиональной музыке ниве­лируется в ту или иную сторону, а именно единство «телесности» и «космичности» музыкального смысла.

Под «телесностью» понимается зависимость музыкальных структур от физиологических факторов моторики движения, пульса, дыхания. Музыка озвучивает витальные ритмы, становится звуковым телом человека Недаром повсеместно распространена музыкально-меди­цинская магия. Магическая музыкальная терапия задает звуковой «регулятор» телесных ритмов. Через слух больного правильные циклы дыхания и пульса, представленные в организации мелодии, проникают в сознание, а от него передаются телу наступает излечение². Коорди­нации моторики служат и другие жанры музыкального фольклора В трудовых песнях, исполняемых ансамблем, правильная пульсация мелодических сегментов и ритмических секций содействует синхрони­зации движений, нахождению наиболее экономного режима коллек­тивного труда В сольных трудовых песнях поющий коммуницирует сам с собой, задавая себе оптимальный ритм движений. Танцевальные песни и наигрыши также стимулируют пластическую раскованность. Обеспечивая досугово-развлекательную свободу, они одновременно тренируют взаимосвязь движений (т.е. действуют наподобие поздней­шей музыки для гимнастики).

Будучи озвученным «телом» человека, фольклорная музыка насы­щена обобщенной символикой, восходящей к фундаментальным пред­ставлениям о мире= Как орнамент, дополняющий народную одежду, или татуировка, выполняющая функцию современного макияжа, мелодико-ритмические фигуры, украшающие

человеческое «звукотело», не есть простые узоры, но - коды, несущие информацию о миропорядке³. Круговое возвращение попевок в русском хороводе выражает регуляр­ность телесной моторики. Но оно еще и символизирует вечный циклизм природы, в незыблемости которого народное сознание видит одну из опорных ценностей. Недаром и в текстах песен постоянно обыгрывается параллель состояния человека и природы («Раскачалась в саду грушица перед яблонью зеленою, Расплакалась душа-Машенька перед своей родной матушкой...»⁴).

Единство телесного и космического значений обнаруживается даже в сугубо игровых песнях, вроде бы не претендующих на масштабное содержание. В якутской шуточной песне «Седовласый старик»⁵ испол­нитель поет диалог между престарелым женихом и юной невестой. Реплики жениха певец исполняет от нижнего «до»; реплики невесты -от верхнего «до». Разница регистров отвечает различию полов (мужс­кой голос ниже, женский - выше). При этом в песне разница регистров проецируется на направление движения мелодии. «Жених» поет от нижнего «до» вниз; «невеста» - от верхнего «до» вверх. Это, с одной стороны, выражает возрастную разницу. Старик находится на нисходя­щем отрезке жизни, его недалекий удел - «низ», земля. Девушка, напротив, восходит к расцвету, к новой жизни - материнству. Но за этими жизненными перспективами звучание заставляет услышать по­лярность обобщенного плана: «жизнь - смерть», т.е. ключевой символ различных мифологий. Примечательна в этой связи октава, соединяю­щая и разделяющая реплики персонажей. Она, с одной стороны, означает несводимость друг к другу «жизни» и «смерти», «старости» и «юности». Но так как октава - это один и тот же звук, хотя и данный в разных регистрах, то она символизирует также единство мужского и женского начал, а вместе с ними - старости и юности, низа и верха, смерти и жизни. Возникает музыкально-символическая цепь синони­мов, которая расходится в разные стороны от оппозиции «мужское/ женское»:

Если читать приведенную схему сверху вниз, то перед нами - модель мифа о происхождении: первопара дает потомство, которое оказыва­ется совокупностью ключевых реалий бытия. Если читать таблицу снизу вверх, то раскроется логика мифомышления. Ведь задача мифа - разрешить неразрешимое противоречие, такое, как «жизнь/смерть». Выполняется эта задача следующим образом, ключевая пара символов опосредуется медиаторами, которые воспроизводят ее в смягченном и конкретизированном виде. Для позиции «жизнь/смерть» медиаторы «старость/юность»------► «мужское/женское»------► «жених/невеста»

составляют ряд «смягчений», приводящий почти что к нивелировке противоречия: на месте несовместимых «жизни» и «смерти» оказывает­ся пара «жених-невеста», которая может образовать единство⁶.

Таким образом, в юмористической музыкально-поэтической безде­лушке свернуты мифоконцепция, объясняющая структуру мироздания, и логика мифомышления, объясняющая само это объяснение. Самое парадоксальное - в том, что и концепция, и ее логика (такие вроде бы отвлеченные вещи!) даны одновременно с выражением физиологии, более того - «сквозь» физиологию.

Универсальна также жанровая дифференцированность фольклора. У разных народов есть магические жанры (терапевтические напевы, погодные заклинания, напевы удачи в охоте или войне, напевы, обращенные к духам-покровителям, заклинающие «злых духов» и т.п ); плачи и причитания (свадебные, похоронные); трудовые песни; музыка календарной (приуроченной к сезонным праздникам) и семейной (приуроченной к инициации, свадьбе, похоронам) обрядности; лири­ческие песни; танцевально-игровые песни и наигрыши; эпические песни-сказания; «ситуативные» песни (застольные, дорожные и т.п.); «профессиональные» кличи, песни, наигрыши (охотничьи, пастушьи, солдатские, бурлацкие и т п.). Во многих культурах к этому добавляются песни социального статуса (детские, юношеские, девичьи, мужские, женские), соответствующие половозрастной стратификации сообщест­ва и принятой в нем системе родства; «личные» песни - музыкальные эквиваленты тайного (даваемого для защиты от «сглаза» и прочих неблагоприятных влияний) имени, амулета, духа-покровителя, закреп­ленных за индивидом в качестве его «священной собственности».

Как видно из перечня жанров, народная музыка дублирует все аспекты жизненного распорядка. Она есть звучащая повседневность. В отличие от профессиональной музыки, для которой непременно выделяется особое время (концертный или

оперный вечер, всенощная или заутреня, дни карнавала) и место (филармонический зал, оперный театр, дискотека, варьете, площадной балаган), фольклорное музици­рование распространено на все время и занимает все места В традици­онной народной культуре человек омузыкаливает все.

В итоге музыка делается своего рода «хронометром», отмеряющим не часы, но события жизни. Она также служит «картой» реальности: дорожные или застольные, хороводные или колыбельные выделяют почтовый тракт или накрытые на дворе столы, околицу или семейный очаг как особые выразительные зоны. Быт, которому параллельна музыка, обретает художественную завершенность Человек живет не «просто так», не (как в современном быту) неизбежными и вместе с тем не (или не глубоко) затрагивающими его «Я» занятиями, но в ситуации художественной украшенности и ценностной весомости любого рутин­ного деяния. Быт остается всего лишь бытом, музыка - всего лишь частью быта, но такой частью, которая сообщает целому ранг Бытия.

Бытийность обыденного в разных пластах фольклора выражена с неодинаковой силой.